Письмо

Я сижу перед чистым листом бумаги – и мне становится страшно… Сейчас, наверное самое подходящее время открыть ту тайну, которая тяготила меня на протяжении тридцати лет. Мне сейчас ровно пятьдесят шесть. Сегодня день моего рождения и именно этот день, так я решила, должен стать последним днем моей жизни. Почему? Я просто боюсь жить дальше.
 Я знаю, что за все грехи приходится платить, все возвращается. А за свой грех должна заплатить я… Первой… Прежде чем Господь выберет моих детей или внуков объектом платы за мое преступление. Я обязана признаться в нем и сама себя покарать. Итак, обо всем по порядку.
Как я уже говорила, мне пятьдесят шесть лет. Я замужем и у меня двое чудесных сыновей, у которых уже свои дети. Десять лет назад я похоронила отца, а тридцать лет назад я убила свою мать…
По-моему само мое рождение принесло моей матери разочарование: она ждала сына – братика для своего первого ребенка, мальчика, а родилась – я. Этот факт только начал печальную цепь событий, которые и привели позже к ее гибели. Росла я на редкость легким ребенком. Я была жизнерадостна, послушна и не доставляла родителям особых хлопот. Все вокруг меня искренне любили, и я любила всех, а больше всего свою маму. Я немало доставила хлопот воспитателям детского сада, когда простаивала в слезах у окна целый день, если мать забывала помахать мне на прощанье рукой. Я отказывалась есть, если мама уезжала в командировку. Я не спала целую ночь, когда мама не целовала меня на ночь. В общем, я настолько сильно любила свою мать, что просто не могла жить без нее. Отвечала ли мне она взаимностью? Я не могу с уверенностью утверждать ни да, ни нет… Я просто не знаю. Возможно, что она меня любила не меньше, однако ее любовь зачастую принимала довольно причудливые формы. Кстати, сама себе вопрос о том, как ко мне относится моя мать, я задала себе уже в более сознательном возрасте, но об этом позже.
Так вот, я росла абсолютно очаровательным и правильным ребенком. Первые мои проблемы начались в школе. Я пошла в первый класс с удовольствием и вовсю старалась постигнуть все таинства среднего образования, что мне удавалась довольно успешно. Учителя любили меня, у меня было много друзей, я пользовалась уважением среди одноклассников: самый несносный хулиган слушался меня и даже пытался браться за ум. Но это было, эдак, класса до третьего – четвертого. Именно в это время у меня появились завистники среди других отличников нашего класса. Меня подставили подло и откровенно: наябедничали на кого-то за какую-то там провинность и обвинили в доносе меня. Дальше история развивалась по мотивам детского фильма «Чучело»: началась самая настоящая травля. Меня встречали возле дома и школы и систематически избивали, всячески издевались в школе: портили вещи, рвали одежду. Я долго сопротивлялась самостоятельно. Я никого не посвящала в свои неприятности, которые тянулись уже второй год.
На майские праздники мне мама подарила капроновые колготы – чудо, о котором мечтала почти любая девчонка. В то время стоили они довольно дорого, по крайней мере, для бюджета нашей семьи, а качество оставляло желать лучшего, поэтому носить их следовало примерно как бутыль с нитроглицерином – не делать резких движений, ни к чему не прислоняться и тому подобное. В общем, в этих самых вожделенных колготках я имела глупость пойти в школу. Сердце моих завистников, очевидно, не выдержало этого, и мне после уроков была устроена экзекуция. Заключалась она в следующем: меня схватили и железной метлой старательно оприходовали мои ноги. Естественно, что после такой операции, колготы превратились в лохмотья. Вернувшись домой, я долго пыталась отстирать то, что осталось от капронового чуда, а затем еще более долго пыталась с помощью нитки и иголки придать им форму. Именно за этим занятием и застала меня мама. Сначала она потеряла дар речи, а потом я услышала о себе такое, до чего моим недругам просто невозможно было додуматься. Когда мама истощила весь запас своих проклятий, я в слезах рассказала о своих проблемах в классе. Я плакала у нее на плече и просила только об одном: переведи меня в другую школу. Она отказалась. Она сказала, что я должна научиться решать свои проблемы сама.
