Город Ангельских Псов. А. Изгавара. Фрагмент из романа

Предлагаю Вашему вниманию небольшой фрагмент из второй главы романа, который
пишу в настоящее время. Не буду никак комментировать написанное - оно скажет
само за себя! :)

==========
...Вскоре путники поднялись на небольшой пригорок, обогнули редкие деревца,
растущие вдоль дороги, свернули на узенькую, едва различимую в зелени
тропинку, обрамленную вьющимися ветвями душистой жимолости, и оказались
неожиданно на широкой солнечной прогалине, скрытой от взоров густыми
зарослями кустарника. Толстяк замедлил шаг, внезапно умолк, напустил на лицо
серьезное, строгое выражение и, остановившись в центре маленькой лужайки с
притоптанной травкой, начал деловито рыться в карманах и вынул на свет
очередную склянку. Андрей замер рядом, с деланным равнодушием озираясь
вокруг, но терзаемый любопытством, натужно косил глаза и ловил периферийным
зрением каждое движение толстяка, пытаясь сообразить, что же тот затеял на
этот раз. Не говоря ни слова, Николай Николаевич вскрыл емкость, просунул
внутрь пухлую ладонь до половины и, загребая ею содержимое склянки, вытащил
руку с налипшими к пальцам большими светло-желтыми шматками остро пахнущего
ароматического вещества и щедро обмазал им виски и лицо Павлушкина.
- Мирровое масло, - коротко пояснял толстяк, - принадлежало первоначально
женщине по имени Мария, раскаявшейся блуднице, родом из Сторожевой Башни
или, как это название звучало по-гречески, Магдалы - небольшого поселка  на
юге Генисаретской равнины к западу от Галилейского моря. Вы, конечно же,
слышали о достопамятной истории, случившейся в доме Симона Фарисея в городе
Капернауме, расположенном к западу от вышеупомянутого моря неподалеку от
Магдалы? Как известно, Иисус совершил в тех краях много славных и чудесных
деяний, из которых, в особенности, достойны упоминания два: по просьбе
имперского центуриона, благодетельствовавшего туземному населению и
построившего для них синагогу ( просьбе, подкрепленной многократными и
настойчивыми увещеваниями иудейских старейшин), Иисус на расстоянии исцелил
от тяжкой и неизлечимой болезни приближенного из свиты влиятельного римского
чиновника, а затем уже без всяких обращений и просьб из сострадания и
жалости воскресил у городских ворот умершего единственного сына одинокой
вдовы. Словом, спустя уже считанные дни после прибытия Иисуса, каждый житель
Капернаума самолично мог засвидетельствовать очевидное - то, как благодаря
Христу "слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие
слышат, мертвые воскресают, нищие благовествуют". Симон Фарисей по случаю
чудес, творимых Иисусом, пригласил Его к себе в дом. Многочисленные гости,
собравшиеся на праздничный ужин возлежали по восточному обычаю за обильно
накрытым пиршественным столом. Текла неторопливая беседа. Иисус рассказывал
удивительные притчи, проливающие свет на запутаннейшие вопросы и тончайшие
предметы, объясняя простым и доступным языком отвлеченные, сложнейшие
понятия и мысли. Разинувшие рот фарисеи пытались вставить в разговор
неловкие возражения. Все шло своим чередом, и вдруг в зал стремительно
вошла, если не ворвалась, изящная, обворожительнейшая женщина с длинными
вьющимися каштановыми волосами. Большинство присутствующих узнало сразу же
молодую распутную прелестницу из Магдалы. Не произнеся ни слова, Мария
оглядела заплаканными, прекрасными, миндалевидными глазами зал, полный
людей, и с громкими рыданиями бросилась на колени перед Иисусом,
полулежавшим лицом к столу с согнутыми ногами, залилась горькими слезами, и
причитая и раскаиваясь в недостойном образе жизни, который дотоле вела,
обнимала и целовала ноги Спасителю, мягко утешавшему ее. Обильные слезы
несчастной грешницы увлажнили ступни и колени Иисуса. Мария роскошными
волосами отерла их досуха и умастила ароматическим мирровым маслом. Впрочем,
молодой человек, не берусь утверждать, что масло, содержащееся в нашей
склянке именно из той вазы с притираниями, которую Мария принесла с собой в
дом Симона Фарисея, но в ходе экспериментов, проведенных Специализированным
Головным Исследовательским Центром при Управлении Ресурсами доподлинно
установлено, что оно из того же сбора бальзамов и ароматических смол, что и
продававшиеся на рынках Иудеи и Израиля в 30-х годах первого столетия. Скажу
больше, Сектору Реставрации и Клонирования Исследовательского Центра удалось
из высокомолекулярных углеводов - главной составной части смолы -
