Адьё... Часть1. 2

Она коварно усмехнулась, а я подумала, что ее ышеупомянутый двуспальный «аэродром» просто мечтает о дополнительной нагрузке.
- Ах, ну да, вот о чем я тебя хотела спросить, - вновь начала Изабель, не желавшая упускать нить беседы. – Я еще не распаковала посуду и кухонную утварь. Ты мне чё-нить не одолжишь? А я бы пока что-то заказала на ужин в Pizza-Express?
Я согласилась. Она стояла за спиной, наблюдая, как я мою посуду.
- Знаешь, я нахожу это жутко миленьким. – Продолжала Изабель. – Как только я увидела тебя в подъезде, я сказала себе: В этой женщине есть что-то еще, чем позволяет предположить ее внешний блеск.
- Ах? – Я силилась разгадать тайну моего «сияния» и загадочную проницательность Изабель.
- Я, знаешь ли, всерьез увлекаюсь психологией. Это так завораживает!
- Да….Но, если подумать, не так уж это и здорово…
Как и все люди, склонные к философским размышлениям, находясь в разладе между своими желаниями и действительными возможностями, я тоже прочла десятки книг по философии. Пусть незначительную, но часть моих лет самокопания я провела с людьми, которые, в силу учебы или просто хобби, были поглощены психологией или психоанализом; ночи на пролет мы беседовали на узкоспециальные темы, балансируя на границе между бессонницей и алкогольно-никотиновым отравлением.
Собрания обычно проходили в моей каморке и за мой счет. Но это вовсе не мешало нам приходить к единому мнению.
Изабель прервала мои воспоминания: «Я тут подумала, что, наверное, все лучше у тебя сделать. В моей квартире еще ужас как неудобно – как на стройке…»
Я поразмыслила, как мне избежать «предложения», но, как раз в данный момент, мне в голову ничего путного не пришло, что бы могло прозвучать не очень эгоистично и более-менее вежливо. В общем-то, я планировала, наконец-то, посвятить себя чтению книги «Как я учусь самоутверждаться».
Но…. Ничего не вышло.
Я дала свое согласие, а Изабель обняла меня почти спонтанно, что меня даже немного тронуло. Она благоухала Opium. А этот парфюм мне чертовски нравится.
- Просто галактически с твоей стороны! А мы – женщины – должны держаться вместе. Я убежденная феминистка, между прочим. Так вот, а сейчас я пойду подгоню моих мальчиков, а то они никогда не закончат. Мужчины! Если их постоянно не держать в ежовых рукавицах, они в спячку впадают!
Она принялась растирать свое левое плечо. «Ах, опять так тянет! Не следовало мне таскать столько тяжести!»
А меня распирало любопытство и, хотя я наверняка знала, что вопрос прозвучит глупее некуда, поинтересовалась, а не братья ли ей эти двое.
Изабель просто рассыпалась: «Мои братья – Ха! Я  - единственный ребенок в семье. Но несмотря на это: Из моей семьи на такую работу – даже ради меня – уж точно никто бы не согласился. Есть люди, специализирующиеся на этом, - слышала я всегда от папиков, - найми экспедитора. Па! Управятся-то они быстро. А во сколько это обойдется!? Да я лучше бабки на пару новых шмоток отложу или на улетный отпуск… нет, Чарли и Мик, они… их я знаю по fitness-центру. Они тащатся от меня, и им безмерно льстит, что им позволено мне помочь».
Оставив меня в задумчивости, она удалилась.
Мартин, видимо, тоже считал меня жутко польщенной, заставляя пахать на себя. И не только он один – также и все те, кто перманентно снабжал меня поручениями и просьбами и вечно препятствовал сотворить нечто разумное из моей собственной жизни…. Наверное, мне нужно просто раз и на всегда разобраться с моим ВНЕШНИМ СИЯНИЕМ. Тут, видимо, и была могилка той собачки…
Я приближалась к своим 30ти и вовсе не была ни художником в 5ти минутах от вершины карьеры, ни примерной «эмансипе» из какого-нибудь talk-show, ни счастливой матерью четырех чудных ребятишек с намеком на гениальность, как и ни чудо ученым. Ничем!
Ну, да, ничем. Совсем ничем. Я была управляющей в одном copy-shop. Ха! Для непосвященного это вовсе не звучит как описание  потенциального неудачника. Но загвоздка была в том, что копи-шоп принадлежал Мартину – моему парню, и что я, поэтому, была не только управляющей, но и уборщицей (и всем тем, что приходит в голову) в том магазинчике – при очень выгодных работодателю тарифных условиях.
Мартин был мил, красив, находчив, желанный. Тип фотомодели для рекламы апельсинового сока, Californian Dream. А потому я просто растаяла, когда именно он тогда – теперь это уже спустя 5 лет – после неполных трех недель знакомства спросил, не хотела бы я стать его компаньоном в свободном бизнесе.
Свободный бизнес! И обворожительный Мартин! Я была на столько пьяна от счастья и удивления, что бросила все и добровольно шагнула в его медвежий капкан.
