Старуха и небо

В дверь постучали.
С трудом, поднявшись с деревянного кресла, ноги уже не те, что были в юности и сегодня как назло, разболелась спина, впредь надо аккуратнее быть с тяжестями, он маленькими шажками, охая и хватаясь за поясницу, прошел в сени и отодвинул широкий металлический засов. На крыльце стоял человек, облаченный в форму служителя закона.

Близилась осень, а вместе с ней холода. Дни перестали дарить тепло и выходить на улицу без пальто уже не хотелось. К тому же с моря последнюю неделю дул жесткий Норд-вест и приносил с собой ледяные брызги. Так, что подняться от поселка на мыс, по узенькой каменистой тропе и остаться сухим не было никакой возможности. Однако милиционер был одет на летний манер, легкие брюки, рубашка с серым галстуком, такого же цвета куртка и фуражка с красной окантовкой.
- Гражданин, Тереньтьев-Бозер? - спросил он, приложив покрасневшую руку в область виска. Левая часть костюма, нежданного гостя, явно была влажной, что при порывистом холодном ветре не добавляло ему тепла.
- Почему так официально, Петя? - в свою очередь поинтересовался старик.
- Сергей Константинович, вы должны проследовать за мной для дачи показаний.
- Может, зайдешь, согреешься. - Предложил Сергей Константинович.
- Спасибо, я пока дошел до вас, думал совсем околею. - Петя перешагнул порог и старик захлопнул дверь.

Они прошли в комнату. Сергей Константинович подошел к потемневшей от времени дубовой горке, достал бутылку из темного стекла и пару стаканов. Затем поинтересовался:
- Что же случилось, Петечка?
- Не имею права разглашать. Вы уж не сердитесь. - Ответил тот, глядя на бутылку в руках старика.
Старик разлил по стаканам густую красную жидкость.
- Брусничная. - Сказал он.
- Я не могу. Мне нельзя. Я при исполнении. - Скороговоркой произнес Петя.
- Молодой человек, советую вам, не противиться и принять эту настойку в исключительно медицинских целях. В противном случае к вечеру можете оказаться в постели с воспалением легких.
- Вы думаете? Ну, хорошо. - Он взял стакан, - может, не заметит. - Добавил он шепотом и выпил.

На щеках милиционера начал появляться румянец, глаза заблестели.
- Вот и молодец. - Сказал Сергей Константинович и взял свой стакан. - Так что говоришь, стряслось?
- Владимир Сидорович настрого запретил вам рассказывать. Опасается, что с сердцем плохо будет. - Петя, хмелел на глазах.
- Хо-оро-ош-шая вещь. - Задумчиво протянул он.
- Я вижу, развезло тебя, немного, а ведь всего семьдесят градусов. Ты присядь, присядь я пока собираться буду. - Старик указал на лавку возле окна.

Петя шагнул два раза и плюхнулся на предложенное место.
Фуражка немного съехала вбок. Он ее поправил и она переместилась в другую сторону. Он взял ее двумя руками, приподнял и опустил, стараясь держать горизонтально. Провел руками по козырьку с двух сторон к центру, повернул вертикально ладонь и поднес ее к носу. Затем, он удовлетворенный результатом центровки головного убора, приложил два пальца к брови и улыбнулся.

Сергей Константинович внимательно наблюдал за молодым милиционером и маленькими глоточками отпивал из своего стакана.
- А помните, я, когда пацаненком был, чуть ли не каждый день к вам бегал в телескоп смотреть. А вы мне еще математику рассказывали. - Петя блаженно улыбался.
- Помню, не давались тебе квадратные уравнения.
- Ага.
- Отца твоего давно не видел. Чего не заходит, может прихворал?
- Не, все нормально. На днях хотел к вам на шахматы зайти, но его в город позвали. Вызвали.
- Может, все же расскажешь что произошло, я хоть и старый стал, но на здоровье не жалуюсь.
Петя энергично кивнул. И вновь поправил фуражку съехавшую вперед.
- Жену вашу сегодня нашли, Семен - рыбак из моря вытащил, думал, рыба попалась большая, а как сеть на борт поднял, так и проблевался на палубу, синяя она была очень. Разбухшая какая-то. Доктор в поселке ее осмотрел, ну, в присутствии Владимира Сидоровича и говорит, та-ак, хочу обратить внимание на это. Владимир Сидорович смотрит, а у нее на затылке дырка, вот здесь. - Он указал на свою макушку.

