Джули Эллис. Эдем. Julie Ellis. Eden. продолжение

– Деньги, – грубо сказал Майкл. – Мама писала и рассказывала, что у неё тяжёлые времена. Эва сейчас без гроша.

Чувствовала ли мама когда-либо себя виноватой, определив порядок наследования земли ему и Алексу, без права отчуждения, полностью исключая из доли Эву, и, таким образом, не предоставив Эдем в её распоряжение? Конечно, Майкл допускал, что было соглашение о том, что мама будет заботиться о своей "младшей сестре". Но запросы Эвы были колоссальны.

– Всё окружающее здесь настолько равнодушно и противно, – мрачно сказал Алекс. – Бьюсь об заклад, что дома всё иначе. – Вспышка плохо скрываемого голода полыхнула в его глазах. Жаль, что мама настаивала на том, чтобы не подпускать Алекса близко к школе в течение тех минувших трёх лет, когда он так неохотно посещал её.

– У нас уже зелень кругом, – вяло подтвердил Майкл. – Фруктовые деревья все в цвету. – Но когда Алекс приехал домой на лето, мать отволокла его в Батон-Руж, полагая, что в Эдеме от него толку будет мало. – Хилда принесла в очередной раз приплод, – продолжил Майкл. – На этот раз восьмерых. – Хилда была собакой Алекса, до того как он умотал в ту модную частную школу в Вирджинии, где и встретил Фрэда.

– Хилда – это один из самых прекрасных английских сеттеров, которых кто-либо когда-нибудь видел, – сказал Майкл, обращаясь к Викки. – Вы любите сеттеров?

Викки ответила с ослепительной улыбкой:

– Я люблю любых собак.

Внезапно он мысленно увидел, как она прогуливается по лужайке в Эдеме, и за ней по пятам бегут собаки.

– Дома мы обычно держали собаку, а иногда и две, – её взгляд вновь говорил о том, что она думает о прошлом.

– Сколько времени Вы в Нью-Йорке? – спросил он. Что такая девушка, как она, делает в этом месте? Одна в полумиллионном городе?

– Уже шесть месяцев, – её голос прозвучал подавленно.

Он вспомнил сводки в газетах о Крымской войне. Грязное занятие, причиняющее страдания многим людям.

– Вы скучаете по Англии, – спросил он с мягкостью, которую их отец считал недостойной мужчины, в то время как Алекс, подумал про себя Майкл, полностью соответствует отцовскому представлению о том, что такое – настоящий мужчина.

– Я скучаю по моему отцу и брату, по нашему маленькому домику, – её голос напоминал мучительный шёпот. Он сразу обратил внимание, что она англичанка. Звучание различных голосов всегда производило на него впечатление. Ёе голос был чудным: её акцент, очаровывая, безошибочно выдавал в ней настоящую леди. Как, наверное, отвратительно было для неё играть на пианино в том публичном доме на Грин-Стрит!

Экипаж остановился перед огромным, облицованным белым мрамором, отелем "Сэнт-Николас-Хотел". Нью-йоркские отели изумляли Майкла. Каждый из них был городом в городе, с их бильярдными, парикмахерскими, почтовыми офисами, газетными и табачными киосками, библиотеками и торговцами цветами. И рестораны были открыты с шести вечера до трёх ночи.

Почему Викки смотрит на отель в таком оцепенении? Внезапно до него дошло.

– Здесь есть прекрасный ресторан, – небрежно сказал он. – Мы можем здесь поужинать и поговорить.

Вчетвером они вошли в фойе, обставленное косоугольными зеркалами, а также различными произведениями искусства из резного стекла, мрамора и бронзы. Кто-то уверял Майкла, что занавески из золотой парчи стоили сорок пять долларов за ярд. Интерьер, подумал он с едва заметной иронией, достаточно шикарен, чтобы внушить благоговение даже Алексу.

В ресторане, где ужин подавали с девяти вечера до полуночи, их проводили к скромному столику в углу и принесли меню.

– А что, Майкл, мама всё ещё устраивает те вечеринки? – тихо спросил Алекс.

Алекс раздражал его. Мама писала Алексу о постоянных вечеринках, предназначенных для того, чтобы женить Майкла на ком-нибудь из юных незамужних леди. Когда же мама одумается? Слишком частое уныние, которое наполняло собой его жизнь, вновь накатило на него.