воспроизвести оригинальный куст смирны, из которой она была добыта, а
последующий всесторонний анализ с использованием широкого спектра различных
методов, включая радиоуглеродный, а также дендрохронологию, основанную на
тщательном изучении вкраплений и примесей в годичные кольца растений, не
только подтвердил и уточнил вышеуказанную датировку, но еще и выявил то, что
куст смирны заложен был в богатый на атмосферные осадки 28-й год на
территории сельскохозяйственных угодий Южной Аравии, где в экспортных целях
на обширнейших плантациях выращивались субтропические культуры. Вернемся,
однако в Капернаум. Известно, что Мария питала нежнейшие чувства к Иисусу и,
благодарная за то, что Он изгнал из нее семь бесов, принявших форму
тяжелейшего психического расстройства и мучивших ее время от времени
страшными приступами, не оставляла Христа до последнего дня Его жизни. Иисус
отвечал Марии, ставшей преданнейшей Его сподвижницей и последовательницей,
такой же нежной и сострадательной благосклонностью. Ведь именно ее - бывшую
блудницу из Магдалы, сидевшую на третий день после распятия Иисуса в
безутешном горе возле пустого гроба Господня - первую удостоил Спаситель
своим явлением и посещением сразу же после воскрешения. Вы, молодой человек,
надеюсь не ставите под сомнение чистоту отношений Марии и Иисуса? - с
тревожными нотками в голосе продолжил толстяк, - и не ссылайтесь,
пожалуйста, на апокрифическое Евангелие Петра, повествующее о
продолжительных поцелуях в губы, которыми обменивались во время пеших
переходов Иисус и Мария. В связи с подобной интерпретацией евангельских
событий, считаю своим долгом заметить, - толстяк обернулся к Павлушкину и
запнулся вдруг на полуслове, обнаружив, что последнему теперь нет дела ни до
апокрифических, ни до канонических Писаний. Масло Марии оказалось веществом
столь сильнодействующим, что оно буквально потрясло бедного юношу. Андрей
зажмурился, закашлялся, зафыркал, из глаз ручьями потекли слезы, а из носа -
сопли. Павлушкину казалось, что ему дали пожевать сразу сто арктических
"термоядерных" жевательных резинок, направили прямо в лицо фонтаны едкой,
безбожно щиплющей глаза, мыльной пены или еще хуже - окатили горячей струей
отравляющей аэрозольной смеси из газового баллончика.
- Что это было? - стонал Павлушкин, сгорбившись и накренившись туловищем к
земле, ухватившись руками за лицо и не в силах открыть глаза.
- Постойте, Постойте, - засуетился и неуклюже поспешил на помощь толстяк, -
вам не понравилось мирровое масло из флакона для притираний Марии из
Магдалы?! У вас, молодой человек, видимо, аллергия на мирру. Ну, ничего
страшного. У нас есть другое масло, обладающее, как и мирровое, всеми
необходимыми свойствами для использования в торжественном обряде принятия
присяги при вступлении в Небесное Воинство. Речь о драгоценнейшем нардовом
масле. Две тысячи лет назад его добывали в далекой Индии и переправляли в
другие страны в запечатанных алебастровых сосудах. Полагаю, вам известен
памятный случай, произошедший в Вифании за шесть дней до пасхи, в небольшом
домике, принадлежащем Марфе и Марии - сестрам того самого Лазаря - умершего
и замурованного в гробнице - что был воскрешен Иисусом из мертвых спустя
четыре дня после кончины. В уютной милой домашней необычайно теплой и
дружеской обстановке проходил тот чудесный вечер. Старшая из сестер Марфа
суетилась и хлопотала у печки, готовя кушанья и подавая на стол, младшая же
Мария, мечтательная и задумчивая, усевшись на земле и разинув рот до ушей,
смотрела во все глаза на Христа и, затаив дыхание, слушала Его речи, а затем
"взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и
отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира".
Мария заслужила похвалу Иисуса за трогательный и по-детски непосредственный
поступок, но благороднейшее движение невинной души и чистого сердца девушки
вызвало гнев и возмущение Иуды Искариота - одного из учеников Иисуса -
который завопил вдруг с лицемерным сожалением, чуть не плача от злости и
досады: " Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать
нищим?". Надо сказать, что фунт нардового масла стоил по тем временам очень
дорого, и на стоимость его можно было нанять, к примеру, триста наемных
работников на целый день тяжелейшего физического труда. Впрочем, не будем
отвлекаться, молодой человек, потерпите же еще секунду, сейчас, я достану
нардовое масло.
