Твайлайт, твайлайт... Чьё это, чьё это, чьё это… Электрик лайт, электрик... Неужели же не вечерние - какие?
Трень-трень-трень… Разве спутаешь? А вот это - винты. Реактивный когда - то ли коротко и улетает, то ли - звук не так распространяется. А эти ноют… На подходе - внимание - трень-трень-трень и, невзначай шаркнув колесом по рельсу - з-з-з-з.
- Вы не скажете, улица Литейная
Если бы: ответно сами собой поднимаются - в моём исполнении - плечи… Задранность волос с затылка в такой причёске - к макушке, а у корней - отросла седоватость. Второй трамвай, я стою, так и не отойдя от остановки. Вышедшие из трамвая - среди них и эта была дама, - как дым. А тротуарные прохожие - туда посмотришь, сюда...
Именно сумерки. Или фонарь среди ночи? С часик-другой и всё - потеряешься… Но же - нет, нет, нет другого такого места в городе.
Лодочный мотор стоит в комнате. В комнате стандартно-квартирной. Вот так вот, во весь рост - "Вихрь" - он, оказывается, здоровенный, мне по плечо. И опять сумерки, только теперь - за окном. Листва и сумерки. И этаж-то вроде не первый. Лодочный мотор на каком-то там этаже. Нити темноты оплетают комнату - в кокон, а из окна всё ещё лезут сум
Ага, дом-то был со стороны подъездов, а сюда, на дорогу - фасады. Подъезды - они практически одинаковые - у пятиэтажек, девятиэтажек, и вон - у трёхэтажек. Их тут вдоль трамвайной линии - тянется, тянется. Тем более, когда всё в листве.
Просыпаешься разом - как дверь ногой. Просто трудно соединить. Опять же - сразу. А ночь ещё глухая. Может, по часам - почти утро? Не июнь, но… А я верю. И пойду. Только сегодня - ли? Какие-то вроде были сумерки. Если сейчас, в ночь, рвануть, то будет рассвет и - как раз - они. Но внутри - что-то противится. Спешке? Лучше вспомни в деталях. Пока не выветрилось. Повторишь - запомнишь.
Подъезды, подъезды. Газончики с кустами и деревьями между асфальтовыми дорожками к подъездам. И одна - длинная дорожка, параллельная всем этим трёхэтажным старокирпичным нештукатуренным домам. Трамвайные звуки сюда - тихо, но фильтруются, даже эти дрыг-дрыг на стыках.
Дробный клаксоногудок, и я иду по бордюру, держа равновесие. Прыг, иду снова по дорожке, оставив позади двух, как бараны, упёршихся - на узкой. "Девятка" и … Я же помнил - звёздочки на квадрате... Вспомню. Минут через.
Я был в этом месте. В этих домах - один раз в жизни. Мимо - сколько, ого-го - дорога в аэропорт. Мы пили водку. Четверо парней из одной институтской группы. Праздник? Выпили в пустой квартире и разъехались. Ерунда - то есть событие пустячное. Но если бы не эта ерунда, я бы вообще - об этих домах. Даже когда едешь мимо - неприметно. Назад тому уж.
Так, так, так, так, так. Она? Идти? В самом деле, она? Далековато, ишь ты, узнай. Юношеский страшок, а по сценарию - почти наглость. Быстро ещё раз, вспом
Пулю в лоб. Не пулю и не в лоб.
Вот она стоит около подъезда. Около пустой скамейки - на дорожке к подъезду. Она стоит. Халатик. Или это платье? Халатик. Значит, живёт здесь. В этом подъезде? Шлёпанцы, - но летом в таких и по городу вполне.
- Ну что, пойду погуляю. Ма, слышь?
- Иди-иди, проветрись.
- Снова режим прогулок?
Сестра из салатницы ест - вилкой и хлебом.
- Да кто его... Может, зайду к... Задержусь.
- Что, не ждать? Обязательно позвони! - наперебой, дуэт.
- Да ладно вам.
А ля коридор. Тёмное сжатое пространство. Прихожая? И как восход солнца - огромная капля её левой - стоп: левой-левой - груди перед глазами - перед глазом - и в самом глазу. Сосок попадает в глаз, грудь раздавливается об угол моего лба и виска. Отчётливая тактильная память - соотношение кости под кожей и поролона под кожей. Глазом - склерой, ресницами - я трогаю, я щупаю то, что уже не вижу. Шероховатая кругообразность ареолы - это ещё зрение, и мягкое царапанье - это уже не зрение, но это ведь тоже глазом. А в другом глазу - сумерки, усиленные глубиной комнаты, и - прислонённый к углу, недалеко от телевизора, лодочный мотор.
Чуть не сказал "здрасьте". Так, сажусь на лавочку. На скамейках у каждого парадного - обернись-обернись - сидят старухи - ещё матери с колясками, - а тут обе лавки пустые. Смотрит, не повернув головы - мимо. Скорее всего, не заметил, когда. Оглядела. Успела. Так… что спросить? Слова были, - но первых слов не было, потому что те… В жизни бы так не подошёл. Хотя в молодости. Но-но-но. Не всегда, а в периоды уверенности в себе. Какую красавицу - просто так, легко - разговорил в трамвае, что она сама звякнула. Отказался от встречи, отмахнулся - стыдно вспомнить. Ха, четверть века тому назад, а стыдно - словно вчера. Словно - сегодня.
Эх ты, улыбнулась - всё глядя мимо, то бишь не меняя позы. Блондинка-каре стройненькая с приличной - несмотря на свободное её состояние, халатик позволяет без обмана. Коротенький носик прогнул спинку - когда черта вот так чуть-чуть слишком, то становится харак
- Как настроение? - это я выпаливаю, и это как отрыжка; тут же испугавшись собственного неприличия, разрываю плавно текущие во мне мысли о характерной - славянистой - её кра
- Хреново, - вот и ответ. Может и матюкнётся?
- Тогда пусти пулю в лоб.
Происходит. Дёрнулась голова. Каре прямо-таки вспорхнуло. Острый взгляд на меня. Уже без той улыбки. Снисхождения? Что-то где-то - щёлк - прочёл её мысли?
- Пущу.
- Лучше не пулю и не в лоб.
И тут выходит из хлябающейся двери - вспомнил как прорезало, но зачем? - лет шести с несоразмерными вещами: пластмассовым ведром и в растоптанных маминых туфлях-лодочках. Клог-клог-клог стучат пустые пятки, и скребут каблуки по асфальту х-х-х-с-с-с.
- Трасьти, - красавице. Соседи.
Два шага от края скамейки и погладила
- Катюшу, Катюшу
по явно недавно вымытой головке, по перламутровым преломлениям чистоты.
Диван, на котором я сплю. Простыня и скрученное одеяло - подо мной, сидящем с босыми ногами, упирающимися в паркет. Двойной полухрап-полудыханье со стороны родительской комнаты. Когда они были молодыми стариками - сильно получалось, а дряхлыми - храпят как ходят. Безусловно я верю, и я пойду поищу. Место - на слух. Ведь не по карте. Предположим. Только чем кончится? Эротический сон, направленный очевидно на. Но должно ли состояться и - вообразимое дальнейшее? Совпасть могут лишь начала. Значит, только - за бодрствованием?
Клог-клог-клог х-х-х-с-с-с. Катюшины ножки мамиными туфлями - по дорожке. Затихают.
- Просто так сказал?
- Знал.
Диалоговое пятно расползается: слова - все мои, все её? Поровну? Вот эти - раньше не мог вспомнить. С маленьким, но опережением.
- А сейчас ты подумала, что хорошо, что прошло. Вчера болело. Как обычно. Вот здесь.
- Эх, ну а
- Злишься?
Села рядом на скамейку - как же! Рост заинтересованности; настороженно, но сама уже не хочет отпускать - встрепенулась, когда я ей - так, между прочим - про лодочный мотор в квартире. Не как будто - мне давно известно, а как будто - осенило.
- Ещё что знаешь? - медленно выговаривая.
- Что сегодня одиннадцатое, а у тебя каждое одиннадцатое
- Тогда молчи.
Просто встала и движением головы-каре - болтанулось как колокол - позвала и уже провалилась в темноту ею открытой створки.
- А ты у меня первая.
- В восьмом ряду. Откуда ты про всё знаешь? А вот если мои с дачи приедут, будет номер.
Ноги спортивно - через меня. Облизываю взглядом её голубоватое, намоченное скудным светом, её быстрое в решениях тело.
Молния брючная и, сволочь, ведь не всегда… а тут… Давай-давай, ползи. Дёрг-дёрг. Ладони - маленькие, они - к моим лопаткам, как приклеились. Спина у меня - что ли? липкая?
- Выталкиваешь? Вспомнила. Папу-маму.
И ладони сразу перелетели под горло. А под лопатками их тут же попарно заменили. Я распрямляюсь, плечи - широко. Молния, кажется, пошла. Приличные у неё. Задержись, задержись. Раздавишь.
Слышен ветер. Легчайший ветер, она его услышала - в ночи гигантские деревья вверху между собой беседовали. Ох, рука в крошках - острых, жёстких - с осыпавшегося кирпича. Ох, но не схватилась за стену. Голова не останавливается. Поблевать? Не х-х. Хочу курить. Ни хрена. Блин.
Взгляд был вверх, чтобы увидеть. Что? Что шумит наверху. А увидеть успела только странно-пустое небо. Как же так - ночь? И фонарь горит. Хочу курить. Пачка там осталась. А я пьяная, я пьяная напьюсь, а никого я, никого я не боюсь. Не кружится. Не кружится. Ура. Но - её шатнуло. Выровнялась. Пыльную руку - шык об юбчонку, шык. Вот дураки мужики. Ха. Хочу курить. Мои ж сигареты.
Опять босые ноги упираются в паркетный пол. Судя по... Ощущениям? Хотя нет, я не вижу отличия от проходного, так сказать, сна - только возможность проверить, и она есть. Пойду, просто пойду, поищу, подежурю.
- Доброе.
- Доброе утр
Слабо-различимо зелёный, ночной горшок - рука держит ручку - наклонён. Угол перекликается с наклоном в пояснице. Сизые ноги - он в трусах по колено - тоже закостенело подогнуты. Я ему вдогонку:
- Чай пить будешь?
Он отвечает по ходу, в воздух перед собой, без поворота головы, глаз только один видит, а тут ещё горшок, и ещё темновато - рассвет.
- Бу-у-уду.
Самого бы тут не. За два часа - подевался народ. Собака, две собаки, три, четыре. Молча. Ещё раз сходить на набережную? Кафе за кафе. Ничего этого не видел. Никаких кафе, ни реки. Угол. Напротив - гаражи, за ними - парк. И Лебединка. Да, озеро, угол озера, угол озера помню. Во жара... К ночи ветерок где-то там в ветвях. Духота всё равно... Купил эти сигареты. Именно эти. Их - отчётливо. Самому, что ли, закурить?
Мамочки, ногу бы не подвернуть. Отжурчалась. Трусики - нитка сзади - оп, вверх. Юбчонку - оп, вниз. Выпрямилась. Шаг смело. Блин. Мамочки, не свалиться. Где тут тропинка? Ой, курить хочу. Блин.
Она шатко выбиралась. И тут огонёк. Рыжая бесстыжая, рыжая бесстыжая. Новосадович придумала - про, для... Юльки Колбасы. В Москве - тю-тю. Огонёк рыжий, маленький. Мужик какой-то. А я пьяная, я пьяная напьюсь... не боюсь. Во дураки-то, козлы, за столиком. Ха. Чего он тут торчит?
- Фух ты, куда! Вот ... человек...
Песок со стряхиваемого мальчиком полотенца летит в сторону Жизели. Она только-только животом коснулась подстилки, грозно глянула, - но кляп. Подносит пламя зажигалки - под кончик.
- От-т эт-т кла-а-сс, - начинаю ёрзать, вжимаясь в песок, укрытый моим выжженным, выжаренным. Коснётся запястье песка, того, что рядом с краем: дёрг рукой, и - на полотенце.
До бакена специалисты-любители: Вовка, Жизель, я - из наших - вместе, но просторно разделившись, плывём, конечно, по дуге. Сначала заход по берегу - чтобы выше по течению, - и тогда бакен в верхней точке как сосок на полукружье.
- Слышь, Вовк, сны снятся?
- А я пьяная, я пьяная напьюсь. Никого я, никого я не боюсь. Мои сигареты. Во дела. Откуда у тебя мои... А там что?
Вот оно что! Ведь я помню светлую площадку, огороженную, и мы с ней одни, как на теннисном корте. Но маячила - на заднем - беседка: колонны с полусферой крыши. В городе такой нет. Тогда - море по колено.
Первым я - легко, но на руках и ногах, по приставленной кем-то - забытой? - лестнице-трапику. Доска с планками вибрирует, гадина.
- Марин, давай руку. Осторожно. Аккуратно.
- Нет, я сама. Мама.
Надо перелезть ещё загородку и только потом, по одной из двух каменных лестниц, с этого высокоцокольного выступа на крышу - планетария. Кто же говорил, что когда-то там стоял телескоп? Роль беседки на крыше?
- Тут стоял телескоп.
- Ты сам - кто?
- Марыля, прекращай. Я Ю.
- Э, давай курить.
- Как скажешь.
Ночная жара была и здесь, где почти светло от того, что над крышей нет крон, а небо совсем ещё… ну, не чернее чёрного. От того, что на аллее, со стороны входа в планетарий, со стороны Лебединого озера, фонари светят лишь немного ниже нас - снизу не увидишь. И некому. Я облокотился на балюстраду. А там потоком красные огоньки да фары. За озером. ш-ш-ш-Ш-Ш-Ш-ш-ш-ш ф-ф-ф-Ф-Ф-Ф-ф-ф-ф А вон ползёт аквариум. зсзсзсзсзс Трамвай. Напугала, чертовка. Весёлая навеселе.
- Моя любимая песня!
- Крепенькая. Ты с меня
- юсь, никого я не ба
- Такая перешибёт. Прибьёшь? Спорт? Такие у тебя
Музыка из кафе "Лебедь". Маринка, опираясь на меня, - мы уже в танце, - одной рукой расстёгивает ремешок босоножки. Чуть присев, чуть склонившись набок, чуть задрав согнутую ногу.
Дышу её перегаром, её духами. Держу за талию, за спину, за гладкую как полиэтилен блузку. Но ведь я помню кое- что другое... И вот - кое-что другое: музыка - ещё чувственней, босая - кружится у беседочной колонны и разбрасывает одежду.