Ну, да, признаю, момент был ему на руку. Мой парень Гисберт, два года деливший со мной стол, кровать и ателье, благодаря идеям, рожденным моим умом во время долгих полуночных креативных бдений, получил стипендию в Villa Massimo. (Да, нет вовсе, я не сержусь, любимый, ты или я – все равно. В конце концов, тянем-то мы одну упряжку. А кто из нас ее получит…блаблабла….Накась, выкуси!)
В общем, за четыре недели до предложения Мартина я вернулась из Рима, куда меня приглашал Гисберт, чтобы сообщить о разрыве наших отношений и представить меня предмету своей страсти – Джульетте (grande amore della vita).
И, хотя моя память, в общем, функционирует предельно точно, о происходящем тогда у меня не осталось или вовсе никаких воспоминаний, или же они напоминали привидения и духов. На какое-то мгновение я рассвирепела – а потом остыла. К будущему, к творческим силам, к своим взаимоотношениям с мужчинами, к жизни…
А потом появился Мартин, как избавитель от отчаяния. Он нашел, кто снимет мое ателье (которому он наобещал значительную скидку в арендной плате, как я потом узнала). Нашел для меня квартиру (в которой одна молодая девушка незадолго до меня покончила с собой, наглотавшись снотворного, как я узнала потом. Бывшая подружка Мартина, что я узнала еще позже). И он «возвел» меня до управляющей своего Сору-шопа, который он открыл, считая благоразумным, использовать по назначению образцы, которые он, так или иначе, хранил на складе.
У Мартина было два диплома о высшем образовании – информатика и экономика. Я, конечно, могла бы еще и съязвить и добавить: он был даже трижды дипломированный. А именно, дипломированный сын. Его папочка наилучшим образом проложил своему чаду дорогу в жизнь и постоянно, незримый, стоял за спиной с распростертыми объятьями, как неоново-светящийся ангел-хранитель.
Но тут Мартин и сам сореитировался наилучшим образом. Ведь, не смотря на все его дипломы и звания («Боже мой, ведь есть же в жизни нечто поважнее зубрежки!») он был одаренным бизнесменом, способным - без всякого – уболтать бедуина купить целый грузовик газонокосилок.


Когда Изабель и два ее спутника настойчивым звонком в дверь сообщили об окончании  разгрузочных работ, я сидела перед телевизором, тупо пялясь в вечерние новости и лакомясь морковкой.
Ребята растянулись на ковре, потягиваясь и постанывая от удовольствия. Изабель же, напротив,  выглядела бодрой и свежей.
«Мой телефон все еще не работает», - заявила она, снимая трубку моего. – «Ты есть будешь?»
Голодной я, в общем-то, не была, но, тем не менее, легко представила себе, что аппетит запросто сможет проснуться, при виде того, как эти трое едят, и раздумывала, пиццу с какой начинкой я бы съела. Но решения тут, видимо принимал только один человек. Вернее, одна.
«Да, две семейные пиццы – одну Quattro Stagione и одну Capricciosa» - заказала она и продиктовала мой адрес.
«Пить чё будете?» Чарли выбрал пиво, Мики и я остановились на красном вине.
«Минеральная вода у тебя дома, наверняка, есть», - констатировала она.
«И салат», - продолжила она  телефонный заказ. – «Что, нет больше салата?! Вот, дерьмо! Долго? – Полчаса? Окей!»
И положила трубку. «Ну, вот, хоть что-то можно будет заложить между жабрами, ребята! Юния, надеюсь, салат у тебя есть, эти жабы зажали, а без салата я пиццей подавлюсь».
Она проследовала за мной на кухню и дала четкие указания, как мне надлежит приготовить салат. То, что в моем хозяйстве нет масла грецких орехов, она мне великодушно простила.
Обнюхав мой холодильник, она обнаружила пару вкусностей, показавшихся ей приемлемыми, что бы дополнить количественно заказанную снедь, а, наткнувшись на бутылку французского шампанского, подаренную мне вчера Йоганнесом за сверхурочные над его дипломной работой, издала подозрительное «мммм-нм»…
«А этим мы обмоем наше знакомство. Но, только, когда мальчики отвалят. А то, бисер перед свиньями…»
Для вышеупомянутых же мы достали – как нельзя более подходящие им, по мнению обольстительной Цирцеи, - минеральную воду и пиво, опять же из моих запасов.


Подоспела пицца, и парни, как волки, накинулись на нее.  Изабель же несколько раз не без раздражения заявляла, что было бы намного лучше, если б мы все отправились в какой-нибудь ресторанчик. «Но то, как вы выглядите и держитесь, вас бы только облажало».
Я удивилась, но, тем не менее, отметила, что мне еще во многих областях многому нужно научиться.
Мики помог мне убрать посуду и взял на себя мытье. Пока я прибиралась, он спросил, можно ли ему как-нибудь заглянуть ко мне.