- Да, нет, спасибо, не надо, - отворачивался, как мог, в сторону от
наседающего толстяка Андрей, - хватит с меня и того, что уже было.
Павлушкину к тому времени уже несколько полегчало. Он, кажется, оправился от
потрясения, почти уже отдышался, и ему, наконец, удалось открыть глаза. С
неподдельным изумлением Андрей обнаружил себя стоящим посреди огромного
храма. И даже не будучи эстетом, едва ли за всю жизнь побывав с десяток раз
в церкви, имея душу черствую и нечуткую к искусству, невосприимчивую и
неотзывчивую к прекрасному, Павлушкин не мог не ощутить всей непостижимой
красоты и царственного великолепия храма, внутри которого он неведомыми
судьбами теперь стоял. Уважительная робость, охватившая его, неожиданное
смущение, написанное на лице, широко раскрытые глаза, обращенные кверху,
отнявшийся язык и спершееся, пресекшееся вдруг дыхание - эти несомненные
признаки созерцательного, благоговейного состояния и настроения (столь не
характерные для Павлушкина ) подчеркивали неизмеримую глубину и силу его
впечатлений. Андрей с боязливым любопытством огляделся; ему казалось, что
стены и купола храма парят и кружатся над ним, и не сразу даже он сообразил
и понял, что на самом деле ему кружит голову от опьяняющей их красоты.
Мириады мерцающих, дрожащих и плывущих в воздухе огоньков тысяч и тысяч
больший и малых свечей горели в золотистых ажурных подсвечниках и изящных
округлых лампадах, насыщая неземным светом внутреннее пространство церкви и
щедро отражаясь в мраморе пола, зеркале стен и золоте куполов. Сплетенные в
сотни гирлянд, развешанные везде живые белоснежные цветы украшали стены и
колонны церкви, наполняя все вокруг неописуемым очарованием и неизреченной
прелестью. Повсеместно разносилось, невесть откуда идущее, тихое, мягкое,
сладчайшее, обволакивающее слушателя ангельское пение. Воздух, напоенный
тончайшими ароматами и благоуханиями, легонько щекотал ноздри Павлушкина.
Издалека, словно сквозь сон, до слуха Андрея донесся голос Николая
Николаевича:
- ...красочные росписи и мозаики. Обращаю ваше внимание на необычайную
яркость и свежесть цветовой палитры и поразительное богатство тонов. Здесь
вы найдете обилие сюжетных зарисовок и композиций на библейские темы,
наглядно повествующих о персонажах Ветхого и Нового Заветов и их деяниях.
Рядом с ними, как вы сами можете убедиться, соседствуют изображения
мифических и литературных героев и реальных исторических событий. Взгляните
теперь сюда, на основания колонн, увенчанных продольными аркадами боковых
нефов храма. Они украшены рельефными рисунками сказочных птиц, гномов,
кобольдов и химер, покрыты растительными орнаментами, а также древними
письменами, содержащими молитвы и хроникальные записи. Семь огромных
устремленных ввысь куполов, представляющих картину небесного свода с
парящими в нем Ангелами, поддерживаются витыми колоннами изумительной
красоты и изящества из ярко-зеленого малахита и темно-голубой ляпис-лазури.
Узорчатый мраморный пол, переливаясь всеми цветами радуги...
- Где мы? - шепотом спросил Павлушкин, не слушая рассказа толстяка.