– Да, мама всё ещё принимает очень много гостей, – с неохотой уступил он. Он устал от преследования его каждой незамужней особью женского пола там, где бы он ни появлялся, от раболепных обхаживаний каждой мамаши, чьи дочери достигли брачного возраста. Чёрт, даже судебные дела были быстро переведены в его ведение, которые при обычном раскладе попали бы к более престижному адвокату. Причиной этого было то, что он был потенциальный наследник Эдема и был холост.

Ну почему каждому мужчине старше двадцати одного года обязательно необходимо жениться? В конце концов, он всё-таки пришёл к согласию с самим собой. Он мог проснуться утром и ничего не опасаться всё время, от момента пробуждения до того, пока снова не ляжет спать. У него была практика, немного друзей в Новом Орлеане, которые разделяли его взгляды на тот суетный мир, в котором они жили. Да и к тому же, как он мог оставить мать?

– Я закончил, – Фрэд с энтузиазмом просмотрел меню. – Столовая в школе не чета этой.

Майкл сосредоточился на заказе. Он немного испугался высоких, по сравнению с Новым Орлеаном, цен и успокоился, увидев, что Викки знает, как вести себя в такой обстановке. Но всё же она была слегка нахмурена, её возбуждение омрачалось беспокойством.

– Викки, мы узнаем, есть ли здесь, в этом отеле, для Вас номер, – оживлённо сказал он. Она, казалось, собиралась запротестовать. – Завтра, – быстро и настойчиво, не давая ей заговорить, продолжил Майкл, – я поговорю в банке с мистером Флемингом по поводу работы для Вас. – Однако это неортодоксальное предложение устройства будущего Викки только лишь формировалось у него в подсознании. Оно должно было удовлетворить их взаимные интересы.

Майкл, не обращая внимания на её серьёзность, заказал, особо не выбирая, для всех четверых говяжье рагу, картошку, горячий яблочный пирог на десерт и кофе. Его сознание навязчиво концентрировалось на этом праздном предложении, которое упорно лезло ему в голову.

Алекс и Фрэд вели беседу с юношеским энтузиазмом, но всё-таки осторожно, не будучи уверенными в реакции Майкла, о том как проводят вечер светские люди.

– Никто не приезжает в Нью-Йорк, не посещая при этом "Лувр", – настойчиво говорил Фрэд. – Это самый модный бар в городе. Я угощаю, Алекс, – величественно сказал он, чувствуя себя несколько обязанным за этот ужин.

– И самый дорогой, – цинично предупредил Майкл. Алекс не имел ни малейшего понятия о том, в каком финансовом положении находилась семья, всегда считая само собой разумеющимся, что всегда есть много доступных денег.

Их обслужили с быстротой, достойной всяческих похвал. Майкл улыбнулся, заметив, что глаза Викки расширились от большого количества принесённой еды. Прекрасные нью-йоркские отели подавали на стол с такой щедростью, что можно было подумать, что это не отели, а плантации.

Когда подошло время десерта и кофе, Алекс и Фрэд забеспокоились. Они обменялись нетерпеливыми взглядами, которые перехватил Майкл.

– Если вы хотите уйти, ради Бога, – небрежно бросил Майкл, – только, Алекс, загляни ко мне перед тем, как спустишься позавтракать. Мне нужно с тобой поговорить.

– Мамины наказы? – отпарировал Алекс.

Майкл говорил об Эдеме, когда они с Викки остались пить кофе. Он заказал свежий напиток, который доставили к столу, ободрённый тем, что Викки тепло и с интересом слушает, как он описывает плантации площадью в десять тысяч акров. Он с тревогой подумал, что девушка не имеет абсолютно никакого представления об институте рабства. В 1807 году оно было запрещено в Англии. Но это не беда, сказал он сам себе. Он же не предлагает ей стать его рабыней.

