Беглая любовь... часть первая

Пушистый снег падал на ресницы и не таял. Темно.Жарко. Невидимый огонь бьется в груди пламенем жизни. Постронний прохожий вряд ли догдался бы, что недавно, совсем недавно, это сердце было наполнено желанием кинуться с двенадцатого этажа дома-звездочки, потому что не было любви. Этому сердцу любовь была необходима, как невидимые шарики кислорода, которые толкают кровь. Куда толкают? В пропасть.
Но это сердце мечтало только об одном – пропасть и раствориться в чувствах. Единственное, что удерживало его – это ум, который был полон цитат, статей, очерков, лиц, и особенно редакционной мысли с ее лоснящемся запахом свеже-напечатанной газеты. Чтобы рассказать об этом сердце все, автору потребуется, как минимум девять кошачих жизней. Но это – после. Современный читатель закрывает книгу, если не видит в ней неистовой красоты обладательницы такого, пусть даже самого нежного и чувствительного сердца. Он, как нигилист, при слове ""сердце"" представляет розовую валентинку с корявой на ней надписью: ""I love you’’.  В ком, в ком же билось это прекраснейшее из сердец?—терзается мой читатель. Она оглянулась, но глаза были широко закрыты. Хотя в этот момент самый из антиромантичных людей мог бы утонуть в этом зеленом океане глаз, настолько они были распахнуты и выражали столько отчаяния, сомнения, сознания преходящего счастья и борьбы. Ночной ветер раздувал кудрявую шевелюру, концы которой обычно так легко лежащие на талии, витали чуть не в облаках. Вы не ослышались. Огромное облако лежало на снегу, почти сливаясь с ним, не давая разглядеть ветку ближайшего дерева. И только одна звезда, яркая, безликая светила и отражала мир в ее душе.
""Какой он?"" --Носилось у девушки в голове, у этого только что распустившего цветка, который было что-то среднее между ребенком и красавицей. Это была первое, самое первое свидание, которое не могло так вдруг произойти. Химки смотрели на нее своими фонарями как-то не дружелюбно. Она пожималась от холода, чертыхаясь, потому что забыла перчатки... Алька встретила его в поезде, в электричке, вчера.

--Секретные материалы?
--Нет, почему же.
-- А что тогда?
Алька рассказала о ТВ, о конкурсе музыкальных ведущих. А он читал ей стихи. В его глазах как будто светилось счастье.
-- Какой-то период сейчас в жизни.., -- сказал он и поморщил нос.
--Я тоже самое вчера слышала от сестры..
--Правда?
Оказалось он был продюсером, но не удержался там, на Королево. Его глаза казались Альке синими, как то море, о котором он рассказывал. Которое любил и где был любим.
--Ты не пробовала стихи писать?
-- Пишу.
--Прочитай что-нибудь..
--Нет, я не могу.
--Ну, давай,.. давай, учись быть открытой людям.
Он наклонился так близко, что она почувствовала его спокойствие и уверенность, а может быть его энергию. Странно, страх и скованность исчезли . И она прочитала ему ""сии прелестные созданья"". Строчки слетали с ее губ одна за другой. А он жадно ловил их, почти не дыша, почти дотрагиваясь до нее своей щекой. ""Господи когда-нибудь еще мне было так хорошо?"" –спрашивала она себя, и не успевая найти ответ, снова падала в певучую рифму океана его чувств, которое под влиянием какого-то волшебства он мог передать ей словами.   Ее  номер телефона в его кармане. Густой бас сверху прохрипел: ""Останкино"". Алька вскочила. Димка решил проводить ее и за одно показать, как проити к телецентру. Холод и блеск глаз. Она смотрела ему в лицо и не могла поверить, что этот поэт, нежный, добрый, классный – он вот так просто стоит напротив нее и рассказывает:
--А ты знаеешь Марсель Гансалеса – он клевый парень, видишь какая визитка Новоженова – а, вот кстати и он идет, Соловьеву.... Да, чтобы там работать (показывает рукой на стеклянноую коробку телецентра) нужно иметь бешеное желание. Если хочешь, то всегда этого добьешься.
