Лестница. Главы 1-5

Пролог

Весело щебетали птицы. Летнее полуденное солнце ласкало коротко стриженую голову парня в камуфляже, сидящего на краю молочно-белой ступени.
За его спиной, с обеих сторон от поднимающейся вверх лестницы желтели камни развалин. Впрочем, они его мало интересовали: парень спал, свесив голову и положа руки на автомат.
Испуганно вспорхнули птицы из кустов, и на лужайку, поросшую нежной травой и полевыми цветами, вывалился встрепанный и запыхавшийся молодой человек, с горящими огнем глазами, спрятанными за стеклами очков.
- Пришел, наконец, - поднял голову парень в камуфляже, цепко подметив, что уродливый, туго набитый рюкзак пришедшего расползается по швам, - ну пойдем.
Он легко поднялся, закинул за спину ранец, поправил штык-нож, повесил автомат на шею и, положив на него руки, легко зашагал вверх.
- А вы, собственно, кто? – удивленно спросил только что пришедший, тревожно поправляя очки и тяжело переводя дыхание.
- Кто положено, - бросил через плечо парень, продолжая подниматься, - идем-идем.
Человек в очках еще раз подоткнул их пальцем, поправил рюкзак и тяжело начал подниматься вверх.
1

Ступени подножья молочно-белые, неестественно нетронутые временем, широкой дугой опирались на землю. Они выглядели чуждыми траве, что росла рядом, и вообще всему этому миру. Пятую ступень перегораживали ворота, с обеих сторон к ним прижимались храмовые постройки, от которых начинался парапет вдоль всей обозримой лестницы. И ворота и постройки выглядели самыми, что ни на есть, обычными. Где-то в другом месте они, может быть, и показались бы великолепно отделанными, но здесь, по сравнению с чистыми идеально отполированными ступенями выглядели излишне вычурно, и в то же время блекло. Может быть, поэтому, бросались в глаза самые незначительные мелочи в отделке пристроек.
Невзирая на очевидную святость ступеней, с краю самой нижней вольно устроился человек средних лет. По его лицу когда-то, пожалуй, даже утонченному, а теперь покрытому глубокими застарелыми шрамами трудно было определить происхождение и точный возраст. Серебро висков в коротко и неровно стриженых темных волосах было сродни шрамам, а отнюдь не годам. Сапоги до колена из плотной, но мягкой кожи, подбитые железом, кожаная куртка, наручи и оплечья, рукоять меча над плечом, широкий пояс с двумя тяжелыми кинжалами, шесть метательных ножей на перевязи крест-накрест, окованное сталью копье в рост, которое не выпускала его жилистая сильная рука, также не выдавали в нем никого, кроме человека военного. Оставив дорожный мешок возле ног, он откинулся назад, невзирая на распространенное убеждение, что спать на лестнице неудобно, и, прикрыв веки, спокойно дремал под жарким полуденным солнцем.
Казалось, человек не слышал шума и гама, что доносились от обильной свиты местного государя, для которого было поставлено кресло на широкой лужайке перед ступенями. Рядом невозмутимо застыли гвардейцы, вокруг шелестели пышными нарядами придворные, а перед ним гордо, но как-то обреченно, стоял младший претендент на трон – статный юноша среднего роста. Блистающий белизной плаща и золотым шитьем, он нервно сжимал левой рукой эфес тонкого дорого отделанного меча, и, поджимая губу, тронутую пушком юношеских усов, воротил взгляд голубых глаз от плакальщиц, что неуемно голосили у ног:
  - И на кого же ты нас покидаешь-то о-о-ой! И куда же ты от нас ухо-о-о-одишь то-о! Соколик-то ты наш я-а-а-асный! Солнышко-то наше све-е-е-етлое!..
И далее с неизменной подробностью описывались злоключения оставляемых на произвол судьбы.
Великолепие местного двора оттеняло другую группу, что собралась довольно далеко с краю. Эта большей частью состояла из дюжих мужиков, по всему – крестьян. Единственная среди них женщина, уже почтенного возраста, уткнувшись в плечо мужа, тихонько плакала. А тот лишь бормотал:   
- Ну, чего ты?.. эта… чего в самом деле-то, буде уже реветь-то, - и вяло обнимал ее одной рукой.
Крестьяне стояли кружком вокруг могучего парня, в грубых штанах и рубахе, расходящейся на широкой груди. Круглая голова была увенчана стрижеными в круг светлыми нечесаными волосами. За веревку, что заменяла пояс, был заткнут топор, а в просторных ладонях он смущенно теребил дорожный мешок.
Самый представительный из окружающих седовласый старец изредка похлопывал его по плечу и поучал:
- В общем, не забудь, веди себя, значит, как все люди. От всей деревни, все-таки, понимаешь, посылаем, а то знаем мы тебя, дурня…
- А чо, ежели дурень, так и посылаете, – обиженно перебивал, сопя, тот, - слали б тогда Рюху, он вон каковский умной!
- Буде тебе еще рассуждать, - обрывали его подзатыльником остальные уважаемые мужики, и старец выдавал новый совет.
Недалеко от обеих групп сидел на разостланном плаще человек, по виду уже не юноша, но еще не доживший до средних лет, в цветастом, но сильно выцветшем трико жонглера. Ероша буйную гриву своих русых волос, он переводил взгляд с одной группы на другую, от души веселясь. Лишь только меч в лежащих рядом незатейливых кожаных ножнах говорил, что этот жонглер не так прост.
И кто действительно не был заметен для праздного наблюдателя, так это двое, приткнувшиеся в сторонке недалеко от Лестницы. Юноша и молодая девушка нежно обнимали друг друга, не на шутку страшась разжать объятья.
Они были совершенно уверенны, что это – последний день в их жизни, и в то же время надеялись на вечность. Им казалось, что они непременно умрут друг без друга, как только разомкнутся объятья, два бездыханных тела упадут на траву. Словом, им было несладко.
Слушая их трогательный разговор, умильно шелестела молодая и легкомысленная трава, а кусты, давно живущие и уже многое повидавшие, неодобрительно покряхтывали. Они не терпели сцен истово исполненных столь наивной романтики.
Парень был в замшевой обуви, что не выдаст шага, куртке из мягкой тонкой кожи, на поясе висел тяжелый охотничий нож и моток надежной веревки. За спиной крепко приторочен мешок.
- Я тебе все положила в дорогу, как ты просил… - вспоминала она.
- Спасибо тебе, - отвечал он, - даже, если я не…
Но договорить не успевал, обрываемый поцелуем.
Эти двое могли бы так стоять не одну вечность, но солнце все же поднялось в зенит, и ворота на лестнице неслышно растворились. Тот, что казался спящим, несмотря на совершенную бесшумность створок, тут же вскочил, подобрался, и замер в ожидании.
Вперед по центру ступени вышел главный жрец Лестницы – грузный большой мужчина, с лицом, скрытым сальной шапкой темных волос. По всему было видно, что ему с трудом удалось оторваться от дегустации с остальными жрецами обильных государевых подношений, в честь знаменательных сегодняшних событий.
Жрец воздел руки к небу и голосом, напоминающим раскаты грома, провозгласил:
- Настал час, что всего один в году. Настал час, когда врата Лестницы раскрываются перед смертными, что отныне будут называться Восходящими. Итак, кто же осмелится бросить вызов творению богов?! Кто решится ступить на Лестницу Без Перил?!
Не успели придворные трубы возвестить о наследнике трона, как не начавшаяся пауза была прорезана хриплым и грубым, но сильным голосом:
- Я, Ланс Безродный, бросаю вызов! – назвался человек на ступенях именем, неизвестным в этом мире.
На этот раз паузе суждено было состояться, и она оправдала все возложенные на нее ожидания. Сам государь медленно поднялся с трона и гневно заорал:
  - Как смеешь ты, безродный, называться вперед наследника трона?! Кто ты такой, что осмелился на такую наглость?!
Государь уставился на дерзнувшего нарушить не меньше, чем государственные устои, а гвардейцы тем временем подобрались поближе.
