Он долго шёл по коридору

             Он долго шёл по коридору.
               

 О, эти обжигающие воспоминания,
которым мы придаёмся, прячась,
в тени давно погасших звёзд!..

Они подобно стрелам, что ранят в спину,
заставляют осознать, что мы,
никогда уже не станем прежними…

Он долго шёл по коридору, ещё наполненному шумом застолья: звоном посуды, громкой музыкой, коллективным смехом, долгим и параноидальным, как заевшая пластинка, между приступами которого умиротворяющий гул бесед.

Он включил в ванной свет, вошёл и закрыл за собой дверь. Защелка щёлкнула, и тут же весь праздник с застольем, стал лишь далёким отголоском, едва долетающим до реальности этой маленькой комнаты, совершенно одинокой и затерянной в бескрайнем космосе.

Он открыл кран, подставил под воду ладони, наклонился и плеснул её в лицо. Прозрачная, холодная вода слегка отрезвила его. Он плеснул еще, провёл по волосам руками и посмотрел на себя в зеркало: глаза с покрасневшими белками и морщинками в уголках, неглубокими, но уже заметными следами, так незаметно промелькнувших лет. Чем дольше он всматривался в себя, тем больше ему казалось, что из-за зеркала на него смотрит абсолютно чужой, незнакомый человек.

Он захотел поговорить с незнакомцем. Запустил руку во внутренний карман пиджака, нашарил там мобилку, но вместо неё вытащил какую-то старую, чёрно-белую фотку.

           Кто-то запечатлел на ней летний, солнечный день, судя по ярким пятнышкам света, проникающего сквозь раскидистую крону старой яблони, под сенью которой стоит небольшой деревянный столик. Вокруг столика расставлено несколько стульев, на одном из которых сидит мальчик лет одиннадцати. Подперев одной рукой голову, он задумчиво и мечтательно смотрит на яблоко, которое держит в другой руке. На столе разбросано ещё с десяток яблок, по-видимому, собранных незадолго.

Сперва он подумал, что чужая фотка случайно попала к нему, и хотел было идти выяснять, чья она, и как к нему попала, но приглядевшись ещё раз, почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он узнал в мальчике себя самого. Теперь вопрос как она к нему попала, как в прочем и сам факт существования этой фотографии, вызывал у него полное недоумение, граничащее с чувством нереальности происходящего.

Внимательно рассматривая фотографию, он стал медленно углубляться в память, как археолог, аккуратно снимая слой за слоем, накопившийся за прожитые годы мусор: бумажки, со всевозможными подписями и печатями, свидетельствующими о чём-то, очень важном, визитки нужных людей, адреса и телефоны прекрасных дам, кучи дорогостоящей оргтехники, множество всевозможных регалий, стильных шмоток «от couture»,  золотых цепочек и браслетов. Периодически попадались книги, содержащие много умных, но весьма бесполезных мыслей, и компакты с музыкой всех стилей и направлений, которые он за свою жизнь успел полюбить и «забыть». Он с удивлением обнаружил там даже блестящий значок мэрса, который какой-то подонок отломал с его первой крутой тачки, и с досадой подумал, что надо было покупать BMW, как советовали кореша, тогда бы такой лажи не вышло.

Он начал вспоминать то лето, проведённое в деревне у дедушки и тот день, когда они вместе с дедушкой с утра пошли на реку порыбачить, а вернувшись обратно со скромным уловом, дедушка отправился варить на обед уху, а он в сад, исполнить свой ежедневный долг по сбору яблок и груш. Он даже вспомнил, что думал в тот миг, очарованный этим сказочным садом.

В считанные минуты он снял слой лет в двадцать. И вот уже появились верхушки яблонь того самого дедушкиного сада, вот чисто выбеленные стены дома, вот веранда, на которой по вечерам они пили чай с мятой.

Севернее, за оврагом, минутах в пяти ходьбы, неторопливо бежит река, а в её тёмной воде, завораживающе быстро, плывут облака.

         Он стоит на деревянном мостике и смотрит вниз, на облака.

Так быстро!.. аж в груди защемило.

Так быстро... И голова закружилась… Может просто воздух непривычно чист и приятен… Да, воздух…

Вдруг за спиной раздались голоса, прервавшие его созерцания. Он обернулся. Двое, метрах в пятидесяти, старик и мальчик, идут по тропинке среди высоких, изумрудных трав, беседуя о чём-то на ходу. Но о чём, не различить – ветер смазывает слова.

Белокурый мальчик, в клетчатых шортах и сандалиях, бежит в припрыжку рядом со стариком, неустанно спрашивая о чём-то, а старик сухощавый, смуглый, в соломенной шляпе, и выцветших штанах цвета хаки, загадочно и мудро улыбаясь, терпеливо отвечает ему. Да! Это та самая улыбка… он узнал её. Надо обязательно их догнать.

Шляпа старика между тем скрылась за зарослями можжевельника. Он кинулся вдогонку. Легко угадывая все ухабы и хитросплетенья тропинки, разгадывая её как  знакомую головоломку, он быстро достиг того места, где в последний раз видел дедушку. За поворотом тропинка спускалась в неглубокий овраг, поросший полынью, и немного попетляв вдоль его дна взбиралась на другую сторону, где на самом краю, росла старая накренившаяся над оврагом абрикоса, давно уже переставшая плодоносить.
Он огляделся и увидел заветную калитку, а за ней два силуэта удаляющиеся в прохладный полумрак сада. Осталось совсем немного.

Он отдышался и пошёл быстрым шагом. Расстояние стремительно таяло перед ним. Остались считанные метры, и он уже слышал гулкий удар и всплеск воды в колодце, от брошенного в него жестяного ведра, и как расплёскивается вода, поднимаясь из глубин колодца. Он почти уже ощутил прохладную тень и тепло солнечных осколков на молодой, загорелой коже.

И когда он уже протянул руку, чтобы, взявшись за шершавую, крашенную зелёной краской, калитку, отварить её и войти… он вдруг отшатнулся, в один миг, увидев пропасть разделяющую его и мальчика собирающего яблоки, там, в саду. Увидев её, как взгляд незнакомца из зазеркалья.

Пропасть, меньше чем овраг, но больше чем пространство, дольше, чем время… Пропасть, которая никогда впредь не позволит ему войти, и быть очарованным…