Марья

Она смотрела на меня, улыбалась. Русые волосы – длинная коса. Я был ниже на полголовы – целоваться неудобно. Губы у нее – мягкие, нос – с горбинкой, глаза – серые. Звал ее Марьей, когда злился – по фамилии: «Немчина».

- Немчина! Ты идешь? – спросил я.

- Ну, пойдем.

Чего я больше всего опасаюсь – это блеска в ее глазах. Когда он появляется, Марья становится сумасшедшей.
Мы вышли из магазина.

- Платья пожалел, мерзавец! – сказала Марья с чувством. – Жмот ты все-таки, Николенко.

- Вот тебе сто рублей, - сказал я. – Это все, что у меня есть. Покупай платьев, сколько влезет.

- Отстань!

Было душно, в июле солнце в Новосибирске жаркое. Мы свернули с дороги, пошли домой напрямик, через лес. В Сибири хороший климат: зимой холодно, летом жарко, а весны и осени почти нет, мы обходимся без полутонов. Гораздо хуже в Европе: пять месяцев – лето, а все остальное время – осень и весна, вечное ожидание.

- Марья, - сказал я. – Может, велосипед купить? Ты будешь ездить, а я бежать рядом.

- На поводке.

Злая женщина – хуже кошки: ее гладишь, она царапается.

- Эй, прекращай злобиться. Хочешь жвачку?

- Нет.

Марья прислонилась к сосне, сняла босоножек, чтобы вытряхнуть камень. Я сунул две таблетки «Орбита» в рот.

- Одну дай, - сказала Марья строго.

Я бросил ей всю пачку. Марья кинула в рот одну таблетку и тут же выплюнула.

- Как ты это жуешь? – возмутилась она. – Ни за что не выйду за тебя замуж.

- Мне тоже выплюнуть? – спросил я.

- Жуй, жуй. Мне все равно еще год учиться. Пойдем.

Я улыбнулся:

- Милая, и зачем тебе этот инъяз? Их бин аус Руссланд. Их бин Руссин. На кой черт? Дома сиди.

Марья не ответила. Мы вышли снова на проспект, до моего института было рукой подать.

- Пойдем к тебе на работу, - сказала Марья. - Там хотя бы кондиционер есть.

На вахте в институте сидел старый облезлый дед. Как все вахтеры, он считал, что институт построен ради охранников, а сотрудники – так, помеха в производстве.

- Куда собрались? – спросил он.

- На работу, - сказал я злобно. – Давайте ключи от двести пятой.

Дед обиженно  хмыкнул, дал ключи и тщательно проследил, правильное ли время записал я в журнал посещений.

Я – обычный сменный инженер, чиню технику. В кабинете, где я сижу, работают в будние дни еще восемь человек: руководитель ИВЦ, сисадмин и пять программистов. Сегодня на работе был только системный администратор.

- Привет, - сказал я. – Знакомься: это Маша. Маша, это Иван.

- Очень приятно, - ответил Иван.

Думаю, ему действительно было приятно. Перед нашим он приходом просматривал очередной китайский порносайт. Я тоже люблю китаянок, но фотографии неподвижны, а Маша – живая.

Глядя на Ивана, я каждый раз думаю о том, что надо меньше сидеть за компьютером. Ему всего тридцать, но он толстый и лысый, как бульдог. До чего же быстро меняется человек: всего пять лет назад Иван был хорошим борцом, по крайней мере так считает мой тренер. А теперь – всего лишь толстый лысый сисадмин. Видимо, интеллект растет вместе с задницей.

- Что нового? – спросил Иван у меня.

- Ничего. Зашли охладиться.

- Ясно, - Иван кивнул. - Проходите.

- Спасибо, - ответила Марья.

– Ну ладно, я сейчас вернусь, - сказал Иван.

Он выключил монитор и вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь.

- Куда он? – спросила Марья.

- Наверное, в туалет, - ответил я. – Ты кофе будешь?

- Буду.

Я прошел в закуток, где стоял обеденный стол, включил чайник. Марья села в кресло для посетителей, взяла лист бумаги, ручку и стала рисовать. Как известно, творчество в небольших дозах успокаивает. Хотя я из всех видов отдыха предпочитаю просмотр телевизора.  После первых трех минут я обычно впадаю в транс, я молодею на двадцать лет и верю всему, что вижу на экране.

Иван вернулся из туалета и сел за свой стол.  Монитор он не включал, стесняясь Марьи.

- Кофе будешь? – спросил я его.

- Конечно, буду. Что за вопрос?

Я налил три кружки кофе, одну передал Ивану.

- Марья, - позвал я. – Тебе кофе туда нести или здесь будешь пить?

- Неси сюда.

Я отнес Марье кофе и встал у нее над плечом, разглядывая рисунок. Она нарисовала человека за компьютером. Судя по тому, что этот человек был лыс и толст, она пыталась нарисовать Ивана. Особенно удались Марье стол, стул и монитор.

- Нарисуй еще кружку с кофе, - посоветовал я.

- Не мешай!

Я сел рядом с ней.

- Как там на улице? – спросил Иван.

- Жарко, - ответила Марья. – Не люблю жару.

- Вы бы на море сходили, - сказал Иван. – Я, кстати, в прошлые выходные сходил, очень хорошо.

- Да его разве вытащишь! – сказала возмущенно Марья. -  Ему бы только борьбой заниматься.

- Я совершенно не водоплавающий, - сказал я, улыбаясь. – Разве что на лодке. Да и что там хорошего, на море? Скучно.

- Слушай, - сказал мне Иван. –  Есть идея. Поехали сегодня вечером на дискотеку, а? Шашлыки поедим, я жену вывезу, а то зудит, зудит:  “Скучно, скучно”.

- Поедем, - согласился я.