Поезд неожиданно остановился, и Алька чуть не упала назад. Он нежно схватил ее за руку. Для девушки – это было больше, чем движение, это была мысль, что она наконец обрела поддержку. Алька вспомнила, как на днях она с подружками ехала в автобусе и вдруг начала падать назад, потому что они держались, а ей было не за что. Так девчонки вместо того, чтобы ее ловить только засмеялись. Так она поняла :у меня нет друзей, некому меня поддержать. И вот теперь – это свершилось. Димка и Алька успели перекинуться впечатлениями о последних фильмах, а он посоветовал ей посмотреть ""Черная кошка и белый кот"". ""Кустурица"" – мелькнуло у нее в голове, и она и не подумала о том, что название этого его любимого фильма поможет ей понять этого обаятельного незнакомца. Она вышла на платформу и пошла летяший походкой в направлении центра, потом обернулась и помахала ему рукой. Он поднял руку и она увидела его ладонь – нежную, но крепкую. Алька уже не думала ни о ТВ, ни о Новоженове, с которым столкнулась по дороге, в ее воображении был один образ, одно лицо. Может это он? – мелькало у нее в голове.
Димка был везде с ней. Она мысленно общалась с ним в забитом 851, шумном экстернате, в МГУ и даже в постели. Димке удалось ее застать дома третьим звонком.
Не за чем говорить, что ей было 16, она была по его словам ""совсем ребенком"",  а ему было 24. Она дрожала и боялась чего-то, а он шел уверенной походкой, называя себя стариком по сравнению с ней. Он шел, не замечая, что одновременно и ломает это сознание порочной разницы в возросте, и поддерживает точку зрения ее родителей. А вчера Вичка гадала на картах. На них должен был посидеть кто-нибудь нецелованный: Ленка и говорит: ""Давай мне"". ""Лен, да ты чего, правда что-ли?"" -- она не ожидала, что эта симпатичная девчона до сих пор не испробовала жажду поцелуя. Алька будто раздвоилась. Одна ее половина говорила: тебе нужно готовиться к МГУ, нельзя с ним встречаться – ему 24. А другая – ты чего, в этой жизни нужно все попробовать, всё. Они стояли на  химкинской площади и великий вождь Ленин смотрел на них белыми яблоками глаз с каменного пьдестала. Вряд ли он знал, что у его увеличенного двойника будет целоваться парочка. Холод терзал кожу, но Алька этого даже не чувствовала. Какой –то внутренний огонь. Она еще никогда не вела себя так уверенно, раскрыто. Без комплексов. Она рассказывала ему всю свою жизнь, не замечая, что парню это уже прилично надоело. Он попивал ""Бочкарев"" и грозился сосчитать все ее веснушки. Вдруг она поцеловала его, сначала в щеку, потом в губы. Он поставил бутылку у ног Ленина (который в свою очередь не замедлил ожить и отхлебнуть из нее глоток другой) удивленно на нее посмотрел и произнес:
""Я так давно не целовался, что даже забыл, как это делается."" А Алька подумала:""И зачем он язык в трубочку свернул"". Сейчас страшно не было, но когда спустя пару часов память воскрешала этот эпизод, сердце невольно начинало издавать громкое постукивание, как будто кузнецы всех дореволюционных российских колхозов собрались в одну конюшню.
--Ты чего, испугалась?
--Нет...
--А.. Я понял: тебя кто-нибудь обидел , наверное.
--....
--Ты любила когда- нибудь?
--Да, но это ведь была платоника.
-- Ах, какие ты слова умные говоришь.
--Может пойдем.