- Я уже назвал себя, - спокойно сказал человек, будто от его ответа что-то зависит.
- Схватить его! – не без истеричных ноток заорал облеченный властью, - схватить и примерно наказать! Никто не смеет оскорблять государеву кровь без наказания!
Ветеран широко взмахнул копьем, и двое самых ретивых гвардейцев замертво повалились перед ступенями лестницы. Мгновение спустя он уже был за спиной жреца, зарыв кинжал в дюжину святейших подбородков, постепенно отступая и увлекая жреца вверх по Лестнице. Служитель богов недолго раздумывал, и, прочувствовав мрачную решимость подступающих гвардейцев, возопил к властителю:
- Остановитесь! Этот человек уже на ступенях, с этого времени он принадлежит богам! И им не понравится, если вы решите его судьбу сами!!!    
Гвардейцы нерешительно остановились. Правитель зашелся, было, ответить, побагровел уже, но к нему подскочил опомнившийся, наконец, мажордом, и шустро зашептал на ухо. Государь поначалу вскипел, мажордом зашептал еще шустрее, тот постепенно почти успокоился, даже сел, взревели трубы, предупреждая монаршую волю, и мажордом прокричал:
- Этот человек уже обрек себя на небесную кару, ступив на священные ступени, но, если он все же вернется, в нарушение воли богов, то здесь его ожидает государева кара, - обратился он ко всем и кивнул жрецу, - можешь продолжать церемонию!   
Ланс разжал объятья и отступил спиной к створке ворот. Жрец нервно ощупал шею и попытался продолжить прерванный обряд:
- Итак! – взвизгнул он, прокашлялся и вновь громоподобно, но уже без былых уверенных интонаций закончил, - Кто же бросит вызов могуществу богов?!
В этот раз все прошло как по маслу, исправно взревели трубы, и государевы глашатаи дружно возвестили:
- Кан-Тун, принц крови, наследник династии, удельный владетель Гвортунии! 
Под эти слова принц вышел вперед к самым ступеням лестницы. Вновь рявкнули трубы, объясняя, что менее именитые соискатели могут представиться.
- Крын с  Малого Ручья, - каркнул старейшина крестьян, и дюжина мужиков вытолкнула к ступеням своего представителя.
К нему тотчас же подскочили двое пажей, волокущие объемистые тюки, а мажордом вежливо объяснил, впрочем, не подходя слишком близко:
- Тебе выпала великая честь сопровождать принца крови и привилегия нести его вещи. Это редкая возможность для лиц такого подзаборного происхождения. 
Крестьянин молча и безропотно принял тюки, не успев даже толком ничего сообразить. Принц скривился.
Между тем церемония продолжалась:
- Итернир! – звонко крикнул человек в шутовском наряде, и смело вышел вперед.
В толпе придворных раздались ожидаемые смешки, и даже возгласы с требованием убрать шута прочь. 
Принц крови скривился еще сильнее, а Итернир склонился в реверансе, вежливо объясняясь:
- Я здесь, чтобы восхождение не показалось вашей светлости излишне серым и унылым.
За всем этим от всеобщего внимания ускользнуло, как парень с девушкой, наконец, разорвали свои объятья, как будто рвали счеты с жизнью, и взглянули в глаза  друг другу. Их диалог зазвучал еще более умильно, но на этот раз – без слов. Трава, расчувствовавшись, касалась земли, а кусты старались отвернуться, отказываясь верить в искренность и справедливо, как им казалось, принимая все это за заблуждения молодости. 
Меж тем парень нерешительно шагнул назад, все еще держа ее руки в своих. Затем еще один шажок. Теперь соприкасались только их пальцы, и, наконец, и это слабое касание разорвалось.
- Ригг с Ясной Поляны, - прервал чистый голос пересуды толпы.   
- Подойдите же, ступите на первую ступень, - пророкотал жрец,  - и будьте отныне Восходящими. Пусть единственный и самый достойный преодолеет все испытания и дойдет до вершины, где будет ему даровано право исполнить свое желание. 
Выстроившиеся перед первой ступенью почти одновременно поднялись на нее, ступили на вторую, третью. Подошли к распахнутым воротам, на мгновение поравнялись с Лансом и перешагнули линию врат. Отныне они считались Восходящими, принадлежащими Лестнице.
Створки ворот дрогнули и, закрывшись, скрыли ушедших от глаз провожающих.
Сразу же завопили плакальщицы, почтительно зашелестели придворные, мать Крына уже не в силах сдерживаться, упала в слезах на землю, а девушка, что стояла в стороне от всех ясным взглядом полным надежды безотрывно глядела на ворота, на ступени лестницы, по которым еще никогда не спускался ни один Восходящий.    

2

Как только створки ворот бесшумно сомкнулись за их спинами, Ланс молча развернулся и зашагал, не оборачиваясь, вверх. Итернир хлопнул Крына по плечу и, кривляясь, пропел:
- А мы дурня запрягли, ой лю-ли, ай лю-ли! Тюк на горб ему надели, сами разве что не сели! – почесал затылок и пробормотал, - Енк, что за рифма, чтобы я еще раз стихи –  никогда!
После чего едва ли не вприпрыжку пошел вверх. За ним, вздохнув, отправился Ригг.  Крын что-то проворчал, снося издевательство, но Кан-Тун покровительственно пояснил:
- Как личный оруженосец ты, оставаясь простолюдином, гораздо выше любого шута, а потому следуй за мной и не смей ни о чем думать, - после чего развернулся и зашагал вверх, милостиво предоставив глотать пыль со своих сапог. 
Ригг, догнав Итернира, пошел рядом.
- Слушай, чего этот государев сынок сюда поперся, это понятно, - начал разговор Итернир, - но тебе-то что здесь понадобилось?
- А для чего пошел принц? – спросил Ригг.
- Ты что, из темного леса вышел, что ли? 
- Да, - просто ответил парень.
- То есть?.. – еще меньше понял Итернир.
- Я там живу. Я – охотник.
- Да-а? – протянул тот, - ну, тогда все понятно. Ежели так, то конечно! Тут, понимаешь, такое дело. Государь местный шибко сильно плодовит, поскольку всякое разное с наследником случиться может. В смысле покалечится его дитятко насмерть, а государство без наследника оставлять нельзя ни в коем случае. Вот и приходится их держать сразу много и одной монетой. А как первый из них правление примет, остальные вроде бы как лишние. – Итернир рассказывал вдохновенно, видя, что дорога впереди не малая, сопровождая слова размахиванием рук и прочими жестами, – раньше их либо на войну какую отправляли, либо удельными правителями делали. Но тем же обидно – вроде и сами с усами, и рылом в ту сторону вышли, а все пряники – старшему брату?! Нехорошо, делиться надо. С ближним-то. Вот и раздувалась смута по государству. И ладно если миром договориться сумеют, а ну как пожары по государству потянутся? Нехорошо?   
- Да вроде того, - почесал в затылке Ригг.
- Вот-вот. Ну, и один из правителей как-то, плюя в потолок, изобрел такое дело, чтобы, значит, лишних-то наследников, как только в крепость тела войдут, а старший брат правление примет и первого сына родит, отправлять наверх по Лестнице. Она, дескать, желания исполняет, вот пусть и нажелают себе  чего угодно, если дойдут. А коли они престол себе вернуть загадают, значит, на то и есть воля всех богов вместе взятых. Так что принцу нашему только семнадцать стукнуло.
- Зря ты так, - мирно заметил Ригг.
- Чего – зря?
- О богах ты так зря. Не приведи же чего – услышат.
- Ха! – воскликнул Итернир, - и чего они мне сделают? Да им до нас дела нет и вовсе никакого! А если и есть, то и пока дождешься кары, так тридцать три раза облысеешь весь! Как-то было со мной такое дело: иду я со жрецом одним, ну, разговариваем,  понятное дело. И он мне, значит, говорит так вежливенько, что не богохульствуй, дескать, и не ругайся, сын мой, а то получишь по… по лбу. Ну, я, понятное дело, ни в одном глазу. А тут на горизонте тучка нарисовалась, быстро приблизилась к нам, из тучки этой самой молния ударила, и жреца того – в пепел. И голос из той тучи: «Ой, ... опять промахнулся!»  Гляди-ка, а чего это там наш рыцарь славный распрыгался? – указал он вдруг рукой вперед, пристально вглядываясь вдаль.   
