Панорама в никуда

Утро никогда не сулит ничего хорошего, если оно начинается в 2 часа дня. Замусоленные зубы, перевернутый быт и невольно чувствуешь эту мистику. Мистику запыленного стакана, месяц назад забытого на подоконнике, мистику одежды, ворохом лежащй на опрокинутом стуле ... и вид из окна, неестественно выпадающий из общей панорамы. Встать, умыться, бросить тоскливы взгляд на пустой холодильник и всё, вроде бы начнет меняться. И уже приходят мысли о том, что надо бы совершить ряд, эту привычную связку привычек.
Тот день был определенно каким то недели, но в тоже время и не был. За окном было не лето, не зима, только город. И в нем, по многим дорогам проходил путь. Тот самый путь по которому предстояло идти, ибо другого он не знал. Просто не пришлось. Память. Через неё тоже шел этот путь. ...надувные цветы..
- Эльза, это вам.
-Польщена...К чему.. Но всё равно.. - блеск кончика иглы, цветы лопнули ... сдулись .. уже на полу... она поднимет их, аккуратно разгладит, сложит вдвое, вчетверо, и положит в пыльный ящик письменного стола. - ..потом, как - нибудь ... когда одиноко. Игра, это всё игра, она отдаст своё тело, душу, но ты никогда не сможешь взять её целиком, такой, какая она есть. Любить любым можно лишь того, кто не пытается казаться иным, чем есть на самом деле. Иначе кто он на самом деле.
Что было вчера? Опять вещая вода, разговоры о смысле бытия...о цели...логическом конце...конце. Того после чего жизни не будет. Ха. Скука. Смертная скука.
- Если найдешь его, смысл, цель .. как там его, то что? И вообще, стоит ли тогда к нему идти?
-А где у тебя сахар? Ненавижу чай без сахара.
-Посмотри на шкафу.
Скука ... смертная скука. А этот клоун...
-Зачем вы разобрали меня на части?! Вы же сломали меня.
-Ты кукла, пустая кукла, ты не художник. А кукол всегда разбирают на части.
-Ай - ой -ой!! Мне больно! Больно и разбито!
-Вот! Ты не видишь ничего кроме своей боли. Ты не художник, ты глупа, пустая кукла.
-Мне больно от вас, исчезните, пусть вас не было, я изгоняю вас из своего мира, не хочу вас здесь.
-Вот видишь, ты даже думаешь, что мир - это игрушка, потому что ты и сам она. А мир - серьёзная вещь. Большая и важная.
-Нет, он мой, я же художник.
Части клоуна сгребают в коробку из-под телевизора и убирают под кровать. Оттуда доносится тихий плачь.
Утро скоро закончится, наступит пора жить. Снаружи, для людей. Как же не хочется. Хотя, зачем. Опять сидеть здесь? Искать? Нет, надо не так.
Когда-то он тоже был художником. Тоже придумывал. Правда так, по мелочам. Ведь он, по правде, никогда и не верил в то, что мир можно было придумать. Ведь его лишь если только ненарочно, даже не на угад. А ненарочно он не умел, да и не верил даже. Видно потому и потерял. Свобода, где ты, заповедная моя?. Нет ответа. По рукам и ногам сковали люди, мир, правила игры, и уже начинаешь думать что не игра это и вовсе, а что так и надо и вот уже и сусальная суть. И всё. Он стоял и думал. Наверное с такой же горечью смотрит ципленок на размазанный по полу желток. По грязному, холодному полу. Нет, надо идти. Ведь утро никогда не сулит ничего хорошего, если оно начинается в 2 часа дня.
Вон! К чертям всё! Надоело. Всё это осточертело. И тут, словно от укола иглой, такого слабого, что даже и не понятно, больно или нет, повсюду стала тишина. Не та, что зловеще копится в катакомбах, не та, что стоит в зале суда перед объявлением приговора и даже не та, что неловко повисает после слов, которые уже не вернуть, и глупо и обидно, а иная, совсем не той сути. Тишина села в стул и изобразив на лице судьбоносность взглянула: "Что надоело? Что к чертям?" И исчезла вовсе. Озадаченный, он сел на пол и принялся думать: "Нет, всё же как хорошо, что она не растворилась, а исчезла совсем. Иначе пришлось бы тут бегать по комнате, выкрикивать ответы, гадать, а она бы висела вокруг и молчала. И чувствовал бы себя полным дураком. Нет, всё же славно получилось. Вот вернись она, что бы я ответил?" Он сумрачно теребил своё сознание, словна впотьмах блуждая по нему, но ничего подходящего найти не мог.
