Исповедь маленького фрица

Красные как кровь цвета заходящего солнца разлились по черному частоколу леса.Небо стало невероятно глубоким,чистым и понятным.Он понял, он все понял.В одну секунду он познал все секреты мирозданья.Пульсирующий мозг окутал все видимое пространство.Он стал нереально большим.Голова уперлась в упругий свод неба.Еще немного и оно лопнет под его напором,как непрочная ткань.О,Господи!О,Боже!Пуля плотно засела в воспаленном мозгу,разрастаясь мириадами нервных окончаний,пуская метастазы во все тело.Тупая боль окутала его будто саваном. Струна с пронзительным свистом лопнула, больно хлестнув  по лицу.Конец.
                Он лежал на берегу реки. Волны лизали его офицерские сапоги. В воздухе явно чувствовался горьковатый привкус пороха. Парабеллум он крепко сжимал в своей мертвой руке, костяшки пальцев побелели. Во лбу сияла, переливаясь рубиновыми оттенками, кровавая звезда, позорная звезда. Кровь как святой ореол окружила голову. Фуражка отлетела метра на три-четыре. Черты его лица были спокойны и необычайно четки. Он умер. Тридцать два года. Все. А может не все, может не конец? Может быть начало?

                Родился он в небольшом германском городке, под Мюнхеном. У города не быыло названия, как не было имени и у него. Короткие штанишки, всегда аккуратно подстриженная челка- вот все его детство. Он его не запомнил. Его мозг открылся для восприятия лишь в тот роковой сорок третий год.
                Утро.Небольшая, уютная немецкая кухонька. Брунгильда как всегда прекрасна в первых лучах по- немецки аккуратно круглого диска солнца. Тонкий аромат кофе. Но кружева простынь и подушек не отпускают из своих томных объятий разбитое после вчерашнего вечера тело. Словно что-то предчувствуя, они все сильнее и сильнее обвиваются вокруг крепкой мускулистой шеи арийца. И вот он уже тонет в этом белом великолепии, словно в грязной и мутной жиже, которая все ближе и ближе подступает к горлу. Захлебываясь и отхаркиваясь, он краем глаза замечает бледно- желтый квадрат. Не сон. Бледно- желтый на красном как кровь столе. Плохо. Плоский квадрат разбухает, разрастается, выдавливая из себя бледно- желтые слюни в густое, сладко приторное небо. Нет. Только не меня. За что? Вот уже лицо Брунгильды играет желтыми, болезненными бликами. Запах утреннего кофе невыносимо противен. Он чувствует, что его сейчас вывернет на кружевную простынь, обнажив человечеству остатки его вчерашней трапезы.Он знает, что это. Что это лежит на столе? Но зачем спрашивать? Он знает.ВОЙНА! Почему он думал, что она обойдет его? Бешеным потоком она подхватывает человеческие судьбы и , как щепки, несет по течению, разбивая о свои берега.Но он ? Он ведь счастлив в своей периферийной квартире, со своей толстухой Брунгильдой, с яичнецой и кофе на завтрак. Ему многого не нужно. Но желтый квадрат уже занял пол неба, угрожающе надвигается на него. Сливается с аппетитно скворчащим на сковороде яичным желтком. Что это? ПОВЕСТКА?ПРИГЛАШЕНИЕ! Приглашение.Но при чем здесь он, рядовой немецкий офицер. Желтый квадрат доказывает обратное. Ты есть DEUTSCH SOLDAT. Ты есть защищать твой VATERLAND BERLIN. Кто пойдет назад, против? Молчание. Кто пойдет вперед? Ты! А Брунгильда

Бо брунгильды уже нет. Нет того золотистого мюнхенского утра. Есть стройные полосатые березки, есть командир, приказ:"ANGRIFEN!". Сапоги в грязи. Привал. Аромат кофе смешивается с острым плотоядным запахом крови. Чистота. Немцы любят чистоту. Нужно почистить сапоги, очистить их от  пыли русских дорог. Зачерпнув в ладонь горсть чужеродной его организму земли,он подносит ее к лицу. Земля сухая, источающая незнакомые  далекие запахи, но, тем не менее, есть в ней что-то родное. Вспоминаются картины детства, когда он маленький арийский мальчик с воплями и криками носился по окраинам города и мысленно стрелял из игрушечного пистолета в воображаемых противников. Это было давно, далеко. Сейчас его руку приятно холодит сталь 8-зарядного пистолета немецкой констркции. Истинно арийское оружие. Враги отнюдь не воображаемы, пистолет не игрушечный, смерть реальна. Он осязает ее, чувствует ее пьянящий аромат. Рядом немецкий офицер хвастается фотокарточкой своей жены. Завтра она овдовеет. Возможно, завтра убьют и его. Но он этого пока не знает. Пока он любуется чистым и бездонным небом, слушает, как смешно коверкает немецкие слова, прося о пощаде, пленный русский солдат. Расстрелять и только...и только.

