Крыса

Я же не говорю, что мне двадцать пять, я даже не говорю, что мне двадцать шесть, я даже не стала бы  утверждать, что мне двадцать семь, но зачем же место уступать? Нет, я, конечно, села, и даже спасибо сказала,  я даже одну остановку выдержала под упорно не прекращающимся взглядом соседа напротив, и кто это придумал ставить сиденья напротив, и зачем это он придумал? Может, чтобы лучше было  видно, что у меня эти носки дырявые? Я еще вчера говорила: зашей дырку на колготках, чтобы нестриженых ногтей было не видно, и куда подевались эти проклятущие ножницы? И какой это гад придумал эти сидения напротив?! Пойду-ка я выйду.
Уж не знаю, приходилось ли вам,  пребываючи в моем возрасте, спрашивать у высокого крайне симпатичного мужчины, выходит ли он,  и слышать в ответ: «А вам-то что?» - а мне приходилось, за это, собственно, и не люблю высоких и  крайне симпатичных. Спрашиваю: Выходите?
 - Я вас выпущу, - и выпускает меня в щель между собой и своей тенью, и я,  протискиваясь в эту щель, смиренно - а как же еще? - думаю: «Ну и пусть женщина в наши дни не находит должного понимания, пусть не находит уважения, пусть она не находит вообще ничего, зато она женщина!»
На ступеньках кто-то оставил мокрые следы, и вот я лечу  вперед подбородком и помидорами назад, смущаясь и краснея, и мечтая залететь отсюда куда-нибудь подальше.
«Эй, вы, с помидорами - вот ваши помидоры!» - говорит кто-то, от кого ничего хорошего  ждать не приходится - вот ваши помидоры  - впрочем, если ничего хорошего, то и ничего плохого,  а если все же плохо, то с чем его сравнивать, его и сравнивать-то не с чем. 
 «Вот ваши помидоры, и я бы на вашем месте тут не лежала, и я бы на вашем месте встала бы и пошла бы домой, будь я на вашем месте!»
В связи с чем вспоминаются слова моего мужа - бывшего, который всегда мне говорит: «Вот будь я на твоем месте,  я бы остановился и подумал». И мне даже улыбнулась мысль, как бы он остановился и подумал, летя подбородком вперед, а помидорами назад, и о чем бы он подумал в таких обстоятельствах, - впрочем, он бы, наверное, подумал что-нибудь замечательное типа: «ВОТ К ЧЕМУ ПРИВОДИТ БЕЗАЛАБЕРНОСТЬ, И ЭТО В НАШИ ДНИ, И ЭТО НА ПОРОГЕ  ТАКОГО-ТО ВЕКА, НА САМЫХ, МОЖНО СКАЗАТЬ, ЕГО СТУПЕНЯХ, КАКОЙ-ТО НЕГОДЯЙ, ДА ЧТО УЖ ТАМ, КАЖДЫЙ, КАЖДЫЙ, НЕГОДЯЙ МОЖЕТ ОСТАВИТЬ МОКРЫЕ СЛЕДЫ, НА КОТОРЫХ ПОРЯДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК ПОСКОЛЬЗНЕТСЯ И СЯДЕТ ЛИЦОМ В АСФАЛЬТ!!! ХОТЕЛОСЬ БЫ ВЕРИТЬ, ЧТО В ЖИЗНИ НАШИХ СОГРАЖДАН НАСТУПИТ ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ОНИ ПЕРЕСТАНУТ ОСТАВЛЯТЬ МОКРЫЕ СЛЕДЫ ГДЕ ПОПАЛО!!!»
И потом люди знающие еще долго стояли бы на том самом месте и соглашались.