Тогда я решила действовать против своих врагов их методами. После уроков во время очередной потасовки я отобрала старый босоножек у своей соперницы и благополучно зашвырнула его куда-то за пределы раздевалки. В тот же вечер в нашей квартире раздался звонок. Я в этот момент находилась абсолютно голая в ванне. Оказалось, что явилась семейство моей соперницы в полном составе: мама, папа и старший брат. Мама с грозным видом обвинила меня в краже новейшего фирменного кроссовка ее дочери и затребовала, такую офигительную сумму в качестве компенсации, что даже у моей мамы полезли глаза на лоб. Она распахнула дверь в ванную. Мужчины уставились на меня, этот похотливый взгляд я запомнила на всю жизнь, а мать соперницы, обсыпая меня последними ругательствами, изложила ту же сказку еще раз. На мое слабое сопротивление, которое заключалось в утверждении, что это был старючий босоножек, а не суперклассный кроссовок, она ответила отборным матом. Честно говоря, я только позже поняла, что моя мать просто обязана была за меня заступиться, просто потому, что я ее дочь. Она не должна была допускать, чтобы двенадцатилетнюю девочку обкладывали отборнейшим матом, и уж тем более она не должна была выставлять голую двенадцатилетнюю девочку напоказ мужикам. Но она не защитила меня. Дело закончилось тем, что я должна была отыскать обувь, иначе в качестве компенсации отдавалось мое новое платье, которое отец мне на днях привез из Москвы. К счастью, на следующий день я нашла босоножек и вернула его хозяйке, чем инцидент был исчерпан.
Именно, после этого происшествия я поняла, что на защиту родителей рассчитывать не приходится. Я защищалась сама, и делал это довольно успешно…
Я по-прежнему обожала свою мать. Я рассказывала ей все, как на духу: и какой мне мальчик нравится, и что обо мне говорят, и чего я хочу в жизни. Однако когда мать чем-то была недовольна, она набрасывалась со скандалом на меня и выдавала все мои тайны в такой форме, что они ранили меня в самое сердце. Происходило это примерно, следующим образом: «Татьяна, ты опять не вымыла пол! Права была Коновалова (это именно та моя соперница, у которой я так неудачно зашвырнула обувь)  - ты действительно корова, ты никогда ничему не научишься, если не будешь мыть пол. Ты неудачница! Тебе никогда не повезет в жизни, потому что ты не моешь пол, а еще хочешь понравиться Саше. Да ему скорей всего понравится Коновалова – она в сто раз лучше тебя, и уж конечно она моет дома полы» - ну и дальше в таком духе. Конечно, я понимаю, что сейчас это выглядит, по крайней мере, смешно. Но тогда эти слова меня так больно задевали, что после того как подобные высказывания приняли систематический характер, я просто перестала посвящать маму в свои дела… но я по-прежнему любила ее.
Мой переходный возраст прошел довольно спокойно. Именно в этот период моего старшего брата забрали в армию и мать сосредоточила все свои силы на том, чтобы облегчить участь сына. Мы очень часто ездили в Москву, именно там служи брат, и маме попросту было не до меня.
