Смородиновый чай

Они часто пили чай на веранде по вечерам, провожали умиротворенным взглядом солнце.

Это был последний день дачного сезона. С утра уже Ольга почувствовала осенний запах сада. Она по привычке растворила окно в спальне - холодный ветер влетел в комнату, разворошив занавески и Ольгины кудри. “Осень”, - прошептала Ольга.
В доме собирали вещи, снимали со стен картины. Неуклюжая кухарка била на кухне посуду. Ольга сидела в зале и читала книгу.
“Это будет... это должно быть чем-то особенным,” - сказала себе она и, закрыв книгу, побежала в кухню.
- Маня, выньте фарфоровый сервиз.
Открыв калитку, она вошла  в сад. Ее тряпичные туфли промокли от росы, красиво блестевшей на лебеде. Ольга поежилась от утреннего холода и подошла к смородиновым кустам. Она собирала упругие смородиновые листья озябшими пальцами в лукошко. Внизу, по коричневой земле, ползла сонная золотая муха, по толстой ветке пробежал крошечный паучок, потревоженный Ольгой.

Весь день ее мучил осенний запах, отражавшийся от пустых стен, так, как он томит перелетных птиц в ожидании северного ветра.

Первым пожаловал Сан Саныч, он вошел куря трубку, положив левую руку на огромный живот.
- Здравствуйте, Оленька.
За ним приехал доктор, Николай Семенович. Он радостно обеими руками пожал Олину ладонь.
- Вы все еще здесь, я так боялся, что вы уже уехали. Завтра? Но у нас еще есть вечер.
Оля улыбалась каждому из них.
- Пойдемте на веранду, я собрала смородиновых листьев и настояла на них чай.
Они сели на плетенные соломенные кресла, Сан Саныч снова закурил, пуская под потолок белые табачные кольца. Николай Семенович что-то быстро говорил Ольге, прерываясь время от времени тонким заливчатым смехом. А она тоскливо смотрела на пустое кресло у стены. “Неужели он не придет?”
- А где же Миша? - пробасил Сан Саныч.
- Неужели уже уехал? - удивился доктор.
Ольга промолчала.
- Чаю подавать? - спросила кухарка, выйдя на веранду.
- Подождем Мишу? - предложила Ольга.
- Конечно, конечно, - согласился доктор.
Время проходило табачными кольцами, плывшими по комнате.
- Миша идет! - радостно сказал Сан Саныч.
- Чаю, Маня, чаю!
Миша, молодой офицер, вбежал на веранду с букетом осенних хризантем.
- Извините за опоздание, друзья. 
- Мы вас заждались, и Оленька, я гляжу, уже затосковала без вас, - лукаво сказал Сан Саныч.
Принесли чай.

Зашло солнце, зажгли фонарь под потолком, белые бабочка трепыхались, били крыльями о горячее стекло, и шорох их, ночной, был похож на смородиновый чай, такой же для кого-то последний.

Сан Саныч и доктор беседовали за столом. Сан Саныч, закрыв глаза,  откинулся на спинку кресла, чуть-чуть покачиваясь.
- Доктор, дорогой мой, не в деньгах счастье.
Доктор вытянулся в струнку и замахал указательным пальцем перед лицом.
- Не скажите, не скажите, деньги - это основа!
- Дорогой мой, вот вы счастливы?
Доктор рассмеялся и закачался на кресле.
- Нет, вы скажите, Николай Семенович, вам для счастья деньги нужны? Так хотите, я вам завтра десять тысяч дам, двадцать, тридцать... хотите?
Доктор задумался, посмотрел на фонарь, на бабочек и отрицательно покачал головой, но Сан Саныч этого не видел, он так и покачивался, не открывая глаз.
Ольга и Миша сидели в уголке, он держал ее пальцы в своих ладонях.
- У вас холодные руки, у вас холодное сердце, Ольга. Скажите мне “да”.
- Я должна подумать, разве я могу ответить сразу?   
- Нет времени, я ухожу сейчас.
- Куда?
- На войну. 
- На войну?!
- Поезд через час...


Осенью тысяча девятьсот двадцать первого года графиня Ольга Перуджио, очаровательная Коломбина, стояла на балкончике своего дома. Внизу бушевал Венецианский карнавал.  Огни бенгальских свеч, которые держали в руках домино, отражались в воде, и от того южная ночь казалась еще светлей. Маски, безумно хохоча, скрывались под тенями навесов, гондолы скользили по каналу.
Ольга сняла маску и увидела мужа, идущего по узкой улочке с друзьями. Он заметил ее и позвал рукой. Ольга улыбнулась в ответ и снова скрыла лицо маской. Вдруг о фонарь, который она держала в руке, легонько стукнула крыльями бабочка и влажный ветер разворошил ее локоны.
Внизу бушевал венецианский карнавал.  Коломбина плакала, прислонившись к дверному косяку. Плечики ее вздрагивали, а фонарь угасал, словно утренняя луна. Ольга оплакивала своих погибших друзей и себя.