Хорошо жить на луне, с луны тебя не видно, ты маленький, как муравей, а если приглядеться, то и его меньше. Можно летать себе в звездной пыли и никого не слушать.
На луне нет котлет - поэтому их не надо есть, на луне нет картошки и ее негде копать, на луне нет троллейбусов - и не надо, нет собак - и слава богу, нет кошек – и не надо, нет этих дурацких контейнеров для мусора и денег, которых и тут тоже нет, - да это и неважно. Там можно жить и ничего не делать в собственное удовольствие.
Моя квартира на седьмом этаже. Лифт работает часто. Я поднялась вместе со своими помидорами и прямо на двери нашла записку исполненную знакомо: «ЗАХОДИЛ ПОСМОТРЕТЬ ВСЕ ЛИ В ПОРЯДКЕ, ЗАБРАЛ ТЕЛЕВИЗОР, ОН У ТЕБЯ ВСЕ РАВНО НЕ РАБОТАЕТ, ПОСМОТРЕЛ, ПОЧИНИЛ КРАН. ВЕЧЕРОМ ЗВЯКНУ. СЕМЕН».
Починенный кран работал с тяжелым стоном,  выплескивая воду на пол поближе к уборной,  как будто вторя: ЗАХОДИЛ. ПОСМОТРЕЛ. ПРОВЕРИЛ. ПОЧИНИЛ. Зачем-то.  Я, конечно, ничего в этой жизни не понимаю, но зачем краны-то чинить, которые и так не работали?!
В мусорном ведре, неодобрительно глядя на меня, как золотая рыбка на прохожего, плыла выброшенная мной вчера банка из-под пива, за ней плыл один таракан и один пакет кефира - все они находились примерно в одном сантиметре от уровня моря.
В окно доносился разговор с соседнего балкона, который велся в основном одним голосом. Оппонент явно нервничал  и мычал в ответ неразборчиво и виновато. «А я  тебе говорил, что это не корейка - ГОВОРИЛ, нет, ты скажи я тебе говорил, что это не корейка – говорил. - Ну а теперь попробуй... КОРЕЙКА? - то-то же, НЕ КОРЕЙКА!!!» - утвердился голос, как будто сам факт того,  что это не корейка, бросал его в такую бездну восторга, в какую не бросает и глоток мартини  в теплый весенний вечерок.
«А неплохо бы сейчас кореечки», - подумала я и заглянула в холодильник...
Печально лежала сдавленная банкой компота и уже наполовину удушенная селедка, пельмени в морозилке примерзли ушами ко льду и затаились. Я выглянула из холодильника и пошла ставить чайник. Громче через окно  соседская собака Аглая пролаяла что-то в ответ хозяину, и все стихло.
Зазвонил телефон, женский голосок позвал Сему.
На что я ответила что: - Семен  Семенович здесь давно не живет, девушка.
- А где же он теперь живет? - спросил голос.
А черт его знает, - ответила я и положила трубку.