А там было видно, как намного опередивший всех Ланс сражается с двумя неправдоподобно огромными людьми. Оба, и Итернир, и Ригг, прибавили в шаге. 
Бой заметили и Крын с принцем, но последний сразу же остановил рванувшегося было на помощь крестьянина.
- Погоди, - проронил он, - их станет меньше, а дойдет лишь один.
Тот пожал плечами и бросил дурную затею.
Когда Итернир с Риггом подошли к Лансу, он отстраненно сидел тремя ступенями ниже великанов, отдыхая. Итернир внимательно оглядел противников. Оба были в полтора человеческих роста, без доспехов, в одних холщовых рубахах до колен, но со щитами, обитыми сталью и огромными мечами, что и двумя-то руками поднять мог бы разве что Крын.
- Не клеится? – весело спросил Итернир у Ланса. 
Тот молча тяжело и безразлично посмотрел на него.
- Ну ладно, - уже серьезнее сказал Итернир, скидывая дорожный мешок, и попросил Ригга, - подержи, пожалуйста.
Тот принял мешок и отступил на одну ступень вниз. Итернир, вытягивая из перевязи прямой меч, подошел к великанам. Угрюмые, начисто лишенные какого-либо выражения лица, никак не прореагировали на движение.
Он сделал выпад, противники даже не взглянули в его сторону, только один слегка сдвинул щит, и меч жонглера бессильно звякнул. Ответной атаки не последовало. Итернир задумчиво хмыкнул, атаковал  еще раз и еще, но так и не удостоился взгляда великанов. Всякий раз  атака отражалась самым выгодным способом.
Эти двое действовали слаженно, как единый организм. Когда атаку на одного было легче отразить другому, действовал он, а первый даже не шевелился. Для них недостаток двух людей бьющихся в паре был достоинством. Спасало лишь то, что эти великаны пока не контратаковали.
Обессилевший и взмокший Итернир отступил. Кан-Тун, наблюдавший издали эту сцену, фыркнул. Но сам вперед не пошел.
Некоторое время висела тишина. Восходящие раздумывали. Кто-то знал, что против этого противника ему не выстоять, а кто-то больше боялся остаться в итоге боя обессиленным, и беззащитным перед остальными соперниками.
Едва Итернир перевел дух, как Ланс поднялся и тяжело проронил:
- Хотим пройти – надо вместе. Ты, ты, и ты, - указал он на Итернира, Крына и Кан-Туна, - встанем впереди. По фронту место как раз для четверых. А ты, - обратился он к Риггу, - метнешь нож.
Снял с перевязи нож, и протянул Риггу, внимательно глядя, как тот его возьмет.
- Сможешь, – заметил он, и вновь обратился к Крыну, - ты встанешь со мной. Они – справа. Я считаю до трех, он бросает нож в правого, одновременно я атакую левого, а они – своего. Ты должен сшибить левого вниз.
- А что это ты раскомандовался? – возмущенно воскликнул Кан-Тун, – с какой стати я должен слушать низкородного?!
- У тебя есть другой план? – ответил вместо Ланса Итернир, - мы все хотим пройти дальше. Если суждено, чтобы наверх дошли не все, пусть это будет позже. Тебе досталась самая безопасная роль, чего же еще желать?
Принц смешался и Ланс подвел итог:
- Встали!
Кан-Тун встал, всем своим видом демонстрируя, что ему эта затея не по душе. Но все же плавно зашипела о раззолоченные ножны сталь его узкого клинка, блеснул меч Итернира, тяжело качнулся в огромных ладонях Крына топор, тускло сверкнул, покидая ножны, меч Ланса.
- Раз! – и рука Ригга твердо и сомкнулась на полотне ножа.
- Два! – его кисть легко поплыла к плечу, отводя руку назад, а лица великанов впервые дрогнули, и дрогнули обеспокоено.
- Три! – свистнул нож, устремляясь в глаз левого великана, и бессильно задрожал в щите.
И одновременно с этим, отвлекая движение меча противника, нанес удар Итернир, и тут же хитрым движением Ланс сковал и щит, и меч левого великана. Лишь принц в этот самый момент отступил назад.
И все бы пропало, если бы в этот же самый момент Крын почти без замаха, но от того не менее широко, не ударил бы топором, глубоко всадив его в открывшийся пояс правого великана. Тут же, со столь неожиданной для него скоростью, оставил засевший топор в ране, развернулся и, вцепившись в ногу левого противника, что было сил, дернул вверх, пока тот отбивался от атак Ланса, чьи движения трудно было даже отследить. Только мелькала смазано широкая полоса стали.
А с правым великаном уже все было кончено. Потеряв равновесие от удара, отвлекшись на новую атаку Итернира, он пропустил укол решившегося, наконец, принца в самое сердце.
Что было сил дернул Крын ногу великана, стремясь опрокинуть его, но тот даже не пошатнулся. Парню казалось, что он целую вечность рвет жилы, напрягаясь в последнем усилии. Он уже задыхался, и, наверное, залил потом всю округу, когда, наконец, ступня противника оторвалась от земли. Воодушевленный успехом, на последнем дыхании Крын рванул вверх, вкладывая всего себя в этот рывок.
Великан, обескураженный непрекращающимися атаками Ланса, сметенный порывом Крына, тяжело перевалился через парапет и, взмахнув руками, исчез в отверстой бездне.   
Все уложилось в одно мгновение. Крын одновременно со вторым великаном грузно повалился на ступени. Он был поражен и подавлен тем, как много событий произошло меньше, чем за один выдох.
- Ты быстрый, - качнул головой Ланс, хотя в бесстрастных глазах не было заметно и тени эмоций.
Упершись ногой в тело великана, Кан-Тун освободил свой узкий клинок и победно оглядел соратников. Итернир отерев выступивший пот, поднял взгляд на торжествующую улыбку, и не стерпел.
Единым движением сгреб его за ворот, выбил меч и, навалившись, припер к парапету.
– Из-за тебя, высокородный ублюдок, - с гневом проговорил он в лицо бессильно побелевшего принца, - мы все чуть не погибли!
Принца спасло лишь поспешное вмешательство Ригга, который подскочил и рывком оторвал Итернира.
- Оставь его, - попытался уговорить он, - мы же победили!
  - Ага, сейчас, оставлю, - мрачно заверил Итернир и широко, со смаком, всадил крепкий кулак в благородную челюсть.
Юноша дернулся, опрокинутый наземь и потерял сознание.
Ригг выдернул нож из щита поверженного великана, оставив тяжело дышащего Итернира, который отошел так же быстро, как и разгневался.
- Спасибо, - сказал он Лансу, протягивая нож, - благодаря тебе мы можем идти дальше.
- Его благодари, - коротко отмахнулся тот, указывая на ошарашено мотающего головой Крына, пытающегося прийти в себя. 
Итернир дружески похлопал того по плечу, кладя у ног топор, обтертый от крови великана о великанью же рубаху. Ригг тоже подошел и благодарно пожал руку все еще мало что понимающему Крыну.
- Если бы не ты, - объяснял он, - мы все бы пропали.
Тот лишь гудел что-то нечленораздельное.
Когда Ланс, Ригг и Итернир уже подхватили свои нехитрые пожитки, готовые идти дальше, принц все еще лежал без памяти, а Крын сидел на ступенях.
- Ты его не убил случаем? - кивнул Ригг Итерниру на Кан-Туна. 
- Да не должон, вообще-то. Поваляется – очнется, – ответил он и обратился к Крыну, - тебя ждать, или ты пойдешь с этим?
Тот невразумительно помахал перед лицом рукой и помотал головой, мол, идите сами.
  - Только не пойму я, - спросил Ригг Итернира, - ты ж сам говорил, что они, великаны эти, не бьют в ответ?
  - Ты хорошо знаешь чего от них ждать? - пожал тот плечами, - я – нет.