Когда брат демобилизовался, родители усиленно занялись его поступлением в университет. Они просиживали с ним целыми днями, заставляя заучивать английские слова. Хотя делали они это совершенно зря. Брат выработал свою систему и неукоснительно ей следовал, несмотря на все усилия матери. Мне же именно в этот период в голову пришла мысль поступить в гимназию. Об этой гимназии я узнала от подруги. В то время это было новшество. В старой же школе меня на части раздирали две учительницы: по биологии и по украинскому языку. Первая, считая, что способности к биологии у нас наследственные, утверждала, что я должна идти по стопам моего гениального (без преувеличения) брата, вторая же считала, что у меня явно литературный талант. Я же хотела стать программистом и с этой целью задалась поступить в математический класс. Я понимала, что в старой школе, если я изберу намеченный путь, у меня возникнут проблемы сразу по трем предметам: по биологии, языку и литературе, поэтому я решила, во что бы то ни стало, поступить в гимназию. На мои стенания мама ответила визитом в вышеозначенную школу. Оказалось, что туда необходимо сдать экзамен по математике. Так как на первом месте стояло поступление брата в университет, то помощь в подготовке к экзаменам мне оказать родители не смогли. Я тихонько сутками занималась математикой. Наконец, день экзамена наступил. Я пришла в гимназию, в вестибюле стояла толпа взволнованных родителей и спокойные абитуриенты. Без родителей пришла я одна…
Когда дома узнали, что я поступила, это событие отметилось лишь неопределенным пожатием плеч. Именно с этого движения наступил принципиально новый этап моей жизни. Теперь я только и слышала, что нужно думать о замужестве. Мама постоянно рассказывала, какая я неуклюжая, какая неумеха, какая дура. Периодически в это вклинивались обвинения в проституции и алкоголизме. К слову сказать, я до второго курса ни с кем даже не целовалась, водку я попробовала впервые в конце первого курса института. Но суть не в этом. Суть в том, что теперь с каждым днем у меня все больше ухудшались отношения с матерью. Ругань сменилась периодическими изгнаниями меня из дому с перерывами на то, чтобы я приготовила еду и сделал уборку. Дальше – больше. Дело дошло до рукоприкладства. Я уже плохо помню, в чем состояла идея этого скандала, хотя каждый раз улавливать идею очередного нашего с матерью скандала становилось все труднее, но я на очередное очень обидное для меня обвинение попыталась ей что-то ответить, на что получила звонкую пощечину. После этого я две недели красовалась в школе с явной пятерней на щеке, старательно всем объясняя, что ударилась об открытую дверцу шкафа.
Школу я закончила без проблем и как-то само собой, выиграв институтскую олимпиаду по математике, поступила в один из сложнейших вузов города. Именно с этого момента единственной темой маминого со мной общения стало опять-аки мое замужество, перемежающееся характеристикой меня как редкостной дряни, проститутки и стервы, в общем, абсолютно неблагодарной твари. В принципе, я уже научилась довольно спокойно научилась воспринимать подобные высказывания, воспринимая свою мать, как несколько душевнобольного человека, неприятности доставляли только высказывания при моих подругах и друзьях. Они настолько шокировали моих знакомых, что те не раз спрашивали, почему я не уйду в общежитие. На что я чаще всего отвечала шуткой.
 Я хорошо училась в институте, зарекомендовав себя очень способной студенткой. У меня появилось множество поклонников. Кто бы ни пришел меня провожать, кого бы я ни привела домой, для моей мамы это был идеал мужчины, за которого стоило незамедлительно выйти замуж, пусть даже на самом деле идеал разыскивался бы Интерполом за серийные убийства малолетних с сексуальными извращениями. В общем, к замужеству меня толкали всеми возможными средствами, но я не поддавалась, пока не встретила Андрея.
С Андреем мы провстречались около полутора лет. В итоге я забеременела. Мы поженились. Все эти события совпали с болезнью моей матери. Она стала совсем неработоспособна. Все ее тело покрывали язвы и коросты. Она не могла мыться, поэтому от нее исходил устойчивый аромат. Мой избранник стоически помогал мне по хозяйству: делал покупки готовил еду, ездил к будущей теще в больницу, пахал на моей даче, помогал делать заготовки на зиму – в общем, делал то, что не каждый муж для любимой жены делает. Так вот, наступило время свадьбы. К счастью, мой отец в тот период очень хорошо зарабатывал, поэтому известие о будущем внуке и о свадьбе было воспринято спокойно, тем более что даже невооруженным взглядом было заметно, что я по уши влюблена в Андрея.