– Викки, я понимаю, что Вы беспокоитесь о своём будущем, – медленно начал он. – Я имею ввиду положение. Положение в бизнесе, – подчеркнул он, – хотя внешне это обычно выглядит иначе. – Она серьёзно слушала, не имея ни малейшего представления о том, что он собирался ей предложить. – По своим собственным соображениям, Викки, я предлагаю Вам то, что известно в некоторых кругах, – он едва улыбнулся, – как брак по расчёту. – На этом месте его речи она встрепенулась. Она не была уверена, правильно ли она поняла услышанное. – Выслушайте меня, Викки, – настойчиво умолял он, перегнувшись через стол так, чтобы она могла его слышать. Викки покорно слушала, пытаясь переварить то, что он говорил. – Вы могли бы иметь в Эдеме свою собственную комнату. У Вас было бы всё для того, чтобы жить в достатке. Но в глазах моей семьи и наших друзей Вы будете моей женой.

– Я читала о таких вещах, – прошептала она. – В романах.

– Викки, это была бы хорошая жизнь для нас обоих, – убеждённо сказал он. С беспокойством он подумал, что мать с отцом могут что-то заподозрить, однако ничего не смогут доказать. Викки вполне подходит, никто из них не сможет ничего возразить. Дочь офицера британской армии, трагически погибшего под Севастополем. Она была леди, хотя не была ни южанкой, ни богачкой. Майкл вспомнил, что отца едва ли можно было назвать богачом, когда он женился. Плантация была названа Эдемом по требованию его отца только после смерти его деда и бабки. За пять поколений до этого её знали как Эйнсли-Эйкез.

– Если однажды Вы решите, что с Вас хватит, мы можем оформить с Вами развод. Я юрист, Викки. Я знаю, как делаются подобные вещи. Если Вы пожелаете, я даже могу дать Вам легальный документ соответствующего содержания.

– И чем я буду там заниматься? – Викки всячески пыталась представить себя в этой непривычной для неё ситуации.

– Тем же, чем и все молодые жёны в Луизиане, – сказал он, пытаясь пошутить. – Быть всегда прекрасной. Несколько раз в году ездить в Новый Орлеан за покупками и ходить в театр. Посещать ужины и балы, когда нас пригласят. – Мягко говоря, он представлял собой не более чем вполне подходящий тип холостяка, который изредка, но всё же встречается. – Читать.

Её глаза сияли. Майкл понял, что она начинает видеть выгоду. Выгоду для них обоих. Для неё это спасительная ниточка, ведущая к обеспеченности и защищённости, в то время как он был бы избавлен от вызывающих раздражение усилий его матери наконец-то его женить. А Викки стала бы неким буфером между ним и Эвой.

– Мы останемся в Нью-Йорке ещё несколько дней. Я должен выяснить, когда прибывает пароход, на котором едет моя тётушка. И на этом я заканчиваю все свои дела. – Мрачное предчувствие охватило его. – Вы останетесь здесь, в отеле, несмотря на то, что мы в городе. – Он сделал паузу, важность его предложения, в конечном счёте, охватила его самого.

– А твоя семья? – с ужасом спросила она. – Что скажут они?

– Викки, мне двадцать четыре года и я сам себе хозяин, – напряжённо ответил он. – Я скажу им, что встретил в Нью-Йорке очаровательную юную леди и решил покончить со своим холостым положением. – Его улыбка стала циничной. – Моя мать героически пыталась сделать это на протяжении четырёх лет. – Его взгляд вопросительно остановился на ней. – Тебе нужно будет сообщить своей тёте, что ты выходишь замуж. Свадьба завтра, – принял он решение. – Я наведу справки о баптистском священнике. Ты какой веры? – запоздало спросил он.

– Я верю в Бога, – тихо сказала Викки. – Папа всегда говорил, что случается всё то, что не может не случиться. Я буду счастлива обвенчаться с тобой по баптистскому ритуалу, – она говорила с удивительным достоинством. – Но я должна известить тётю Молли, – её глаза, обрамлённые густыми ресницами, взглянули тревожно. – Я не могу допустить, чтобы она беспокоилась обо мне.

– Напиши ей письмо, – подсказал Майкл. – У меня утром будет посыльный, и он доставит его в первую очередь. – Он заколебался. – Если тебе захочется, что бы она присутствовала на церемонии…

– Нет, – быстро сказала Викки, – лучше я просто напишу ей. И я напишу ей снова, когда мы приедем в… – она нахмурилась, вспоминая место, о котором упоминал Майкл. – Луизиану?

– В Луизиану, – подтвердил он. – Час езды от Нового Орлеана. Один из самых сказочных городов в мире.