3

Крыну казалось, что конца краю нет этому восхождению. Постепенно он заметил, что ступени становились все уже и уже, а парапет и вовсе сошел на нет. Причем ступени стали еще и высокими, так что идти было и вовсе невмоготу. Ноги налились тяжестью, и казалось, что восхождение, все замедлявшееся, совсем прекратилось. Но в то же время нельзя было присесть передохнуть, слишком уж узки были ступени. Приходилось идти вверх.
Неосторожно оглянувшись, он заметил, что исчезнувший парапет открыл то, что ранее ускользало от взгляда – восхитительной красоты вид, открывавшийся с этой высоты. Сейчас они достигли, наверное, уровня  орлиного полета и зрелище было завораживающим.
Никогда ранее Крын не мог представить себе, что земля сверху такая красивая. Даже когда лежал в стогу сена под бездонным ковшом неба и видел себя птицей. То, что он увидел сейчас, превосходило самые смелые мечты.
  Невольно он остановился, что было немедленно отмечено недовольным окриком принца. Но и тот, поведя взором вокруг, замер, как вкопанный. Он поднимался на самые высокие башни дворца, но даже оттуда не видел подобного великолепия.   
От такого зрелища немного закружилась  голова, Крын невольно отступил назад, забыв об узости ступени, его пята, не найдя опоры, соскользнула, и, теряя равновесие, он начал валиться назад.
Широко взмахнув руками, он попытался, было, остановить падение, но было уже слишком поздно. Ужас сковал все его члены, он понял, что это конец, и во всех красках представил себе, как полетит в эту бездну, как неотвратимо ударится оземь. Паника охватила разум, превратив голову в кусок льда.
Махнув рукой, он задел и принца, но тот вовремя вырвавшийся из чар зрелища, перепугался так, что от страха сделал совершенно неожиданное даже для самого себя: извернувшись как кошка, он упал животом поперек лестницы, вцепившись намертво. Принц попытался изо всех сил прижаться к ступени, слиться с нею, только бы не принадлежать бездне. Но когда он заметил, как поскользнувшийся Крын поясницей падает на край лестницы, и всем своим большим телом заваливается назад, сделал второй неожиданный поступок: мгновенно выбросив вперед правую руку, судорожно схватил кисть попутчика, даже и не подумав о том, что выдержать его он не сможет.
Крына, уже основательно распрощавшегося с жизнью и успевшего передать привет всем своим родным и всплакнуть в юбку матери, сильно тряхнуло, и он понял, что висит над бездной.
Руку Кан-Туна дернуло так, что показалось, будто кости вышли из суставов, а жилы с сухим треском порвались в клочья. Края ступеней, словно ножи, впились в ребра, от его истошного крика чуть не рухнула сама Лестница. Он видел, как с плеча Крына сорвался и исчез глубоко внизу один из тюков. «Парадное платье»: подумал он отстранено: «Для представления перед богами». А в следующую минуту понял всю неотвратимость своего положения: сейчас левая рука, судорожно хватающаяся за край ступени, разожмется, или соскользнет, они последуют за поклажей, и их ничто не спасет.
Разум советовал разжать пальцы правой руки, отпустить смерда, не достойного даже слизывать пыль с его сапог, но он держал. Хрипел, стонал от разламываемого острыми краями ступеней на куски тела, обливался потом, чувствовал, что руки начинают скользить, цепенел от страха, но держал. Держал, отмахиваясь ото всех умных советов, которые упрямо лезли в голову.
Крын висел над бездной, подавленный беспомощностью своего состояния, пытался вывернуться, зацепиться за край, но пальцы соскальзывали. Он ощущал, как поклажу и все тело неумолимо тянет вниз. Видел, что у принца нет сил, чтобы вытянуть и даже чтобы просто держать. Чувствовал себя виноватым, но не мог, не в силах был просить принца, чтобы тот отпустил его и спасся хотя бы сам.
Кан-Тун последний раз собрался с силами, и, чувствуя, как глаза вылезают из орбит, рванул Крына наверх. Тот совсем немного, на пол-ладони поднялся, но этого хватило, чтобы вцепиться в край.
Пальцы скользили по отполированной поверхности, но там, наверху, принц уже обессилено замер. Надо было подтянуться, перевалиться через край, но Крын слишком устал в схватке с великанами, да и слишком тяжелой оказалась поклажа.
С каждым мгновением он чувствовал, как слабеет, как пальцы понемногу близятся к краю. И приготовился к последнему рывку. Он его ждал как самого светлого праздника и как день самой тяжелой работы в своей жизни. Всю свою душу, все свое естество, всю свою жизнь, всю боль и слезы в глазах матери, и скупые вздохи отца вложил он в этот рывок.
Поднялся до края, чуть ли не зубами вцепляясь в камень,  закинул ногу на нижнюю ступень. И тут почувствовал, как вырвавшийся из обессиленного забытья принц помогает перевалиться на ступень.
Оба скрючились, пытаясь принять устойчивое  положение на узких и крутых ступенях, сцепились вместе, вжались в лестницу, и позволили себе перевести дух.      


- Послушай, Ригг, как самый, что ни на есть глазастый из нас, взгляни, там эта проклятая лестница такая же узкая? – вопросил Итернир.
- Сейчас погляжу, - отвел взгляд от бесконечных ступеней Ригг, - сколько видно – да. Эй! Глядите! Вокруг-то красотища какая!
От восхищенного возгласа даже Ланс прекратил неумолимое восхождение и огляделся. Действительно, он много повидал миров, но нигде не замечал такого великолепия. Оба застыли, не в силах оторвать глаз от раскрывшейся картины мира.
Итернир скептически повел взглядом вокруг, восхищенно присвистнул, верный своим привычкам, но, заметив, какими глазами смотрят вокруг спутники, насторожился, и странно спокойным и четким голосом проговорил:
- Сейчас осторожно, без лишних движений опуститесь на ступени, и постарайтесь при этом не глядеть вниз.
Ланс тут же напрягся и медленно начал опускаться. Ригг повернул к Итерниру непонимающее лицо, и как только он столь резко оторвал взгляд от картины внизу, его тут же качнуло, повело в сторону, но привычное, натренированное тело к счастью быстро справилось, установив шаткое равновесие. Вопросительно и беспомощно он смотрел на Итернира, застыв на полусогнутых коленях, раскинув руки.
- Медленно опускайся, - все понимающим, но не менее уверенным тоном почти приказал тот, - и не отрывай от меня глаз.   
Цепко не отпуская связующую нить взгляда, на порой предательски подрагивающих коленях, он медленно-медленно опустился и попытался охватить ступень, как будто не собирался никогда с ней больше не расставаться.
- Не надо смотреть вниз, - проговорил Итернир наставительным тоном, когда все немного успокоились, - от этого может закружиться голова, а ноги дать короткую слабину. А на такой узкой лестнице это значит – фьюить! И внизу. Это – закон! – подвел он черту и весело подмигнул Риггу, - ну, что? Струхнул малость? 
- Да есть немного, - смущенно признался тот.
Чем вызвал уважительный взгляд со стороны Ланса.
- Молодец, что не стал оправдываться, - поспешил объяснить Итернир Риггу. – Я бы, например, сказал бы, что это у меня так, шнурки развязались. 
Напряжение слегка спало.
- Слушайте, чего я скажу, други, - помпезно заявил Итернир, - поелику ветер мне нашептал, что вечер уже не за горами, а ночевать на таких роскошных ложах, - он похлопал по узкой ступени, на которой сидел верхом, - мне лично не представляется возможным, предлагаю не сходя с этого места свершить обряд принятия пищи и опосля уже рвануть наверх, уповая лишь на то, что всемогущие боги в милости своей предусмотрели наверху отдохновение для страждущих. Уж там-то мы и отоспимся. А?
- Наверное, было бы неплохо, - почесал в затылке Ригг, прислушиваясь к гудящим ногам, и, замечая краем глаза, что Ланс уже без лишних слов развязывает тесемки мешка, меж тем внимательно следя, чтобы копье никуда не соскочило.