Надо действительно перекусить. И поставив чайник. И надо вспомнить поточней, что перед, в самом, в самом. Координаты, иначе... А за живот ведь укусила. Сон пока таких следов не оставляет... Делала, что хотела. Задница - каменная, и ноги - длиннее моих. Полуголые танцы на какой-то танцплощадке? Странная беседка на заднем плане... Лошадь-девка. И ведь - зубами. Я опять посмотрел на свой голый живот. Глаза чешутся, тру: конец лета с аллергией.
Люминесцирующее студенистое освещение. Совсем малозаметная грудь. Когда спиной - широченные плечи, взгляд с них падает: полушария направлены куда-то вверх, ни складки - под ними. Стройнющие ноги. И не перекаченные. Пловчиха? Кобылица. Тоже что-то там пританцовываю, в пародии на танго - повыгибать.
- Я же тебе говорил, - сам быстрее-быстрее, а мостик подбрасывает, балансирую.
Она всё-таки свалилась с этого трапика: первая ступила - её же не поддержишь - я сзади. Не вскрикнула, но, видимо, боль протрезвила. Прихрамывая, и - молчаливей. Однако, такую не собьёшь:
- Поцелуй кандидата в мастера, невесту твою, - отковыляла, тормозя машину и спрашивая в дверцу.
- Да, считай, жена, - туда ей.
Скосил глаза на эту беседку, взгляд хочет опереться. Нет, ну прямо как клещами держит за трицепсы, прижимает к своей. А у неё вообще есть грудь? Я жую её ухо, глаза косят на беседку. Она - скользь мне на живот, и туда-сюда болтает. Хулиганка. Сам оторваться не могу - жму, жму, - ладони так и останутся в форме полумячей.
На кухне наливаю чайник. Он такой - полукруглый, с курносым свистком. Холодный полуглобус. Будет горячий. До упора в снах дело - не припомню - нет, не доходило. И в этот раз, и в тот... А пляж - дело святое. Но днём же. Деньки-то последние, с жарой... Так или иначе, по телевизору сновидений упорно рекламируют - сумерки.
Прогал, перевёрнутая буква П. Церкви сбивались к кремлю, к его двум соборам. Коммунисты им д-д-дали - ни одной церкви в виду. За клемлёвским бугром - хлебозавод в обезглавленной… Ближе, на месте - на фундаменте? - уже сомнительно - бывшей ли когда-то: жилой дом 37-го года… А тут - прогал, облагороженный травяной лужей - лужайкой, с коричневато-фиолетовой грязью клумбовых цветов. Через этот вырез в квартале - через это декольте - кресты и маковки кафедрального Успенского, башенки-трубы и луковки Троицкого, головка Надворотной - скучковались и смотрят сюда, на большую остановку, автобусно-трамвайную. Сконцентрировались и люди - на автобусно-трамвайной. Как прицел. Немного в сторону - и то, и другое - вразмаз.
Утро. Сижу на краю. Батя с горшком - или без, не видел - прошёл, когда я ещё лежал. Но не спал с закрытыми глазами: впитывал - всё, что ещё можно собрать как тряпкой от растекающегося, выплеснутого - на пол, рядом со мной - сна. Прошаркал. Сам я не так давно, среди ночи - туда же. Спросонья до туалета и обратно - было. Два мои окна светили ярко уличным фонарём - было. Я подумал - не выключили, и праздника никакого. И подумал, что давненько снов...
- Идёт на Десятку?
А что ответили? Двери - шлёп. Дождь, по осенним меркам, плёвый. Несвежий, вчерашний. Поэтому - затвердевающая, уже пыльная, вмуровавшая, приклеившая жёлто-зелёнолиственность. Опять бутылочник. Мятость-небритость, припухлость-обношенность. Походка - собаки неравнодушны: пойдёшь похожим образом и тебя - облают. Полиэтилен-пакет со звоном дзинь-бряк, штуки три улов, не больше.
Свол... Свол... Свол... Перед глазами - её рука у него на колене. Ничего другого, стёрли с плёнки. Оставили только его "десятку", припаркованную около универсама, и эту руку на колене, припарко Дать ей по морде, подойти сзади. Приостановила шаг, убегающий, но гордо-твёрдый. Вцепиться сзади в волосы и мотать, мотать. Раскарябать рожу. Но - полезло из глаз. Ой-ой, потечёт. Свернула к углу киоска - прохожие кругом. Сумочка. Зеркальце в пудренице. Платок - невесомый, он же - запах духов. Вскинула головой, несколько раз поморгала, несколько раз широко раскрыла глаза. Ещё раз - в зеркальце. Сама же пошла - Олега искать, когда узнала машину. Ну, не искать, а так, посмотреть. К чёр... Свол... С какой-то...
Как неожиданно - трамвай за спиной. Задумался, сидучи и глядучи на кресты. Дверь - визг сплошной. Люди омывают скамейки - волна сзади бежит вперёд, в прогал-провал. Кто - уплывает к универсаму, мимо кремля, к сплошь магазинам; кто - застревает здесь же, на большой - как причал. С ума спятишь, когда нет ориентира по времени. Своим: Пойду погуляю. К знакомым?
Вдруг повеселела. Груз с плеч. Решение - и сразу легче. Но - что будет на самом деле?.. Шмыгнула носом - само собой, не хотелось... Почему - каждый раз что-то? С Олегом, казалось бы. Конечно, он не муж, чтобы. И главное, легло: на руку-на-колене - позавчерашнее, особенно утреннее, у неё. Рука где только не лежала. Ладонь - загорелась. Она вбирала сейчас - рукой не своей, а рукой пассии - той, что за столиком, за толстым стволом дерева. Колено, бедро, сухой ворс брюк. Девку-то не запомнила, не разглядела. Незнакомая.
- Идёт на Третий?
А что ответил? Вернее, ответили - сидящие в дупле, за сдвигающейся дверью маршрутки. Номер есть, но их расплодилось - ещё с буквами-добавками. Мелко - пункты маршрута. Всегда надо читать. Завезёт. Как-то вот так сел - ехал, ехал...
Кожаная курточка. Короткая. Юбка толстая - и по сезону длинная. Средний каблук. В пакете "Бутик Шопен" - косметичка и зонтик. Выехала со своего правого берега пройтись по центру в субботу. От универсама, от Братского сада, где на аллеях пластмассовые ромашки - столики-со-стульями - не завяли - как убедилась - пока ещё, и ходу - до ближайшей остановки, с которой в сторону правобережья... Взгляд высоко, вдаль, будто здесь виден горизонт. То, что хозяйка - элемент власти, чтобы что-то противопоставить власти чужой, только что больно ударившей - успокаивало. Квартира - её. Приезжал он, а не она. От двух часов до двух дней. Глаза уже сухие. Она сама - жёсткая красавица.
Присказка довольно-таки незатёртая, летняя. Будем считать, не слышала. Не притворится же? И вот одно ещё - такое же объявление. Дзинь-дринь - зсзсзс. Фух ты, опять этот трамвай. Будто переехал - звуком, - тормозя, им же. Сидеть противно - когда так, в спину. Может, она из трамвая выйдет?
- Маман, как обещал.
- А надо ли - на базар? Плохо чувствуешь?
- С чего ты?
Мяса много, сегодня - много. Но - спокойно, Юра - как обычно пройду весь ряд. Спеши, не спеши…
- А за тридцать?
Всё-таки влез обшлагом куртки, лапаю эти куски. Не могу - рефлекс, - иначе обманешься.
- Ростовская?
- Ростовская.
Тут много сала, тут большая кость. Потом не забыть - хлеба. С ранья завозят. Сюда в первую очередь. Идеально на базарах. Вчерашний не продадут.
Кончиками пальцев - цап, висит в руке. Кручу. Кладу.
- Не надо. Что мне показывать? Я сам посмотрю.
Я её даже не разглядывал с лица. Читает. На столбе. Средний рост. Хорошо одета, стройная. Лица - не вижу. И - в затылок, так, не очень громко: Снимаю, порчу. Объявление на бетонном фонарном столбе: белая ведунья, то да сё, снимаю порчу. А у меня - акцент, получается, на запятой. Я и смеха не видел: уже поворачивался к дверям. Не слышал - само собой. Затылок: стрижка и странный - черносливовый - оттенок. Вдруг резко вспоминаю то, чего даже сразу после сна не мог: я сам, один, сажусь в автобус на Десятку. Забавно, но на Десятку идёт автобус номер десять. Он - тут как тут, подходит, а я же на обочине - ближе. Два шага к открывшимся створкам и уже по салону, к месту у окна. Задом не коснулся, а чернослив, вошедшая за мной, плюх рядом. Надоумило заплатить за двоих - отсебятина, рисковал. Сыграло?
Улыбка - это желание слушать. Анекдоты у меня - пляжные. Самое место их произрастания. Врубается. Так, ещё что ж там было?
Прусь я - от этой Десятки, от этого Заячьего острова. Поворот у Кучергановки, ерик-пряжка с мостом. На ближнем полюсе острова - завод, и весь остров заселён жильём. Кроме улыбки она со мной - сразу на ты...
- Не сходишь? Ты в порт?
Киваю, а она уже готовиться, привстаёт - и вновь садится.
- Юр, там долго?.. Вон в девятиэтажке. Одна на весь.
- Да, одна на всю.
- Квартира пятнадцать.
- Клава, - у меня всепонимающее лицо, - Купить? Посидим.
- "Балтику" номер девять.
- Бу сдел.
- Не обязательно, - на прощанье, от дверей.
Что не обязательно? Но - сомненья прочь. Порт - на островном юте (если острова причаливают по речным правилам - носом против течения), - где и конечная, через две остановки. Здесь тихо, но всегда ветер с Волги. На простор речной волны. Это не порт - это контора, порт - и где он? Краны, грузчики? Обошёл я это сколько-то этажное здание. Два мелких кораблика у пирса. С высокими носами - морские, разбираюсь.
Желтеющие сумерки. Среди серо-голубого дня. А всё - шторы, приглушают. Коричневато-полосатая желтизна. Воздух - с желтиной. Возможно и цель. А взаимосимпатия? Подыграли друг другу? А юморочувствие? И даже вглядывания во внешность вряд ли объяснят. С её, конечно, стороны. Что там мои анекдоты. Она не голодная - сто процентов, у таких всегда есть постоянные. Спорт? А, может, у неё такой стиль? Импульс? Хочу покататься на коне! Причину? Тебе причину? Подсказали - мне. Событие состоится при любой погоде. По причинам, в которых ты… Но - хочешь поучаствовать?
- Цвет волос какой-то черносливы. Чернослива.
- Баклажан.
- Ах вот как. Ты не загорала? Лето прошло.
- Я белая. Да. А ты чёрный как карсак.
Особенного? Кроме чернослива. Нет, она действительно хороша. Грудь - средняя, талия - средняя, попа - средняя, ноги - средние. Мордашка? Если бы там - зубы выбитые… Или косая… Невыделяющаяся - квартирка. Чувствуется, что и сама - пристроена в социуме. Без перегрузок. Только порадоваться.
- Там пиво, ага, осталось… Допью да пойду.
- Иди. Мне тоже надо идти.
Портрет. Отгороженный шкафом и оттого не в холодце желатинового света - висел портрет. В деревянной раме. Только сейчас заметил, с кровати.
- Ведь это не ты?
- Мама. Молодая.
- Ты это зачем?
- Не знаю, плакать хочется.
- Ну во-о-от. Ты ж весёлая.
Ветер с простора Волги - прямиком. Привлекает простор? Ну не особняки же на Пролетарском, на той стороне Волги. С сильно косыми крышами, с мансардами. Далеко - игрушки. Швеция-Голландия. Прижались друг к другу.
Миную раскопки - расцвет социализма: построили, во построили. Помпез. Культуры! Завяз, потерялся - обсыпающийся - в разросшемся парке. Заводам тогда - каждому типовой колонный дворец. А вон и она - единственная девятиэтажка.
- Мам, мам, не нервируй. Работать - это одно. Ты думаешь будут платить? Или мизер. Будешь - на дядю. На дядю! У меня ни степени, ни категории.
- У тебя такое образование. Московская ординатура, аспирантура. Статьи за границей.
- Кому это надо? Бумажки… Вернее, не те бумажки… А на ролях шавки... Не нервируй. Как-нибудь проживу. А потом - мне всё это не интересно. Понимаешь, не ин-те-рес-но!
- Не обижайся, хочется помочь. Мы ведь все тебя так любим…
Надо снова купить арбуз. Тепло как, - а почти октябрь. А в Питере... У них тут бабье лето. Хорошо, что есть куча - гора - у теплоходов, два шага от гостиницы. На следующий год можно проехаться... Интересно, сейчас ходят - Питер-Астрахань? Во застряла... Зато поем арбузиков.
- Алло! Да ужасно. Кошмар, я тут сижу уже четыре дня. Четвёртый. Вот теперь хорошо слышно. Я не знаю. Они звонят, что задерживаются в Челябинске. Да, да, а их всё нет. Только обещают. У вас как там? Звонил Паша, Павел? И что ты сказала? Да я не знаю. Гостиницу-то они оплатят. Да, вроде отпуска. Но я ж никого тут не знаю. Нет, нет - сама к их директору - нет, нет. Вот пусть приезжают и всё устраивают. Кто я такая? Да ну, я вон арбузы ем. Ага. Да вот прямо тут, с гостиницей. Ну ладно, ладно. Я позвоню. Надо снизу из автомата. По карточке. Ну давай, давай. Целую. Пока.
Хм, Паша зачем-то звонил...Арбуз, арбуз, арбуз... Сейчас как всегда придёт эта уборщица. Горничная, горчичная...
Городской - он же пляжный - остров в жёлто-зелёной пестроте. Цветовой рельеф. Летом - кудрявилась зелёная полоса - неразделённая на отдельные деревья: длинный валик. Осень выделила, очертила каждое. Фонтанчики, а не деревья. Венчики салюта. Взрывчики.
Ш-ш-ш Ш-ш-ш "Девятка" и иномарка. "Опель".
Так вот. Пристани раньше, во-первых, были. Их сейчас - практически йок. Сейчас фундаментальные мостки на бетонных сваях ведут к баржам, переделанным в летние кафе. Во-вторых, пристанями были дебаркадеры, брандвахты, двухэтажные и деревянные - сами как пароходы. А теперь пристают - или тоже к переделанным баржам, или просто к бетонному пирсу.