Многие не знают и молча надеются, что не узнают, какая она, жизнь, а ЖИЗНЬ ОНА ВОТ КАКАЯ:
Ты РОЖДАЕШЬСЯ  примерно так - тебя тащат - ты упираешься, идти никуда не хочешь, тебя все-таки вытаскивают, взвешивают, измеряют, заворачивают в какую-то тряпку и кидают в ящик.
Тебя растят - ты бы и сам вырос, тебе дают по ушам - ты бы и сам дал, если бы успел, выдают замуж - предатели, потом ты умираешь уже не сопротивляясь и не крича, тебя опять измеряют, но уже не взвешивают и снова кладут в ящик. Бог достает тебя и оттуда, осматривает с головы до ног одетую не по моде и говорит:
- НУ, ЧТО ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ БУДЕШЬ?
- А что скажете, то и буду.
- А ЧТО ЭТО ТЫ МЕНЯ НА ВЫ НАЗЫВАЕШЬ?
- Потому что вы меня старше.
- ЛАДНО, ТАК ЧТО ТЫ ТАМ ХОРОШЕГО В ЖИЗНИ СДЕЛАЛА, ГРЕШИЛА?
- Грешила, батюшка.
- КАКОЙ Я ТЕБЕ БАТЮШКА, ДУРА ТЫ НЕСЧАСТНАЯ!!!? А ЧТО- НИБУДЬ ХОРОШЕЕ СДЕЛАЛА?
- Что-то сделала.
- НУ ЛАДНО, ИДИ С БОГОМ.
- Куда идти-то?
- ДА ОБРАТНО.
И все начинается по новой.
Звонит Семен Семенович:
- Семен Семенович, ты зачем кран починил?
- Что это значит, зачем кран починил, а по-твоему, это нормально, когда кран не работает.
- По-моему нормально... Вот ты зачем живешь?
- Что это значит зачем? Не знаю я зачем, а ты зачем?
- Я первая спросила.
- Чтоб семью кормить.
- А зачем ее кормить.
- Чтоб жить.
- А жить-то зачем?               
- Да хочется.
- Вот и получается, что ты живешь,  чтобы есть и не умереть.
Муж мой подумал и сказал:
- Тебе морская свинка не нужна?
- Нет.
- Потому что мне тут предложили, за так могу занести.
- А что мне с ней делать?
- Кормить и ухаживать.
- Я лучше мужика заведу, говорящего.
- С мужиком спать надо, а тут только кормить и ухаживать.
- Ладно, неси свою свинью...
Свинью он принес вечером. Я посмотрела в ее глаза, она посмотрела в мои, и мне показалось, мы поняли друг друга. Казалось, ее говорили: «Да-да, мне тоже это все надоело и уж поскорей бы все это кончилось».
Я взяла банку и спросила, чем ее кормить.
«Она все ест», - ответил Семен Семенович, но особенно любит булочки с изюмом....
Она следила за мной из банки,  по-моему, ей было там тесно и неуютно.
Ну, хорошо, пойду принесу тебе коробку и газет. Коробка была из-под телевизора, а газеты из-под коробки. Я достала крысу и переложила ее туда, крыса была беспомощна и не сопротивлялась.
Я пожелала ей спокойной ночи и, не забыв ее покормить, легла спать.
Я спала и думала о том, как было бы прекрасно, если бы все мои желания осуществлялись, чтоб  внушительный молодой человек превратился в крысу, женщина, что подала мне помидоры, всю свою жизнь только их и ела, а Семен Семенович оказался бы в конце концов на моем месте, а я оказалась бы на луне или еще где моя душа пожелает.
И мне снилась тусовка, обращенная по моему желанию, и вся она кричала: ЭТО НЕЕСТЕСТВЕННО! ЭТО НЕЗАКОННО! -  и вся она обращалась ко мне, но я была уже не я, а Семен Семенович, и Семен Семенович говорил что: НЕТ НЕТ ОН НИЧЕГО... И ВСЕ ДОЛЖНЫ ПОНЕСТИ!. И ВСЕ ПОНЕСУТ... И ВИНОВНИКИ БУДУТ ...И ОН ОБЯЗАН ЗАЯВИТЬ,,,!!!
Я проснулась, думая, что еще сплю, от шороха газетных листьев и посмотрела в коробку.
Моя крыса сидела и читала. Я притаилась и замерла. Она продолжала читать. Потом она оторвалась от газеты и посмотрела на меня.
Мы молча уставились друг на друга, и в наступившей тишине она сказала: - Кстати, современные ученые утверждают, что человек генетически запрограммирован на сто пятьдесят-двести лет жизни.
- С чего ты взяла? - спросила я не потому, что сочла возможным это спрашивать именно у крысы, а просто по инерции.
- А ты сама посмотри,  в газете написано.
- А ты веришь всему, что написано в газетах.
- Нет, даже наоборот, скажем так: Я считаю, напротив, что вы живете слишком подолгу, даже мой ветеринар говорил, что мир должен состоять из нас, крыс и ветеринаров, чтобы выписывать лекарства. Он сейчас в сумасшедшем доме за то, что рассказывал всем про говорящую крысу: никто не поверил ему, что такое может случиться.
- Значит, в таком случае ты мне снишься?
- Возможно, но учти, крыса снится к неприятностям.
- Может, тогда Ты мне кажешься?
- Возможно, но тогда у тебя галлюцинация, а это тоже к неприятностям, - она пожала плечами и продолжала читать. Тогда я встала и забрала у нее газету. Потом я взяла ее на руки и попросила:
- А ну-ка, скажи что-нибудь? - крыса жалобно и удивленно пискнула, виновато забегав глазами. Она молчала.
- Ах, ты еще и притворяешься? - она молчала.
- А есть ты хочешь? - молчала.
- А жить? - молчала.
- Ну хорошо, подождем, пока захочешь, - и вместо коробки я положила ее назад в банку.
«Да и хрен с тобой», - сказала крыса и сделала вид, что ничего не сказала.
Я ущипнула себя за руку. За ногу. За щеку, но не проснулась, а пошла в булочную. Вернувшись с двумя булками, я села за стол, поставила туда же банку с крысой и стала отщипывать булку, запивая ее чаем. И вот когда моя рука потянулась за второй булкой, крыса не выдержала и сказала:
  - А я не думала, что ты такая сволочь!!!
- А ... заговорила!!!
- Дай булку.
- Какую булку.
Ладно, что крыса к неприятностям,  но лучше пусть снится!!!
Крыса заерзала в банке, казалось, ей стало неуютно и голодно.
- Я есть хочу.
- Ну и хоти.
- Дай изюминку.
- А ты скажешь, кто ты есть?
- Я есть крыса, которая очень хочет есть.
- А ты желания исполнять умеешь?
- Не умею.
- Тогда сиди голодная.
- Ну если только два-три... не больше...
- Все-таки скажи, ты настоящая или нет.
- Дай изюминку, скажу.
 Я дала.
- Я настоящая, - она съела изюминку и выжидающе посмотрела на меня.
- Тогда почини кран на кухне.
- Не могу, если хочешь, сделаю тебя моложе.
- Или буду выполнять всю жизнь твои желания, кроме быть моложе.
- Это хорошо, - сказала я. - Я подумаю. Вечером вернусь, поговорим.
- Воды налей!
- Куда, в банку? - крыса юмор не оценила.
- Я пить хочу, - сказала она.

