По садам, да по долам 1

1
Дарья Моревна встала нынче не рано. Ступив белою ногою с кровати на чудный персидский ковер, дареный наследным шахом Ирана, она по кошечьи прогнулась, всплеснула руками, аки белый лебедь, и потянулась до сладкого хруста в сахарных косточках. Почивать она изволила нагая, как и многие дни проводила в сем естественном состоянии женской привлекательной натуральности.
Это вставание ото сна в который уже раз за последнее столетие заставило свет-зеркало нашей сочной девахи, имевшее всеж-таки род (а был он мужеским) пустить на это в осязании недоступное ему зрелище слезу вожделения. А слеза та, скользнувши с видавшего Моревнены виды стекла, тотчас упала в заране приготовленный кубок и пневмопочтой была отправлена до городу Парижу на разведение дорогущих духов. Вот так привычно трудно начался день у свет-зеркала.
А у самой же Дарьи Моревны трудности были не судьбою придуманные, а самые что ни на есть запланированные. Возжелала она женихов приманить, да на тяжбу их наглядетися. Для чего три дня и ночи это желание обдумывала, запершися в верхних своих комнатах. И вот во сне-то (как Д.И.Менделееву!) ей отгадка-то задачки и привиделася. Поняла наша деваха красная, что Змея ей приманить надо Горыныча. А уж на того Змея женихи, как завлекательны мушки на чисты щечки красавиц, повылетят. Им - румяным молодцам - что ни страсть - то поопасне подавай! Что ни день - то все до ноченьки! Что ни взгляд - то побахвалиться. Так что Змей, пока ни сном ни духом о том не ведавший, тут приманкой пойдет. Вот все это ей первая ночь-то и нагрезила.
А втора-то ночь того пуще разгон берет. Того пуще - хоть скандалы от удовольствия закатывай. В эту ночь, во вторую, ей привиделось, как тот Змей живет, горе мыкает. Почитай сто лет уж не летывал, с сочного болота у кощеева замка не вспархивал, от любимой клюквы да лягушек-подружек в отрыв не шел. А привиделось ей, как змеюку ту на крыло поднять, точно жавронка.
А по правде хорош дядя-сон - все расскажет ей. А пока он тары-бары свои складывает, красна девица ушки вострит, да посмеивается. Вот тут Дарьшка-то и отслушала. Про себя, про простыни самочистые, в сундуках ейных без дела хранившиеся. А и надо-то всего - шепчет дяд-сон, утром вставши, потянувшись, да на зеркало поглядываючи, в сорока простынях тебе, деваха, выкататься. Он - тот Змей-то, хоть и дурьи три башки, хоть и хвост у него, зеленого, кольцами, только женский дух почище клюквы ведает. На свой дух, что на простынках пооставишь ты, почитай во те же дни Змея вызовешь. Он и спит-то в своем мху - все ноздрями шевелит. А уж днем они ему - как локаторы. Может видит он не дальше ближней шеи-головы, только чует, как младой орел трепещущий. И сравненье хоть с орлом Дарью в смех ввело, но росточком змееловли в сердце вылезло.
Ну а третья-то ночь ей развлекательна была. С дядей-сном она по странам набегалась. Женихам на стенах спален слов набрызгала. О том, что будет Змей красу-деваху красть-желать. В географии тропинку до себя вела, да пластиночку-визитку всем подкидывала. А еще во сне им молодцам нашептывала, что один лишь витязь Змея под себя сомнет. И что он на ней, девахе, и обженится.
Много ль женщина за ночь повыделает, много ль буйных голов на себя свернет, то ни нам, ни кому в мире не ведомо. Только дядя-сон к утру бледну выдохся. И не тем он употел, что на себе носил, на себе носил деваху нашу красную. А лишь тем, что Дарья-сладость не пушиночка, а по чести сказать, вроде павушки. То ли булочка слоена, то ли сдобная. В общем сдюжил сон с ней только семь часов. Облетел же с ней семью-сорок городов. А на утро вытер лысину, умаявшись.
Вот и бой теперь деваха всем ветрам дает. Все листы в ее саду от простыней дрожат, что руками ее белыми покиданы, на зеленую траву порасстелены, и по травке по муравке как волна текут. Как волна ко счастью дивному, заветному. А что счастие, вы спросите - не диво ли? Не полет ли Змея лютого над клюквою? Не бравада ли молодых парней, что пред Змеем кудри в латы позапрятали? Не победа ли кого из них, не слава ли? Мы о тех желаньях девичьих не скажем вам. Пусть уж сказка, да деваха распинаются.
Вот раскиданы все простыни. Белым бело от полотен, да под яблоньми кудрявыми. И дает тут наша Дарья представление. По волнам холстов как лодочка выкатывается. То потрется белой попкою нежнеющей, то усядется шелковыми ягодицами, то животиком как будто леопард ползет, то упругими ткань персями охаживает.
Из ближайших деревень народ смотреть идет. Парни рты поразевали - шапки падают. Молодухи в кулачки от дива прыскают, розовеют наливными ланитами. А кто стар, тот все по домам сидит, по домам сидит по заваленкам, да по местной трансляции все слушает.
Ну а Дарья Змея знай себе приманивает, дорогих гостей в бронях вслед ему ожидаючи. Употела вся, раскраснелася. А и правду дядя-сон ей выговаривал, что нелегким будет все, что телом деется - не в пример на нем во сне похождениям. Но, однако ж, сумела женску роль сыграть, как положено в любой сказке с придурью, да в любом боевике, даже с драками. Вот в последней простыне повыкатывалась, вот смахнула пот ладошкой, где он выступил, да на ней - на той простынке, и спать легла.