Подснежники

Как-то я бродил во время обеденного перерыва по старому парку, грелся на ласковом солнце среди весенних проталин. И вдруг меня окликнули:
-Дядя!
Оборачиваюсь, стоят двое ребятишек лет десяти – двенадцати – прекрасный возраст нежной мальчишеской дружбы.
-Чего, ребята? – я представь, по глупости подумал, что они закурить попросят, представляешь, до чего дошел, напрягся весь даже.
-Дядя, где здесь растут подснежники? – ничуть не смущаясь звонко спросили они.
Загорелась ясная звездочка в груди. Я готов был обнять, расцеловать этих мальчишек, я бы сейчас бегом побежал, чтобы указать им, где здесь растут подснежники, я так хотел, чтобы они нашли свои первые подснежники в этом весеннем старом парке. Волна отцовской нежности всколыхнула мою отяжелевшую душу, рыхлую и дряблую ныне, как этот все еще пытающийся казаться старый весенний снег, как уставший сдерживать полные сил весенние струи, старый лед.
Я вспомнил свое детство, свои заветные места в лесной глухомани, которые я знал наизусть, и где целые поляны сплошь были усеяны первыми весенними цветами. Подснежники.  Потом вежливая, неприметная мать – и мачеха. Потом в воздушных ветреных весенних сарафанах - ветреница, медуница.  В сторонке, под соснами на берегу реки – таинственная сон-трава. А еще чуть позже – расцветет багульник, а от него совсем недалёко уже и до черемуховых холодов, сиреневого  и белоснежно – розового, как высокое небо над Россией,  яблоневого цвета. Я вспоминал цветы, цветы, цветы, полевые и лесные диковины, которые я в детстве так любил собирать и украдкой, пряча от дворовых мальчишек, приносил домой, в подарок милой моей матери. Меня никто этому не учил, как и этих встретившихся мне ребят. Я просто хотел, чтобы мама радовалась вместе со мной красоте и благоуханию этих цветов, не понимая, глупый, того, что для матери моей куда важнее было то, что цветы эти приносил ей я, ее младший сын. Который родился поздно, был весь синий, почти задыхался и, мог бы, говорят, не выжить вовсе. Я не был тогда отягощен раздумьями о тайнах рождения и смерти, я не знал ни одного слова молитв, я не был крещен, потому что во всей округе не найти было ни единого священника. Я просто уходил в чисто поле, в лес привольный, где каждый кустик был мне знаком, каждая тропинка удивленно истрогана босыми мальчишечьими ногами, я уходил в родной мне русский простор, чтобы собрать букет и подарить их матери.
О, ребята, вы возьмите меня с собой. Вы возьмите меня, хотя бы ненадолго в страну позабытого детства, ведь больше-то мне ничего в этой жизни не надо. И всю жизнь бы тогда я прожил по другому. Я не наделал бы тогда тех непоправимых ошибок, за которые, быть может, расплачиваюсь не только я. Я пошел бы с вами бродить по первым лесным проталинам, и мы вместе нашли бы много-много нежных первых цветов, и принесли бы их домой.
… - Поищите, ребята, вот по тем проталинам. Но только сейчас еще рановато для подснежников.
- А откуда же продают на базаре?
- Это с Карпат, с южных склонов гор. Но вы поищите, быть может,
найдете. Только, прошу вас, не заходите далеко в лес, чтобы не заблудиться.
-   Да нет, мы здесь все знаем. Это наши места. До свидания.
И мальчишки направились на залитую солнцем поляну в преогромном старом яблоневом саду, где уже очень-очень много было проталин, и где я только что долго-долго глядел закрытыми глазами на солнце, исполняя обычное свое молитвенное правило и где я тщетно старался научиться молиться за  мучителей, в руки которых я ныне милостиво предан.
- Ангела спутника Вам в дорогу, - с нежностью гляжу им вслед. Пусть
дороги Ваши будут прямее, чем исковерканные пути «поколения дворников и сторожей», к которому я имею счастье принадлежать.
Мальчишки отправились в пробуждающийся яблоневый сад, а я – по подвесному мосту над скалистыми берегами реки чуть устало зашагал в город. Кончалось время обеденного перерыва. За оставшиеся полдня нужно выполнить дела, помеченные в подаренным мне на день рождения «дневнике делового человека» номерами с седьмого по пятнадцатый. Нужно все успеть сделать.
…Но что-то еще, что же еще, ведь я забыл о чем-то самом главном. Я все иду и не нахожу себе покоя. Поднимаюсь в офис, рассеянно здороваюсь, вежливо кланяюсь, отвечаю ничего не значащими фразами на ничего не значащие приветствия. Захожу в кабинет. Открыв «дневник делового человека», растерянно смотрю в него, не находя того, что искал. Размашисто перечеркиваю жирным «Андреевским» крестом все дела, в том числе и под номерами с седьмого по пятнадцатый.  С размаху швыряю «Дневник делового человека» в ящик для мусора. Достаю чистый лист бумаги, пишу:

Здравствуй, милая мама!
Мы все поздравляем тебя с праздником Весны. Дорогая, милая мама…
Я хочу сказать тебе, что очень, очень, больше всех людей на земле я люблю тебя. И лучше всех на земле я человека не знаю. Прости меня за все. Прости нас за все.
Твой младший сын.

Фиолетовые круги плывут перед глазами. Зачем же.. зачем.. мы оставили Бога.  Прости нас, Господи! Прости их всех! Мы больше ведь жить во грехе не можем. Мы больше не в силах ведь себя обманывать и самим себе лгать. Мы хотим вновь научиться верить, любить и ждать!
Порывистым движением хватаюсь за телефон.
- Сестричка, когда ближайший поезд до Староверска? Вечером?
Свободных мест хоть отбавляй? С праздником Вас, сударыня – барышня.  Будь красивая, да счастливая!
Откладываю все дела. Собираюсь в дорогу.  Оказалось, что нет у меня
более срочных дел, чем одно: сегодня вечерним поездом, я  уезжаю в провинциальный город районного значения  - город моего детства Староверск. В Староверске живут мои старенькие родители.  Отец и  мать.  Они одни. Они ждут.  Я уезжаю. И я возьму с собой того, кто захочет быть вместе со мной.

7 марта 2001 г.