- Молодой человек, - отозвался Николай Николаевич, - напоминаю еще раз, мы
находимся в Церкви Утешения Всех Скорбящих - одном из семи величественных
священных храмов Небесного Воинства, отнесенных к административному и
территориальному ведению Харьковского Ангельского Экзархата. Этот
восхитительно прекрасный, чудесный храм снаружи, кстати, является точной
копией дворца царя Гундафора, построенного в раю апостолом Фомой Дидимом в
первом веке и являющегося в настоящее время одной из знаменитейших
достопримечательностей Нового Иерусалима, куда в ясные погожие дни ( то есть
по сути дела круглогодично потому, что в краю вечного блаженства непогожих
дней не бывает) стекаются тысячи и тысячи небесных паломников. Вы же,
надеюсь, помните фантастическую историю, приключившуюся со Святым Фомой,
прозванным за угрюмый, скептический нрав и непомерную физическую силу, Фомой
Атлетом, во время миссионерского его путешествия в Восточную Индию? Апостол
пересек множество стран, посетил густонаселенные земли, исходил пешком
обширнейшие пространства, через Арахосию и Гедросию, обойдя с западной
стороны пустыню Тар прошел весь Малабарский берег вплоть до Западных Гат на
юге Индостана, пережил опаснейшие приключения, претерпел огромное количество
лишений, основал крепкие христианские общины и приобщил к истинной вере
миллионы людей. В обширном языческом царстве близ Уджаяни случилась с Фомой
любопытнейшая история. Тамошний свирепый правитель Гундафор, невесть откуда
прослышавший о замечательных навыках Святого Фомы в области строительного
дела, поручил апостолу возвести дворец, настолько прекрасный и
величественный, чтоб равного ему не нашлось на всей земле Индии. Снабдив
апостола огромным количеством золота, драгоценностей и других средств,
необходимых для строительства дворца, Гундафор на месяц отбыл по неотложным
делам в приграничные области своего царства. Какова же была ярость
языческого царя, когда по возвращении в столицу, он обнаружил, что Фома
вместо сооружения дворца роздал все деньги и ценности беднякам и обратил
большинство его подданных в христианскую веру. С диким ревом, как раненный
зверь, в неописуемом бешенстве окликнул стражу Гундафор и велел найти Фому
хотя бы из-под земли и привести в царскую палату живым, целым и невредимым,
чтоб, подвергнув святого апостола жесточайшим пыткам и мучительнейшей казни,
утолить лютый гнев. Вскоре воины приволокли Фому во дворец и, грубо
подталкивая, швырнули апостола на мозаичную площадку тронного зала - прямо
напротив возвышения, где под роскошным балдахином сидел суровый тиран.
Гундафор, едва удерживая ярость, с язвительной, издевательской улыбкой на
лице осведомился о том, где же стоит сооруженный Фомой дворец и как бы его
увидеть. Фома приподнялся с пола, со спокойным достоинством поправил одежду,
смело взглянул в очи деспоту и ровным тоном, без малейшей дрожи в голосе
объявил о том, что Гундафор не увидит дворца до последней минуты жизни, пока
не умрет и душа царская не покинет тела, ибо возведен дворец не на земле,
где даже камни ветшают, а в раю, где будет стоять нетленным и услаждать во
веки вечные своего обитателя. Целый час, как безумный хохотал Гундафор;
придворные недоумевали, ожидая в смятении страшной развязки, внезапно царь
умолк и нависла гнетущая, гробовая тишина; обратив потемневший от гнева взор
на апостола, Гундафор велел содрать кожу с живого Фомы, проткнуть его
копьями и, подвесив над костром, изжарить на медленном огне, но именно в эту
минуту и случилось невероятное. В правой части тронного зала заволновалась,
зашевелилась внезапно и разверзлась гранитная стена, за которой располагался
царский фамильный склеп, и оттуда вдруг появилась странная тень. Все
присутствующие (за исключением Фома Атлета) - царь, придворные и стража -
окаменели от ужаса, признав в таинственной фигуре покойного брата царя,
умершего год тому назад. Воскресший царский родственник подтвердил рассказ
Фомы о сооруженном в раю храме и описал его в мельчайших подробностях.
