Как стать писателем. Древний манускрипт

Introduction
В процессе инвенторизации библиотеки клуба ЛШ археологами были обнаружены обгоревшие по краям куски пергамента. Они сохранили на себе остатки мыслей одного из жителей Древней Прозы.ру, погибшей, согласно преданиям, на дне Виртуального океана. Специалисты относят записи к эпохе смутного прозаического Безвременья, что наступила с момента принятия Драконьих Законов Хамурапи в отношении авторских прав.
Здесь мы приводим то, что скриптологам удалось прочитать. Реставраторы продолжают восстанавливать ценный манускрипт так как он вполне может являться уникальным памятником истории и литературы в масштабах всей нашей великой  вселенной. Оригинальный текст выглядит так:

Vyt djn yt yhfdbncz? rjulf vtyz [dfkzn/ Z jn "njuj xedcnde. ct,z jxtym ytelj,yj/ .....


Глава I

Мне вот не нравится, когда меня хвалят. Я от этого чувствую себя очень неудобно. И неуютно. Ведь я же - не Шекспир. Правда, когда меня ругают, мне не нравится еще больше. Я ведь не Мандельштам чтоб меня ругать.
 У меня начинают дрожать руки и дергаться шея - это с детства у меня такое. Но самое страшное - когда меня не замечают. Я от этого просто дурею.
Что я - пустое место, что ли?

...обрыв текста, пергамент чист,  (.предполагается, что это - иллюстрация изображающая пустое место...)
 
Когда я стал писать и публиковать свои рассказы на прозе.ру, меня много хвалили - в основном, знатоки, которых я пригласил с чата "кроватка.ру". Один даже сказал, что я - гений, после чего сразу же попросил почитать его текст и немножко покритиковать.

...Нерасшифрованная часть...

Так я стал странствующим философствующим литератором. Я писал тростинкой на сером песке добавлений. Я писал на зелёных рецензионных досках чёрным мелом.  Но мне было как-то не по себе. Я понял, что не могу уже взять  молоток и зубило и высечь свои слова на белом мраморе. Дело в том, что я застенчивый. Я должен держаться за стену в поцессе высечения букв хотя бы одной рукой. Во второй мне необходимо держать стакан с водкой.  В конце концов это стало мешать мне размышлять и наложило печать меланхолии и миз.. как ее?.. атрофии на мою философию.

А потом стало еще хуже. Пришел один мудак и обругал меня всякими плохими словами. Сказал, что я - бездарь. Причем он говорил так убедительно, что я ему поверил. Ведь я - очень доверчивый человек. Ночи напролет я размышлял: кто же я - гений или бездарь. Я совсем перестал писать, потому что было противно - ведь я должен был знать наверняка, что пишу что-нибудь гениальное.Перестав писать я стал использовать свободную руку для ухвата бутылки за горлышко.
 А знакомые ребята предали меня и ушли обратно на свой чат "кроватка.ру".
Я стал много пить. Буквы уже не выходили из-под моих трясущихся пальцев буквами. Длинные кривые линии, что пересекались на местах пересечения линий моих потерянных букв...Текста более не было. Была графика.  Так я стал спившимся абстрактным художником. Но это еще не все.

Я сдал бутылки и купил себе компьютер. Теперь достаточно было нажать одну кнопку и буква "Х", что графически давалась мне с трудом, возникала на экране во мгновение ока, ровная и симметричная. А буква "У", что вообще вызывала у меня существенные затруднения, оличалась высокой гармоничностью и правильным соотношением углов. В левой верхней части клавиатуры я обнаружил совершенно невиданную букву "Q". Меня поразило, что компьютерная буква смотрелась на экране совсем иначе, чем на клавиатуре. Я почувствовал прилив вдохновения и испещрил всё двумя старыми и одной новой буквой. Я ждал общественного признания, но оно не последовало.
Самое страшное случилось потом - когда меня перестали замечать. За неделю - ни одной рецензии. Я даже стал рассылать письма с ненавязчивыми просьбами почитать и поругать. Но это не подействовало. Так я стал неприкаянным бомжем. Поздней ночью я выходил на улицу, находил первого встречного, из тех, которые меня не замечали, и душил его шнуром от моего компьютера. Он визжал, хрипел, но все равно не замечал меня.

И тогда я снова вернулся к клавиатуре. Вытер с нее осевшую за несколько месяцев пыль, загрузил интернет и стал писать рассказы прямо в поле набора текста произведения. Писалось легко и выходило очень жизненно - ведь я изливал на экран весь свой богатый жизненный опыт: как я был философствующим литератором, спившимся художником и неприкаянным бомжем.

И вот однажды, глубокой ночью ко мне в голову постучали....

Глава II

Это было оно - вдохновение. Старшие ребята часто толковали между собой о нем. Но когда я пытался спросить у них о вдохновении, они смеялись надо мной и говорили, что я - еще не Достоевский, и мне еще рано. А как-то раз, когда сидел перед экраном и изливал на него свой жизненный опыт, ко мне подошел отец и попросил, чтобы я садился делать уроки. Но мне не хотелось заниматься уроками, поэтому я ему ответил, что мне некогда, потому что я сочиняю прозу. Отец посмотрел на экран и помрачнел.

- Мальчик мой, - сказал мне отец. - Да ты уж совсем вырос. Ты уже пишешь прозу. Пора тебе узнать, что такое вдохновение.

И он рассказал мне, что вдохновение рано или поздно случается со всеми взрослеющими мальчиками. Особенно, если во сне им является муза.

- Папа, а кто такая муза?

- Муза, сынок - это такой суккуб.

- А, - мне стало досадно. - Всего-навсего суккуб...

- Нет, - сказал отец. - Это - не просто суккуб, а инфернальная сущность высшего порядка. Только ты маме не говори, - понизил он голос и зачем-то оглянулся на дверь.

Затем еще отец рассказал мне о том, как я должен вести себя с музами, чтобы испытать вдохновение. По его словам, было это делом несложным. Главное - не быть напряженным, говорил отец. Если, мол, будешь напряженным - ничего не получится, как бы ты себя не настраивал и каких бы классиков не вспоминал.

Он ушел, а я потушил свет, лег в постель и стал ждать вдохновения. Оно долго не приходило - наверное, я был все-таки слишком напряженным. Я уж было хотел как-то помочь ему прийти, но вдруг оно пришло само, и муза вместе с ним. Я сразу узнал ее: от нее веяло антиперспирантом "Рексона", и линия бикини была у нее тщательно выбрита системой "Жилетт" - именно так, по словам отца, должна была пахнуть и выглядеть настоящая муза.

- Привет, прозайка, - проворковала она хриплым контральто, с трудом стягивая блестящие сапожки на высоком каблуке и надевая деревянные сандалии. - Твой папаша попросил меня провести с тобой урок вдохновения. Ты, говорит, Опа, покажи ему, как это делаем мы, писатели. Давай, мол, Калли, сделай из пацана настоящего прозайца. С чего бы начать?... - Она сдернула с меня одеяло и осмотрела критически. - Нда... Не Шекспир, конечно, и даже не Байрон. Пожалуй, даже не Борис Полевой. Ну да ладно, работа есть работа.

С этими словами она извлекла из своей сумочки какие-то цепи, ремни и пару кнутов с пугающими блестящими шипами на концах...

... Дальнейшее мне вспоминается с трудом, правда, вдохновение я, по-моему, все же испытал. Но в дальнейшем творчестве твердо решил обходиться без него.