Старик выронил, почти полный стакан из рук, тот глухо звякнул, упав на дощатый пол, не разбился, лишь расплескал свое содержимое. Петр подскочил к схватившемуся за грудь Сергею Константиновичу.
- Профессор, профессор! Что ж я наделал-то!
Взяв старика под локоть, он усадил его в кресло.
- Ничего, ничего Петечка, сейчас отпустит. Ты возьми ключи. - Он протянул милиционеру тяжелую связку. - Сходи, замкни обсерваторию. Я посижу пока.
- Я мигом! - Воскликнул Петя и выбежал.

Старик медленно опустил руки на подлокотники и оглядел комнату. Большую часть занимала русская печь, напротив - стол у окна, лавка, пара стульев. На стене часы с гирьками в виде шишек и вечно двигающимся маятником. Время друг - время враг. В детстве кажется, что враг. Подгоняешь его, подгоняешь и к старости окончательно теряешь его расположение. Тогда очень ясно понимаешь - время друг, но уже поздно. И часы эти, вроде помогают, но стоит про них забыть, они останавливаются. Так и живешь - утро пока не стемнеет. Его взгляд переместился на другую стену. Фотографии. Он и Светлана. В молодости, в зрелости, только в старости нет. Пара фотографий детей и внуков.

"Нашли": подумал он, "Ну что ж, посмотрим". Он встал, надел стеганую безрукавку, висевшую на спинке кресла.
Вернулся Петя, вернул ключи и переведя дыхание доложил:
- Все сделал.
- Тогда нужно идти. Надень мое пальто, а то и вправду заболеешь. А я плащик накину.
- Владимир Сидорович приказал ружье ваше забрать, на экспертизу. А пальто одеть не могу по форме не положено.
- Надевай, не спорь, мальчишка. Ружье в той комнате на стене.

Дорогу до поселка они одолели за час, хотя пройти нужно было всего пару километров. По пути старик несколько раз оглядывался. Смотрел на свой бревенчатый дом и обсерваторию. Она состояла из двух этажей. На первом располагалась, непосредственно, комната для наблюдений с раздвижной крышей, как и положено. Второй этаж поменьше, занимал маяк. Старик каждый вечер, прежде чем усесться перед телескопом, укутавшись в плед и водрузив на плечи тулуп, включал его.

Единственное в поселке отделение милиции представляло собой одноэтажное панельное здание красного цвета, стоявшее на главной площади. Слева в два кирпичных этажа высилась местная больница. Справа, почти неотличимое от больничного - здание школы. Напротив официальных сооружений маленький продуктовый магазин. Больше домов на площади не было.

Поселок находился в долине с трех сторон окруженный холмами. Здесь еще чувствовались остатки летнего тепла.
Петя снял пальто и нес его в руке.
Ни один из встреченных жителей не поздоровался с профессором, все останавливались и смотрели, как его ведут в участок.

Отделение милиции начиналось с прихожей, в которой на стульчике, читая газету, сидел дежурный, далее находилась большая комната с двумя столами, на одном из них стояла печатная машинка, на другом большую часть места занимали письменные принадлежности и внушительных размеров хрустальная пепельница. За этим столом сидел главный милиционер поселка Владимир Сидорович Свирелин. Человек уже пожилой и солидный. За свою карьеру он успел стать капитаном, посельчане прозвали его "наш комиссар". Так называли главных полицейских чинов в фильмах, демонстрируемых по единственному телеканалу. Несмотря на свою важность и значительность Свирелин был человек хоть и строгий, но справедливый.

Рядом с его столом стоял массивный несгораемый шкаф. В углу комнаты напротив окна виднелась железная дверь, ведущая в единственную камеру, служившую исключительно как вытрезвитель.

- Присаживайтесь, Сергей Константинович. - Свирелин указал на стул возле своего стола. - Петр, отдай ему пальто, а ружье убери в шкаф.
Капитан принюхался.
- Пил. - Скорее констатировал, чем спросил он у Пети.
- Никак нет, товарищ капитан. - Твердо ответил тот.
- Ну, я же чувствую - брусничная настойка.
Петя убрал ружье и стоял вытянувшись по стойке смирно перед начальником.
- Так точно.
- Выпил. - Свирелин покачал головой. - И наверняка проболтался.
- Никак нет, Владимир Сидорович.
- Да, да молодой человек мне ничего не рассказал, как я его не упрашивал. - Сказал Сергей Константинович. Петя благодарно на него посмотрел.
- Значит, все разболтал, паразит. - Беззлобно сказал капитан и указал на железную дверь - Туда.
- Папа, но за что? - промямлил Петя.
- За дело.
Петр строевым шагом отправился в камеру и закрыл за собой дверь.