"Жигуль", "Волга"... Ш-ш-ш
Вставили несколько звеньев литья. Кто их - из ограды набережной? И главное - как выбить? Отлили - ан нет, потому-то литьё и считается оригинальным, неподдельным. Общий рисунок сохранён, а вот, например, цветочек с пережабинкой - явно работа другая, нет завитушки.
Джип... Какой? "Мицу".
Телефон на тумбочке. Перед носом. Ни одного номера не знаю. В Питер - вечером. Или? Где они там в Челябинске? Хорошо, хоть - мой разыскали, а мне - куда? Позвоним-позвоним… Купить что ли ещё - арбуз? Я только сплю и ем. Как кошка. За телефоном взяла очки и вылезла из-под одеяла. Фланелевая длинная ночнушка - не зря, по казённым постелям, взяла. Раздвинула шторы. Там день, но солнце бьёт уже с запада, полезло за Волгу. Уж больно резко - и назад, задвинула шторы, погрузив микрокомнатку гостиничного батискафа - в подводную зеленоватость. Солнце - в углу шторы прожигающим пятном.
- Боже мой, боже мой, как интересно...
- Тут живёте? В этом номере
- Проходите - вы кого-то ищете?
- Четыреста, всё правильно, одиннадцать…И вы тут давно живёте?
- Проходите... Может быть - до меня? Уже съехали? Я тут четыре дня.
- Мне как-то нелов Не совсем ловко...
Ш-ш-ш Сплошные иномарки... О, "Жигуль-копейка"... Сколько старья на дорогах. "Лотос" вообще-то недалеко - вон, голубчик, - больше ничего тут нет. А если - теплоход? Тоже коридор, и цифры на каютах, - двузначные или трёхзначные? Уже не… Когда - м-м? - не так давно просто заходил, провожать… Однако, ни одного туристического на сей момент… да и навигация - не уже ли? А почти пора… Только танкер-заправщик… Металлические три круглые ёмкости - киргизские кибитки… Может, должен подойти - вывернет из-за острова: как всегда - издаля отсюда не уви Но место - точно это самое. Я его ещё помню - по кафе - в деревьях бульвара, на этом асфальтированном пятаке: столики и киоск. Ровно год назад, в День Города - кстати, был жуткий холод - потому-то и водку с беляшами. Татары мастера, тут же лепят - бац, в кипящее масло. Не замечал, а на этом повороте висит венок. К дереву - пластмассовые цветы. Значит, и тут можно. Так-то тихая, спокойная... Улица, набережная... Пьяный может и сам - в столб.
Держу её одной рукой за шею, а другой снимаю очки. У неё - очки, хм. Прямо сейчас чувствую обильную мягкость губ, подушечность - конечно, губами. И вижу. Но как можно их видеть, целуя, - даже если во сне? Однако, и цвет, и морщинки - как всегда на пухлых губах, - и уже смятые поцелуем: вижу. И вот - тоже будто зрение: обе свои ладони опускаю ей под брюки, сзади. Она - в брюках, хм. То есть пуговица и молния уже видимо расстёгнуты, и я чувствую, как трубочкой скатывается под ладонями трикотаж, чувствую мурашки у неё на попе, особенно внизу ягодиц...
А начало - тут несколько промельков. Место у ограды набережной, - где я сейчас валандаюсь уже два часа… хорошо, что погода. Батон, который я купил - и как сейчас вижу, помню, и как сейчас держу - в прозрачном полиэтиленовом мешке. И - это уже смех - галстук. Я обнаруживаю у себя галстук - у себя, остановившегося возле двери, в коридоре, дверь с номером 411. Но главное - драндулет. Шестидесятые? Семидесятые? Капот длинный. Цвет? Тусклая охра, глина. Или такой - только верх? А вот зад - не спутаешь: по три бублика справа-слева. Красные три и три. Или два и два? Редкость - бубликами стоп-огни.
Ещё раз: процентный раствор - это количество грамм вещества в ста миллилитрах раствора. Раствора, а не воды. Скажи сама. Так... Раствор - процентный раствор - это количество вещества в ста... Что ты замолчала? Просто повторить можешь? Ну! Понимаешь, в ста миллилитрах - миллилитрах - раствора. Однопроцентный - это: берёшь, взвешиваешь один грамм, кладёшь в мензурку и доливаешь - доливаешь - до стомиллилитровой отметки. Давай-давай... Раствор - процентный раствор - однопроцентный раствор - это количество вещества... Грамм! Грамм вещества! Грамм вещества в милли... Ну сосредоточься - вы в восьмом классе всё это проходили! В милли... да, в ста миллилитрах воды. Не воды. А раствора. Ну ладно... А теперь молярный раствор. Как приготовить? Что такое моль?
Боже, какой он тяжёлый. Если бы не тут же рядом. Гулять у них - тю-тю. Кавказа сколько. И поесть - боишься - если в ресторане. Пристал вчера. Газеты я купила. Телек работает. Провались оно всё пропадом. Когда-нибудь же - начальники мои родные - приедут?
Свёрток с арбузными корками - утреннего арбуза - она выбросила в урну на набережной. Сейчас, придя в номер, положила арбуз в раковину, помыла. На газете, на журнальном столике, он заблестел чёрными и зелёными меридианами. Южный день нажарил воздух, и пришлось приоткрыть окно, но не сдвигая штор. Она только сбросила туфли и босая - по паласу. Вельветовые, тёмное бордо, брюки на ногах чересчур длинных. Садясь на кровать, бросила рядом джинсовую куртку. Конечно, я с этой тяжестью за хлебом... Но тогда можно было бы и не ужинать. Или сходить вниз? Вот если бы пришёл кто-нибудь… Мужчина - любой, только не кавказец - и в галстуке. С хлебом... Окрутила бы - прямо чтобы форму не терять…
Едет? Что-то... Зад, зад надо посмотреть... Оп ля - бублики. По два бублика справа и слева. Отмашка. Вперёд. "Лотос" - что ещё? - вот он, рядом. Беззвёздный - будто не офицерский, а солдатский.
Странное такое дело: нравится наша астраханская грязь. Вовка: поездил бы на автобусах в область... Десять лет в Камызяк за стажем - накатал, друг - при Советах... Люблю-люблю, а сам как кот. Не наступаю. Морось, слякоть, и чтобы развезло... Хорошо, что сумку стал носить на плече, а то - руку оттягивает. Даже болела прошлый год. Правда, в южном городе зима - снег с грязью или без снега сухость - успевает надоесть, ещё и не начавшись толком: по прошлогодним воспоминаниям. Мясо - семьдесят, капуста - десять, картошка - пятнадцать, морковь - пять. И хлеб. Так, меняем плечо. Пойду по Чернышевского, там грязи меньше. Ха-ха. Очарованье? Слово очарованье. Скрывает некрасоту? Скрывает всё то, что не должно - обычно - вызывать любовь? Красивое вызывает любовь - некрасивое не вызывает любовь? Так? А если некрасивое всё-таки вызывает, то оно - очаровательное? Вызывает вопреки, по ошибке. Так, что ли? И завтра надо будет снова идти на базар, покупать на месяц - чай, топлёное масло, мыло...
- Буты-л-ч...
- Потом-потом... Допью.
Как леший. На плечах зимнего пальто - сырые погоны, даже эполеты. Покружил и встал в засаде. Зорко!
- Пирожки-пирожочки! Пирожки-пирожочки!
Противнейшим зычным. В ухе застряло. Тоже жмётся под навес.
Второй. Нет, третий раз. Зацепка за транспорт. Ну что ж, продолжим изучение трамваев. Чапает круговой. "А". Притом что "Б" в городе нет. Пиво "Вейнер" из наших - самое, что покрепче. Сытное. А как захочется в сортиренцию? Покинуть пост? Длинная скамейка под навесом - в людях. Бомж мнётся и следит - за уровнем моего пива.
И опять, конечно же, место. Не надо пояснять, узнано. Цветы - цвета. Одного. Одна и та же? Во всяком случае, её-то помню. Всегда под навесом - и в жару, и в ночь. Цвет цветов - розово-кровавый, карминно-киноварный. Жестяное ведро принесённой, запасённой воды. Но вода сама - повисла. Бусы - с краёв крыши. Пошла-поехала - поэзия. Дождь, пиво - или предчувствие, вот-вот скоро?
- Оставь чуток. Плох...
Ещё глотнул и отдал. Леший отвернулся и опять - замер. Но не пьёт. Бережёт. Чтоб запить самогонище? Попозже.
Трень-трень-трень. Затренькал на кого-то у начала эстакады. Ну посмотрим-посмотрим... А вроде бы он? А? Вон на боку - рекламная бутылка, красно-коричневые её тона... Теперь бегом. Трамвай идёт в другую сторону, двери - надо успеть обежать. Какой, интересно, номер? Куда едем?
- Встретимся ещё?
- Ты, честно, как танк.
- Сразу же сказала: понравился.
- Нормально, это нормально. Просто - бу-бум!
- Тебе всё равно - на троллейбус, на трамвай?
- Да, в центр.
- Телефон у меня твой е-е-есть...
Не ожидая моего прощального - сама. В щёку, получилось - в подбородок. И она уже - в высыхающем окне, теперь троллейбуса. Ладошкой, еле-еле подняв руку. Так сказать, от груди. Троллейбус заколыхался по луже-ямам. Набьётся ещё. Конечная - кольцо. Влюбившаяся? Сыгравшая? Разыгравшая? Но ведь красотулька. Иначе этот прессинг - что есть, что его нет. Но ведь и сон, в первую очередь. Даже если искренне. Чувство выраженное. Воплотившееся в действия - как только. Как зародилось, и без помех - вплоть до: дальше некуда. Как говорят врачи, абортивное течение. Гладко, что можно и не заметить - было ли? Другая крайность - невыраженное - выжигает изнутри, известно. А должное, классическое, по темпам, по развороту? Сколько ему - расти, жить?
Ему… Ему… ему тридцать пять... семь... Хороший какой. Красивые губы. А рука на поручне - такая загорелая. И лицо. Значит, весь такой. Только белое, наверно - от плавок. А может он нудист? Уставилась - вот он и повернулся. Дура. А пусть. А нравится. Такие как он нашим бабам - не очень. С носом. Ого, может он заметил - перешёл, перешёл. Ближе. А ближе он ещё... Высокий. Что ж это - прямо голова - у-у-у… Да что же я так уставилась? Стыд-то есть, а? А его раздеть и по спине так ногтями и впиться... Мамочка, рядом уже. Отвернуться и не поворачиваться.
- Девушка, ваш билетик. Контроль.
- А? Что? Вы мне?
- Да это так, шутка. Знакомая - незнакомая. Не понял.
Она улыбается, глазёнки серенькие, зырк-зырк, горят.
А что? Привести его к Гальке. В общагу. А что объяснять? Там видно будет... Размечталась, хотя бы познакомиться. А может сегодня день такой особый? Галька, конечно - язычок - может и проболтаться.
- Какая у тебя удивительная коса.
Повела глазами: мол, нравится - смотри. Разрешаю. Коса у неё - пепельный канат. Что за мода - то ли берет, то ли какая-то бескозырка. Но коса... Да и бескозырка...
Почти всегда раньше них просыпаюсь…Так я же снова заснул... Сестра и племянница - уже во всю в суете. Работа, школа. Свет в прихожей, в кухне. По утрам совсем темно. Нет, светает... Часа два назад - часа? два? - сидел на диване, вспоминал, чуть ли не шепча. Итак... Но всё-таки на первом месте этот кадр. Кадр на ощупь? Когда в сне доля осязания - возрастает, то такой сон... Или потому что он в самом конце, перед пробуждением? Затылок с запахом очень знакомых. Название... Откуда ж. В каждом кулаке - голый уголок плеча. Лопатки сошлись и нераспущенную - сжали. Я грудью - эту смесь кожи, костей и волос. Нос дотрагивается: вздувшаяся шапочка - щекотно - с волнистым рисунком древесины... Сцена, направленная как азимут. А карта - со всеми пригорками, речками, перелесками, вдоль этого азимута? Без неё, без зацепок? Ладно - трамвай. Рекламно-разрисованный. Уже хорошо. Прошлый раз - наворочено, детали, детали, всего не упомнишь. Может, по ходу дела?
Поворачиваясь на кругу, троллейбус переваливается по-утиному, с боку на бок. Трамвай протяжно скрипит с перерывами. Окраина: жилые дома, те, что вдоль линии электротранспорта, остались позади, а начались - склады и гаражи. Разворотный круг - как озерцо, образовавшееся, когда ручей упёрся. Преградила железнодорожная насыпь. И почти все пассажиры, вышедшие на кругу, утекают вверх по деревянной! лестнице и иногда, застигнутые, стоят там, пережидая дрожь и ветер от мелькающих - в метре от их носов - вагонов. Затем такая же лестница вниз, захудалый скверик и снова домостроения. А что строят рядом с путями, где неотвратимо повторяются свистки и топот колёс? Конечно, общаги. Лоджии на торцах пятиэтажек - типовые коридорные. Пятиэтажки, те, что с квартирами, с балконами - подальше. Смешиваются уже с улицами - особнячковыми, где дворики с собачками. Название здесь у одной такой - Астрономическая.
Какого рожна я ей - свой телефон? Но запоминается номер - отвратно…
- У Тары - дрозда - давали...
- Не забудешь.
- Время, да? Было - такое уж...
- Все прямо друзья-подружки. Тару сейчас види
- Помнишь-помнишь? Тогда утром проснулись, Тара в футболке. Надпись: ниобий. С бодуна читаю по слогам. Повторяю, ничего не понимаю...
- Как же, как же...
- И ведь взрослые люди...
Ясно, что диабет у тебя плёвый, но варенье - как-то не полной ложкой. На кончике, облизывай.
Я мало беру. Вот-вот и всё.
Да, а ты за пилокарпином собираешься? За рецептом. По-моему, у тебя уже
Мама любит по поликлиникам. А я не. Не люблю.
Не хватало, чтобы оставшийся глаз...
Почему это я люблю? Там из стационара как придут - сядут - не приткнёшься.
Мама у нас смелая. Ты же без очереди. Скажешь, что бывший медработник.
- Кто же мне говорил? Муж вернулся, или ты - вернулась...
- Сходимся-расходимся.
- Ну это ж и есть... И дочка.
- Ой, да толку. Я Анюту и без него.