Гундафор прослезился, ласково обнял Фому, и вскоре перейдя сам в
христианство, стал с тех пор рьяным защитником истинной веры. Вернемся
однако в нашу Церковь Утешения Всех Скорбящих. Здесь личным составом
Харьковского областного Управления Небесного Воинства совершаются таинства и
обряды, проводятся богослужения и праздничные церемонии по случаю тех или
иных памятных дат и юбилеев, а также хранится множество бесценных святых
реликвий. Приглядитесь внимательнее, молодой человек, к окружающим
предметам. Тут все дышит историей и культурой; каждый уголок, каждая вещица
связаны с тем или иным примечательным и занятным, интересным и поучительным
случаем, оставившим глубокий след в духовной памяти человечества. Взгляните,
к примеру, сюда. Видите углубление в стене? Там в изразцовой нише под
хрустальным колпаком лежит локон иссиня-черных волос. Вы не поверите, но
прядь эта принадлежала не кому иному, как неукротимому и могучему бойцу
Самсону. Никто не мог сравниться с ним в силе и доблести. Однажды, будучи
еще юношей Самсон в яростной и непродолжительной схватке голыми руками
"растерзал льва как козленка". У нас в Хранилище, кстати говоря, под
номером... содержится склянка с чудодейственным, особо целебным медом диких
пчел, обладающим поразительными свойствами. Физические характеристики этого
меда за три тысячи лет хранения ( с 11-го века до Рождества Христова и по
сей день!) в различных температурных условиях нисколько не изменились: он не
загустел, не засахарился и не перебродил, сохранив первозданный аромат и
вкус - сладчайший без всякой кислинки и горчинки. Дело в том, что в туловище
льва, убитом Самсоном, словно в дупле дерева, поселился пчелиный рой, и юный
герой спустя несколько дней, вернувшийся из любопытства к месту схватки с
хищником, нашел в полуразложившемся трупе большой дикой кошки мед и "ел его
сам, и отнес еще домой отцу и матери". Но большая часть подвигов Самсона
относилась не к схваткам с дикими зверьми, а заключалась в сражениях с
филистимлянами. Однажды в местечке Рамоф-Лехи Самсон, найдя ослиную челюсть,
убил ею тысячу врагов, посеяв в стане филистимлян великий ужас и трепет.
Могучий герой, пожалуй бы, унес в могилу тайну своей непобедимости и
непомерной, громаднейшей, сверхъестественной физической силы, если б не
существовали на земле коварнейшие и низменные создания!.. О женщины! Семя
крапивное! Отродье змеиное! Племя недостойное, продажное, бездушное и
пустоголовое! Сколько храбрейших мужей лишилось жизни по вашей вине. И
Самсон - благороднейший герой - также пал жертвой своей доверчивости и
безграничного женского коварства. Далила - филистимлянка, настолько же
прекрасная телом, насколько и ничтожная душой, усыпила бдительность силача,
ложью выпытала его секрет и погубила героя.
- А что за секрет, - полюбопытствовал Павлушкин, более или менее уже
освоившийся с новой обстановкой.
- О, это печальная история, молодой человек, полная драматического накала,
насыщенная подлинным трагизмом, история безумной любви и страшной боли,
неслыханного коварства и обманутых надежд, великого унижения и мстительной
радости! Если вам интересно, то попытаюсь коротко изложить ее суть. Уже само
место рождения Самсона - одного из знаменитейших израильских Судей ( как
называли в то время племенных, народных вождей) - и крайняя религиозность
родительской его четы предопределили на многие годы вперед, если не до самой
смерти, жизненный путь храбреца. Небольшое селение Цора, уроженцем которого
был могучий герой, располагалось у подножья холмов, где сходились
Филистимлянские равнины и Иудейские нагорья. На протяжении многих столетий
 начиная с 13-12-го веков до Рождества Христова и вплоть до полного
завоевания вокруг лежащих обширных географических пространств
могущественными ассирийскими царями) эти земли служили ареной нескончаемых,
кровопролитных войн между иудеями и филистимлянами, беспрерывно длящихся с
переменным для сторон успехом. Мать Самсона и отец его Маной, набожные иудеи
из колена Данова, посвятили Самсона "от самого чрева", то есть с колыбели и
на всю оставшуюся жизнь в назореи Господу. Надо заметить, что обет
назорейства накладывал исключительно строгие ограничения и обязательства на
лиц его принявших. Нельзя было, к примеру, присутствовать на похоронах,
принимать участие в любых погребальных церемониях и даже входить в дом, где
находились мертвецы. Кроме того, назореи в силу жесткого правила,
категорически не дозволяющего употреблять вино и другие крепкие напитки,
вели трезвый образ жизни. И, наконец, посвященные Господу неукоснительно
соблюдали предписание - ни при каких обстоятельствах не стричь волос.