Владимир Сидорович достал из ящика стола листок бумаги, пододвинул пепельницу ближе и закурил.
- Соболезную вам. Вы уж простите, Сергей Константинович, мне придется быть официальным. - Капитан затянулся сигаретой. - Рассказывайте, как все произошло.
- Да мне собственно нечего рассказывать. Светлана позавчера днем собралась ехать в город к детям. Взяла чемодан, попрощалась и ушла. Больше я ее не видел и не слышал о ней до сегодняшнего утра.
- Можете описать чемодан?
- Чешский, из пластмассы, обтянутой материей в черную и красную клетку, с черной пластиковой ручкой. А что?
- Судя по вашему описанию это его нашли сегодня рыбаки. Только вот ручки у него не было.
- Может, отвалилась?
- Может быть. В момент ухода жены вы находились дома или в обсерватории?
- Дома. Я стоял на крыльце и смотрел ей вслед. Она подошла к тропинке ведущей в поселок повернулась и махнула мне рукой на прощание. Так же как и множество раз до этого. Только я не знал, что этот раз последний. - Старик достал платок и высморкался. - Да. Махнула и начала спускаться.
- Какими были ваши отношения последнее время?
- Как обычно у стариков. Ворчим понемногу друг на друга и все. Она хочет в город переехать, а я нет. Что мне там делать? Здесь мое небо, мои звезды, моя жизнь. А там? - Сергей Константинович пожал плечами. - Кому я там нужен?
- Ну, что вы, профессор. Будете в институте преподавать. В ваши годы смотреть на звезды и мерзнуть по ночам уже не годится. А там хорошо, центральное отопление, работа с людьми.
- Вот и Светлана тоже самое говорила. Отвык я от людей, и бросить все не могу, да и не хочу.
- Вы подозреваете кого-нибудь? Мог быть кто-то желавший ее смерти?
- Нет, категорически нет. Все ее знали и уважали. Глупость несусветная, кому-то желать ее смерти.
- Хорошо. Распишитесь здесь и поставьте дату. - Капитан протянул старику ручку и бумажку, на которой записывал показания профессора.
- Я должен еще, что-нибудь написать?
- Да. Я вас прошу, не отлучайтесь из поселка в ближайшие дни. Распишитесь здесь.  Свирелин подал старику еще один лист. Выдвинул ящик стола и достал бумагу с напечатанным на ней текстом.
- Сколько мы не охотились вместе?
- Да я уж и не помню когда это было. - Ответил старик.
- Интересная штука - память. Номер вашего ружья помню, а когда на охоту ходили, последний раз, не помню. Это вам. - Он протянул старику бумагу.
- А это вам. - Старик отдал свой лист.
- Я вас провожу на опознание, такова процедура. При ней были документы, к тому же состояние ее после... ну, вы понимаете, вполне узнаваемое. Пройдемте.

Прошел день. Свирелин успел свозить ружье в город на экспертизу и получить у доктора результаты вскрытия.