- Но-но, семейные дела - тут я... О чём-нибудь постороннем. Или ты?
- Нет-нет... Когда ушла из той школы...
- Как она - искусств? Где Вовка.
- Директриса же там - невозможная… В этой новой - частная, такая совсем маленькая - надо, правда, другое…Подстраиваться. Под учеников, да, чё смеёшься? Сегодня воскресенье, и - приходится из-за двух - идти. Вахтёра нет, ставишь сама на сигнализацию, снимаешь… Никто тебе за это выходной - нет, и не мечтай, Юрик…
- Ладно, а бабки, а?
У неё большой подвижный рот. Перекосила улыбка. Крупные зубы - лошадят лицо. К улыбке добавила - что-то щенячье: завихлялась плечами и всем плащом.
- Потом тебе здесь ближе. А то - вон куда.
У Барковой в студии - кстати, и на персональной выставке в "Картинке" тогда, когда, вот именно, все были друзьями-подружками - большой картон. Углём? Ирка, голая естественно, в согнутой, сложенной позе. Фигура вполне для письма, но - Баркова чует - именно в сгибах, углах. Чтоб - в узел. В ней - это. Тело амплитудно, как её рот. Милый Фернандель.
- Так можно сломать пианино.
- Алло, поставьте на сигнализацию… Школа… Нет, на сегодня уроки - всё…
Успело стемнеть. Фары, фонари. Фонари, фары. Куртки, плащи. Самый пик, а его-то и нет - выходной. Киоски не знают выходных, за витринными стёклами - обсыпанные, засахаренные светом бутылки, банки, коробочки, пакетики. Курить бросил? Совсем. Здоровье. А ты? Как раньше? А что? Немножко курю. Скрип тормозов, двое-трое прохожих, да и мы, головы - как по команде. Однако выворачивающий не влепился. Гавкнули друг на друга из окон и - быстрей. Погода, а? Нет ни ветра, ни дождя. Да-да, главное - ветра. Ни мороза. Лучше, когда не течёт и не хлюпает. А там? Там всё в порядке? Ничем не болею, кроме триппера. Спасибо. Завтра уже ноябрь. Помню, как хотелось на демонстрацию. У меня под окнами, в центре, коммуняги - обязательно выдадут. И митинг на площади. Похожи на птиц, которые почему-то не улетели на юг. Мне Тара, так, вскользь, что ты тогда переживала. А ты думал? И она, мол, тебе: они с Вовкой - то есть мы с Вовкой - не такие мужики, чтобы… ловить в общем нечего. Что было, то было, не касайся. В сне - буквально, не соврать - видел, как мы вдруг стоим вон на том углу, где сегодня... Значит, вещий сон, сон в руку. Сон, может, и в руку, но получилось - не в Ой, хулиган, и был - хулиган. Ногу так потянула, уже хромаю - из-за тебя. Когда-то на том же углу, помнишь, встретились? Нет. Случайно. Как раз после тех гужбанчиков. Живу ж - вон дом мой. Да помню, помню. А ведь мы остались друзьями, никаких тебе там молодёжных свихиваний, обид… Какие молодцы - мы.
Маркет, рынок, базар, исады - это по-татарски. По десять! По десять! Трясёт связкой копчёных колбасок. У колен прошёл мальчик, продающий полиэтиленовые пакеты. "Пь-сыт, пь-сыт". Кавказец или цыганёнок? Дедок стоит в самой толпе - средний ряд Большеисадского корпуса как перрон - у ног ящичек, на нём лимоны. Буднично. Хрупко. Как его не смели? Молодая бабёнка тащит весы, аж назад запрокинулась. С ней мужик, точно в такой же позе, прёт короб. В настроении. Зацепило фразой: Сначала нужно осторожно и медленно, ха-ха-ха. Тема - облегчает. уводит. Возьми - мат.
Не думал, что участвуют и из прошлого. Снилось... Можно сказать - воспоминания снились. Тот кусок, этот кусок - всё по отдельности, вроде бы, прошлое. Прикидываю - и не отличишь. Но, конечно, почувствовал: шибанул - этот запах будущего. По нему - как пёс. А обернувшись к первым - прозрениям? - не сказать, что достоверно - дразнил… Тогда ещё не развилось - узнавание завтра? Только - после повторов? Как нет у человека - первых лет жизни? Для памяти - будьте добры, аналог. Арсенал сравнений - и у взрослого - полон ли и с каких лет? Наложение: явь на явь - через сон. Погадаю на прошлое и на будущее одновременно. Повторится что-нибудь похожее - или вернёмся к незнакомкам?
Одной рукой - таково начало печального шопеновского этюда, держа крышку. Продолжается двумя - согнувшись в поясе. Музыкально - залигованно - глажу сверхсухой на ощупь плащ, обтягивающий её поясницу и отогнутость. Не занимать - вывернется как йог. А тогда - конечно не плащ. А в сне - разве был плащ?
- ... сигнализации. Да, так получилось, пришлось на какое-то время вернуться...
Музон - этот ли? Да в сне - уже и не Тем более, когда всё как-то само собой задирается. Тут не прислушиваешься. Топ-топ - попадая в такт. Каблук-каблук. Фа-до, фа-до, фа-ми-ми. Ми-до, ми-до, ми-фа-фа. Это уже не Шопен. Фа-до, фа-до... До престо ещё далеко. Кулаком аккорд, ещё кулаком. Кулаком. У Эшпая есть такие аккорды. Я тоже сам - музыкой, в детстве-юности.
А спорим, вот так вот - раз, и никого не снимешь?
А спорим, раз - и сниму.
Ну сними.
Мне чо, делать нечего? Чья - твоя - очередь.
А я тебя не заставляю. Между прочим - твоя.
А почему ты так решила? Сама не можешь?
Ты чо, хочешь сказать, не сниму, что ль? А тогда?
А тогда ты его знала.
Я не знала! Говорю тебе.
Гнедая и чалая - придумали же выбеливать пряди - курили "XXI век". Не лайт, а крепкие. Окурок летел через плечо, за спинку скамейки. В жёлтый газон. До чего хорошенькие. Из-за двойной курносости? Из-за четырёх зефирных младенческих щёк?
Это его ремесло - быть странным. Но ещё - и не только - ставить в тупик. Мне надо, мне важнее - самое "ещё". Окурок сжался до длинных лакированных ногтей, и я его, не глядя - назад. Через глаз висят тёмная и светлая пряди. Сквозь них - памятник Ленину. Звуки в снах скупы. Речь - та доходит хорошо, причём смысл, несмотря на ясную языковую оболочку, может влететь больший, чем прозвучавшие слова. Есть какая-то разница. Там звуку не надо идти по воздуху, слову не надо тратить силы на звук. Поджигаю две сигареты, они встретились в моей пригоршне с зажигалкой. Лак на длинных ногтях не розовый, а серебристый. Подружка отбросила прядки, чтобы не подпалить. Это у неё - выбеленные, мелированные. Странно - у неё. Да и Ленин - где Ленин? Ясно, что Площадь. Широкий бульвар с фонтанами, фонтанными чашами. Толп никогда нет, пустовато. Рассыпаны и не собираются. Люди. Вижу? Видел ли? Или - додумываю? Прозрачные, полуосыпавшиеся. Зелёная травка, но припорошенная коричневыми листьями. Не придумываю? Когда знаешь Площадь в подробностях с малых лет. Асфальт какой? Мокрый?
- Есть тут и элементы трофической язвы. И не заживает... Ты ведь - зимой? Весной… а сейчас? Странно, как можно - в сапоге... Садилась в автобус? Я и забыл... Ещё накапай перекиси. Сама. Теперь пусть попенится. Ещё раз почищу. Маленьким пинцетом ведь удобней. Больно? А в этой части - не Да, а в этой больно...
- Меня аж в пот бросило. Ладно. На сегодня.
- Так и продолжай, как он посоветовал, а долго - сказал? Не щиплет? Ладно-ладно, делай сама... Маман, а как мыться?
- Он разрешил.
- Вон чо. Теперь бинтуй.
У Вовки? Вовкина хата: ночное купанье - слева от двери, а справа - пляж, коса, какого года? Косу вспучил как через широкоугольник. Его картины - нормально, если сидя на диване, я их всегда у него вижу именно отсюда: комната сплюснутая - и если с дивана встать, то оказываешься слишком к ним близко, близковато. Вовк, да я всё время бегаю. Так и быть, твоя взяла, уговорил, твои девчата. А потом - голосок, голосок, чей? Можете не спешить, - пропела. Вовка в куртке, а рядом с ним, спиной - гнедая. Да, выбеленностей нет. Кладовку я наверно всёж-таки запру, она вам - ну да - зачем… Кладовка - это не менее жилая комната: с окном на ту сторону дома, с решёткой.
Всё. Вся информация. Значит так, первая сцена: я смотрел - как по-другому скажешь? - глазами двух девиц. Мизансцена второй: у Вовки - и, кажется, вчетвером, - на пред-переднем планчике - я и певучий голосок, и тогда - на обзоре - сам Вовк и ещё одна: собрались покинуть?
Ну спорим, слаб-о?
Как ты штоль? А у тебя с ним - и не было.
Ага, давай. Куда там.
Симка, не пи
Это у тебя, Женюра, не хватит...
А никак не проверишь, всё равно.
Только если втроём.
Групповичок не попрёт, сестричка.
Смотря с кем. Или, если хочешь...
Или?
Не знаю… Сними и спрячь.
Додумалась! А как?
Они сёстры, что ли? Сёстры-сёстры. По словам. Да или нет - но похожи, со счетов не скинешь… Солнце - лето - пляж - ку-ку. У эстакады моста через Волгу: под ней, под всеми секциями - автостоянки, а вдоль эстакады и автостоянок - нижележащие дороги. Сворачивающие, ближе к берегу, вдоль берега. В одну сторону - вдоль загороженного портовыми, заводскими; в другую сторону - наоборот, на распах реки, на остров, на даль наплывающей с севера воды... Только ведь ночь. И не лето. Всё в фонарях. Под острым углом к мосту - крутой изгиб, лампа за лампой в небе, и изгиб, повторяющий тёмное лекало брюха. Над нами - фонарь, и дальше они как эхо: умножаются, поделившись… У тебя прямо в крови - давать денег на дорогу... Привычка, и так верней. Где ты их вообще выцепил? Эта Сима меня чуть не изнасиловала, когда без вас - ну когда мы с ней ходили за винчишком - вот прямо здесь, у гаражей… несколько - прямо откровенных - движений. Отшил, а то бы, глядишь... У меня хуже, в смысле - туда. Ну, не зря же я вас оставил, и эту Симу увёл. Намотать - не того? Удовольствия - вот столько, а проблем - во сколько... Но было же ради чего... Да, эстетика безусловно. Обе, одна другой. Не очень понятно, кто? Не наводчицы? Да у меня и грабить… Как её - Женечка эта - умора: одела, сняла, если найдёшь, забросила куда-то, извиняй… Не сам - тоже кайф. Молодёжь, бесятся, их - в их возрасте - не поймёшь.
Нет, тот раз не в счёт, значит
Почему не в счёт?
Потому. Уже решили.
Но если нет - с первого раза! - то уже ты!
Вон на скамейке. Ничего же?
А что спросить? Зажигалку?
Нет, презерватив.
А ладно, просто так. Если мимо, тогда - ты.
Кадри-кадри…
Приведу, - тебе!.. Скажу, вон та девушка хочет познакомиться.
Во сне я шёл и чётко помнил, что видел это место во сне. Во сне я не сомневался, что некоторое время назад - в какую-то из прошлых, но недавних ночей - я видел сон про это самое место. Проснувшись, я прекрасно помнил - какое место в городе - мне только что снилось. Но не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь - на самом деле, раньше - сон про этот угол Братского сада? Но во сне знал: видел. Сон во сне - вернее, воспоминание про сон, во время другого сновидения - это совсем бесцельно? Или есть роль...
Племянница, 15 лет. Мы с Ксюшкой у неё во дурачились. Съели, наелись, всё, что дома нашли. Там яичницу, баклажаны пожарили. Всё перемешали. Представляешь - бурда? Потом блинчики пекли. У них тесто уже было. Потом ржали и звонили по любым номерам. У Ксюшки телефон, в который можно не в трубку говорить. Она позвонила в "телефон доверия". Парень ей там объяснял, распрашивал. А мы сказали, что у неё друг - мафиози, она его бросила, и теперь у неё проблемы. Наверно поверил. Вопросы задавал. Ага. Ага.
Расписала бы ему пентозный цикл. Шпора у меня, знаешь где была? Он, помнишь, подошёл - но, хоп, поздно. А я так и не поняла - шестиатомные, пятиатомные - это ладно, а... Пиранозы, фуранозы? И что? Думаешь, снизит? У-у, класс, что лекции с утра - представь, ещё бы на лекцию. А Кребса - учили-учили - кому достался? Никому, во прикол. Идёшь до остановки? Я - туда. Завтра - первое занятие, фарма. Староста! А кто у нас цикл ведёт? Ну, пока… Отделилась? Одногруппники: шли от института вместе, ватага студентов и студенток, по "Кировой" вверх, но она свернула на Халтурина. Якобы к универсаму. Слева - сквер с Вечным огнём. Вон он дёргается за голыми кустами. Любопытно. Дух исследования. Пока всё - точка в точку. Неужели и дальше? Она вздрогнула под кожаной длинной курткой; руки в карманах, рюкзак на левом плече. Непроходимые опасные джунгли, там что-то прячется. Шаг медленней, медленней. Где?
Есть вариант, что это был не я. Опять? Смотри: ты - себя как в зеркале, и я себя же обнимаю? Там-то я вижу себя голым, вернее, вижу голым по пояс, хотя чувствую, что весь гол, а каким образом чувствую - не пойму, и себя же - голого? - обнимаю? Вот почему и мысль: опять чужими глазами. А раньше? Раньше - воспоминание о сне, будучи во сне. И место. Ну, место абсолютно знакомое. Никаких зацепок, кроме места.
- Вас звать Юра, я не ошиблась?
Неожиданно. Нет, я всех приятных девчат, и баб, оглядываю. Соответственно и эту. Не сказать, что сразила. Но вопросом - да. В атаку - чтобы быть признанным.
- Сон? Сразу говорите.
- А вы...
- Сон видели?
- Я боюсь. Я должна была?
- Пойдёмте. Пойдём-м. На ты?
- Надо туда. По сну - туда.
- Правильно. Не сбивайся.