- Прошу вас, пожалуйста, угощайтесь, - сказал Ригг, доставая жареное мясо, переложенное ароматными травами и так пахнущее, что от его запаха голова кружилась куда сильнее, чем от взгляда за край.
Итернир гордо отстегнул от пояса флягу превосходного вина, а Ланс скромно и молча выставил на общий стол свою нехитрую снедь – солонину, хлеб и овощи.
Из-за узости ступеней сидеть было не слишком-то удобно, Итерниру не помогал и свернутый плащ. Даже лакомый кусок не тешил. Но все стойко держались, стараясь не нарушить шаткого равновесия общения.
- Ригг, братишка, - не прекращая жевать, вспомнил Итернир, о давно заданном вопросе, - за всей этой суетой сует со всякими великанами, кстати, здорово мы их все-таки приложили, а принцу этому я башку все-таки откручу, не нравятся мне все эти высокородные, мы как-то забыли о том разговоре, что вели с тобой. Помнишь?
- Вообще-то нет, - честно признался Ригг, отрываясь от куска мяса.
- Я о том, зачем ты на эту гору полез? Я к тому, что ежель тебя такая любящая девица ждет, чего же тебе еще надо?
- У меня мать заболела. Травянкой, - отставил он еду в сторону, – отца-то давно уже лес забрал. Его хозяин порвал. А мать заболела. Давно  заболела, да все думала – обойдется, не хотела говорить. А когда голова стала кружиться, да слабость такая напала, что ходить не смогла, тогда только и сказала. Да я и сам уже пошел за Прином, нашим знахарем. Он-то и сказал, что травянка. И лечить уже поздно. Если бы, сказал, сразу, то, может быть, все бы и обошлось. А теперь, говорит, только чудо… 
Помолчали. 
- Ничего, - после долгой паузы вновь оживился Итернир, - дойдем. Будем живы – не помрем. А помрем – не пропадем.
- А ты? – спросил Ригг, в свою очередь.
- Чего – ты? - изобразил Итернир полнейшее недоумение.
  - Ну, зачем ты сюда пошел, - пояснил Ригг.
- А-а?! – изображая глухоту, приставил с уху ладонь тот, - Кого позвать?! – и, насладившись изумлением охотника, смилостивился, - Да ладно, не серчай. Это я так, шалю. Я, понимаешь, от природы чрезвычайно  любопытен. Страшно интересно,  что это за Лестница такая, и отчего вниз никто никогда не возвращался. Только иногда в лесочке под нею находили вдреб расшибленные тела Восходящих. Шибко я, понимаешь, интересуюсь, что там такое наверху.
- Но ведь, можно и самому… в смысле туда, вниз, ну… раньше срока, в общем,  - опешил Ригг.
- А ну и пусть, - отмахнулся Итернир, - так даже проще: ни забот тебе не хлопот больше, почий себе мирно и всего-то делов.   
- Мне такого не понять, - сдался Ригг, глядя на Итернира широко раскрытыми глазами, - как же можно так к своей жизни?
- Значит – можно, - еще раз отмахнулся Итернир, - ладно! Не бери в голову!
- Как же это?.. – все недоумевал Ригг, - она же, жизнь, дана нам  свыше, и нельзя значит, так вот с ней запросто.
- Ну, - всем своим видом являя воплощенное сомнение, протянул Итернир, - это еще не есть факт! А во-вторых, последним делом я всегда богов спрашиваю, поскольку мой бог меня рабом не кличет. И давай-ка, оставим эти богословские диспуты на потом, сейчас мне чуток другое интересно. Скажи мне, доблестный Ланс, а зачем тебе пришлось лезть на эту Лестницу, будь она трижды неладна?
Ланс спокойно отставил еду и внимательным и долгим взглядом посмотрел на посмевшего побеспокоить его духовное уединение. Потом медленно, словно осторожно, произнося слова, ответил:
- Я – воин. 
Итернир тряхнул головой, дескать, уж спасибо, и так разглядел! Меж тем, Ланс так же неторопливо густым, чуть хриплым голосом, продолжал:
- Я видел больше боев, чем вот он, - он кивнул на Ригга, - встречал рассветов. Лестница – здесь я еще не был.
- Ха! – хитро прищурился Итернир, - а как же с великанами? Когда без нас ты никуда не прошел?!
- Я здесь, они внизу, - невозмутимо ответил ветеран.
- Ну, хорошо, - продолжал Итернир, - дойдешь ты до конца, а желание-то, какое загадаешь?
Ланс поглядел на него долгим и внимательным взглядом.
  И не ответил.


Кан-Тун  обессилено перевернулся и сел на ступени.
- Эх-э, - глубоко вздохнул Крын, пытаясь принять позу поудобнее, - ты только что, это… в общем спасибо… я, наверное, должон, или что-то такое.
- За что? – спросил принц.
- Ну… это… ты же меня вроде того, что спас, - пуще прежнего замялся тот.
- О! Безусловно. Но пока оставим. Я хочу есть, - заявив это, Кан-Тун требовательно уставился на парня, но, заметив, что тот и не думает ничего делать, пояснил, - Чего смотришь? Достань еду из мешка и покорми меня.
Крын тяжело вздохнул и покорно полез в свой мешок. За что сразу заработал гневно-раздраженный возглас принца, обвинение в подзаборном происхождении и только потом более четкое указание.
Поразмыслив и осознав сказанное, он развязал уцелевший тюк принца и принялся кормить будущего государя. Он доставал еду, лакомые кушанья, которые видел впервые в  жизни. Впрочем, и сейчас разглядывал он их недолго. Принц ел, обильно заливаясь соком и щедро смазывая лицо жиром, громко чавкал. Не скоро насытившись, отвалился назад, сколько позволяла лестница, и распорядился:
- Теперь убери, что осталось, и можешь поесть сам.
Крын достал из своего мешка кусок сала, хлеб и приступил.
- Скажи, - спросил принц, отдыхая, - а зачем тебе все это вообще?
- Чо? – переспросил тот, жуя.
- Восходить.
- Да я не сам… меня старшие послали, - отвечал он, успевая в то же время старательно пережевывать и вовремя откусывать новые куски, - засуха уж второй год как… если… это… дождя того… ну, не будет… в общем… и в нонешнем годе…тогда того… вот эти собрались и решили. Все равно… говорят, дурак. Пользы никакой… значит, - закончил он с некоторой обидой.
- Ясно, - протянул Кан-Тун.
- Э-э, принц…
- Сиятельный принц, - наставительно поправил он.
- Дозволь, это… спросить, сиятельный принц.
- Дозволяю. Только сначала прожуй, - поморщился Кан-Тун.
- Ага… а зачем ты-то… того… В каковском смысле полез-то сюда?
- Разве ты не знаешь?
- Не-а! У нас того... никогда ничего не знают.
- Хорошо хоть к какому государю принадлежите, понимаете, - сказал принц и сделал вид что, не заметил простодушно-недоуменной мины попутчика, - Дело в том, что настоящий государь должен быть избран. Должен быть помазан самими богами. Для этого каждый наследник отправляется наверх.
- А как же… это, - несмело перебил Крын.
- Что?
- Тебя же… сиятельный принц, отправлял сюда твой брат, или вроде того?
Принц снисходительно улыбнулся:
- Но пока настоящий избранник богов не подтвердит свое призвание, кто-то же должен править такими остолопами как ты? Вот старший наследник и принимает от века правление, пока младшие не вернутся с повелением богов. А уж если я дойду, ясно, как будет! – принц улыбнулся мечтам, на некоторое время погрузился в думы, а после велел, - Ну ладно, надо идти! 

Идти становилось все труднее и труднее, ноги уже не поднимались на высоту ступени, но останавливаться было нельзя. Узость лестницы не позволяла подниматься вдвоем рядом, нельзя было поддержать попутчика. Если бы оступился тот, кто идет впереди, он неизбежно увлек вниз и остальных. Но выбора не было. Надо было идти, пусть все медленнее, но идти. Раз за разом переставлять неподъемные, немеющие ноги, опасаясь потерять равновесие. 
Вечерело.