Вот я еду и думаю, глядя на гражданина в шляпе: «А пусть-ка он мне предложение сделает», а гражданин мне и говорит: «А хотите замуж за меня выходите». Смешно как-то думаю: «Еще куда ни шло на своей шее какого-то обормота терпеть, да вот носки чужие стирать мочи нет». Нет, говорю,  не хочу я за вас замуж. Уж кого не люблю, так это их. Мне один такой говорил: «Знаете, чего от жизни хочется? -  Ласки и понимания». ПОНИМАНИЯ С ЛАСКОЙ ЕМУ, ВИДИТЕ ЛИ, ХОЧЕТСЯ, а кому же, я вас спрошу, этого не хочется, да с похмелья, да с пустой головы. И жизнь, такая благословенная и милая кошечка, свернулась там, где ей постелили и на работу только по праздникам - не на работу как на праздник, а как праздник –  так на работу.
Вернулась я домой и говорю: «Я лучше хочу, чтоб ты желания выполняла». «Ладно, -  отвечает, - только я твои желания выполняю, а ты  мои.  Например, я тебе говорю: я хочу булку, а ты мне: я хочу булку; я тебе булку, а ты мне - вот и все мои условия. Давай попробуем, что ты хочешь?» И  я сказала: я хочу... Мысли потекли  как-то настороженно и несмело: Может, ты хочешь мороженого? -  Нет, я не хочу мороженого. Может, ты бы от воблочки бы не отказалась? - Нет, и от воблочки бы я отказалась. Может, тебе на юг податься? - можно и на юг, да что там делать с такой фигурой. Может, в самом деле крысу покормить да чаю выпить:
- Крыса, а давай-ка чайку с малиновым вареньем.
Тут же и посидели и поговорили, и придумали моего начальника, того, что эксплуатировал меня нещадно, превратить в рыбу.
- А хочешь шубу норковую? – видно, обпившись чаю, спросила она.
- А что, надо?
- Нет, если не хочешь, то не надо, дело-то только в том, что ты хочешь.
Я заморгала глазами и загрустила. Дело было в другом, оно было в том, что я ничего не хотела. У меня был муж, которого не было, была работа, была дочь - бродяга, еще что-то, и я не знала, чего хотеть.
Крыса неловко повернулась и упала с кресла:
- Что же нам теперь делать? В сущности, теперь можно вообще ничего не делать, - вслух заметила крыса.
Жизнь моя, сколько ее помню, приносила мне всего понемногу и все в ней было, и радости и не радости: и с крыши падала, и кофе сколько раз убегал, и на хлеб одной копейки не хватало, и еще сколько всего, что и не упомнишь. Не было только такого, когда что захочешь, то тебе и на. И ощущение престранное, как после перестройки  в магазин, а там вместо одной пары туфель на платформе «А ну-ка, кто кого, я тебя, асфальт, или ты меня» – много-много всего-всего, и деньги вроде есть, и желание, но так и уходишь из  магазина, не разрешившись, как та самая старуха у синего моря. И вот я хочу спросить у той  старухи: «Ну чего тебе, старая, недоставало? И в твои-то годы, и с твоими-то перспективами, и хоромы были царские, и замашки, ну что тебе надо было на старости-то лет? Глупая ты глупая  и кто ж тебя знает...»