Я уже блефовал. Знала-то - она. Но у неё - первый, наверно, раз, более чем уверен. Пусть ведёт. След в след. Я тоже кое-что знаю - немножко - из последней серии, но - всё туда же - ради: с первых шагов встроиться, без ляпов. Так уж клиппируют анонсы - по принятой системе: чтобы мне подвернуться под обрушивающуюся - чужую - инициативу.
Убегала, прибежала. Отопление, что ли, вы-вы-вы-ключали? Включили, но отключали. Авария. А чё ж такой дубарь? Прибежала и - нырь. Я тоже греюсь под одеялом, а то мы уж больно разбросались. Холодными руками и ногами - до меня. Холодное кажется тоньше, длиннее, кажется каким-то трубчатым, осторожным. Ещё раз разглядел фигуру, когда убегала-прибегала. В ванную, после. Хорошая, хорошая, - что значит хорошая, когда не говоришь, что красивая? А зря. Что-то широковато, что-то узковато, мало-много. Но гармоничная, даже очень - и лицо. Пусть с какими-то туберкулёзными пятно-румянцами на щеках. Прямой строгий взгляд - взрослость. И шарах - растерянность. Неяркие загаро-бикини-полоски. А ты чёрный, и где? Да на пляже, прямо мысли читаешь… смотрю на тебя - голую. А я ездила в Испанию, но конечно немножечко здесь - приобрела форму. Жених? Ну! Мне нравится - как это по-русски - твоя серьёзность. Мне не серьёзно, мне страшно! Что всё это значит? Нет, тебе не страшно, мне кажется, а... а... а - захватывающе. И ещё мне почему-то нравится, что ты медичка, как и я. Был. Да, знаю, ты... Тихо, в щёчку. Обними.
- Теперь надо ехать.
- А помнишь куда? В автобусе? Троллейбусе? Номер? Остановка?
- Ладно тебе, ко мне домой. Ты же знаешь.
Фу ты, перегнул. Надо подольше - молчать. В маршрутке, там, где заднее сиденье - сплошной ряд, рядом ворковала по-казахски парочка: казах с казашкой. Пьяненькие, он - явно, она - контролировала.
- Да я в Хасав-Юрте там всех знаю…
Может ещё несколько вставок по-русски. Что казахи делают в Хасав-Юрте? Или он калмык? Там ближе. Мы молчали, у нас свои казаки-разбойники. Где-то - мужская война, а здесь - гетеросексуальный мир. Моя поднялась выходить, и я за ней, подыгрывая, будто и сам знаю, где.
А жених не придёт? Этого не было, в сне этого не было. А ты уверена, что сон - охватывает? Я, например, помню только выборочно. Почему-то уверена. Да? А что там в институте, сегодня - что? Зачёт по сахарам, биохимия. А ты где, в поликлинике, ну, раньше? Нет, в тяжести. У вас же клинические - только начались? Нравится? Нравится, а чего бы я пошла? Бывает. Разочаровываются. Возьми, к примеру, меня. А что так? Расскажу один прикол из студенчества. Когда ещё в нашем ликбезе учился, был у меня друган - из общаги. Ага, на Коммунистической. Я соответственно - частенько, захаживал. И у них - кошка, забавно так… имена дали… Жила на этаже кошка, у неё был один котёнок. Так вот, кошку звали Ка****улла, а котёнка - Пропердин. Белок такой есть в крови. Серьёзно. Видишь, как ты многого не знаешь. А ты что помнишь из сна? Что ещё? Последнее - это как мы с тобой вон там, без всего. Обнимал, как-то странно, вижу - себя... Холод не помню. Или его не вспомнишь? И я вот уже здесь в постели - не помню... Может до постели и не надо было? Мне кажется, я буду бояться спать. Да нет, наоборот, ты любопытная: увидела во сне и повела-повела, довела до койки, захотела проследить всю цепочку. Не абы кому: для такой как ты - такой сон. А у тебя со снами такое часто бывает?
Схожу, схожу на базар. На Татар-базар. Потому что, идя на Татар, а не на Большие Исады, - это в диаметрально разные стороны, - можно... А имеет ли смысл? Тусклейшее время года. На Волгу - и пройтись по пустой ветреной холодной набережной. Рыбачков уже, а льда ещё. Нет. А его может - и всю зиму. Смотря какая. А овсяных хлопьев на Татар-базаре не продают, не видел. Есть в маленьком магазинчике на нашей улице, на углу. Зато развеселила - продавщица хлебной палатки: "Девочки, булочки, мальчики, кто хочет!"
Боже мой, боже мой, неужели ж я? Так дойдёт до - неизвестно чего. Ещё немного и - подчинение, зомби... Так это опять, вроде бы. Вроде бы, чужими глазами - или взгляд со стороны? Ну догони, догони! Не слишком ли быстро я? Получай по уху. В морду. Ой, так он и совсем отстанет. Как та курица. Или у него - пропадёт. Упадёт? Какое там слово? Слов-то, слов-то не помню. Или неточно. Но смысл. Плюс этот - вроде бы - перелёт сознания. Эмоций, въезжаний в происходящее - несоразмерно с количеством слов. Пожалуйста - девчонка, девчонка-то знакомая, с пляжа. Даже не подруга. Привет-привет. Безобразие - лес, что за лес? Осенний, зимний, голый. И без места встречи - узнаваемого - его нет, его нет! Поспокойней. Кое-что. А: знакомая пляжница. Б: лес, деревья - возможно остров, где пляж. М? И наобум? Я её знаю - только по пляжу, и никогда - в зимней одежде.
По-над стеной и куда-то под потолок - железная лестница. К туалету. Обязаны все пивбары. И ради четырёх столиков.
"Дере-е-вня моя-я, деревенька колхо-озна-я-я…"
- Вяленая она вкуснее. Есть копчёная. Но, знаешь, коптят, когда уже подтухает.
Одно окно. Квадратное, стандартное - жилой дом, цоколь подсобный, но окна - стандарт. Кубатура - кубическая: маленькая площадь, высокий цоколь, туалет где-то на полуторном. В зальце - полутемно. Они, если не холодно, держат открытой дверь.
"Лю-юблю-ю свою зе-емлю-ю, родны-ые края-а-а. Земля моя ра-а-дость, земля..."
Советский, с севшими цветовыми лампами. Как радио. Но зеленоватое изображение всё-таки теребит зрачки. Боковое зрение - раз да и дёрнет голову. Высоко в углу на специальной полке - железная опора-скоба - чтобы не крутили ручки? Только если на стул.
"Войсковые операции предполагают нанесение ракетно-бомбовых..."
- Он сам возит кэги, на заднем сиденье. Разбавить-то не разбавишь и так. Но свежее... Не бывает, чтобы тут не было.
- А правда, - и мини-усы от пены; указательным и большим пальцами, изящно.
"...наносятся по пунктам скопления боевиков и расположениям баз на территории..."
- Елена, а руки тёплые-тёплые... Ты, вообще, как себя?
- Забудь. И вообще, мне нравится, когда мне делают больно.
"... была взята господствующая высота. Потери федеральных войск..."
Только за одним ещё столиком, но там - водку, по погоде, и её - пивом. Телек почти не вмешивается в тет-а-тетный, а то, что могло бы доходить от соседей - тихо глушит.
- Оцарапала, погляди... Пуговица...
Хмыкнула, и только глаза над краем кружки - и смотрят в сторону.
"... потери войск министерства внутренних дел составляют..."
Так же летят. Шых! Шых! Мимо правого уха. Насколько летом вид и ходьба - одно целое. Расплющенный огромный ёж - остров, тёмная вода внизу, людей - вперёд-назад - ноль. Хотя нет - есть. Но это и есть безлюдье, когда один-два идут вдаль по полуторакилометровому мосту. Шых! Бензиновая гарь. Или снег пойдёт, или дождь. Сплошная туча: не день, а вечер с утра. С моста, как с колеса обозрения, - и облажение кажется ещё безысходней. Выхлоп дизеля - чёрной струёй на тротуарную часть, то есть мне под ноги. Единственный вход в остров, как через заводскую проходную. Топать, так топать.
А? А? А? Что? Попал? Вон - кто? По-моему. Спутать, конечно, элемента Одетость, одетость. А звать как, прекрасно помню. Да, там спуск, бетонная лестница, с насыпи. Она стояла у - угол: загородка переходит в перила лестницы, спускающейся на пляж. Сделала шаг вниз. Брешу себе - не она? В том-то и дело, что
- Лена? А, Лена? Лена, узнал.
Дурацкая погода. Чего дурацкого-то? Настроение? Конечно, узнала сразу, а почему нет?. А ты? Не пошла, пропустить нельзя? По настроению - погода долбит… Никто не говорил, что я тебе нравилась… Просто гулять… На ту сторону - по берегу, или вглубь? Природа. Какая же это природа? Грязи - нет, а чего? Может, я хочу одна? Да не хочешь ты одна.
Ну что, голова кружится, когда лежишь?
Когда лежу, не кружится.
И не болит?
Сейчас не болит.
Маман, а когда встала - сильнее?
Вот как - со второй половины - началось… Сегодня ещё магнитные бури.
Давление?
Я сама мерила. Невысокое. Низковатое. Выпила крепкого чаю.
Пополам, большей частью - сыграл. Знать заранее свою реакцию - значит не быть искренним. Но и она, не кулёма, подзадоривала.
- Что вы за мной идёте?
- Я не за тобой, а с тобой. Ещё заблудишься.
- Руку убери.
- А кто поцеловал?
- Ещё раз - и получишь.
- Точно получу?
Если бы не сон, никогда бы не побежал. А так - театр, простительно. Но только потому, что знаю, что и она - меня. Пусть думает, что будит во мне - уж кого там...
Всё-таки пошёл снег. И ещё сумрачней. В этих куртках - как медведи. Ну что ты застрял, тут никого нет, будешь меня, будешь? Полуоборот - пощёчина. Горит, звон. Действует безотказно. Когда от нас требуют - нам льстит. Снег, конечно, таял. Окостеневшие растения, - а перед глазами только намёки на одежду. Я же её помню только по пляжу. Выгнулись и стали очень женскими линии, прячущиеся в мешковатом куле. Лена, это твоя фигурка? Или я представляю - чью-то? Могу представить и вон ту, и Жизель, и эту, как её… Я многих знаю только по пляжу. Я что-то уже не соображаю - кого...
Валя. Какая, интересно, эта Валя? Голос… немножко грудной и… нетаратористый. Это она - Валя. А другая - инкогнито, Валя не пользовалась. Порезче. Категоричней? Лишь бы различать, а так - без разницы. И разговор - перезвоню да перезвоню. Наверно, надо ещё раз. И не раз! Но гудит только длинный - впрочем, так было и перед вклиниванием. Набирал, набирал, - потом как всегда - длинный гудок, и вдруг - без предвестников.
Утро снова приходит вовремя после сдвигания стрелок. А то ведь улица, темно.
- Берши почём?
Сезон поздний - не ах. Щуку, что ли? Но килограмма на три - не видел. Может, поднесут?
В конце Больших Исад, на слиянии Канавы и Кутума, в переплетении с "блошиным" и "птичьим" рынками.
- Тёшка сазанья - сколько?
Это сейчас дорого. Башек сазаньих - на уху, а? И тёшки - щучьей. Но надо узреть свежую, где при мне полосуют. Правда, как похолодало, не портится. Но всё равно, лучше.
Разделывают на железных столах с навесами, а параллельно - ряд с рыбами на затоптанном грязью асфальте: на газетах, на полиэтилене, на мешках. Башмаки обнюхивают рыб - носы к носам. Кошачьи, величиной с блесну, кучечками, надёрганные тут же в городе. У рыб - калибр. Удивлённые желтопузые сазаны, их, зимующих в ямах, выберут и - сюда. Снаряды. Так что? На пять человек, на пару-тройку дней.
У-у-у-у - по барабанной перепонке. Маман посматривает, действительно странновато. Приходится периодически снова набирать номер. Или так и надо - повтор, повтор? Когда уже раз получилось - тем более, будешь. А сон-то сон - сестра таланта. Набор цифр - и всё. Идут и идут, но почему-то было сразу ясно, что это телефонный номер. Длинней городского и без междугородней восьмёрки. Валя ты? Ты дома, хорошо. Я сижу, как договорились. Я перезвоню. Приблизительно скажи. Перезвоню. Называется - подслушивать. Даже имя - уже не из сна.
Пошло-поехало… кажется… С шестерёночным клацаньем - подкараулил… Гудки ожидания - схватила через полтора, сидела рядом. А вот и Валя, Валентина.
Тональность - авантюра. Сначала - подслушка, теперь - подмена. Хитро: открытого вранья прямо судьба - избежать: тёзка. Дан старт: авант, Юры! Кто вперёд?
Красное солнце за мостом - красный сигнал светофора. От вокзала, случённого с автовокзалом, - широкая прямая короткая, с трамваями и троллейбусами, и переходит в трамплин - горб моста. Изогнутые фонарные столбы, изогнутый их двойной ряд - скелет змеи, рёбра за рёбрами: особенно издалека, отсюда от вокзалов. Холодно, в этой трубе дует, кепка отстала от декабря. Вот и я - подглядывающий за подглядывающей. Точек наблюдения - сколько угодно. Я (он) должен быть - там. Она - от киосков, из-за киосков, в прятки. Я (я) - с другой стороны улицы, из промежутка в домах, мне-то прятаться нечего. Час до часа пик, но тут он всегда. Если бы они с Элькой (Эльвирой, надо понимать, - имя из второго прослушивания) не решили заранее, что - от киосков... А, всё равно, вычислил бы. Главное, я знал, что она придёт раньше, будет оценивать - сама, решать, подойдёт ли. И я решал бы - подойдёт ли. Нет-нет, проколы исключаю. Значит, красивенькую - вблизи места. Зима, эти шубы... Уже есть - кандидатка. Даже не вижу, к кому переметнуться, если не. Голубые джинсы, красиво заполненные совсем не полными. Синяя дутая куртка: талию не усечёшь. Кепка. Мы с ней в кепках. Вдруг правда - не она? Посмотрим, теперь немного наглости.
Мощный красный светофор - запрещает. А мы - прямо на него. Нарушаем? В "Газели" спереди, с водителем, два - для пассажиров. Сближает. Прямо по мосту - на светофор, который бывает, разве что, ещё жёлтым. Никогда не разрешает.