  При всем при том, чем выше поднимались, тем крепче становился ветер. И бороться с неровными порывами тому, кто и так едва не шатался от усталости, было совсем не просто.
Первым шел Ланс. И, хотя казалось, что походка его столь же уверенна и невозмутима, как и раньше, он чувствовал, что все сильнее опирается на копье, прекрасно зная, что стоит древку соскользнуть с полированной поверхности Лестницы, и все будет закончено.
Следом шел Итернир. Было видно, что он привычен к долгой ходьбе. Жилистые ноги несли хозяина сами, а он, казалось, думал совсем о другом, унесясь мечтами далеко-далёко от своего пути. Со стороны не было видно, что он изо всех сил боролся со сном, боясь потерять контроль над деревенеющим телом и пропустить очередной порыв ветра.
  Замыкал шествие Ригг. Даже сейчас, непривычно уставший, все равно шел своей мягкой, неслышной походкой. Всякий раз надежно ставил ногу, как бы сродняясь стопой со ступенью. Он действительно не думал о ногах. Просто молча удивлялся необычности выпавшей тропы. Не думал, что станется с ним, если попросту оступится или не справится с порывом ветра. Он глядел вперед и вверх, замирая от восторга перед разворачивающейся картиной заката.
Этот закат был грандиозен и немыслим для того, кто в своей жизни никогда не поднимался выше самого высокого дерева на самом высоком бугре. Небо стало необычайно высоким, раскинувшись вокруг и вверх и вниз. Переходы его цветов были столь глубоки и насыщенны, что захватывало дух. От по-ночному синего, почти черного, в самой вышине, к пламенеюще алому вниз, к горизонту. Этот закат был  лишен той нежности, какой он полон внизу, зато был пронизан страстью, разметавшей сполохи пламени по всему низу неба в тщетном стремлении достичь вершины. Невозмутимо-вечной бескрайней высоты.
Постепенно стемнело совсем. Мир вокруг был еще долго погружен в серые сумерки, после того, как солнце ушло. Небо ставилось все чернее, и, наконец, все поглотила ночь. Звезды густо усыпали небо, блистая на черном бархате.
И когда совсем стемнело, попутчики дружно прокляли про себя жрецов, что назначили начало Восхождения на полдень.
Уже не видно было ступеней, они словно растворились в ночной всеобъемлющей тьме. Можно было лишь ногами чувствовать их, всякий раз надеясь не промахнуться. Но уставшие ноги отказывались что-либо чувствовать.
Только Ригг мог понять с его чувством тропы, что ступени постепенно теряют свою безупречную полировку. Их поверхность становилась выщербленной, местами змеились трещинки. Но что действительно радовало, так это кустики травы, несмело пробивающиеся в камне. Почувствовав первый из них, он решился нагнуться, нежно провел по нему ладонью и отправился дальше.
Ступив в очередной раз, и промахнувшись, Итернир потерял равновесие, и, грохнувшись все-таки на лестницу, понял, что ступени стали более широкими и низкими. Кто бы знал, как тяжело было, нехорошо поминая всех известных богов, не заснуть на лестнице, а идти дальше.
Меж тем, и это уже почувствовали все, ступени действительно стали гораздо шире и ниже. Ноги же еще долго по старой привычке высоко поднимались, норовя опрокинуть промахнувшихся хозяев. Упав в очередной раз, Итернир понял, что целиком помещается на этой ступени,  его тело мгновенно расслабилось, и он заснул глубоким крепким сном. Споткнувшийся о попутчика Ригг, сразу же последовал его примеру. Лишь Ланс, прежде чем уснуть, успел снять со спины меч и подложить под голову дорожный мешок.      
4

Едва солнце расцветило все вокруг цветами утра, Ланс открыл глаза. Несмотря на вчерашнюю усталость, он чувствовал себя довольно бодро, поскольку привык набираться сил и за более короткое время сна. И уже очень давно.
Он соскоблил кинжалом жесткую щетину со щек, посмотрел на спящих вповалку попутчиков, вольно разметавших руки и ноги. Глядя на них, невольно вспоминал себя молодого. Самое время сейчас было бы собраться и уйти, но воспоминания столь напористо лезли в голову, что он откинулся на спину, подложив руку под голову, и, глядя в бездонное голубое небо, покорно отдался на милость пережитого.
Младший сын мелкопоместного дворянина. Что действительно мог бы дать ему отец, кроме обучения боевому искусству наравне со старшими сыновьями, да меча не последних в числе прочих оружейников?
Сейчас его увитая тугими мышцами рука нежно пробегала по эфесу этого самого меча, что прошел с ним весь путь. Задерживалась на сбитой когда-то довольно дорогой отделке. Вспоминая историю каждой выбоины. Эта, когда он едва не лишился пальца. А эта, когда они бились в ущелье Перни. Эта… а маленький камень отсюда он продал, когда они промотались в Голке. И денег не было даже на еду. А наняться не светило в округе всего графства. ...а эту выбоину гарда получила во время того безумного боя в пустыне. Весь отряд кроме их тройки куда-то пропал, и лишь много лет спустя он наткнулся на их кости в барханах.
Что оставалось сказать отцу, кроме того, что сын не должен уронить честь фамилии, что благословляет на подвиги, достойные героев древности? Что не может дать ни клочка родной земли, но, может быть там, в далеких странах, сын завоюет себе королевство?
Что ему оставалось делать, как не уйти искать лучшей доли? 
  Он вспомнил первые свои шаги. Когда очарованный розовыми мечтами о рыцарском кодексе чести, впервые столкнулся с суровыми жизненными реалиями. В которых рыцарь в блистающих доспехах с именем Прекрасной Дамы на устах оказывался обычным грабителем с большой и не очень дороги.
Свою же прекрасную даму он нашел не так далеко от дома. Пройдя всего пару городов, владения трех-четырех герцогов, оказался во владениях барона… Как же его звали? Забыл. В такие мгновения особо остро ощущалась тяжесть прожитых лет. И давило понимание неотвратимости ухода в прошлое всего, что знал, и что жило лишь в его памяти.
Пускай он не помнил имени того барона, но хорошо запомнился сам город Эльнере. Город, который восстал против барона и победил. Как ни странно. Ланс, хоть и был гостем синьора, но, бежав с его подопечной Лирой, поневоле примкнул к восставшим.
Ими руководил странный парень. Слишком молодой. Но все они тогда были молоды. Как весь мир. Парня звали… Сехей, Сажей, Зергий?
Какая теперь разница?
Он отменно владел мечом. И сам меч у него был отменный. Чем-то парень был похож вот на этого Итернира. Чем?
Хотя, какая разница?
Тогда его поставили командовать отрядом наемников, созданном из ничего прямо в осажденном городе. Да, бойцы тогда не шли ни в какое сравнение с теми профессионалами, какими станут после многих дорог с ним. Но тогда они все были живы.
То была первая война в его жизни. И первый самостоятельный бой. Когда они заманили отряд барона вместе с ним самим в близлежащие скалы и там уничтожили. Странные это были скалы. Но это все мало волновало. Главное тогда было, что Лира была с ним. Перед схваткой он оставил ее с рыбаком Глэем, который с ними бежал из замка барона.
Как же он тогда был молод, как влюблен, с каким неистовством бился! Но дальше неизменно вспоминалась сцена, которую он терпеть не мог вызывать из памяти. За свою наивность, за то, что вел себя как последний дурак. А больше за то, что ничего не изменишь. Хотя в последнее время он вспоминал это все спокойнее.
Перед глазами вставала сцена, когда он, все еще разгоряченный схваткой, светящийся радостью победы, вбежал в грот и остановился у входа. Лира сидела, обнявшись с Глэем. При виде их Ланса что-то кольнуло изнутри, но он тут же осек себя. Это, наверное, чтобы ей не было страшно. И еще подумал, что сейчас или никогда. И радостно воскликнул обращенным к нему лицам:
  - Мы победили! – и, уже только для Лиры, добавил, - ты свободна…
Глэй вскочил, шумно поздравил Ланса и вышел.