Последнее правило, или вернее нарушение его и сыграло роковую роль в истории
Самсона. Но давайте, все по порядку. Самсон вырос и, участвуя в войнах с
филистимлянами, нанес им много жестоких поражений. Все шло своим чередом, но
как мы знаем, у великих людей - великие слабости, и Самсон, увы, также был
небезупречен. Могучий и неустрашимый воин питал необъяснимую слабость к
филистимлянским женщинам. Впрочем, это и не удивительно. Природные иудейки -
субтильные "дщери Авраамовы" - на фоне высокорослых, стройных, прекрасно
сложенных красавиц-филистимлянок казались огромному силачу Самсону
тщедушными и невзрачными. Для того, чтоб составить представление о
физическом развитии филистимлян, достаточно вспомнить хотя бы о том, что и
исполинское племя рефаимов из Гефа также принадлежало к их числу. Вы же
помните, какой ужас и страх внушил израильтянам, обращая их в паническое
бегство, громадный рефаим по имени Голиаф - гигант ростом в два с половиной
метра, живший примерно через сто лет после Самсона. Одни только медные
доспехи свирепого великана - шлем на голове, чешуйчатая броня на груди,
медные наколенники на ногах и огромный щит за плечами весили свыше 80
килограммов. Древко копья имело двадцать восемь сантиметров в диаметре, а
железный наконечник весил почти десять килограммов. Никто не мог совладать с
Голиафом в прямом и честном единоборстве. И Давид, овечий пастух и будущий
царь Израиля, одолевший Голиафа, также ведь не отважился вступить с ним в
открытый бой. Они сошлись в Долине Дуба между Сокхофом и Азекой, на глазах у
тысяч соплеменников, ожидающих исхода поединка. Давид, смолоду пасущий и
стерегущий овец в Вифлеемских пустынях и сражавшийся дотоле с одними лишь
дикими зверьми, знакомый только со львами и медведями, задирающими скот,
отродясь не держал меча в руках и не знал никаких правил честного ведения
поединков, что и, собственно говоря, позволило ему одолеть Голиафа. В
нарушение древнейшего установления, запрещающего при бое один на один
издалека метать в противника любые снаряды - копья, дротики, стрелы,
железные шары или каменные глыбы - хитроумный удалец из Вифлеема, находясь
еще на расстоянии ста метров от Голиафа, вытащил из пастушьей сумки заранее
припрятанные там пять гладких речных камней, достал пращу - кожаный ремень с
широкой средней частью, вдел кисть руки в петлю на конце ремня, вложил один
из камней в расширенную его часть и, придерживая рукой свободный конец
пращи, начал вращать ее над головой, постепенно усиливая круговые движения,
и в момент сильного маха отпустил свободный конец. Речная глыба, с огромной
скоростью пущенная из пастушьей пращи, полетела в сторону Голиафа и, попав в
незащищенный шлемом лоб великана, поразила насмерть филистимлянина.
Вернемся, однако, к истории Самсона. Возможно, в роковой тяге силача к
филистимлянкам свою роль сыграл и таинственный зов крови. Ведь Самсон, как и
все иудеи колена Данова, происходил из народа, родственного филистимлянам -
данонов. Последние, также, как и филистимляне, в числе прочих "народов моря"
(как их назвали впоследствии напуганные нашествиями египтяне), были
выходцами из далекой и прекрасной Эгеиды, хлынувшими нескончаемым потоком на
юг, сокрушившими могучую державу хеттских царей в Малой Азии, угрожавшими
египетским фараонам, полностью перекроившими политическую карту того времени
и изменившими в корне ход истории на Ближнем Востоке. Пришельцы с моря осели
повсеместно в прибрежных странах Средиземноморья, заселили обширные
пространства, начиная от Левантийских земель на севере и заканчивая дельтой
Нила на юге. Кстати, ведь даже слово Палестина означает не что иное, как
страна филистимлян. Лишь спустя много лет даноны, отколовшись от основного
потока переселенцев, оставили морские берега и двинулись в глубь суши, и,
примкнув к иудеям, образовали колено Даново, превратившись таким образом в
закоренелых врагов филистимлян - бывших своих братьев и соратников. Словом,
сложно теперь судить нам о причинах и побудительных мотивах, кои направляли
действия и поступки Самсона, но факт остается фактом: все женщины, которых
любил Самсон, были филистимлянками, то есть принадлежали к племени заклятых
его врагов. И последняя из них, Далила, филистимлянка из долины Сорек,
страстно, до безумия любимая Самсоном и предала его в руки злых и жестоких
недругов. А случилось это так. Самсон, оставив бывшую свою любовницу -
известную блудницу из отдаленной и небезопасной для сердечных похождений
Газы, расположенной недалеко от Аскалона в самом центре Пятиградия - страны
филистимлян ( в Газе Самсон, между прочим, прославился тем, что унес оттуда
крепостные ворота), стал посещать дом красавицы Далилы в близлежащем и
сопредельном иудейским землям Сореке. Много счастливых дней и ночей провел
Самсон в роскошном доме прекрасной филистимлянки, и кто знает, может быть,
последующие трагические события, стали расплатой за это незамутненное ничем
блаженство. Долгие часы проводили влюбленный силач и изменчивая красавица в
беседке во внутреннем дворике дома Далилы, где был разбит чудесный сад.