- Вон что! Вы Э-э-элю провожали…
Из телефонов не следовало - или я не понял?
- Она говорила, что вы с ней, кажется, год как по работе... Она раньше жила - в Икряном… у нас родня, так что я её...
- Не будем о третьих лицах.
Так, так. Значит не случайно место встречи у автовокзала. Как не напоролся… Если бы Эльвира... Было бы проще - познакомить самой, они бы - сосватанные ею - проводили до автобуса... Нет, предоставила. Как, интересно, заочно нарисовала Валю - тому Юре? Разыграли парня? Не понравился, она бы - не вышла. К такому повороту? Наверно поэтому сама и слиняла…
- Значит, вы, Валя, решили меня пригласить?
- Да. Просто да. Вы против? - намёк на улыбку.
Подошёл по критериям или оставил без выбора? Ведь я её застукал ещё в засаде, за киоском. Это вы - Валя? Элю знаете? Имена - наиубедительны. Ласково добиваю: А почему не там, она мне говорила - там, а? - Ещё рано… Отчитывается. Так сразу, может, и любая - не отфутболила бы. Но ведь едем, чья инициатива? Её, её, голубушки.
- Валь, у меня лысина. Под кепкой не видно. Ничего?
Сидит между мной и шофёром. Может, с его стороны её улыбка - позадорнее? Не повернёт головы - будто сама за рулём - только вперёд, к прекрасной, летящей в физиономию, дороге.
- А у меня, правая нога, вон там, обварена кипятком.
Тонкая шутка в ответ? А если - то и что ж… жареная, пареная… Эх, возьму её за руку да посочувствую.
- А чево она уехала-то?
- Кто? А... Скучает.
И правда, - пятница.
Удивляюсь продуманности. Когда стало ясно, что надо идти опережать Юру, из головы не вытряхивалось - куда же её, милую, пристраивать? Не лето. Единственная - Вовкина, - зато в масть - тут же рядом, у моста. Зайти к нему в школу - три квартала. Ключ, а он сам потом к матери - ужинает после работы всегда - у неё, в том же доме. Но ведь слегка подставляю: чем ещё кончится - недоразумение...
И - целеустремлённость Валентины, девушки в синих тонах. Многократные наработки? Вряд ли, но у тихих - бывает. План действия? Для завоевания? Как версия. Прошли-то - молча знакомились - от автовокзала до начала эстакады: забор облбольницы. Крутятся маршрутки - правый берег, вон выстаивает пустая, быстрее. Номер? Кажется, к Бумажникам. Как барана на мясокомбинат.
- Здесь, в Шестом микрора
- Нет, но лучше тут.
Пустырь, ветер, гаражи, темнеет, продувает морозцем. Мой локоть держат две руки. Молчунья. Зачем эта деловитость? Так ей важно? Ставка на Ю? Пятиэтажки расставлены как в "морском бое". Идём наискось через пустырь, а это - не полностью срытый бугор, поэтому с него - немного сверху, огляд. В сумерках. Люди - по вьющейся тропинке: не пустой пустырь. С работы.
Активно подруга Эля участвует в судьбе. Свои возможности - чужому счастью? Стоило оглядеться в однокомнатной на пятом, чтобы понять - чья. Телефона нет, не отзвонюсь. Эльвира, значит, накручивала со службы. Но ничего, более или менее, предупредил, чадцев домашних, как всегда.
Тебе звонили из Москвы. Из института, из института. Мужской. Спросил меня, с кем говорю, с мужем? И ты что сказал? С кем - с братом! Перезвонит? Перезвонит, но не сказал, когда. Что же у меня голова так? Погода меняется? Померь мне давление. Чайник, пожалуйста, поставь. Как вообще - работка? Когда так наваливается… Сегодня кафедральное. И профсоюз. Ты же у нас ещё - профсоюзная лидерша. А с правозащитным центром - развязалась? А на выборах подработать? Кто я, скажи мне, кто я? Что делать - у тебя получается.
И правда, у Вали ожог на правом бедре. Стесняется, прячет. Терплю: как в фотолаборатории, своей руки не видать. Всего лишь одно, в чём не удалось найти компромисса. А то, что хочет - или не хочет? Надо хотеть - значит хочу. Но это уж больно лицемерно. Зажатость - туда-сюда. Со сдержанным возгласом, всему - руке, ноге - слабо сопротивляющаяся, но, спохватившись, разрешающая. Всё время будто вспоминает - как надо, как не оттолкнуть. Потом, правда, будь здоров. Темнота распалила? Темно, темно как у.
- Валюша, у вас тут стол... Мне неловко.
- Эля говорила, вы... застенчивый. Это правда?
- Во всяком случае, я не знал, что... прямиком. Я бы прихватил.
- Эля говорила, с вами надо... так. Правильно?
- Почему… хотя...
Юр, вот здесь... Теперь сам.
Юр, да ты что... Я несколько раз.
Юр, тебе хорошо? Скажи, тебе хорошо?
Впервые - чтобы проснулся, уже сидя. Можно сказать, в поту. Мчится, летит - ветер, несёт с собой страх. От него снова ёкает, и чувство провала как в воздушных ямах. Звуков? Но как будто издалека. Что чётко, так это зрительность. Фиксирует - до сантиметра. Несмотря - вернее, смотря - на бьющий в глаза свет. Конечно, знаю: насыпь окружной железной, и в ней как туннель - мост над многополоской. Окраина города с названием Автогородок, скорости - уже загородные. Приходится изредка бывать: расположили газовую контору, всякие книжки-квитанции. Фу-ух - по щекам. Не поймёшь - тёплый или холодный. Не успеваешь понять? Знаю я этот страх: поздний. Когда уже за спиной, вот теперь и накрывает. Испытал: хорошо, что коротко - проснулся. Проснуться - это спасает.
- Я хочу помолчать. Но... нет, нет... не уходите. И поговорить. Как вас? - третий раз не может запомнить.
Даже жилистые, но - породистая кривизна длинных костей. Отращённые с клювовидным загибом, перламутровая розовость - к коже луковой шелухи. Морщинки на суставах - костяшках пальцев - будто уходят в сустав, и линии на ладони - руку перевернула, дрожа сигаретой ладонью вверх, сигарета фильтром вверх между пальцами, - линии глубокие как у обезьяны. А ведь красивая женская. Ноготь только на третьем пальце обломан - все сегодняшние потери. Сигарета уже должна подползти пеплом - жжёт? Загар, не сказать, что старит… Крепко загорала, но это не летний. Ходит в какой-нибудь спортзал с ультрафиолетом.
- Ну что? Ну что? Извини. Ещё это.
Она стала подпрыгивать в кресле. Схватилась за подлокотники. Где окурок?
- Успокойтесь, успокойтесь, - я уже стою рядом.
Хлюп-хлюп, пальцами - себя за нос. Я не сообразил, не успел дать свой платок, а уже сухо. Умело - берёт в руки себя. Сжалась: серьёзное, якобы спокойное. Я подаю ей - взамен, разве что не притоптанного, "бычка" - свежую, жгу "крикет", но - смотрит мимо и не движется на огонь. Тогда беру стакан с виски, полстакана. Полчаса назад хлебнула, но возник спазм - выплюнула с брызгами.
- Да, да, спасибо, - очнулась, - Юра, мне просто плохо... Дай, я попробую всё это выпить...
- Давай, я тебя - поить. Как маняську.
- Будешь смеяться… знаешь, что мне помогает?
Когда её привёл, она второй раз поплыла, первый раз - на улице, сразу после неслучившегося. Удержал одной рукой - или связку, или мышцу, - а сейчас дало знать: как подхватил, когда она стала садиться на пол. Тр-р-р, тр-р-р, тр-р-р. Встряхнулась, а то - глаза закатила. Роль, другой тон - тоже лекарство. На какое-то время встала на рельсы. Сегодня не приду, перенеси совещание, всех раскидай на завтра, послезавтра. Положила трубку, замерла, закрыла глаза - оттолкнулась, отжалась руками от подлокотников и задала направление к серванту. Штоф с красной косой наклейкой, виски всё-таки редкость. Передала мне, села и остекленела. Хлопотал тут: стаканы, сигареты, хрум - пробка, буль-буль - по-русски, помногу. И завилась штопором, кофта выбилась, юбка её делового костюма съехала молнией на бок. Давай её гладить - как ощупываю, давай щёлкать зажигалкой у ещё не прикушенной сигареты, сам - в неразберихе.
Пьёт, молодец, пьёт. Схватилась за горло, сигарету выронила. Но без блёва - просто пульверизатор.
- Комок вот тут.
С ковра поднял, слегка обрызганную - пепельницы рядом нет - и, добру не пропадать: долгожданный дым, а сам пристроился на ручке, мягкой и широкой, так получилось обнять - небольной рукой. Специально - сжал, и задавились подрагивания и дёрганья. Накрученные кудри, а башечка - ма-а-аленькая, твёрдо упирается мне в рёбра.
- Хорошо, что вы, что ты...
В кольце голых рук - голые руки. Всей мордой - её рыжевато-каштановые крашеные ароматные кудри. Я даже их жую. Грудью - её лопатки, пахом - её попу, ступнями касаюсь, вожу по её пяткам. Букет прикосновений, срабатывает как капсюль.
- Ты вся тут двуспальная. Нескромный вопрос
- Месяц не живёт, как ушёл... Придёт...
- Сын - вон - на фотографии?
- Серёжа в Англии... Он учится...
- Ногти надо теперь все - обрезать?
- Да, выравнивать... Сломала об тебя.
- Хорошо, что ты лёгкая…
Сначала только на нижних ветках. А будет как на вот этой, поломанной: ведёшь пальцем, и тускло-зелёные иглы - льются. Ударишь - и почти все стряхнулись. Стеклянный баклажан. Не покупали - подарила домработница: разных, целую коробку - им стали не нужны (что могло случиться?). Вот и этого боярина. Роспись, краски - пятидесятые годы, откуда-то из-за меня, дальше детства. Сосулька закрученная, прожектор - шар со штампом-вдавлением - явные шестидесятые-семидесятые. Моё. Узнаваемо. Покупала, всё больше, сестрёнка. Мама и сестра... Необременительный эпизод: достать, развесить, собрать - и длинный перерыв. Перекладина - и ещё год, перекладина - и ещё год. Лестница. Удобно спускаться.
Да, мешало его увидеть. Солнце - утреннее, между домов, поперёк трассы - в глаза. Ещё дерево. Толстое, хотя кругом и новостройки. Им лет двадцать. Ну, пятнадцать - и дереву. Конечно нет перехода, светофора, зато удобней - к гаражам. Наискосок - к железнодорожной насыпи. Вдоль, ага, вон там. Протяни руку - железный столб со знаком запрета парковки. Людей - кот наплакал, но перебегают. Стоял-стоял, пошёл дефилировать. Газон с толстыми деревьями - вдоль дороги. Дальше - тоже вдоль - тротуар. Дальше - опять газон, примыкающий к девятиэтажке. Хорошо, что был недалеко, когда заметил быстро идущую даму... Дублёнка такая, коротенькая, удобно в авто, как куртка - и юбка потом уже. Припустил - чтобы занять свой пост. Загородилась рукой от света и шагнула - с тропинки, протоптанной до гребешка стартовой тумбы - которая вытянулась, будто вдоль оси времени… Как надо было лучше встать? Одной рукой пришлось - за воротник. Она, и правда, лёгкая. Показалось? А дублёнка - прочная. Автобус - на всех парах, куда-то в область - пронёсся как воробей, в сантиметрах, и ветер будто от крыльев. Страшный - тёплый или холодный, не успеваешь понять. Наверно, её - обдал - посильнее.
Говорили о какой- то ерунде. Но не смеялись с самого начала. В общем, ты вляпалась. Между прочим. Шутка? Одинаково - в чёрном: кожаные куртки с металлом. Я чего? И она - точно так же, одежда сближает, якобы интересы. И интересы не совсем позднего, но зимнего - ночного - вечера. Придётся тебе заплатить. Фишки так легли. Крепкие парни, с лицом - нет, не одним - но, кроме одежды, ещё хвосты. Конечно, без кепок, без шапок. Она тоже. Не прерывай, Рифкат. Деньги... с тебя не деньги. Софа, как я понял... Ухмылка. Ленинский парк - почему он мрачный? Кругом заселено: с одного бока - особняковое дореволюционное Селенье, с другой - пятиэтажки Коммунистической. Собираются всякие - сторонящиеся; кстати, и городская "голубятня". Вы что? Окурились? Девчонка хрупкая; для уверенности - за свою примут - чёрная кожа, серебрящиеся в ночи клёпки, пряжки. Изящная, ножки узловатые, но вытянутые - тоже в чёрных - тёплых? - колготках. Видишь пёрышко? Притихни. Короче. Реджеп, объясни. Их двое. Как бы сжали - на какой-то шажок ближе, чем когда стоят, только разговаривая. В общем, мы должны тому козлу, и если не отдадим - ну, ты понимаешь… Убежать, наверно, всегда можно, но кто как, что у кого в прошлом. И зачем Софочка в этом Ленинском? Я-то тут при чём, м-м-мальчики? У кого что нажимает кнопку испуга, или другую - от которой наваливается вялость, безразличие? И как прошёл сегодня весь день, как - вечер, что, будучи позванной, подойти и болтать, болтать с такими же чёрными кожами. Короче, этот всё равно нас достанет. Ему нужна баба, понятно? Мы должны гарантировать. С ума сошли? Больно! Пойдёшь сейчас. Если побежишь! Вон к тому. Вон-вон. С ним - не советую. Придётся тебе, металлистка, отработать. Софочка. Фишки так легли. Пикнешь! Только отбеги. Могла и отбежать, и орать как резаная.