Свадьба случилась тоже благополучно, и первое время мы с мужем жили у свекрови. Там вся семья была работающей и готовить впрок было не принято. Я же, привыкшая к рациональному питанию, становилась к плите, обеспечивая семейству полноценное меню на целый день. Вечером же я, беременная ехала через весь город, чтобы приготовить убрать и постирать родителям. Через какое-то время мы с мужем решили, что нам лучше будет переселиться ко мне. Это решение было принято под моим давлением. Как только мы вернулись домой мама решила, что она очень соскучилась за своим внуком – моим племянником, который до этого три года постоянно жил у нас. Честно говоря, я сама в нем души не чаяла. К сожалению, Андрей не разделял  моего мнения. Его почему-то мальчик раздражал. У нас считалось совершенно нормальным все лучшее отдавать в первую очередь детям и его очень злило, что в первую очередь внимание уделяется ребенку, а не его беременной жене. Хотя, может быть, в чем-то он и был прав. Ребенку позволялось все – входить в нашу комнату без стука в любое время суток, включать телевизор в нашей же комнате, играть в ней безвылазно. В общем, когда в очередной раз ребенок что-то там не так сделал мы со скандалом уехали к свекрам. Через два дня я вернулась домой, чтобы попытаться как-то загладить ситуацию. Это было моей ошибкой. Мама встретила меня таким скандалом, что я разродилась той же ночью, не доносив ребенка месяц.
После этого мой муж не разговаривал с моей матерью и не ел в нашем доме. По сути, его протест свелся к тому, что он приходил ко мне только ночевать. Мама просто не захотела это спокойно пережить. Помимо того, что мне каждый раз излагалась моя характеристика, которая с годами менялась лишь в худшую сторону, мне также излагалась характеристика моего мужа, которая в основном сводилась к тому, что он дармоед и трахальщик. Дармоед, правда, к этому моменту стал студентом вуза. Видя, что ее словесные потоки не приносят плодов, к визитам племянника в нашу комнату добавились визиты моей мамы. Причем стоило в комнате выключить свет или скрипнуть дивану как распахивалась дверь и на пороге в виде карающей Немезиды появлялась моя мать. После того как она пару раз зашла в очень неподходящий момент я окончательно утратила способность к нормальной сексуальной жизни. Мой муж и это стойко перенес.
Когда моему старшему сыну было одиннадцать месяцев, мать решила, что пора разобраться с моей семейной жизнью. Это разбирательство закончилось изгнанием меня с ребенком из дому. Мы приехали к свекрови. Там нам тоже не очень были рады, однако скандалов не закатывали, что само по себе уже было большим облегчением. Я писала диплом и работала. Практически перед самой защитой благодаря титаническим усилиям моего отца, мы вернулись домой. Жизнь вроде бы вошла в обычное русло.
Подошло время защиты диплома. Это был четверг. Я знала, что после защиты мы пойдем праздновать с одногруппниками, поэтому договорилась с родителями, братом и невесткой, что диплом мы обмоем на следующий день – в пятницу. Я блестяще защитилась, с полным знанием дела порассуждав об искусственном интеллекте. После чего сообщила по телефону радостную весть родителям и со спокойной совестью отправилась отмечать столь знаменательное событие в ближайшую пиццерию. Муж взял у свекров машину, и после пиццерии мы отправились на дачу, заехав по пути к моим родителям за ключами. Никого, однако, не оказалось дом и мы, решив, что родители с нашим сыном и племянником тоже решили поехать на дачу, направились туда же. Однако и там родителей не оказалось. Мы все же чудесно провели время у реки и радостные вернулись домой. Дома мы застали то, что называется остатки былой роскоши: на столе стояла пустая бутылка шампанского, коробка из-под конфет и остатки различной закуски. На мое недоумение мама ответила, что она решила, мол, чего там тянуть и послал отца за моим братом с невесткой, они, дескать, меня подождали, но не дождались и обмыли мой диплом без меня. У меня почему-то даже не осталось слов для возмущения, я просто зашла к себе в комнату, прижалась лбом к окну и тихо прорыдала полчаса от обиды. Мама даже не догадалась после этого поздравить меня с успешной защитой.