- Вот и замечательно, - обрадовался Иван. - Тогда я вас сейчас оставлю, а часа через два подъеду.

- Не забудь жену взять, - сказал я на прощание.
Иван ушел.

До девяти вечера я чинил принтер, Марья играла с компьютером в преферанс. Наконец, приехал Иван с женой.

Жену его звали Викой. Хотя в основном сибирские девушки довольно красивы, но обычно уже после первого ребенка они теряют свою прелесть. Они толстеют, перестают пользоваться косметикой, темнеют волосы, на руках появляется аллергия от стирального порошка. Врочем, я не знал Вику до того, как она родила Ирку, может быть, она и в девичестве была такой же, не знаю.

- Ну что, едем? – спросил Иван.

- Конечно, - ответила Марья.

За десять минут мы доехали до моря. Шумно ночью на пляже: гремят дискотеки, шумят моторные лодки, поют под гитару бледные юноши. На песке валяется всякая дрянь: палки, пивные бутылки, жестяные банки, камни, угли, порванные сланцы, носовые платки, окурки, семечки. Сложно приучить человека к чистоте: дай ему волю, он заплюет и обезобразит любое место. И сделает это ненамеренно, походя, сам же потом удивляясь: “Кто, кто посмел так загадить все вокруг”? Да что пляж, ни в один петербургский проходной двор нельзя зайти: нестерпимо воняет мочой.

Мы остановились у дискотеки “Три парусника”. Играли реггей - идеальную музыку для пляжа.

- Выходим? – спросил Иван.

- Конечно, - ответила Марья.

Мы вышли из машины, заплатили за вход на дискотеку и сели за дальний от танцпола столик. Кроме нас на дискотеке было всего человек десять, все - студенты.

- Пива? – предложил Иван.

- И зрелищ, - улыбнулась Марья.

- Машенька, будут тебе зрелища. Сациви, шашлыки, лезгинка, стихи до рассвета, Черное море в бурю!

- Может, сначала пива? – спросил я.

Иван встал и направился к стойке. Марья отвернулась от столика и стала разглядывать танцпол.

- Как ваш ребятенок? – спросил я Вику.

- Ребенок у дедушки. Завтра должна вернуться.

- Не понравилось?

- Ох, - вздохнула Вика. – Ей-то понравилось, дедушка устал.
Мы засмеялись. Подошел Иван с четырьмя кружками “Бочкарева”. Марья повернулась обратно лицом к столу.

- Ты чего ребенка в ссылку отправил? – спросил я его.

- Да ты что, она сама рвалась, как на пожар.

- А сколько ей? – спросила Марья.

- Пять.

- Жуткий возраст, - сказала Марья.

- Ой, не говори. Как иногда заревет, вот взял бы и придушил.

- Ты бы лучше ее в партер поставил, - пошутил я.

- Шутки у тебя – борцовские, - сказала недовольно Марья.

Начали играть «Как упоительны в России вечера».

- Пойдем танцевать? – спросила Ивана Марья.

- Конечно.

Танцевать они не умели, просто переминались с ноги на ногу, о чем-то говорили. Впрочем, две студенческие пары танцевали не лучше. Медленный танец, качалочка, – не фокстрот и не танго, его танцуют все кому не лень.

Я мрачно допивал пиво, думая о том, что побороть Ивана будет несложно. Хоть он выше меня на голову и весит на тридцать килограмм больше, но все равно побороть его будет несложно. Вдавить в песок, чтобы не мог дернуться, держать, держать, пока не сдастся.

 Наконец, музыка закончилась. Иван подошел к столику.

- Мы идем купаться, - сказал он. – Если хотите, присоединяйтесь.

- В добрый путь, - ответил я.

- Счастливо, - сказала Вика.

Иван ушел. Не люблю и ненавижу купание. Не могу, когда под ногами нет земли. Самое худшее в воде – то, что она мокрая.

- А ты что не купаешься? – спросила Вика.

- Не люблю, - я допил пиво. – Может, лучше потанцуем.

- Пойдем.

На удивление мы танцевали хорошо, под настроение. Студенты прекратили болтать и стали смотреть на нас. Хоть что-то было хорошее в этом вечере.

Музыка кончилась.

- Еще пива? – спросил я.

- Пожалуй.

В пику Ивану я взял два «Невских». Денег осталось всего пятьдесят рублей, но меня это не волновало.

Мы выпили пива, Вика закурила. Я стал жевать «Орбит».

- Погода хорошая, - сказал я.

- Да.

- Завтра ребенок приедет… - сказал я весело.

Вика улыбнулась:

- Слава богу, она вечером приедет. Хотя бы еще один день свободный.

- Это здорово, - согласился я.

Мы помолчали. Я смотрел на стол и думал о том, что делать мне на пляже совершенно нечего. Что я забыл здесь, почему сижу с некрасивой скучной женщиной? Зачем этот осточертевший рок-н-ролл, зачем теплое пиво, зачем пляж грязный, почему небо в тучах, где Луна, где Иван и где Марья, вашу мать!?

Наконец, Иван и Марья вернулись к нам.

- Ты все пьешь? – спросила меня Марья.

- Угу.

- Домой поедем? – спросил Иван.

- Конечно, - согласился я.

С пляжа ехали молча. До Марьиного дома мы доехали за десять минут. Я попрощался с Иваном, вышел из машины и помог выйти Марье. Иван с Викой уехали.

В Новосибирске летом ночи короткие, теплые. Коттеджи академиков среди леса кажутся большими. У калитки мы остановились.

- Как тебе Иван? – спросил я. - Понравился? Жалко только, что лысый.

- Отстань! - сказала Марья. – Отстань! Ради бога, отстань!

Я хмыкнул, не зная что ответить.

- Отстань. - повторила Марья. - Отстань.