Викки закрыла дверь номера в отеле "Сэнт-Николас-Хотэл", который был отведён для неё.

Завтра баптистский священник сделает её женой Майкла Идена. Три дня спустя они возьмут экипаж до Нью-Джерси, где сядут на поезд. Это будет начало длинного путешествия до Нового Орлеана в экипаже, на поезде и на корабле.

Она будет переживать отсутствие тёти Молли и её детей, но она бежит от гнусности Файв-Пойнтса. Некая сила, невиданная и могущественная – может сам Бог – вмешалась в её судьбу.

Затем радостное настроение сделало резкий вираж под напором логики. Родители Майкла, конечно, узнают, что он познакомился с ней только во время своего приезда в Нью-Йорк. Что же это за девушка такая, спросят они сами себя, которая выходит замуж после столь непродолжительного знакомства? Майкл ведь никогда не расскажет им о том, как они познакомились?

И почему Майкл так желает этого брака? Или есть кто-то, кого он любит, с кем поддерживает отношение, но на ком не может жениться? Она должна закрыть на это глаза?

Неважно, сурово сказала она сама себе. У неё не было выбора. Она будет придерживаться своих обязанностей. Она будет стремится вести себя перед его друзьями и семьёй, как преданная, нежная жена. Краска залила её щеки. Майкл Иден был самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-нибудь знала.

Нет, предостерегла она сама себя, никаких романтических фантазий. Майкл её нанял. Добрый, внимательный, но он не для неё. Ничего иного не может быть между ними более того, что есть в данный момент.

Майкл проснулся рано, как будто это было обычное утро у него дома. Лишь позже звуки уличного движения чужого города, доносящиеся до пятого этажа, где он жил, напомнили ему, где тот находится. Тотчас же мужчина вспомнил о решении, которое он принял этой ночью с такой не характерной для него поспешностью. Сегодня, к трём часам пополудни он жёнится.

Он полагал, что оказывает неплохую услугу Викки Уикершем. Одна в этом мире, вынужденная жить в отвратительных условиях, она, выходя за него замуж, несомненно, выигрывает.

Он протянул руку за часами и завел их. Аккуратная память Майкла систематизировала всё то, что должно быть сделано. Скоро постучится Алекс. В одиннадцать он опять встречается с мистером Флемингом. До этого, после разговора с Алексом он позавтракает вместе с ним и с Викки. Договориться передать с посыльным письмо тётке Викки. Посетить вместе с Викки магазин, чтобы приобрести ей подходящий гардероб.

Он нахмурился. Чёрт, положение весьма неординарное. Что тётя подумает об этом? Тем не менее, Викки оказалась смышлёной. Она сделает всё что надо и весьма убедительно. Эта женщина едва ли приедет сюда для того, чтобы бегать здесь с дробовиком в руках. Во всяком случае, её охотно пригласили бы на церемонию.

Он был уже одет и побрит, удручённый мыслью о том, как осторожно, наименее болезненным способом сообщить своим родителям неприятное известие о женитьбе, когда внезапно раздался стук в дверь.

– Войдите, – пригласил он, включаясь в предстоящую встречу. Он никогда не чувствовал себя достаточно комфортно в присутствии Алекса. До известной степени его брат, чьи глаза могли излучать такую таинственную боль, казался на несколько лет старше, чем он. Из-за мамы они с Алексом никогда не упоминали о том тягостном времени три года назад, которое закончилось тем, что Алекса отправили обратно в школу. Он был изгнан из Эдема. Было бы лучше, если бы они тогда всё-таки поговорили. "Бедный Алекс," – с жалостью подумал он.

Алекс открыл дверь и вошёл в номер, его глаза были настороже.

– Я знаю, Майкл, что ты должен мне сказать, – Алекс цинично улыбнулся. – Мама взбешена тем, что я бросил школу.

–Алекс, тебе нужно вернуться обратно, – спокойно сказал он.

– А если я не… – с вызовом произнес Алекс.

– Мама не вышлет тебя больше ни цента, – резко сказал Майкл. Он заколебался. – Тебе следовало бы знать Алекс, что нам пришлось потуже затянуть пояса. Мне пришлось трудно с посредниками. Они не хотят платить аванс в том размере, в каком платили обычно. Но чтобы содержать тебя в колледже, мама сможет высылать тебе деньги.