Через месяца два у нас заболел мой племянник менингитом. Несчастье случилось у нас дома, после того как племянник погостил у своей прабабушки в деревне. Поскольку его родители уходили в отпуск только через неделю, то на эту неделю брат привез племянника к нам. Мой сын очень обрадовался брату, они были постоянно вместе: вместе играли, вместе ели, вместе спали. В конце недели племянник стал жаловаться на головную боль, потом у него поднялась температура. Мы спешно вызвали невестку. Ее вместе с ребенком скорая увезла в больницу. Мы все были взвинчены, поскольку существовала опасность, что заболеет и мой сын. Я не помню, из-за чего разразился этот скандал, но закончился он тем, что меня мужа и сына, которому было полтора года,  мать в очередной раз выгнала из дому. Во время всех этих перипетий брат жил у нас, поэтому он позволил пожить у него в комнате. Мы прожили там месяц. Племянника выписали, и нам пришлось возвращаться домой, что муж мой категорически отказался делать. Именно с этого времени мы стали жить с ним раздельно: он у своих родителей, я  - у своих. Муж приезжал к нам каждый день. Вскоре я устроилась на работу. Муж посменно с моей мамой дежурили с сыном. В этот же период бизнес отца провалился и мы все оказались на моей зарплате и приработках моего отца. Мать не работала, поэтому ей досталось вести хозяйство. Племянник, по-прежнему жил у нас. В общем, квартира слегка напоминала китайское общежитие. К бедности и тесноте добавлялось то, что моя мама всячески пыталась ублаготворить племянника, оставляя в стороне моего сына, который безумно любил бабушку. От такого отношения мой мальчик, стараясь привлечь к себе внимание, устраивал выходки, которые значительно ухудшали нам жизнь.  У бабушки же в ответ выработалось устойчивое мнение, что более вредного и противного ребенка свет не видывал. Через какое-то время я поняла, что беременна. На все уговоры родственников я ответила, что ребенка оставлю. Беременная я работала, как ломовая лошадь, стараясь заработать и на повседневное питание, и на роды, и на послеродовый период. Я доработалась до того, что у меня отказали почки, но когда я оклемалась, то принялась за старое. За два месяца до родов муж забрал сына к себе. Я продолжала работать, так как болезнь значительно истощила мой кошелек. Буквально с работы я ушла в роддом и туда же вернулась после него. Правда, первый месяц жизни моего младшего сына был довольно тяжелый по той причине, что мы дошли до того, что чуть ли не голодали. Однако буквально через пару месяцев я нашла более хорошую работу, и все снова наладилось. Моя мама продолжала заботиться о моих детях, племянника брат забрал, поскольку они отдали его в школу, находившуюся недалеко от их дома. Отношения с матерью тоже вроде бы наладились, только все чаще у нее стала проскальзывать мысль о том, что ей не нравится от меня зависеть. Еще бы! С четырнадцати лет она попрекала меня тем, что я сижу у нее на шее. Я с восемнадцати лет пошла работать, продолжая учиться на стационаре в институте. Я всегда кричала, что к двадцати пяти годам слезу с шеи родителей, а сделала это гораздо раньше. Более того, теперь моя мама зависела от моих заработков. Разве это можно пережить? В общем, у мамы стала проскальзывать все чаще мысль о том, что нам нужно отделиться. Очень кстати мой брат продал дом, который отец строил ему на протяжении восьми лет, и купил квартиру. В итоге, освободилась комнатка в общежитии, куда и решила переселиться моя мама. Переселилась она туда именно тогда, когда меня уволили с работы, и мне особенно нужна была ее помощь в поиске новой. Но мама была непреклонной.
Как говорится, что Гоподь не делает, все к лучшему. После того, как мои родители переехали, муж устроился на работу. Он больше проводил времени с нами. Семейная идиллия омрачалась только скандалами матери о том, что я их выгнала из собственной квартиры, но с мужем по-прежнему не живу. Через какое-то время мама устроилась на работу. Это событие совпало с окончанием сезона работ моего мужа. Однако ее зарплаты хватало на питание только одного человека, поэтому, не смотря на все наши усилия, мы стали голодать. Я очень часто оставалась без еды, оставляя свою порцию детям на обед или на ужин.