Одно слово - намолено. Потрескивание. Есть ещё тусклое электричество. И служба... Была в пять? Потрескивание и рябь жёлтых язычков. Жёлтого, много жёлтого. Блестящего жёлтого. Матового жёлтого. Застывшего электрического жёлтого. Трепещущегося горящего жёлтого. Разрывающего тёмное - окутанного тёмным. И тёмное - почему-то - идёт сверху, из купольной выси, но и снизу - тоже идёт - от антиярко одетых людей, замешкавшихся среди четырёх двухобхватных колонн. По традиции - к амвону. В правом приделе - Святой Георгий. Хорошо постоять, глядя, - уводит. Лампадка с красным стеклом. Запах, видимо, воска. Плоский, завивающийся хвостом горыныч. Копьём в пасть. Вовка крестится. Крещусь - светский кивок в придачу, ловлю себя. Поворот кругом - и лицом к лицам. "Дочка." "Дочка с мамой." Наш шёпот как тайна. По каменному полу - осторожно каблуками. "Вон та, которая прошлый год такие поклоны..." Было-было. В короткой шубе, лосины, сапоги и хореографические поклоны - наклоны: с прямыми ногами, щепоть на лбу и головой - чуть не до полу. Постоит, постоит - молится? просит? - и дугой, плавно-гибко. Конца не дождались. А сейчас что-то не кладёт - поклоны-наклоны. "Ну что, пшли?" Головой - морозец. Шапки - на ещё не озябшие головы. Негрустные дети, лузгающие семечки, и устало поздравляющие с праздником - алкаши-алкашки? - встряхнулись и потянули руки. Те, кто приезжают на иномарках, те хорошо подают.
Над дверью в комнату - окно и оранжевый свет. Заведено - работа, школа, день в день. Окна с улицы - тут синеватый, даже ещё - едва. Тёмное утро, лежу под одеялом и повторяю - свежие, перепавшие мне, виденья. Автобусы - вон уже хрипят как кони, остановка под окнами. Сестра, племянница: уйдут - тогда. Неохота мешать, вечно что-нибудь ищут. Ещё раз не повредит. Довспоминается? Сложный сон. Скорее, как просто сон - перескоки и наплывы.
Дом этот знаю, и дверь эту знаю, с номером 29 - хотя, где предыдущие двадцать восемь, мне неизвестно. Наверно они со двора, с галерей. А тут стена с окнами - два этажа окон - и, ни к селу ни к городу, дверь номер 29. Уже внутри: квартира-переделка - сразу комната, только лесенка вверх от входной двери. Я не один? Пришёл не один? Или она была здесь? На зелёный палас набросаны одежды из кожи - с молниями, пряжками. "... не могли, дураки, поговорить по-человечьи, сами зассали, ты им вставь, пусть..." Я не вижу говорящего рта, а брюнеточка выгнулась, заведя руку за спину, и чёрные бретельки соскальзывают с округлившихся на секунду плеч... И сразу же - занавес - с городскими многочисленными рваными дырами от света. Блеск на чёрной ткани волос, и хотя лицом теперь ко мне, освещения всё равно не хватает. Девушка смотрит блеском внутри глазниц. Мимикрировала на январской бесснежной - лицо еле белеет - оттепели, ночной и промозглой, контрастной к только что хлебнутому уюту в №29. И место. Идиотское - тут рядом общественный туалет, запираемый дворниками всегда рано вечером: он не нужен, логично. Ведь парк. Туалет бесплатный - по-моему последний бесплатный.
Раненько смеркается, затягивает мглой, нольградусной сыростью. 29: опасливо на себя. Забыли запереть? Ну и вопросы у тебя, парень… На лесенке не споткнулся, зная о ней, а выключатель нашарил только в комнате. Зелёный палас как трава. Не оставляю следов - на траве? Оттепель, грязь. Такой сон - как несколько черепков, по которым надо восстановить амфору. За близкой к внешней среде дверью - беспрестанно шелестят машины. Никакого тиканья часов. Ни малейшего любопытства - чьё, что в шкафах. Из проформы - обойду. Будем считать, что ничего не изменится...
Санёк, пошла, пошла! Мужик-то - что скажет, а?
Да пошлёт её на х-х-х
Реджеп, Рифкат... Смотри, Санёк, вместе, вместе. Их ты!
Следить теперь, что ли?.. Пойдём по пивку.
Рифкат, Реджеп - ну, ты придумал!.. Куда-то повёл, а?.. Я думал - чухнет.
Как джейран! Пойдём по пивку, говорю.
- Сейчас поймаю. Или лучше - сама. Тебе куда?
- Не скажу, всё хочешь знать, босс.
- Десятки хватит?
- Ты тем парням - кто? Татарские имена, не помню... Реж... Риж...
- Всё бы тебе. Татарские. Вон пустая. Тормози.
Щёлк - дверь квартиры под номером. Английский замок прекрасно сработал. Есть же и хозяева. Чёрная фея Софочка - заявляется к ничего не понимающим, в гости… Витает - и продолжает - шутка… Но серьёзно: костистые - как-то ближе. Пухлых - ц-ц… А ведь Кустодиев - астраханец. Молчала, посапывала, молчала и наконец, не сдерживая голоса: "Ха-ра-шо, ха-ра-шо!" Тогда - даже где-то поднимающе в глазах - что не какой-то наградной секс, - а вспоминая, оборжаться… Никогда не узнать, почему подошла - от тех парней ко мне.
Лёд, лёд, лёд. Ломаный у берега и снова застывший - пластинами углов. Дальше, где равномерная толща - не трещины, а линии напряжения? Но всё равно - трещины: нет просвета, зато за счёт них видна - надёжность льда. Сантиметров тридцать. Беловатая лента дёргано извивается в прозрачной тридцатисантиметровости. И уходит, уходит, извиваясь... Вон дальше её запорошило. Пойду вдоль - или уже поперёк. Мимо сидящих-стоящих рыбаков - стайкой как рыбы, - маятникообразно дёргающих: цепляет за бок, за живот. Якорьки гирляндой. Сюда же - заплывал летом. Середина: от пляжа на острове - и от берега города, где растягивались шатры кафешек. Бакен колебался, красный: всегда вид снизу, цепляясь за него, метра полтора вверх, он - в лёгком наклоне. А вот и окаменелый песок - ботинком снег и тук-тук. Ровно полгода назад с моста: нет тебе вот этой береговой линии - как бегемоты. Даже едят, сидя в воде. Давил один из самых жарких дней, плюс воскресенье. Лёд. Яркость солнца - та же тогда была, что и сейчас.
"Ты кто?" "Ну вот, приехали..." Устроило, шлёп-шлёп босиком дальше. Махнул рукой - буквально - и, мол, какая разница... Простыня - тогой. Надо только то и дело забрасывать.
Совсем другое - сосиска в тесте - полотенцем. Не падает, только подвёрнуто подмышкой, и ходит свободно - от лобка до сосков прикрыта.
- Кружки помой, манекенщица...
Косенькая, а полотенце - держится.
Дёрг-дёрг, заперто, но дверь не мёртвая, не сейф - заходила ходуном, зазвучала. Ну-ка, ещё разок - дёрг-дёрг. Да что ты будешь делать! Глубокая, по правде говоря, ночь. Хрясь-брясь, дзень-дринь, хрусь-кхе - музыкальный инструмент. Во ударил. День-два продержится - ну, неделю. Только с опущенными ушами. Дёрг-дёрг.
Подостыла, но. Пшшш-пшшш. Полежать-подумать? Слез. Ещё плесну. Пшшш-пшшш. Ни-ко-го. В - а как ещё скажешь? - предбаннике: бассейн, маленький как прорубь. Наверно, и сауна есть. В кабинках? Попарились и - на мороз? Что же - на морозе и остались?
- А ты не выражайся.
- Я и не вы
- Сейчас найдём. Тю-тю. Поликарп! Карп!.. Я туда не пойду, там холодно. Поцелуй меня! Вот сюда. Сюда. Поликарп! Хрен моржовый...
Вперёд! Веди, любезный. Цивильно. У каждого свой шкаф.
- Уо - пустой... Там они се...
Он тоже нагружен, взмахом - вдаль. Так, ага: тут и простыня, и полотенца, два. Расстаёмся с трусами, вот так - простынёй. Зеркало-каверкало. На другую сторону запахнуться? Полотенце не брать? Пол тут холодный.
Горячо, хорошо-о-о, закладываешь себя на верхнюю. Но ведь не любишь - ни русскую, ни финскую, чтобы регулярно, чтобы веник, вязаная шапочка... В пот - моментально - не бьёт. Потому что жару люблю? Вон веник. Не дотянусь. За компанию? Веничком? Если хорошенькая. Или - хорошенькую.
Загромыхали. Не на ключ - на засов. Ряха. Икнул - это вопрос? Но загородил, чёрт. Не мёрзнешь? Молча. Теперь ключевое слово, бессмысленное. Надеюсь - не как его последствия. Повторял, заучивал со сна.
- К Аствацатурову. Здесь?
- Позн... т-т-так... Пр-р-р-р...
Банщик одет в одежду дзюдоиста. В такой жаре можно и дверь нараспашку. Шапку долой.
Мужик, с которым столкнулся в коридоре, хотя и готовый, но прореагировал. Я в такой же тоге. Судя по - где-то толпа. Как пол деревянный - сразу другое дело. Что у нас тут? Гуляли. Пивка, коль по полной программе. Одну жрали - водку? Нет, было пиво. Даже пивные кружки. Тогда рюмашку под... Хочется спросить - где все? - будто к друзьям, будто хоть кого-то… Ваше здоровье.
- Златокудра... Кудра... Завивка?
- Поликарпыч! Унёс, родимец? Принеси. Пива-пива-пива.
- Мелким бесом, мелким бесом... Такие длинные... Кудлати... Всё-таки, небось, технология?
- Можно я вот так, оп? А где все?
- Нашла кого... Хлопнешь? А пива он принесёт?
Приснилось, как всегда, среди ночного сна. Час-два днём видимо не в счёт. Надо мысленно прожить - прежде чем прожить на самом деле. Домыслить, нафантазировать - чтобы наложилось... Часы на панели, с подсветкой. В такой час - только частники, да по ночной таксе. Еле знакомый мне спорткомплекс, где, оказывается - баня. Только снаружи, а в сне - мельком? Но знаю, что он. Зато дверь с задов, которую никогда раньше - сразу угадываю по сну… Аствацатуров какой-то... Будто пароль.
- Поликарпыч, счастливо. Поликарпыч! И привет Аствацатурову. Дела-дела. Утро-утро. Скоро. Уже? Та, что со мной кувыркалась, уснула. Спит.
Молчит. Дзюдоист-каратист, с поясом. Дома знают: встреча Нового года по-восточному. Чистая правда - в феврале. Февраль. Только год кого?
- Я один раз, сыро не было. А Карпыч, может, это... подтопил? Пойдём посмотрим. Как - веничком?
- Да я уже, знаешь... до дыр...
И совсем она не пьяная, работа - притворяться. Да и я практически не пил, ерунда. Попьёшь тут - как в разведке. А когда - во всех этих историях - я не чувствовал себя берущим чужое? Ну хорошо: а чьё? Коль мне подсказывается - из нечеловеческих резервов. Однако, - и чувство, что надо уносить ноги. Строго по регламенту. Это и придаёт перцу?
Лежит такая рыбка с банным листом на попе. Шайки - настоящие, дерево. В баке - кипяток. Парком с дымком - не спит Поликарпыч. Легонько, окунутым в кипяточек, но развеянным - подметя воздух. На животе и смотрит в стену, а одну руку - я же рядом стою, - и держит. Вожу по удивительному дорсальному - о! - рельефу... Свет слабый, боковой - в двери маленькое окошко, - вполне, чтобы дорисовывать красоту застывших потоков лавы. А она держит, и уже есть за что...
- "Сталинградское"... Будем "Сталинградское". Он его приморозил.
- Дай попробовать, - за мою руку с бутылкой, на себя, влить в ловящий горлышко поцелуй.
Вот уже обе мне закинуты на колени, хватаешься придерживать торс - ладонь вжалась в её махровое полотно, под ним ходит лопатка. Для моих колен, если сядет, тяжеловата. Да и тогда я только носом - меж грудей. А так, глажу раздавленные, расплющенные ляжки, и - нескончаемый, завиваясь губами, зубы об зубы, неслышно цокая.
- А где все, на самом деле? - вопрос-передышка.
Любят тут этот взмах рукой - мол…
Они - ну, бабка не в счёт - спрашивают. О нас - с тобой. Вот у тебя есть этот интересный мужчина - художник. Я ей - кому-кому, маме - отвечаю: Да ты с ума сошла! Всё равно распрашивает - так, деликатно: Ну, вы с ним хотя бы целуетесь? Представляешь? Я опять: Да ты с ума сошла!
Моя тоже - артистка. Новая маманькина примочка: Я делала зарядку и уснула… Сколько помню: не домашняя - всегда - по знакомым, по родственникам, куда-нибудь - в область. Ещё при отце, тот был, наоборот...
Все до одной повыходили замуж. Такие как я - только разведённые.
А у тебя - что? Есть желание брать на себя ответственность?
Не-ет… Заботиться?
Конечно, когда все вокруг - замуж, замуж…
Они-то - да - хотят... Внучка - есть. Сестра же у меня замужем… Чё пристали? А как с ними разговаривать?
Семейник из меня?! Ты посмотри! Вот, живу - вот! И отлично. Встречаемся, когда - тебе! - засвистит. Только - за! Мне важно одно - чтобы проблем не было. Ты можешь - где хочешь - но чтобы…
Вы! Вы - сами - как будто мне прямо гарантируете...
Сразу на вы.
Бог с ним, с этим ведром. Подожди, может, принесут. Я - я, старая дура. Я бы сам дал, ты меня спросила - я сказал: да. Хорошо, что ты им дверь не открыла, а из окна. Эх ты, святая простота, надо было сказать, чтобы там - там, где-нибудь... Они и воды просили, машина заглохла, но я сказала - воды нет. Я бы сам первый дал - тем более, что, помнишь, как-то же был случай, даже два, просили ведро - и возвращали. Времена сейчас не те. Всегда одинаковые. Они так слёзно просили. Гады таким тоном только и просят. Ну нельзя гасить в себе. Ведь и правда, сам окажешься в подобном положении - пойдёшь и будешь клянчить. Надо всё-таки, надо было - не давать, простота, и в машине всегда должно быть ведро. Такое хорошее ведёрко, не большое, пластмассовое, удобное. Я сам бы первый дал, говорю, не расстраивайся. Не могу успокоиться, седуксена уже выпила.
Ну, знаю я Светку. Года два или три с ним - это плотно. То есть довольно ровно - хотя кто там их... Года два назад - да, значит, у них три - вильнула хвостом в мою сторону. Эпизод задавленной ревности - у друга… а ей, наверно, этого и... Долго - Вовка обхаживал… Начал - с пляжного привыкания… она - само безразличие, а потом - в общем, терпенье и труд всё пере Я её не видел - сколько? В этом году была ж? - была - в августе. А то всё - в начале пляжа - болела? Придёт - и они остаются позже всех. И провожает. Кто кого? Она же - к нему.