– Она могла бы содержать меня и в Нью-Йорке, – вызывающе ответил Алекс. – Пусть она продаст какого-нибудь раба или лучше двух. – Он пожал плечами. – У неё нет необходимости держать три сотни душ, чтобы вести дела в Эдеме.

– Триста рабов это ещё не значит столько же рабочих рук, – подчеркнул Майкл. – Некоторые слишком стары для работы. Некоторые ещё совсем дети. Кроме того, ты же знаешь, что мама не продаст никого из рабов, – с явным нетерпением добавил Майкл. К тому же, как он знал, у неё была навязчивая идея увеличить число рабочих рук.

– Так пусть она продаст несколько акций, – отпарировал Алекс.

– А это другая проблема, – грустно сказал Майкл. – Отец выкинул один из своих трюков. Он продал огромное количество акций, чтобы вложить деньги в строительство железных дорог. Даже не посоветовавшись с мамой.

– Железнодорожный капитал – это тоже неплохо, – пожал плечами Алекс.

– Слишком много денег перемещается сейчас в железные дороги, – серьёзно сказал Майкл. – Это меня беспокоит. Но давай не будем об этом. Я хочу, чтобы ты завтра вернулся в Принстон. Я уверен, что мы можем договориться, чтобы тебя приняли обратно.

– Почему я обязательно должен вернуться? Я не хотел ехать в тот первый городок. – У него задрожало веко. Что означало это чувство безнадежности, исходящее от Алекса? – Мама дёргает нас всех за верёвочки, как марионеток. Мне следовало бы упаковать чемоданы и уехать на Запад. Там где-то всё ещё живут за счёт золотых приисков.

Но Майкл знал, что он никуда бы не поехал. Алексу было двадцать лет, и он был слишком испорчен роскошной жизнью.

– Ты вернёшься в колледж, Алекс, – устало произнёс Майкл. – Завтра же.

– Я предпочёл бы поехать домой, – настаивал Алекс. – Сколько можно находиться в ссылке?

– До тех пор, пока не получишь диплом. К тому же, ты скоро приедешь домой на лето, – попробовал утешить его Майкл.

– Я пробуду там три дня, – с горечью предсказал Алекс, – и мама отволочёт меня в Батон-Руж или в Билокси. – Он внимательно осмотрел Майкла. – Отец когда-нибудь был с тобой полностью откровенным? Он говорил тебе что-нибудь о том, почему меня удали из Эдема?

– Говорят, что там было что-то между тобой и Джанин, – сказал Майкл. Он помнил эту прелестную, четырнадцатилетнюю девочку с золотистой кожей, которая летом работала на кухне, перед тем как Алекса так быстро сплавили в школу. – Не ты первый и не ты последний, кто путается с рабынями.

– Папа ничего тебе не рассказывал. – Алекс засиял мстительным торжеством. – Ведь папа не мог напрямую столкнуться с этим, не правда ли? – Потом Алекс внезапно как будто выдохся от душевного волнения. – Хорошо. Я сообщу Фрэду. Мы возвращаемся в Принстон.

"С чем не мог столкнуться папа?" – спросил сам себя Майкл. – "С тем, что пока он был в инвалидном кресле, парализованный ниже пояса, Алекс флиртовал в традициях Барта Идена? Или было что-либо ещё?"

– Алекс, тут ещё одно дело. – Майкл с трудом заставил себя вернуться себя из трясины прошлого. – Я женюсь на Викки Уикершем. Сегодня днём.

Алекс с недоверием уставился на брата.

– Майкл, ты в своём уме?

– Это выгодная сделка для нас обоих, – смущаясь, проговорил Майкл. – Мы с Викки очень подробно обсудили это прошлой ночью.

– Мой брат, поверенный адвокат с холодным разумом, – усмехнулся Алекс, – женится на девушке, которую он встретил прошлой ночью в борделе!

– Алекс, заткнись!

– Я не верю в это! – Алекс продолжал таращить на него глаза. – Ты, очевидно, довольно сильно рассердился на маму и поэтому хочешь так с ней обойтись?

– Я ни как не собираюсь обходится с мамой, – отпарировал Майкл, – Я просто привезу домой невесту.