                Тяжесть автомата непрерывно давит на левое плечо, тупо напоминая о прямом назначении этого ненавистного груза. Они идут уже целый день. Невыносимо душно. Кровь, затянутая в голубой шелк вен и артерий, бешено пульсирует, удары остро отдаются в висках.Он видит , как на горизонте острые вершины сосен и елей нанизывают на свои пики кроваво- красное солнце. Лопаясь, оно разливается по горизонту золотисто- лимонными бликами.Вечереет. Вдали показались сгорбленные крыши небольшой русской деревеньки. Вот и ночлег.

                Спал он плохо. Ночные кошмары дьявольским хороводом окружили его ложе. Гримасничая, пуская кровавые пузыри из уголков рта, они сменяли друг друга. Приблизив свои влажные уста, жарко нашептывали ему на ухо чудесные сказки, болезненные фантазии, вызванные из воспаленного подсознания. Проснулся он до рассвета в холодном и липком поту. Серебристые лунные тени играли на вылинявшем розовом цветке герани. Отражаясь ледяными лучами от глянцевых изумрудных листков, они падали на его подушку, слепили своим холодным светом, пронизывали до мозга костей. Нащупав под кроватью кованый сапог, он выдрал его из абсолютной черноты подкроватногопространства и со снайперской меткостью запустил в фосфорицирующие очертания горшка. Промахнулся. Стекло с хрустальным звоном лопнуло, впустив в комнату свежую струю возжуха. В горле пересохло. Босиком он прошел через всю комнату и , выйдя в сени, зачерпнул металлической кружкой из бочки прозрачной и чистой воды. Холодный металл обжигал его губы, зубы онемели. Но он не мог напиться. Возвращаясь, он подскользнулся на чем-то липком. В темноте он он не мог понять, что это было. Подойдя к разбитому окну, он поднес руку к свету и понял. Это была кровь. Но как? Как? Он ведь приказал все убрать. Холодный ветерок обдал его студеной струей. Кровь этой упрямой русской дряни, которая расцарапала ему все лицо, которая посмела противиться ему, немецкому офицеру, которая... Перед глазами возниктуманный расплывчатый образ. Он даже не запомнил ее. Лищь глубокие, наполненные предсмертным ужасом,серые глаза отпечатались в его мозгу.Его передернуло. Казалось кто-то непрерывно наблюдает за ним. Пронзительный взгляд ледяных призрачных глаз холодил затылок.Он обернулся.Никого. Пустота. Пугающая пустота. Словно маленький мальчик, он стремительно бросился  в свое надежной ночное убежище.Нырнув в постель, он с головой укрылся под одеялом. Тишина. Пугающая тишина. Он обнажил свой округлившийся от дикого страха глаз. Причудливые тени плясали в бледных, морозных лучах луны. Сквозняк гулял по чисто вымытому полу, совершая свой ночной променад. Но ничто не заставило бы его сейчас встать и заткнуть сияющее лунным светом пятно на бревенчатой стене. До утра он уже не спал. С нетерпением ждал спасительного, обжигающего рассвета.

                Утро. Вечером они ушли. Он остался. Остался на заросшем камышом берегу. Утром по его приказу жители деревни вырыли глубокую яму. Могилу. Кому? Себе? Ему? Серые, безликие они стояли на краю этой бездны. Расстрелять и только...и только.Выстрел. Один за другим. Автоматная очередь. Канава до краев наполнилась кровавой массой. Спиралью пулеметных выстрелов он сам лично прошелся по еще живой, трепещущей плоти. Среди грязных ошметков и тряпья он увидел выцветшие, как тот цветок герани на облупленном подоконнике, безжизненные глаза той, которая так усердно упиралась коленкой в его крепкий, накаченный торс прошлой ночью. Кричала, умоляла. Невольно он взглянул на свою руку, ожидая рассмотреть то, что он увидел этой ночью в свете луны. Рука была чиста. Он внимательно вгляделся в эти мертвые, безжизненные черты. Чувство омерзения и отвращения охватило его, но он не в силах был отвести взгляд от сереющей пустоты глаз, которая неумолимо вкрадывалась в него. СжИгая нутро, ледяными когтями разрывало сердце. Тошнота подступила к горлу. Его вырвало на до блеска начищенные воском сапоги. Судороджно он выхватил парабеллум из кобуры и выстрелил в эти серые бездонные глаза. Нетвердым шагом он направился к реке.EIN, ZWEI, DREI, EIN, ZWEI, DREI- бешено клокотало в висках. EIN, ZWEI, DREI-отсчитывал  шаги. Он снял фуражку и откмнул ее в сторону. Легкий речной ветер обдувал его лицо, высушивая своими поцелуями хрустальные слезы. Он решительно поднес пистолет к высокому чистому лбу. Зачем?Почему? ответы на вопросы он унес с собой.

                Красные как кровь цвета заходящего солнца разлились по черному частоколу леса.....