Искусные музыканты сладкоголосым пением и нежной игрой на гуслях и лирах
тешили из слух, легкий ветерок разносил освежающие переливающиеся цветами
радуги брызги воды от многочисленных услаждающих зрение фонтанчиков, бьющих
в саду. Слуги подносили разнообразные и изысканные кушанья. Но, конечно, для
Самсона душой и сердцем всего происходящего была прекрасная, очаровательная,
прелестная Далила. О! Сколько раз впоследствии Самсон, закованный в медные
кандалы в доме узников, с вырванными из глазниц очами, запряженный, как
бессловесный скот, в хомут и опутанный крепкими веревками, принужденный
грубыми и жестокими властителями толкать тяжелые мельничные жернова,
ежедневно подвергаемый чудовищным побоям и поруганиям, унижениям и плевкам,
вспоминал обманчиво светлый и чудесный образ, запавший глубоко ему в
сердце - Далилу, легкой стремительной походкой идущую ему навстречу с милой,
обворожительной улыбкой на лице, источающую сладкие дурманящие запахи
индийских благовоний, в воздушном наряде, сотканном из тончайших, ярких и
многоцветных финикийских тканей, расшитых драгоценными нитями из Золотого
Херсонеса, в изысканном головном уборе, увенчанном павлиньими перьями, с
роскошными, привезенными из Офира, украшениями в ушах, на запястьях, на
пальцах рук и ног - и слезы безмерной боли от нестерпимой сердечной муки и
невыносимых душевных страданий катились по щекам героя, не знавшего дотоле
страха и отчаяния. Всякий человек надорвался бы и в три дня умер от кручины
жестокой, печали безумной и тоски дикой, что терзали душу Самсона, но
великое сердце билось в груди героя, молча несущего огромное свое горе в
затхлой и удушливой темнице.
- А как он туда попал? - откликнулся Павлушкин, не оставшийся равнодушным к
рассказу толстяка.
- Увы, молодой человек, но в доме Далилы Самсон впервые за свою жизнь
нарушил один из священных обетов назореев и вкусил опьяняющий виноградный
напиток из рук неверной красавицы. Должен заметить, что данные из нашего
Центрального Архива, переданные туда Департаментом Регистрации и Наблюдения
Небесного Воинства, в частности, сводки и донесения отряда имени "Очей
Господних", неопровержимо свидетельствуют и подтверждают этот злополучный
факт! Нам никуда не деться от осознания горькой истины: именно заурядное
пьянство героя, всемерно поощряемое коварной Далилой, и способствовало
косвенным образом его смерти, если не прямо, обрекло на погибель. В один из
дней, ставший роковым, чрезмерно захмелевший Самсон, уступая настояниям
коварной изменницы, усердно подливающей вино, проговорился и открыл ей
секрет своей непобедимости и сверхъестественной физической силы,
заключающийся в нестриженных от рождения волосах. И Далила, ничтожная и
продажная женщина, падкая на деньги, открыла тайну Самсона пятерым
филистимлянским вождям, обещавшим ей за это каждый по тысяче сто сиклей
серебра, хотя одни только наряды, подаренные коварной красавице Самсоном
стояли вдесятеро дороже. Воистину, всё на свете имеет границы, только
алчность женская безгранична! И вот однажды разморенный вином и обильной
пищей, ничего не подозревающий о замышляемом страшном преступлении и не веда
ющий о том, сколь тяжкий удар готовит ему судьба, Самсон, доверчиво положив
голову на колени Далилы, уснул сном младенца, коварная же красавица сразу
подала тайный знак соучастнику злодеяния, тотчас же вышедшему из укрытия и
остригшему семь кос на голове силача. Вместе с чудесными волосами покинула
Самсона в тот миг и божья благодать; отряд вооруженных филистимлян ворвался
в дом Далилы и легко схватил обессилевшего героя. Закованного в медные цепи
повели Самсона в Газу, где на городской площади в присутствии огромного
стечения народа связанному мученику после страшных истязаний выкололи
варварски глаза и бросили в дом пленников, приставив к тяжелым мельничным
жерновам в качестве дармовой тягловой силы. Долгие месяцы и годы провел в
темнице несчастный богатырь с изувеченными пустыми глазницами, теряя
постепенно человеческие черты и превращаясь в тупое, грубо помыкаемое
безжалостными хозяевами, животное. Так бы и сгинул бывший герой неотомщенным