Ланс шагнул к Лире и опустил голову, не находя слов:
- Ты свободна теперь… и можешь идти куда захочешь, - и добавил вполголоса, - может, со мной. 
«Сейчас, или никогда»: вновь строго повторил он себе и, уже уверенней, сказал:
- Я давно хотел сказать тебе, - вновь опустил глаза, поднял их, - Я люблю тебя, всем сердцем. 
Подошел к ней, выпустил меч из руки, встал на одно колено, взял ее ладонь в свою и поцеловал:
- Будь моей женой!
Сейчас он вспоминал это и хмурился. Глупость. Наивность. Самообман.
Она мягко высвободилась и села на камень, опустив голову на руки:
- Я… не могу… - у нее так же не было слов, глаза заблестели влагой.
И тут Ланс все понял. Все сразу стало ясно. Впервые он увидел, кто стоит рядом с Лирой.  Ну, что же, он завоевал для них счастье.
Не поднимая головы, спросил уже без всякой надежды:
- Глэй?
Она не ответила, но молчание было тяжелее всякого ответа.
Он поднялся и рванулся к выходу. Но остановился, бессознательно что-то ища. Подобрал меч. Она взглянула на клинок, покрытый не остывшей кровью.
- Нет! – бросилась она к ногам.
Он остановился, посмотрел, ничего не понимая, на нее, на меч, и усмехнулся:
- Что ты, теперь это вся моя жизнь, - обтер клинок какой-то тряпкой с пола и вложил в ножны.
Уже совсем без прежней решительности.
Не зная, как вот так просто уходить, словно еще надеясь на что-то, шагнул к выходу. Обернулся:
- Я желаю вам счастья… - голос был тих и мягок, - Если бы ты знала, как я желаю вам счастья. 
Уже почти вышел, но вновь обернулся:
- Если что – я помню вас. Буду рад. Не забывай.
И вышел.
Яркое солнце резануло глаза. Острые обломки скал громоздились под ногами. Все же странные это были горы.
Глэй был неподалеку. Подошел.
Ланс положил руку ему на плечо:
- Иди… она ждет тебя.
Опустил руку, не зная, что еще сказать. Что-то сказать было надо.
- Береги ее…
Еще раз взглянул, легко толкнул в плечо и пошел прочь, перепрыгивая с камня на камень.
Взобравшись на откос, и увидев войско, чистившееся после битвы, окончательно уверился, что теперь именно в этом вся его жизнь.
- Ну, ребята, за мной! Пропивать поместье барона! – весело крикнул он, спускаясь по откосу.
Теперь-то он знал, что любви не бывает. Не бывает вечной, большой любви. Бывает обман. Чаще – самообман. Но также знал, что не может быть по-другому.
А память услужливо продолжала вытаскивать из небытия картинки.
Потянулись бесконечные дни, дороги. Сколько их было? Сколько раз их нанимали? Сколько раз он начинал все снова, набирая новый отряд? Сколько ему лет? Он не знал. Говорили, что его виски уже тронуты сединой, но он не знал этого наверняка. Никогда не интересовался.
От большей части жизни в памяти остались какие-то эпизоды, отрывки. И он видел в них себя уже со стороны.
Вот взятие города. Толпы осаждающих рвутся к стенам. К воротам подкатили таран. Самые сильные воины раскачивают его, скрытые крышей, обложенной мокрыми шкурами, стараясь разбить ворота.
Кругом шум и гам, звон мечей, треск, стоны умирающих.
- Вылторп! Твою ж так налево… да не ты налево, идиот! - молодой еще человек, во главе своего отряда устремляется к стенам.
Его люди действуют, пожалуй, наиболее слаженно, чем все остальное войско. Неся вместе со своим отделением лестницу, он звучно командует:
- Брекснер! К третьей куртине!..
- … вашу так! Правее заносите!
- За мной, ребята! Шустрей!
И вот он уже на вершине стены. Умело орудуя мечом, отбрасывает сразу троих защитников, и его воины ловко и неотвратимо перелезают через стену.
Под напором одной из частей отряда рушится объятая пламенем башня. А он сам с горсткой своих воинов, спрыгивает с внутренней стороны стены, пробивается к воротам. Тонкое древко стрелы вдруг пронзает левое плечо. Над сердцем. Но он уже уперся в тяжелый засов. Еще пара стрел расцветают белыми оперениями, но засов уже скинут, створки распахиваются, и лавина победителей врывается в ворота…
Битва. Огромное поле, сплошь покрытое людской массой. Вот конница устремляется  в атаку, опрокидывает правый фланг, вонзается в тыл центра. Огромная людская масса тяжело дрогнула, подалась. Сейчас люди не выдержат, побегут от всадников, неумолимо настигающих все и вся. Но словно из-под земли, позади конницы возникает новый отряд, ведомый могучим воином.
Неожидан и сокрушителен удар этих людей. Они не были закованы в сталь. Лишь средний доспех скрывал их тела. Но словно нож в масло они вонзаются во вражескую конницу. Бежит она. И преследуют ее эти воины.
И сам центр уже подался вперед, еще мгновение, и битва будет выиграна, но враг вводит последний свой резерв – отряд тяжелых латников перекрывает путь наемникам.
И вновь они показывают необычную выучку. Словно единый организм, смыкают ряды. И страшен натиск. Но страшнее всего врагу встретиться с командиром, что словно буйный вихрь на ржаном поле.
- В клин! – командует он густым, чуть хриплым голосом, гремящим, как трубы смертного призыва. 
И воины выстраивают клин, смыкаясь плечом к плечу, не давая врагу окружить командира, что бьется на острие строя, стремясь к самому сердцу врага.
- Поддай, ребятки! – ревет он, - Шустрее.
И вертясь волчком, щедро рассыпая мощные удары, часто пробивающие доспех, рвется в тыл вражеского строя. Еще один дружный рывок, и строй врага прорван, а наемники уже широко разворачиваются позади рядов центра противника…
Не битва это – эпическая поэма...
Другая битва. Такое же поле, но наполненное торжествующим криком одних, и паническими воплями других. Люди бегут от людей. Падают под ударами. Земля густо напитана кровью.
Но среди лавины паникующих несокрушимой скалой стоит отряд наемников. Здесь нет криков. И бегущие, пусть и немногие, останавливаются, вставая в общий строй, повинуясь молчаливым командам взмахами меча командира наемников.
Этот крепкий человек стоит на переднем краю отряда. Сомкнув людей в кольцо, пытается вывести тех, кто уцелел. В его движениях нет ни бьющей через край мощи, ни удали. Но каждый удар, порой даже не заметный глазу, достигает цели. И его молчание пугает врагов надежней леденящего кровь клича…
Порой казалось, что он идет не по одному миру, а по многим. Сколь часто было, что без особо гладких переходов, он попадал из дремучих лесов в бескрайние пустыни. Но, в конечном счете, это особо не интересовало.
Ему приходилось биться со слишком многими людьми, и череда лиц смазывалась в неопределенную  полосу. Но одна встреча запомнилась особенно. В каком-то безлюдном унылом месте, а, может, и посреди шумного трактира, он встретил странное существо. Все оно скрывалось под непонятного цвета истлевшим балахоном, и лица не было видно в тени капюшона. Так что нельзя было даже определить, мужчина это, или женщина. В иссушенных покрытых трупными пятнами руках оно сжимало косу.
Ланс не был суеверен. Он никого не узнал в этом существе, только вынул меч из ножен… И никогда больше не встречал это странное создание.
Одна беда валилась на другую, одна война шла вслед за другой, и думать особенно было некогда.
Но однажды он вышел с отрядом к развалинам замка. Что-то неуловимо напоминала вся местность вокруг, но что? Он внимательно оглядел замшелые камни. И вдруг понял, что знает каждый из них. Воины, ничего не понимая, смотрели, как командир, черствый и мрачный человек, вдруг опустился на колени, и поцеловал камни руин.
Они не могли знать, что это был замок, где он был рожден.
Лансу страстно хотелось заплакать, ощутить влагу на своих щеках, но он так и не смог этого сделать.