Ещё раз. Мы, по всей видимости, пьём шампань. Бутылка - точно, фольга жёлтая на горлышке. И даже эти пузырьки в носу: из сна - или придумываю? Или до-думываю? Две бутылки? Три бу Что-то с халатиком: то грудь выглянет, то разрез, как кинжал, блеснёт аж до пупартовой связки. И теперь - графика с голой бабой над тахтой, тахта - весь угол. Это Вовкина вторая комната - без вопросов: почти стемневшее окно с тюремной решёткой, колонки - на уровне ушей, и тут же, против глаз - время. Вертикальная линия - циферблат пополам. Последнее: я наклонил голову, вожусь с рубашкой, а эта - уже без всего, ходит как гуляет, курит...
А ты что - хочешь выпить?
Я же алкашка.
Светлашка.
А-а-а! Подожди, я сниму. Мой халатик у тебя ещё не потерялся? Девушкам не жмёт?
Жмёт. Давай, без питья? Когда ты голая - гренадёрка, выш-ш-шагиваешь...
Правда… ведь я такая красавица. Писаная.
Пи-пи-пи-саная.
Кстати.
- А, Света, привет... Вовка тут?
- Да он... Холодно, проходи.
- С прошедшим Женским Днём. Вот забежал. Шампусик.
- Вы собирались?
- Ну что ты! Экспромт... Где хозяин?
- Хозяин рот раззявил.
Нет, ну надо! Ну ты нахал, Владимир!
По-людски!
Мама-мама... Ладно, сейчас остыну... Оденусь и больше
Не, не хами, в смысле
Я хамлю?
Ничего ж не случилось! Полчаса можешь подождать? Можешь посидеть подождать? Она ж житья не даст! У неё как нюх - когда хорошо, надо испортить!
Да ладно, я пойду... Чего я тут буду…
Слушай, так, есть заныканая бутылка шампанского... Сейчас. Вот, пожалуйста. Открыва-а-аю... Полотенце! Ну затыкают, сволочи. Оп-па!
И всё-таки ты негодяй, Вовка. Какая-такая срочность?
- Так ты говоришь, мама позвонила? Она ж - вон - в передней квартире…
- Да ну нет. Откуда-то позвонила. Идёт от родни, вот здесь где-то недалеко... Не знаю, какие-то сумки. Тяжёлые сумки, якобы...
- Старухе делать нечего... А вы - праздничаете? Такое же полусладкое... Везде полусладкое... Остаться-пойти-пойти-остаться...
- Ты же не спешишь? И твою, и эту... Пусть знает.
- На сколько же он ушёл... Давно?
- Безразлично... Подожди, одна пена...
Я со стаканом прогулялся по проходной комнате, Светка глубоко села на тахту, ноги вытянулись несогнутыми. У Вовки и в этой - тахта. Я зашёл во вторую, с окном с решёткой на ту сторону дома, и на будильнике - нижняя половина вертикали. Полшестого. Потом - уже потом, ещё раз потом - телефон бряцал, внося своим ритмом что-то лишнее, но Светка - не за хозяйку - да и я - с чего бы? Она переодела халатик часам к восьми, когда тревога уже разлилась. Но не оставишь же - в панике одну... Вошёл, огляделся - мы сидим как кролики, вылупили на него глаза. Пустые две из-под шампанского, но их содержимое в голове - у меня, во всяком случае - уже забылось.
- Ты зашёл? Это хорошо... Звонил же - из больницы! Не брала?
Убежал в квартиру матери. Тяжёлые сумки, оказывается, прострелили старушку. Рядом удачно - две клинические, выбирай. Пока - в Александровскую, пока - обезболили. Она разогнулась вполовину. Домой. Уложил. У Вовки нашлась ещё бутылка - мадеры - теперь ему самому.
- Это останется нашей тайной, надеюсь...
- Ты чо - не осталась-то?
Машин вал - тут у нового моста, на мосту, на развязках под мостом. Темно и грязно. Нет, полно фонарей - цепочки фонарей, расходящиеся под углами, и сплошь влажный асфальт, он поблёскивает отмытостью. Нет, темно и грязно. И ещё мартовски холодно. ... тайной, надеюсь...
В некоторые года - если холодная и длинная - аж с февраля, аж по июнь. Исключение. Правило - когда её нет. Сфотографировать прыжок - успеть нажать. Успеть заметить. Май - жара и загорать, но без купания, вода как лёд. А март - это лёд, стоит бетоном или хотя бы проплывает. Забереги - зубы льда по берегам. Зима переворачивается в лето. Только точный вес - уравновешивает. А иначе, даже мелочь: чаша - вверх, чаша - вниз. Этот точный - дни в апреле, может несколько - в мае.
- Приду не раньше, на Волгу, пройдусь, и там уж - на Татар-базар. Значит, селёдки, как всегда, ещё чего?
Астраханское, особый привкус - на рисе, из-за этого? Как таскает вон тот, молодой, два удилища - то за одно, то за другое... Руки мёрзнут, и скоро начинает колотить... А хочется - когда идёт вобла... Надоедает - больно быстро, не вхожу в азарт, и холодно - от воды. Потеплело - вобла прошла... Опереться на чугунную решётку… одну порцию - пива… пригреться на солнышке. Дальше - там можно посидеть на береговом кнехте. Рыбаки, они сейчас везде, так что на кнехтах - будет оккупировано… С Вовкой надо бы - пивануть, чтоб от пуза. Такие дни - самые пивные. И поглазеть на чей-то поплавок.
Придётся искать свои. Ну, один хоть - должен бы где-то остаться? Или сестра все поменяла на женские? И тайно погладить. Это проблема… Где же её белые халаты?
- Не твой полетел? - иронично.
Не иронично и многословно:
- Нет, они - в сторону Казахстана. Испытательный полигон… А здесь своя эскадрилья. Наши сюда не залетают.
- Он у тебя
Вошла её лечащий. Присела на край, коснувшись боком, через одеяло. По-деловому. Без улыбок, без отступлений как на обходах.
- Полегче? Сейчас уже снимем. Ренате скажу, снимет.
Прозрачная. В форме жёлудя. Вверху - у самого горлышка, которым вниз - зеркально, и подрагивает. В жёлуде - кап.
Было всё вроде ничего. И снова, как тогда. Правильно говорят - опоясало. Спрашивают всё время - не тошнит? Я читала - при панкреатитах. У меня живот только чуть-чуть жгло - сейчас нет - слева. Когда жму даже легче. Слабость - была - ведь я отключилась? На секунду? Просто смотрю - сижу. Сейчас осталось - только тянет. И чешется в спине. И лежать я уже не
- Под наблюдение оставлять не буду. Но если что.
Как не знать этот аппендикс в приёмном покое? Ещё со студенчества. Одноэтажный флигелёк - со времён? - больнице сто пятьдесят лет. Закоулок коридора и в нём - палаты временного размещения, на день-два, если нет мест в профильных отделениях. Почти всегда пустые, и тут же отдельный выход: обита дверь чёрным дерматином, утеплена, простёгана, - рядом всё-таки - люди.
Шершавый вельвет - сухость, передающаяся на зубы - память ладони. Сине-фиолетовый, но уже - от стирок; сумерки такие, что нюанс ещё заметен. Но жест? Дотронуться - это жест? Пройтись рукой, захватить, оттянуть складку кожи под толстым больничным халатом - жест? Ключевой поступок - значит вмастить. Не имея никаких признаков, намёков, - но, тем не менее, событие ожидается, жаждется. Сон - эфемерный продукт обработки информации? Ведь поверить - это всегда повод для смелости. А сон - то, чем легче лёгкого пренебречь, даже если веришь, что - ох, неспроста. Отмахнуться, - но как потом быть? С собой, с собой - с кем же ещё? Что-то они - вещие - стали реже. По сравнению с осенью. Или они - поверили? Что и я - верю.
Притупилось. Не жжёт слева. Но выше поясницы - тянет. Она завела руку за спину, уже не в первый раз, и неуклюже ущипнула повыше талии, соскользнув сначала с рубчиков ткани. Парк пустел. Когда такое апрельское тепло, посещение больных перемещается на воздух. Но больница - областная, и родственникам - надо потом ещё добраться, а вечера пышут холодом: куда тут без тёплых халатов из больничного вельвета? Два фактора - они быстро, при смеркании, обезлюживают в Александро-Мариинской скамейки под акациями, акациями - голыми. Зелёные - тополя.
Типично - сидеть и ждать, стоять и ждать, ждать. Под белым врачебным - зимний свитер, иначе бы уже - зуб на зуб… И на сей раз - строго очерчено время, строго очерчено место. Надо встать в прорезь прицела. Судьба предлагает - не хочет бегать мушкой за моей персоной.
Идти в корпус, в палату, где полдня - с новокаиновой капельницей: отталкивало. Скоро начнёт темнеть, и пусть. Ужинать всё равно - даже, кстати, нежелательно. Она обе руки - на поясницу. И отогнулась. Так хочется, чтобы сжали, схватили - в поясе, и этим отогнали, перебили, погасили что-то там тлеющее. А то - тянет, тянет. Генка вот так бы - как навалился… И прямо - не то что больно... Генка когда? - да, суббота. Может, это и повод: гладко выбрит и слегка пьян. Скорей-скорей. Прилетел и надо успеть - улететь - на служебном. Грузовом. Она даже не дёрнулась. Не обернулась. Только покачнулась, сидя на торце скамейки - локоть перегнут за спинку. В растянутой пяди поместилась - талия, и рёбра - дышат.
- Я знаю, тут болит.
- Я знаю… что вы знаете. Я так загадала.
Туда взгляд - к стволам, за которыми - беловатый один из корпусов. Не поворачивает отвёрнутой головы.
- Вы дежурите?
- Да.
Можно сказать - нет. Можно сказать, правда.
- Вы суеверный?
- Так тоже не больно?
Голову резко в мою сторону - ух ты… Я и раньше заметил: все подсказанные - не отпугивающие. При всей пестроте понятия "удачная внешность". Вкупе с тем, что все они - настроены.
Шевеление, шуршание, шарканье - на фоне похрапывания старушки. Теперь уже вижу: с горшком перед собой, горшок - с наклоном.
- Ты что так рано проснулся?
- Проснулся, - не останавливая свой мелкий шаг.
Почти светло. Сестра и племянница ещё не поднялись - каждая минута утреннего сна. Они другие, минуты и часы - если в рабстве. В счастливой занятости. Где же могут быть белые халаты? Закончился по сценарию или от того, что я проснулся? Обрыв. Безразлично.
Потемнее, чем сейчас, при пробуждении. Значительно: потому что - только от окон нового корпуса, рядом с флигельком; там иллюминация, все сплошь горят за час перед сном, последнее палатное общение.
Перед ней - стол в центре, обошли мимо кроватей. Теперь окно сзади - от него корпусной свет в затылок, белая дверь - впереди, отбрасывает, возвращает. Растрёпанным бубликом завёрнуто, поднято до середины спины - придерживает, стискивает локтями. Из теней, махров - повисает двойная симметричная капля. Обрыв.
- Что сидеть на скамейке, может пройтись?
- Бросьте, доктор, я даже не спрошу, как вас зовут. Что за прогулки? Вы, наверно, здесь - все ходы-выходы…
Не надо и погонять. К редко используемому - как страховочный клапан - лазу в приёмное отделение: заросли, сомкнувшиеся от малости света, и в молодой листве кустов - асфальтовая дорожка к незапертой чёрно-мягкой двери. Посветлей - за углом, там коридор, тоже тусклый, но вдали - с невыключенными лампами дневного света. Я знаю, в конце, вяло уже кипит медицина. Палаты - вот здесь, где угол-поворот. Носилки-тележка. Накрыто простынёй. Ботинки, раскинув - из-под.
- Ой, мё-мёртвый?
- А так бывает - привезут, не успеют оформить...
Любопытство пересиливает. Откинула с лица.
- Что это с ним?
- Высохли... Потому что не закрыли... Сухая простыня дотрагивалась...
Склеры сморщились. Голубые. Не старый.
- Всё ещё болит?
- Ты не стесняйся, мне приятно, когда по спине - больно… ну, не очень... Вот ущипни.
Повыше подвернула чалму из одежд, сжав её локтями, и оперлась - медленно сгибаясь - ими же о стол. И никому:
- Со сморщенными глазами, лежит себе...
Поплыл из детства рассказ моего покойного деда - человека, насколько я знаю, никогда не страдавшего галлюцинациями, и к водке - не притрагивавшегося. Происходило - в деревенском доме, где он в тот момент находился один, или возможно с бабушкой (но она по каким-то причинам рядом отсутствовала). Задремал среди дня - неглубоко, периодически открывая глаза в ближайший интерьер: пол перед кроватью, печка, окно. Разлепив глаза в очередной раз, дед в полудрёме - и удивляясь всё сильней и сильней, - увидел, как из-за неплотно закрытой печной дверцы (печка не топилась, случилось это, кажется, летом, а может и не летом) - вылез чёртик. Так, величиной с кролика. Озираясь, он стоял на задних ножках - с копытцами (про хвост, честное слово, не помню). Дед рассказывал, что, уже абсолютно бодрствуя, заставил себя притаиться и спокойно поразглядывать: были детально различимы волоски шкуры, двигающийся свиной пятачок, блестящие рожки… В конце концов что-то заставило старика шевельнуться, и чёртик, заметив движение - испугался, юркнул назад в топку. Дедуля решил поэкспериментировать - замер, сомкнув веки, но через щёлочки - подглядывал. Чертёнок вновь вылез наружу, и - как только человек, уже нарочно, дёрнулся - вскочил назад, за дверцу, и сам - зырк оттуда. Но пока - всё было тихо, мало-помалу видимо успокоился. Настырный такой - прыг на пол и опять любопытно завертелся, стал принюхиваться. Дед лежал и удивлялся - тому, как натурально, как почти осязаемо, крутилось рядом живое существо... Уж очень доступно - он и протянул руку, загораживая дорогу к печке. Испуг: чертёнок растерялся, заметался и бросился - под кровать. "Моментально я сунул другую руку - за - кровать, между стеной и кроватью, и если бы там оказалась, например, кошка, точно - задушил бы." Конечно, потом под кроватью никого обнаружено не было. Деду верю.
Снись, явь
© Copyright: Камнев Юрий, 2001
Свидетельство о публикации №201041400022
Свидетельство о публикации №201041400022
Рецензии
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.