И хотя мне было совершенно ясно, что его желание было обусловлено исключительно необходимостью подготовки плацдарма в доме его обожаемой, сердце я себе бередить не стала, да и отказывать тоже.
«Только позвони сначала»,- было единственным, что я выдавила из себя.
Чарли уснул прямо на ковре, а Изабель, немного полистав мои книги, решила – вежливо так, выпроводить обоих.
Тем же макаром я попыталась отделаться и от нее, что у меня, мягко сказать, не вышло.
В общем, мы познакомились поближе. Когда я сказала Изабель, что мне в июне исполняется 30, она выпучилась на меня, как на животину из прошлой эры. Она была моложе на 5 лет.
- Ну, да, - сказала я, - время пролетело так быстро. Когда я нацелилась на ВУЗ, я всегда думала: В 30ть ты сможешь, в 30ть ты все докажешь и всего добьешься.… А вышло? Ничего.…  Еще, может, что-нибудь бы и вышло, если б родители так часто не навязывали мне своего мнения. Или, если б я встретила других попутчиков….
Просто, шампанское развязало мне язык. Хотя обычно я играю партию терпеливой слушательницы, в этот раз я позволила себе поведать Изабель  историю о своем мученике – неудавшейся карьере.
- Ты знаешь, я непременно хотела изучать искусство, но мои родители настояли, чтобы я сначала выучилась на кого-то посолиднее. Поэтому я выбрала профессию фотографа. Я считала, что это как нельзя лучше можно связать с моими художественными планами. Но с наставником мне больше, чем просто не повезло. Сомневаюсь, что от него я чему-то смогла научиться. Большую часть времени я стояла в его мрачной лавке, продавая пленку, фоторамки, фотокамеры и тому подобную чепуху. А вечерами все необходимые знания я могла почерпнуть из всевозможных учебников и пособий. Учитель мой «с пониманием» относился к моей фрустрации, пару раз великодушно позволив мне воспользоваться его фотолабораторией, - правда, после работы, - и все…. И ежедневно повторял: «Мне очень жаль, Юния, но ты единственная на кого я сейчас могу рассчитывать (жена от него сбежала). Если ты мне не поможешь, я буду вынужден закрыть магазин, а тебе придется искать нового преподавателя».  Хотя, на самом деле, это была замечательная идея и единственно верное решение для меня, я, все же, осталась и шабашила, как могла, в лучшем случае, делая из-под полы полароидные снимки в паспорт.
Изабель вяло зевнула и подлила себе еще. А меня было уже не остановить.
- При этом я мечтала, наконец, как востребованная, любимая, одаренная молодая фотограф, – какой я и была, - быть замеченной домами Grimaldis, Windsors, Bernadottes и всеми теми, кто делит с ними обложки популярных журналов, быть оцененной по особенному, за то, что я получаю необычайно естественные и живые снимки и так чудесно обхожусь с их питомцами.
Изабель равнодушно усмехнулась, а я мечтала дальше:
- Liz, Ornella, Cathérina, Tina, Alain, Adriano, Don…все как один были уверены, что, кроме классных портретов, я заставляю ярче звучать их имена. А все звезды считали, что Мастер Гельмут, поднимая меня среди ночи, в голос умоляет, чтоб я привезла ему еще пару пленок на какую-нибудь свадьбу или какой-то юбилей. А на самом деле он просто надрался в стельку и хотел сэкономить на такси. Я делала вид, что не просекла его, просто использовала ситуацию. Я безжалостно отснимала привезенную мною же пленку. А он, тем не менее, притворяясь, требовал пожелать ему удачных снимков, что, как ты понимаешь…
Изабель положила ноги на журнальный столик, окутав нас обеих густыми клубами дыма, с удовольствием потягивая шампанское, подыскивая хвальбы в его адрес.
Меня было не унять.
- Когда меня приняли в институт искусств, я мечтала о том, что увижу свои работы в крупнейших музеях мира. А себя я видела – скромной, но симпатичной – в беседах с художниками, критиками, владельцами галерей, меценатами и коллекционерами, свято верившими в меня.
С учебой все было замечательно. Пока мне не встретился Гисберт. Он считал, что мы должны вместе открыть ателье. И мы даже нашли одно с небольшой квартиркой над ним. Я следила за тем, чтоб мы осилили аренду, что было не особенно трудно, я фотографировала на семейных торжествах и тому подобное.  Но на работу уходило слишком много времени, которое я с пользой могла бы инвестировать в собственное образование.
А Гисберт меня все время утешал. Дескать, я – сама одаренность, чудовищно оригинальна и во всех своих работах имею независимую точку зрения. Рано или поздно я стану знаменитостью.
В моей натуралистически-одаренной точке зрения он вскоре стал играть значительную роль и, в общем, вкладывал очень много личной оригинальности, особенно по тем дням, когда речь заходила о том, на что пойдут мои заработки. Think big! – было его девизом. Как художник достигнет всемирной славы, если себя он представляет посредством обычной копеечной шабашки?!

Fortsetzung folgt... to be continued....