Он снова наклонился к ней так, что она почувствовала запах его одеколона. Ее поражала его охота говарить о духах, гороскопах, комментировать ее действия. Вот и сейчас:
-- Ты улыбаешься..
Они остановились у скамейки.
--Иди ко мне.
Алька встала на скамейку и наклонилась к нему, параллельно рассказывая о музыкальной школе, которая была за ее спиной.
--А ты играешь на чем-нибудь?-спросила она его.
 -- Да , на нервах.
--Давай..
--Хм..как-нибудь в другой раз..Тебе так удобно?
--Нет..
--Чего ты хочешь..Встать , сесть?
Он посторонился и Алька спрыгнула со скамейки.
--Давай я тебе сделаю массаж. Не замерзла?
--Замерзаю.
--Сейчас тебе будет тепло. И он расстегнул ее куртку.
Алька почувствовала его холодные руки на своей спине. Он читал ей стихи прямо в ухо, так что она слышала только дыхание, хриплое, и больше ничего.
--Понравилось.
--Да..
--Правда?—удивился он..
Ее голова то отрубалась от всех мыслей, то вдруг вихрем они взрывали ее .
--О чем ты думаешь? – спросил он.
--О том. Что у тебя руки холодные.
На самом деле в тот момент, она думала о том, что он был первым, который так близко стоял рядом и трогал ее голую спину, но сказать это почему-то не могла.
И он потер руки о ее талию.
--Ничего себе, какие мышцы..
--Мне все говорят, что они какие-то странные.
--Да нет почему же.. Это красиво.
Жаль, они придают разное значение словам, а значит думают по-разному. У Альки эпитет ""странный"" вызывал только положительные эмоции, ведь это значит --  отвлеченный от обще-принятых понятий, не такой, как все . Прошло несколько секунд и он назвал ее чудо-йогуртом. ""Тебя это ранит? ""– спросил он. ""Конечно, нет! А что в этом плохого – чудо йогрут,"" – удивилась она. ""Да нет, просто у нас с тобой разное восприятие."" ""Неужели догадался?"" – сыронизировала про себя Алька, но промолчала. ""Мы с тобой еще увидимся ?"" – неожиданно спросил он, причем уже не в первый раз. Алька и ждала и боялась этого вопроса. Она не могла так вдруг все решить. Во всяком случае парень точно терялся—то ей хотелась объятий, вдруг она чего-то пугалась и убегала, целовала его, потом переставала смеяться и в глазах отображалась тупая брюзгливая грусть, вдруг это же лицо освещалось улыбкой, причем  такой, которой он еще не видел ни разу в своей долгой жизни. Чего она боялась? Больше всего в жизни Алька тогда боялась, что предки пойдут ее искать, они мерещились ей прямо за его спиной.
--Красивые брюки.. – заявил он.
--Да, им уже лет семь, еще моей сестры были..
--Правда, красивая модель..
Ей следовало бы отнести эти слова к себе, а не к брюкам, и она просто мило улыбнулась. За деревьями снова померещились предки, причем так явственно, что она даже вскрикнула.
--Ты чего? – Димка сам испугался.
--Пойдем отсюда...Ты испугался что ли? – от страха спросила Алька то, что по идее должен был сказать он.
-- Ну, у тебя так лицо изменилась.. Ты вся дрожишь.. Я тебя боюсь..
--Да ладно тебе.. Там мои родители..
--Да нет там никого.—Димка испугано оглянулся назад, Алькин страх передавался ему.
---А можт и прада нету, но все-равно, пойдем отсюда..
--Слушай, ты прада .. это .. crazy..
--Я знаю .. мне даже англичанин одни, у которго я жила в блокноте написал.. U.R. Crazy.
Знаешь как они пишут две буквы..
--Да знаю я ,--- нервно прервал ее Димыч.
И они пошли месить талый осенний первый снег по препендикулярному к главной улице переулку. Ему уже было понятно слишком многое,  но он жестоко ошибался.