Новый день начался неожиданно. С утра. Сначала встало солнце,  которого по всем прогнозам: Гидрометцентр вам сообщает, что завтра, как и после завтра, как и после после завтра, ничего хорошего он вам не обещает. И это верно. Вот так пообещают на завтра зарплату, ты и тортик себе положенный присмотришь, и понадеешься, а тебе завтра и говорят: «А нету,  иди дальше надейся!!!»
Потом проснулась крыса, зевнула и спросила, чего мне надо. Я сказала, что ничего, мы позавтракали и поехали на работу.
От сознания того, что любого прохожего я могу обратить в то, что мне хочется, у меня поднялся аппетит: вот этого длинного с глазами навыкате –  в чизбургер, а вот этой,  в синем костюмчике, -  запить.
Я шла и с крысой, что лежала у меня в кармане, не разговаривала, а то еще кто их знает, кто что подумает. Шла и в ус не дула, благо, знала, что скажи мне кто-нибудь, что бы делал на моем месте, и я бы ему показала, что бы он там на самом деле делал!!!
- А у меня и блохи есть, – равнодушно, как бы между прочим, сказала из кармана крыса.
- Господи, какая гадость!
Все же я возмутилась так громко, что услышал стоящий рядом пассажир.
- И что ты так кричишь, лучше пожелай, чтобы они вывелись, -парировала крыса. - И разве я виновата, что у меня блохи. Блохи ведь это от кошек, а сколько я кошек на своем веку переела, видимо-невидимо!
- Ты ела кошек? - с отвращением спросила я у крысы, но получилось, что у соседки по сидению, которая оглядела меня, как и положено женщине за пятьдесят и с деньгами смотреть на женщину, которой за тридцать и без надежды, и отвернулась к окну .
- Ты ела кошек? - повторила я.
- ДА, А ЕЩЕ ТАРАКАНОВ.
- Господи, что за гадость!
- Я тяжело жила, - сказала крыса, - это все от безденежья и нечистот, и кошки едят тараканов, когда есть нечего..., а ты все говоришь, говоришь, а что ты про мою жизнь знаешь?
- Помыть тебя надо, - шепнула я себе в карман. - Это от неряшливости, это не ты выдумала, вот зачешешься в обществе,  мне за тебя краснеть придется.
- А ты пожелай, чтоб я стала чистая.
- Нет ты сама, сама...
В продолжение разговора женщина - моя соседка, та, что за пятьдесят и с деньгами, не выдержала и рванула мимо меня к выходу, пихаясь в коленки. И тут моя крыса вылезла из кармана, сделав это вполне злонамеренно, чтоб соседке было видно ее морду,  а ей - соседкину, и закричала человеческим голосом: «КРЫСА! КРЫСА!!!».  Я крысу схватила, и стала пихать ее обратно, но та очень упрямо повторила: «КРЫСА! КРЫСА!» и уперлась двумя лапами о карман,  а передними так, чтобы они зацепились и не вошли. Кто-то позвал милицию, да так громко, что я еле успела убежать
...или не успела...

И все тоска и тоска и тоска неминучая. Глядишь на небо - небо. Глядишь на землю - земля. Глядишь на дома - дома. И ветер - ветер. И холодильник - холодильник. А вот летят заразы и сидят по проводам, что-то там себе думают, стучат клювьями об асфальт, а я, сколько себя помню, ну все я -  и с утра я, и вечером я, и в зеркале я, и под зеркалом,  и зачем я, и почему я, не знаю. А вот подойдет к тебе на остановке какой-нибудь совсем уж никакой: «Я, говорит, не такой смолоду был, а все она, все она проклятая»
- Кто она-то?
- И без нее жизни нет и с ней жизни нет и совсем жизни нет, а она все мучает, мучает...
- Да кто она-то, водка?
- Водка это что, водка это последствие, тут начало надо искать,  потому что если без конца из конца в конец, то совсем как вроде по кругу и без остановки, и не прислонишься, и не наклонишься. И жил бы душа в душу да не с кем и поклонился бы в ноги, да некому,  разве только ей горемышной.
- Да кому ей-то?
- Да тоске.
- Ну на тебе рубль за твою тоску, дала бы больше, да нечего.
И такая жизнь, как зимний промозглый день, достанет до самого тепленького и першит там похуже простуды. Любовь моя любовь, моя ли не моя? Напридумывали о ней всякого, все любовь да любовь, напутали люди  то ли с тоски, то ли с перепою - нет ее любви-то. Только запахнет картошкой с курочкой да с маринованными огурчиками, пройдет мимо тебя теплая с домашним полотенцем, позовет ужинать, да вот она и любовь... Да иди же, старый черт!!!
А по ночам  тихонько  завоешь в подушку, только бы не слышала та, которая любовь, что ты не о ней плачешь, а о своей тоске.
- Давай напьемся сегодня вечером.
- Давай напьемся, только ты ведь затоскуешь.
- Затоскую.
- Может, тогда не будем.
- Так я ведь и так и так затоскую, а вместе оно веселее, может и в ум что-нибудь придет.
- Знаешь, а давай больше никого ни в кого превращать не будем.
- Давай, а то ведь с ума сойдут.
- Только они все равно сойдут - я в книге   читала.
- В какой такой   книге.
- Да там, где написано, кому какая судьба.
- А мою читала?
- Читала.
- И что?
- Да ничего.
- Что значит ничего?
- Ну ничего.
- Что совсем?
- Совсем.
- Ладно, тогда пойдем выпьем.