"Вон отсюда!"...нет, слишком грубо.
"Тебя тут нет!"...да, совсем беда.
"А хочешь чаю?"...
Так он шарил по мозгам минут 5, пока не дошел до того состояния, когда уже не получается что-нибудь различить, охарактеризовать и понять. "И далась мне эта тишина..." Тишина вновь очутилась в стуле и уже с более нормальным лицом донесла "Ну, давай разговаривать, ты..."
Незамеченный железный штырь, торчащий, как и положено из середины тротуара, вывел его из обдумывания того как должно бы было повернуться утро, чтобы начался новый день, тем более что пока ничего удачного не получалось.
"И небольно ударился, повезло". Тем утром он опять вышел, как всегда, и пошел по пути. По тому, которым пришлось однажды, и теперь всегда. Вероятно именно он так и надоел. Его к чертям. Свернуть. Здесь. Сейчас. Немедленно!!! Оказаться неизвестно где. Подойти к кому угодно, там, за путём, спросить "Кто ты, друг, чем живешь, какой, почему?" Ещё один штырь. Они словно нарочно были расставлены так, чтобы не додумать, не уйти в себя далеко. Да, вот бы дорогу перекопали, тогда пришлось бы идти в обход...
И так каждый день в течении многих лет он шел по пути. Потом ложился спать и вновь наступало утро. С тех пор, как перестал быть художником. Пока не случилось так: "Здравствуйте ... вас порекомендовали ... не суть ... дело в том ... умер ... ничего особенного ... просто ... мечты, серые будни ... как - то неудобно, человек всё-таки ... некролог." "Да, работёнка не из сложных. Типичный случай. Художник - неудачник. Верил, стремился ... но не смог. Значит с оглядкой верил, значит только тлел. Покопаться в автобиографии, надёргать, скомпановать. Вот и вечная память. И мне тоже когда - нибудь так. Таковы правила. Я их сам написал, ещё тогда. Ведь нельзя жить по чужим ... а по своим ... и почему всегда. Ведь я тот, уже не я. И правила, стало быть, чужие. И что? Даже если и так. Новые, что ли написать? А ведь вот так взять и новые, или не писать никаких, я ведь всегда другой. Или уже нет ... а тот художник ... так, автобиография. Кто ты? Бумаги ворохом.
... где - то живут прозрачные летающие люди, у них крылья ... у хороших - белые, у плохих - черные ... надеются научиться красить в любой цвет ....... когда мир был в первый раз ... и каждый мог дотянуться до солнца ... испачкалось ... погасло. Пойду спать. С утра напишу."
Всю ночь был терзаем снами, которые, впрочем, забыл. Осталась лишь фотографически запечатленная надпись на могиле, которую и отдал заказчику.
"Глупо пытался убежать, укрыться, скитался по заповедным снам да прятался по закоулкам загробного мира. Искал правды в омутах, да по могилам, на солнце не смотрел, боялся ослепнуть, а потом пришла весна, да растаял лёд в душе, сошел иней с глаз долой и побежал он за радугой по крышам домов, да развязался шнурок, подвели зорки очи, не заметили, запутались ноги и упал он оземь, замертво."
Заказчик прочел, расплатился, но бумажку не взял. Сослался на хорошую память.
После он вышел курить на лестницу /курил редко/, подойдя к окну, он увидел, что снаружи всё тихо, спокойно как-то. Птички, листочки. Благодать. Долго смотрел на листья, пытаясь целиком постичь их суть, чтобы везде уместно было, но не смог взять их целиком. Тогда задумался об истине. "Истина вокруг тебя. Всё что есть - истинно. Ты не можешь взять её." Вторгся в него инородный голос. Обернулся. Сзади стоял бог мёртвого художника. Того, которому он вчера писал некролог. Такой, каким он его себе представлял, каким видел в рисунках автобиографии, с уловленными из текста чертами. Точь-в-точь.
"Не нравоучителен. Эффектен, чтобы не задавали вопросов. Дорисуй меня. Он не успел - ты успеешь. Некролог хороший. Перевернул, переосмыслил, хорошо. Дорисуешь?". Немного оторопев он сказал "но я не смогу". Подошел к двери, чуть задумался вновь, обернулся, посмотрел ... никого уже не было.
Через некоторое время он пошел на могилу художника, больше было некуда. Путь привел его туда.
Он даже не удивился, когда увидел не ней своё имя. День в городе только начинался.