– Майкл, у тебя не будет ни минуты покоя. Мама не позволит тебя так просто сделать это и выйти сухим из воды.

– Это будет fait accompli, – резко сказал Майкл. – И маме придется принять это.

– Майкл, – тихим, льстивым голосом заговорил Алекс, – убеди маму позволить мне приехать домой.

– Никто не убедит маму – ты же знаешь это, – Майкл нахмурился. Как только Алекс переходил на эту вкрадчивую манеру общения, он мог быть опасным.

– Ты смог бы поговорить с ней, – глаза Алекса вспыхнули. – Ты смог бы рассказать ей, что я здесь здорово влип в неприятности. Расскажи ей, что ты нашёл меня в заведении у Нины.

– Пошли вниз, позавтракаем, – резко сказал Майкл. – У меня впереди тяжёлый день. Возникло очень много дел, которые нужно сделать.

– Да, это правда, – растягивая слова, произнёс Алекс, – ты действительно женишься.


К своему удивлению Майкл осознал, что он вспотел, несмотря на то, что в комнате, в которой священник проводил в данный момент свадебную церемонию, было холодно. Алекс и Фрэд стояли наверху вместе с ними. Это было решение Алекса, принятое им в самую последнюю минуту. "Фрэд никогда не приедет в Эдем погостить у нас," – успокаивал себя Майкл. Ни один человек не узнает о необычной встрече между женихом и невестой прошлой ночью.

– Кольцо, пожалуйста, – священник говорил с едва заметным нетерпением. Майкл осознал, что тот говорит это уже во второй раз. Его брат тоже не обращал никакого внимания на церемонию.

Алекс прошел вперед с простым свадебным колечком, которое они второпях купили сегодня утром в ювелирной лавке. Её им порекомендовал один клерк в банке. Возле ювелирной лавки, в крошечном магазинчике, в котором продавались предметы культа, он выбрал подарок для своего приятеля Бена Вассермана, который, как он знал, будет принят с глубокой благодарностью: прекрасный шёлковый платок для молитвы во время субботней службы в синагоге Туро.

Майкл надел кольцо на палец Викки, его голос звучал незнакомо, напряжённо, когда он повторял слова за священником. Когда церемония закончилась, он, едва коснувшись, поцеловал её в щёку, так как священник и его жена, казалось, только этого и ждали.

Мама будет сильно переживать; отец, повеселеет оттого, что она расстроится. Мама наконец-то перестанет подсовывать ему Бетси Харрис – чуждую, слащавую Бетси Харрис, отец которой был самым богатым человеком в штате.

Дело сделано, подумал Майкл со смесью вызывающего ликования и мрачного предчувствия. Он женился.

3

Эва стояла на палубе парохода "Кьюнард Лайн". Моросил слабый мелкий дождь. Скоро она пойдет в свою каюту, чтобы одеться для заключительного праздничного обеда на борту, где будет сидеть за капитанским столом, как это подобало, как она спесиво считала, прекрасной принцессе Эве Радзинской. Но завтра утром пароход прибудет в Нью-Йорк, и она должна начать это тупое, угнетающее путешествие обратно в Эдем.

Саре следовало бы послать ей деньги. А отец ведь наказал Саре поделиться с ней, размышляла она с постепенно закипающей яростью. Сара могла бы продать несколько рабов. На это она могла бы прилично жить в Париже в течение двух лет. Она исчерпала все усилия, чтобы выйти замуж за Руди, а он отказался помогать ей деньгами. Ну почему он не женился на ней? Ведь она всё ещё была прекрасна: её глаза были такие же зелёные и блестящие; её волосы были такого же огненно-рыжего цвета, который мама называла вульгарным, а папа просто обожал; её лишённая морщин кожа осталась такой же молочно-белой.

– Эва, возвращайся на свою наследственную плантацию, – растягивая слова, говорил он, узнав о её положении. – Тебе надоела Европа. – А потом, каждый раз он вёл её в кровать, и это было восхитительно. И она думала, что вот сейчас он, несомненно, захочет, чтобы она осталась. Но он не хотел.