К исходу второго дня Свирелин поднялся на мыс. Маяк еще не горел, но солнце уже стало пурпурным. Он постучал в окошко домика профессора. Но никто не открыл дверь. Свирелин прислонил принесенное ружье к дверному косяку, присел на крыльце и закурил. Затем он поднялся и подошел к обрыву, посмотрел на море. Волны катились медленно, слегка окрашиваясь белым у самого берега. Капатан наклонился и поднял с карниза, находившегося за кромкой берега, кусок черного пластика и положил его в карман. Чуть правее он обнаружил камушек, увенчанный темным пятном, и подобрал его.
- Что-то обронили, Владимир Сидорович?
Свирелин вздрогнул и обернулся перед ним стоял старик.
- Здравствуйте, я и не слышал, как вы подошли. Задумался.
- Такое бывает. Выяснили что-нибудь?
- Дело прекращено. Все говорит о несчастном случае. Из вашего ружья уже много лет никто не стрелял. А доктор извлек из тела Светланы, вот это. - Капитан протянул старику маленький округлый и увесистый камешек. - По составу это метеоритное железо с некоторыми примесями. Такая вот история.
Старик держал в руках микрометеорит. Перекатывал его из ладони в ладонь.
- Кусочек неба, которое она никогда не любила, - сказал он, почему-то улыбаясь.
- Может быть, пройдем в дом, поговорим? - Предложил Свирелин.
- Разумеется, поговорим, разумеется.
Они отошли от обрыва.
- Когда она уходила, вы стояли на крыльце? - Спросил Капитан.
- Да и смотрел ей вслед.
- Она обернулась к вам, находясь в том месте?
- Да, почему вы спрашиваете?
- Мне хочется узнать, зачем вы сбросили ее тело в море?
- Из чего вы сделали такие выводы? - Спокойно ответил вопросом на вопрос старик.
- Сегодня я пришел и не застав вас дома решил подождать. Я вспомнил, что, по вашим словам, Светлана остановилась, посмотрела на вас. Почему-то я решил осмотреть то место. Все эти дни я думал, где же могла ваша жена умереть. Причем так чтобы при этом упасть в море. Единственное, что пришло мне в голову: она должна была стоять на самом краю берега. Или в некоторых местах тропы идти очень близко к воде. Зачем ей это понадобилось? Я подошел к обрыву. И вот что я нашел. - Капитан извлек из кармана кусок пластмассы. - Очень похоже на фрагмент ручки от ее чемодана, не правда ли? Следовательно, вы наблюдали смерть супруги, а затем...
- Так вы полагаете, что это весомое доказательство?
- Одно из весомых. Жаль, края раны, проделанной метеоритом, оказались сильно обожжены и кровотечения не было. Но пока вы тащили тело к воде, возможно, повредили её кожу о камни. Я заметил несколько бурых пятен. Дождей последнее время не было, думаю, результаты анализов однозначно покажут, что это кровь вашей жены. Скорее всего, сбросив жену в море, вы не захотели подходить близко к берегу, чтобы лишний раз не видеть ее. И чемодан бросали, чуть издалека. До воды он не долетел, упал на землю, пару раз перевернулся и все-таки свалился в море. Но ручка раскололась от удара о камни, и часть ее осталась на берегу.
- И что вы теперь намерены делать?
- Мне придется возбудить новое дело и по другой статье. За убийство я вас привлечь не могу, обстоятельства дела говорят об этом вполне ясно. Но если вы не причастны к ее смерти, зачем вы избавились от тела?
- Я устал. Очень устал. Как я и предполагал вы докопались до сути. Мне было необходимо кому-нибудь все рассказать. Пойдемте в дом, я расскажу вам кое-что о мире и обо мне. - Печально сказал профессор.

Они прошли в комнату. Старик, проходя мимо остановившихся часов, машинально опустил верхнюю гирю, качнул маятник и сел в свое кресло. Свирелин остался стоять.
- Присаживайтесь, прошу вас. - Старик двумя руками показал на стул.
- Вы тогда еще не родились, а я уже жил здесь, - начал профессор. - Я приехал сюда в эту новую в те времена обсерваторию. И приступил к изучению неба. Хотя я и так его знал после обучения в институте. Все же я открывал для себя каждую ночь нечто, новое. Звезды двигались по небосводу, жили своей жизнью. А я наблюдал за ними. Я был безгранично счастлив, сколько желаний я загадал, следя за метеорами и метеоритами. В те годы у меня было две страсти небо и Светлана. Я приехал сюда к небу, а она приехала, потому что здесь я. Как же я ошибался. Она приехала к морю. Безумная. Она видела в нем чудо. Она говорила, что оно это жизнь! Бред, чушь и бред! Она кормила меня каждый день рыбой. И каждый вечер читала мне свои стихи, и все они были, конечно, о море, волнах, ветре и чайках. Эти мерзкие птицы постоянно пачкали объектив моего рефрактора. Потом к счастью появились дети и она переключилась на них. А я обрел некоторую свободу. Лет через двадцать-двадцать пять я понял одну очень важную вещь - ритм. Во вселенной есть ритм. Все живут своей жизнью в своем маленьком локальном ритме. Но есть и общий ритм, в который вписываются все события все вещи и все существа. Глобальный ритм, я старался его понять. К сожалению, дети быстро выросли и переселились в город. А моя старуха принялась за старое. Те же плохие стихи. Каждый вечер. Они просто разъедали мой мозг. Мы часто ругались, я уходил в обсерваторию и жил там неделями. А она месяцами гостила у детей. Со временем я привык обходиться без нее. Появились внуки и она все чаще бывала у детей оставляя меня в одиночестве на многие-многие дни. Год или два назад я почувствовал Ритм.