Говорят, что много будешь знать, скоро состаришься, а я говорю, что даже если мало, все равно скоро. Вот так и я первые десять лет чего-то ждала, вторые ждала того же, а на третьи поняла, что всего уже дождалась и дальше ждать некого. Вот так и тебе смешно, и даже Богу.
Он сидит себе там на самом верхнем этаже и смотрит телевизор по - четвертому каналу я с крысой, а по тридцать первому  «Санта-Барбара»...

Дальше ничего не происходит. Видимо, меня  нашли, неудачно или превратно поняли и теперь куда-то везут.  А я пока выражу свои грезы в составленном мною то ли с тоски, то ли с перепою плане всей моей распроклятой жизни, выраженном в одной фразе: «А НАДО БЫ КАК-НИБУДЬ...»
А не пройтись ли мне, как  кто-то там ходил  по Москве-реке, а не полетать ли с самого высокого этажа. А не сотворить ли тут у вас напоследок какое-нибудь чудо? А ведь можно было, и чего я ждала- медлила?
- Причина, по всей видимости, в том, что мы редко  даем себе возможность остановиться и подумать, - сказала женщина в белом. - Вот вы, например, нормальный человек?
- Вполне.
- Тогда какого вы хрена говорите, что она была, эта крыса?
- А я и не говорю......
Эх, воблочки бы с пивом.
Подсолененькой или подкопчененькой???
ПОДКОПЧЕНЕНЬКОЙ!!!
И мне в общем-то плевать, что вы не хотите мне верить. А мы все равно обратили бы ту толстую в золотую, если бы вы нас вовремя не поймали и не надавали по ушам. А сейчас я спою очень-очень красивым голосом: «МЫ УЛЕТИМ С ТОБОЙ НА ЛУНУ КОГДА ЭТО БУДЕТ ВОЗМОЖНО МАТЕРИИАЛЛЬЬЬЬНННООООООО». И я, похоже, испугала вас пылкостью моих чувств, и вам грустно сознавать, что я все- таки сумасшедшая, и все так просто разрешилось... Но не висните на мне, как самые банальные санитары, потому что у меня есть все основания быть сумасшедшей от этой чертовой жизни!!!
И вот я лягу тут на этих двух стульях и буду, буду лежать, как вы не хотите! И пусть вам от этого так неприятно и неловко. Ведь там, куда я уже не смогу попасть, в самой далекой и цветущей стране, у маленького домика с крышей наверху, где растили меня мои мама и папа, а бабушка солила огурцы, я уже никогда не буду...

И я вам без усилий на все прелести вашей жизни скажу без утайки, как вы мне все противны  и как вы  мне все противны, все вы мне противны, и я совсем не хочу с вами знакомиться, и как жизнь прекрасна и удивительна,  и как в ней все правильно и нарочно.
 
Она ушла  и написала в записке: я ушла, потому что меня нет, меня нет, потому что я ушла. И не говорите мне,  что ее не было, потому что мне больше нравится, чтобы она была, и не просите меня успокоиться,  потому что я успокоюсь, только когда умру....!!!!

Сегодня она вернулась. Она была пьяная, посмотрела на меня грустно и сказала:
- Ей богу,  Маечка, ты сегодня умрешь, пожелай, пожалуйста, чтобы не умирать!
  А я протянула ей газет и ответила:
- Съешь, чтобы не так тошнило.
- Маечка, попроси!
- Но я не хочу.
- Боже мой, ну почему ты ничего не хочешь?
- Потому что мне все хорошо. Все куда-то идет, и все идет куда-то своим чередом, все ждут своей очереди. Я не очень хочу умирать, но мне очень интересно, что будет потом. Скажи, ты знаешь?
- А ты хочешь это узнать?
- Да.
- Но если я тебе скажу, то больше ничего не смогу для тебя сделать.
- Да и не надо.
И она мне сказала...