Мою мать не устраивало то, что она не зарабатывает даже того минимума, который зарабатывала и могла бы зарабатывать и дальше я. В общем, практически каждый ее визит сопровождался скандалом. Она решила вернуться в квартиру. Я с ужасом думала о возвращении родителей. У меня появилась навязчивая идея самоубийства. Я просто настолько устала выслушивать каждый день, как именно я моим мужем испоганила жизнь моей матери, что у меня  больные дети и  тому подобное. Дети после подобных высказываний и вправду становились нервными и непослушными. Они уже порядком боялись бабушку. Особенно, после того как очередной скандал перерос в драку. Когда на ее упреки в том, что я испоганила жизнь, я осмелилась что-то ответить, что именно я уже и не помню, по-моему, что-то вроде, что никто не просил меня рожать,  мать схватила меня за горло и стала душить, крича «Что ты от меня хочешь?». У меня на руках был младший сын. Старший сын пытался оттащить бабушку, но она, словно клещами вцепилась в меня. Под оглушительный детский крик, и истерический визг моей матери у меня темнело в глазах. У меня все же хватило ума опустить руки, поэтому, когда я уронила сына, он ударился, но не сильно. Мою мать это переключило на другие действия. Она бросилась к балкону, крича, что сейчас сбросится с седьмого этажа. Однако я добралась до балкона первой, залезла на перила и сообщила ей, что если она переступит порог балкона, то я спрыгну. Это остудило ее…ненадолго.
Через неделю разразился очередной скандал с изгнанием из квартиры демонов, то есть меня и моих сыновей. Старший сын попытался за меня вступиться. Мы что-то с матерью орали друг другу. Дети плакали. Наконец я в слезах закрылась в комнате. Мой старший пятилетний мальчик принес мне воды, гладил по голове и успокаивал. Он делал то, что никогда не делала моя мать. Я немного пришла в себя, когда мой сын свалился кубарем с дивана с истошным криком. Он корчился на полу, кричал, что очень болит живот. Это было, наверное, самое страшное зрелище в жизни: мой пятилетний ребенок корчится на полу в адских болях. Я вызвала скорую. Врачи вкололи ему успокоительное и что-то расслабляющее. Ребенок заснул, младший сын заснул весь в слезах рядом с братом. Врач вызвала меня на кухню. Она долго и пространно рассказывала о том, что с детьми нужно искать контакт. Короче, ее беседа свелась к тому, что это был приступ на нервной почве, что в таких случаях возможна остановка сердца и что больше ребенку не стоит устраивать таких испытаний. Я ее поблагодарила и выпроводила. Буквально через минуту вернулась моя мать. Я рассказала ей, что случилось. Она стала опять кричать, что это я во всем виновата. Я схватила ее за руку и потащила в дальнюю комнату, но она кричала все сильнее. Мой младший сын проснулся и заплакал. Он слез с кроватки и стал колотить в закрытую дверь, которую не мог открыть самостоятельно. Я боялась, что сейчас проснется и старший мой мальчик, что у него опять будет приступ. Я просила мать говорить тихо, но мои просьбы только подстегивали ее, она кричала, что ее родная дочь доводит ее до самоубийства. Она выскочила на балкон и встала на перила. Честно говоря, я хотела ее втащить назад, но как-то так неудачно схватила за ноги, даже не схватила, а просто столкнула ее с перил…
К счастью, старший сын тогда не проснулся. Милиция решила, что это был несчастный случай. Но я-то знаю, что я ее убила. По-моему, об этом знал и отец…
Я прожила счастливую жизнь, я имею, все что хотела: семью, деньги, известность, уважение. Но я каждую ночь молюсь о том, чтобы за мой грех Бог не карал моих детей. Я устала жить в страхе. Очень устала…
Я тридцать лет вижу во сне, как мои руки сталкивают мою мать с перил балкона. Я хочу, чтобы об этом знали мои дети. Я хочу, чтобы мои дети знали меня всю… Пусть они меня судят. Самое ужасное, что я позже не жалела о том, что так случилось. Я думаю, что одной из нас все равно не суждено было жить. Я отдаю себя на суд детям и Богу…
Прощайте…