Свирелин смотрел на этого бедного старика одержимого идеей вселенского ритма. И с каждым произнесенным им словом он все больше убеждался в отсутствии у профессора здорового рассудка.
- Слышите, Ритм! Я обрел новую сущность я начал чувствовать жизнь, именно здесь и именно теперь я обрел настоящий вкус и настоящий цвет. Я узнал и почувствовал все нюансы и тонкости мироустройства. - Он прервался и поднял указательный палец вверх. - Сейчас начнется гроза. Короткая, очень короткая. Будет длиться пять минут. И все стихнет. Наступит штиль. Все успокоится, и встанут часы. - Он указал на ходики.

Как только он закончил фразу. Громовые раскаты продолжили его монолог.
Старик молчал и смотрел на капитана. Капитан молчал и смотрел на часы. Через пять минут дождь утих. Маятник качнулся последний раз и замер.

- Теперь понимаете как это - чувствовать саму жизнь? Но моя жена вскоре вернулась. Внуки подросли и дети перестали нуждаться в ее присутствии. С ее возвращением мои ощущения и чувство мира ослабли. К тому же она все время говорила, что мы должны переехать в город. Дети присмотрели нам квартиру. И уже все решено. Решено без моего желания. Я много раз предлагал ей самой поселиться в городе. Но она ничего не хотела слышать, лишь твердила постоянно, что заботится обо мне. Заботится! Смешно! Она призвала на помощь детей. И те уговорили меня, угрожая медицинским освидетельствованием, написать заявление об уходе с работы. Моей работы! Все равно, что отказаться от собственной жизни. Я пообещал, что сделаю это через неделю. Сослался на то, что мне нужно закончить некий цикл наблюдений. И они всей кодлой убрались восвояси. Родственнички. Через неделю старуха вернулась, и я вручил ей это треклятое заявление. И выпросил еще неделю на сборы. Я знал, что должно случится. Но она жила в своем ритме и хотела уехать на утреннем поезде. Мне пришлось его скорректировать. Я перевел часы на час назад. А когда уже стало поздно. Сказал ей, что эти часы опаздывают и ей придется ехать на дневном поезде. Когда подошло время, я перевел часы немного вперед. И ей ничего не оставалось, кроме, как взять чемодан и отправиться в путь. В свой последний путь. Она шла от дома к тропе, но чересчур быстро. Я окликнул ее, сделал вид, что хочу ей что-то отдать. Она стояла и ждала меня. Я шел к ней. Оставалось шагнуть пару шагов, как все закончилось. Небо помогло мне. И я подарил морю ее тело. А потом ее чемодан. Морю, которое она так любила.

Старик опустил голову. И закрыл лицо руками.

Капитан поднялся.
- Полагаю это можно считать признанием. Всем, вы двое казались идеальной парой и мне жаль вас обоих.
- Сделайте мне последнее одолжение, повремените с арестом до завтрашнего дня. Дети должны приехать на похороны.
- Хорошо я могу это сделать.
- Не ходите сегодня ночью в дежурство. Если же пойдете, избегайте главной площади. А именно в одиннадцать часов двадцать три минуты. - Сказал старик и отвернулся.

Свирелин покинул бревенчатый домик на самой вершине мыса. И спустился в поселок.

Ровно в одиннадцать двадцать он стоял возле окна своей комнаты в участке. Небо затянулось низкими черными облаками. Короткая вечерняя гроза обернулась ночной и притом очень серьезной. На улицах не было ни одного человека. Капитан на всякий случай заблаговременно обошел поселок.

Первый раскат грома и первая вспышка молнии осветили площадь перед отделением милиции. В центре площади стоял профессор. Без плаща. В какой-то странной светлой одежде. Он смотрел на небо. Молния ударила три раза. Каждый раз, точно попав в одно из деревьев на площади. Расщепленные деревья начинал пожирать огонь и со слышимым шипением дождь гасил пламя.

Свирелин наблюдал, как прекращается пожар на последнем из них. И курил. Молния вновь осветила площадь, в этот раз никуда не попав. Площадь оказалась пустой. Старик исчез. А дождь продолжался всю ночь.

Утром, поднявшись к обсерватории, капитан обнаружил ружье старика лежавшее стволом по направлению к морю. Из ружья стреляли. И как оказалось лишь раз.
Тело старика так и не нашли.