в мрачном подземелье, но судьбе угодно было распорядиться иначе. Однажды в
самый большой свой праздник, посвященный языческому богу Дагону,
филистимлянские вожди вспомнили о бывшем силаче, заживо гниющем теперь у них
в рабстве в сыром и зловонном подземелье, и решили вывести Самсона на потеху
толпе на свет божий из темницы. Неровно ступая, как делающий первые шаги
младенец, шел гигант, едва держась на ногах, и чистый воздух пьянил и кружил
ему голову. Мальчик-поводырь вел слепого пленника, словно ручного медведя,
на веревке. Не обращая внимания на издевательский смех и улюлюканье черни,
не реагируя никак на сыплющиеся со всех сторон плевки и затрещины медленно
шагал Самсон вслед за мальчиком, словно и не человек вовсе, а оживший
каменный истукан. Ближе к вечеру Самсона привели в капище Дагона -
сооружение громадных размеров - где и проходила обычно кульминационная часть
празднества. Огромный, добротно выстроенный языческий храм ( здесь надо
отметить, что филистимляне владели секретом выплавки железа, неизвестным
иудеям, и имели довольно развитую технологию строительства из камня),
вмещающий несколько десятков тысяч людей внутри и почти столько же снаружи
на специальной смотровой площадке, устроенной на кровле, снизу поддерживался
двумя колоссальными колоннами в три человеческих обхвата толщиной. Сто
быков, попарно связанных, тянули в свое время столбы на строительную
площадку храма, а после уже установки и две сотни быков, запряженных вместе,
не смогли бы сдвинуть колонны, но Самсону все же удалось опрокинуть их...
- А как?! - недоверчиво прервал толстяка Павлушкин.
- Праздник был в разгаре. Филистимляне забили уже сотни жертвенных животных,
и множество освежеванных туш жарилось на кострах, рекой лилось вино и в
воздухе носился дух безумного, буйного веселья и всеобщей вакханалии,
которыми обычно и заканчивались празднества филистимлян. Самсон тупо и
безучастно стоял в одиночестве в темном углу храма, едва освещаемом
настенными факелами, и лишь мальчик-поводырь откровенно скучал рядом с ним.
И вдруг слепой силач напрягся и задрожал всем телом, острым слухом уловив
раздавшийся в храме знакомый, чистый и звонкий, как тысяча колокольчиков,
женский смех. То была Далила, празднующая со всеми в храме, позабывшая уже
давно о Самсоне, да и не признавшая бы теперь в слепом страшилище, стоявшем
с понурой головой в углу храма, бывшего царственного своего любовника. Буря
чувств взметнулась в груди Самсона, он с трудом подавил в горле вопль,
полный боли и гнева, и грудь его едва не исторгла мучительных рыданий.
Подозвав поводыря, силач велел мальчику передать просьбу вождям празднества
о том, что Самсон желает для увеселения филистимлянского народа бить в
тимпаны и цимбалы и славословить и петь в честь бога Дагона. Вожди удивились
чрезмерно, однако просьбу силача уважили. Поводырь подвел Самсона и поставил
между центральными колоннами храма. Самсон потрепал мальчика по голове и
шепотом велел ему выйти из капища и, отойдя в сторону на сорок шагов, там
дожидаться. И вот Самсон ритмично забил в тимпаны и тамбурины и запел. То
была песня дикая и ужасная - на темный и дремучий, языческий плясовой мотив,
знакомый Самсону с детства. Древняя бабка-данонка, родившаяся еще на
Эгейских берегах, напевала часто песню Самсону, когда лежал он еще крохотным
младенцем в люльке. Надо сказать, что за годы рабства могучий и звонкий
голос Самсона не утратил силы, и благодаря прекрасной акустике внутри капища
Дагона, песня слепого богатыря разносилась по всему громадному сооружению,
гулко отдаваясь в боковых и угловых нишах, и не было ни единого закоулка в
храме, где б она не звучала в полную силу. Древняя таинственная мелодия
захватила празднующих. Сначала сотня филистимлян, а затем тысяча, а затем и
десять тысяч - пустились в бешеный пляс. Все громче и громче звенела дикая
песня. Все мощнее и мощнее шла веселая, бесшабашная пляска. Все быстрее и
быстрее пел Самсон. Все бешенее и неистовее плясали филистимляне,
очарованные мелодией. Все сильнее и сильнее бил в барабаны Самсон. Все
безумнее и безумнее плясали завороженные, вошедшие в раж, филистимляне...
=========