Она спесиво считала, что могла бы выйти замуж дюжину, нет, пятьдесят раз. Но Эва лелеяла свою свободу. И тут появился Руди. На протяжении чуть ли не шести лет она и её художник были так близки. Любовь, сильная ссора, снова любовь. Не считая тех двух давних лет, когда у них всё было удачно, он потом как-то необъяснимо изменился. Теперь одной любви было больше не достаточно, чтобы рисовать её. Он стал  требовать сногсшибательных комиссионных. Это было связано с теми светскими встречами, в ходе которых он так усердно добивался расположения дочери одного из банкиров Ротшильдов.

Эва закрыла глаза, несмотря на прохладу от лёгкой измороси на лице, и вспомнила тот последний раз с Руди. Она с неохотой проснулась уже после полудня. За окном был сырой, серый день. Как же у неё болела голова! Бал этой ночью должен был превзойти все другие балы. Она подумала о том, что этот её последний бал в Париже длился Бог весть сколько времени. Ей казалось, что она с яркостью, причинявшей боль, заново пережила тот день…

Недовольно нахмурившись, она открыла глаза. Мари туда-сюда ходила по кухне. Мари обычно не отваживалась её будить, даже в последний день её работы. Завтра утром Эва должна быть поднята с постели в столь омерзительно ранний час, чтобы сесть на корабль, который доставит её в Лондон, где она взойдёт на борт другого корабля, а тот в свою очередь отвезёт её в Соединённые Штаты.

Дверь её спальни слегка отворилась, и появилось живое лицо Мари.

– Мадам ля принсес желает кофе? – спросила Мари по-французски.

–Ты великолепно знаешь, что да, – высокомерно выпалила Эва.

Мари знала, что Руди отказался на ней жениться. Мари намеревалась остаться прислугой в этом доме, который Руди отнял у Эвы, очевидно, чтобы присматривать за обстановкой, пока она не вернётся, и тем временем попользоваться им, как личным пристанищем, где он смог бы работать. "Как личным борделем," – с презрением подумала она. Руди был ненасытен.

Эва была так молода, когда познакомилась с Руди. В это время она всё ещё страдала от боли, причинённой ей тем ужасным браком, который вначале казался таким чудесным. Принц, красивый, порядочный и богатый. Она была слишком молода, слишком неопытна в вопросах ухаживания, чтобы понять, почему родители принца были озабочены тем, чтобы побыстрее женить его. В первую же брачную ночь она это поняла.

Эва уставилась в потолок, вспоминая пышность и великолепие свадьбы, благодаря которой она стала принцессой Эвой Радзинской. Сара тоже должна была приехать, но в последний момент она передумала, сославшись на то, что не может позволить себе оставить своих любимых детишек на столь долгий срок.

Сару успокоили, сообщив ей, что свадьба всё-таки состоялась. Сара была до смерти напугана, считая, что её милая сестрёнка собирается переспать с её мужем. Эва улыбнулась своим воспоминаниям. Несколько раз возникала ситуация, когда она была уверена, что это вот-вот случиться. Но Барт боялся Сары, хотя страстно поглядывал на неё. Она весело подумала о том, что он был бы уже не первый. Сколько ей было – четырнадцать? – когда Барт купил того превосходного чернокожего паренька. Как его звали? Кристофер. Он, бедняга, так испугался, когда она прижала его к стенке на конюшне, тем не менее, позднее такого страха уже не было.

Барт подозревал, что происходит, но он предпочитал не поднимать шума, так как она знала слишком много о его собственных развлечениях. "Свояк и свояченица," – подумала с сардонической улыбкой. – "И оба с любовью к чёрному телу".

После свадьбы она вместе с Яном отправилась в замок на юге Франции. Сколько человек из приглашённых на свадьбу знали правду о Яне? Как смеялись многие?

Она с горечью вспомнила, как с такой заботой подготовила себя для брачной постели. Ночная рубашка, которую швеи взялись сшить за две недели, вся была из прозрачных белых кружев, сквозь которые проглядывало её тело достаточно для того, чтобы любой мужчина сразу потерял голову.

Но Ян не был мужчиной. Судя по тому, что у него было между ног, он был маленьким мальчиком лет восьми. И он ещё посмел прийти с этим к ней в постель! Она закричала на него, обложила на чём свет стоит и выгнала из спальни. А утром слуги, работающие в саду, обнаружили его мёртвым, с разрезанными запястьями, лежащим у пруда с лилиями.

Мари вошла с подносом, на котором стоял кофе, и аккуратно положила его ей на колени. Мари не могла понять, почему она покидает Париж, который она, как утверждала, обожает. Имея деньги, Эва действительно обожала Париж. Сейчас у неё их было как раз достаточно для того, чтобы оплатить поездку домой. Наследство, доставшееся ей от Яна, быстро испарилось. А отец ещё считал, что уготовил ей более лёгкую жизнь, позволяя Саре всё держать в своих руках.

Бедный папа, он был такой ласковый. Он её так баловал вопреки увещеваниям матери. Она была его маленькой любимицей, появляясь с ним повсюду. Даже на аукционе рабов в отелях "Сэнт-Чарльз-Хотел" и "Сэнт-Льюис-Хотел". Захватывающее зрелище, хотя большинство южанок, считающих себя леди, делали вид, что им плохо от такого мерзкого зрелища.

Она всё ещё была в постели, когда прибыл Руди. Он сразу же вошёл в комнату, приказав Мари принести ему шампанского. "Выделывается, показывая, что пьёт только шампанское," – подумала она.

– Я приглашаю тебя на обед, – сказал он  в своей обычной, неожиданной манере.

"У нас в Эдеме это бы называлось ужином, – с усмешкой подумала она, – а у тебя, в Париже, это называется обед."

– Вылезай из кровати и одевайся.

Она посмотрела на его высокое, худое тело, на его красивое лицо.

– Мы отправляемся на обед в 5 часов вечера? – усмехнулась она.

– У тебя ещё есть время одеться, – небрежно сказал он. – Но сначала я хочу заняться с тобой любовью. – Его глаза смотрели чуждо и холодно. Это был последний раз, когда он просил её о близости. – Потом мы отправимся на обед.

– Мне нет необходимости возвращаться в Луизиану, – сказала она, слегка наклонившись вперёд, зная какое впечатление это всегда производило на Руди. Её груди, такие налитые и белые, чуть ли не выскакивали из ночной рубашки.

– Когда-нибудь ты вернёшься, – пробормотал он.

Мари вошла в спальню с шампанским. Руди стал пить его один. Эва отбросила покрывала и откинулась на подушки, зная, что она возбуждает его. "Спокойно, – сказала она сама себе с внутренней яростью, – он мог провернуть это и на стороне, с дочерью Ротшильда".

Руди осушил бокал шампанского, затем аккуратно поставил его на стол. Он пересёк комнату, подошёл к кровати и положил руку ей на грудь.

– Тебе вскоре будет не хватать меня, Руди, – предупредила она его.

– Чего мне вскоре будет не хватать? – съязвил он, забавляясь их маленькой игрой.

- Этого. -  Одна из её изящных рук устремилась вперёд, чтобы коснуться его. Она торжествующе улыбнулась, заметив, что он возбуждён.

Руди откашлялся.

- Я закрою дверь, -  сказал он, понижая голос.

- К чему беспокоиться? -  Её руки ласкали его. -  Мари знает, что сюда нельзя входить.

Он зарылся губами в её грудь, в то время как его пальцы искусно ласкали её. “Как в шестнадцать лет”, -  подумала она с наслаждением.

- Эва, -  прошептал он и слегка укусил её за сосок.

- Руди, ложись поперёк кровати, -  приказала она. Слабая улыбка тронула его губы оттого, что она сама подстрекает его лечь на всю ширину кровати. Никто не знал, как возбудить Руди тем способом, который применяла она, лаская руками его бедра, в то время как её губы искали его.

- Эва, вот так! -  Его руки грубо притянули её за бедра, удобно располагая её; его губы искали её. Ах, Руди, Руди! Пусть дочка Ротшильда попробует доставить Руди удовольствие тем же способом, что и она!

В комнате многократно отражались звуки их страсти, но как только они на какой-то миг остановились перед тем, как возобновить свой полёт в конечную точку наслаждения, её мысли вернулись в Эдем и к мужу её сестры.
Барт отверг и унизил её. Это терзало её сердце. Но она отомстила, подумала Эва со злобным удовлетворением. Пока Барт жив, он будет долго это помнить. А она будет помнить, что Сара украла у неё право, которое она имела в силу того, что родилась в этой семье.