Он так и не понял тогда, почему замок уже едва не сотню лет лежит в руинах, а он сам еще полон сил. Но все же это заставило остановиться и увидеть, что он стоит на пороге родного дома, имея едва столько же, сколько когда уходил.
Тогда впервые задумался, чего же ему надо от жизни…
Смутное чувство вдруг прервало ход мыслей. Ланс осторожно сел и огляделся. Внизу, там, где лестница была еще узка, он заметил двух людей, которые едва передвигались.

5
Он встал, подошел к попутчикам и легонько тронул каждого за плечо. Итернир  сонно заворочался, но так и не проснулся, лишь промямлил что-то в ответ. Ригг вскочил тут же, будто не спал только что, и настороженно посмотрел на Ланса.
Тот молча кивнул на лестницу.
Ригг с удвоенной энергией принялся толкать Итернира. Тот ворочался, пыхтел, сопел, но просыпаться никак не желал. Отчаявшись, Ригг ни с того ни с сего, казалось бы, вдруг закричал:
- Вставай, ты опоздал!
Итернир рывком сел.
- Что?! Где?! Чего?!
- Вон, гляди, - показал Ригг.
- А, - почти мгновенно оценил Итернир происходящее, - и стоило меня так пугать? Я на это дело и обозлиться могу!
- Да тебя же, видать, иначе-то и не поднимешь, - пожал плечами Ригг, - что делать-то будем?
- Предложения? – спросил Итернир, краем глаза глядя на спокойно пакующего мешок Ланса.
- Помочь, им надо, так, что ли, - довольно неуверенно сказал Ригг. - Не ровен час, через край опрокинутся.
- Да, - протянул Итернир, почесывая в затылке, глядя на Крына, пытавшегося подхватить на себя пошатывающегося принца, - у верблюда два горба, потому что жизнь – борьба!
- Кто такой верблюд? – удивился Ригг.
- Зверь такой. Чужой нации, очень запасливый. И вообще я тебя слушать не собираюсь, тот, кто способен разбудить человека, способен на любую подлость! – воскликнул и довольно зло добавил, -  и я сам пойду спасать благородного выродка, из-за которого чуть внизу не оказался? Да ни за что!
Но, не дождавшись  одобрения собеседников, а может, видя, что Ригг уже отправился на подмогу, все же проворчал, тяжело поднимаясь:
- А, в конце концов, второй-то нас всех спас, - и, уже направляясь к жертвам своего милосердия, вздохнул, - пользуйтесь, пока я добрый…



- Что же мы с ними делать-то теперь будем? – поинтересовался  Итернир, критически оглядывая принца, спящего вповалку с крестьянином, - оставить здесь, что ли?
Ригг поднял голову, пристально  огляделся вокруг, потянул воздух носом, и ответил:
- Думаю, одних оставлять опасно – рядом лес, всякое может случиться.
- Это ты с чего взял, что лес? – изогнул бровь Итернир, - это вон та темная полоска у горизонта и есть лес?
- Да. Я по ветру слышу.
- А, ты же охотник, – сделал вид, что все понял Итернир, - но все же, что же нам теперь с ними-то делать?
«Снимать штаны и… бегать»: саркастично добавил про себя, но вслух ничего не сказал.
С ответами никто не спешил.
- Что до меня, - решил сдвинуть дело с мертвой точки Итернир, - я бы оставил этого порфиророжденного… хотя, от того же Крына я бы мух отгонял, спаситель все-таки.
- Ты же сам говорил, - несмело сказал Ригг, - что коли суждено одному дойти, то так тому и быть. Своим чередом. А пока вроде того, что... нечего и в петлю лезть… да, как-то так …
- Я? Говорил?
- Да, - пожал плечами Ригг, - Кан Туну и говорил..
Итернир вопросительно повернулся к Лансу. Тот молча и тяжело взглянул, но так ничего и не сказал.
-Ну, говорил, - попытался отмахнуться Итернир, но, после минутного раздумья, кивнул, - а, пожалуй, что так оно и вернее. Я, кстати, и вообще уже давно предложить хотел, да все не судьба, что-то, чтобы идти всем вместе. Тогда хотя бы один может действительно и дойдет. Вы-то как на это смотрите?
 - Я думаю, что так вернее, – ответил Ригг, и видно было, что на его душе стало спокойнее.
- А ты? - обратился Итернир к Лансу.
Ланс посмотрел на него, потом под ноги, снова поднял взгляд и коротко кивнул головой.
- Ну, что же, теперь надо подождать, пока эти чудики проснутся и дальше в путь. И уж не знаю как вы, - заявил Итернир, сладко позевывая, - но я, пожалуй, последую их примеру, на денек другой.   
Столь бесцеремонно оставив делить право первой стражи Риггу с Лансом, он уже через мгновение храпел, как следует завернувшись в свой поношенный плащ. Да так храпел, что, если бы здесь были птицы, то, оглушенные, они бы умирали прямо в полете.



Здесь ступени уже не были столь высоки и узки. Напротив, они становились все шире и шире, а высота их и вовсе сходила на нет. Испещренные трещинами, крошащиеся в мелкий песок, под напором отчаянно пробивающейся травы, они выглядели несравненно роднее и живее, чем там, внизу, мертвые и безупречно отполированные.
Среди становившейся уже не столь редкой травы стали попадаться невысокие кусты, чахлые деревья, а темная полоска на горизонте разбилась на отдельные рощи.
Постепенно под ногами вместо хруста песка послышался мягкий шелест густой травы. И, когда солнце лениво подвалило к зениту, спутники вступили под широкие кроны могучих деревьев. 
Ригг сразу весь переменился. Его походка стала еще мягче и плавнее, и все движения приобрели особую точность и уверенность.  Уши забавно, по-собачьи, прижались к голове, словно пытаясь слышать и за спиной хозяина. Весь он стал неотличим от прелой листвы, по которой ступал, от деревьев, которые скрывали его в своей тени. Ригг был дома.
Ланса же, хотя он никому об этом и не сказал, насторожила тропа, по которой они ступали. Точнее говоря, даже не сама тропа, а то, что ее не должно было быть.
Не так уж часто отправляются сюда Восходящие, чтобы протоптать такую тропинку.
Меж тем лес вокруг становился все гуще. Кроны деревьев сомкнулись над головами сплошным шатром, давая густую плотную тень, подлесок требовательно подступил к самой тропе, словно сжимая путников в своих объятьях.
Все реже и реже видна была фигура Ригга, бесшумно скользящего справа от тропы.   
Внезапно почуяв что-то неладное, Ланс, неизменно шедший впереди, остановился.
- Чего встали-то, - удивленно воскликнул Итернир, - притомился что ли? Воитель? Или грибков захотелось пособирать? Наш отважный воин Ланс взял грибочков про запас…
Начал было напевать Итернир, но тут же умолк, прерванный предупредительным жестом Ланса.
- Так что же случилось? – решил в свою очередь прояснить ситуацию Кан-Тун, но договорить не дали.
Листва вокруг зашелестела, затрещали ветви и впереди и позади путников на тропу вышли звероватого вида люди.
Они были одеты в плохо выделанные вонючие шкуры, и лишь на одном, что повелительно рычал на остальных, была сильно порванная кольчуга. У него же, единственного из всех, был железный тесак. Остальные были вооружены суковатыми дубинами, а кто и вовсе одной лишь слепой яростью. Все до глаз заросли жесткой грязной шерстью, по которой дружно и едва ли не с песнями маршировали вши.
- Мужики, у вас тут свидание, что ли? – наивно округлив глаза спросил Итернир, - или вам сказать, как пройти в библио… в пивнушку?
Вожак стаи утробно проворчал что-то и все они, подхватив этот клич, начали медленно подступать к будущим жертвам.
  Зашипело о ножны обнажаемое оружие, Крын потянулся за спину за топором, лишь Ланс поудобнее перехватил копье, и это его спасло. Листва крон точно над их головами неожиданно бросилась вниз, сковывая руки искусно замаскированной сетью.
Ланс, который словно знал о сети, тут же ушел перекатом в сторону. На него сразу бросились два противника, широко размахивая дубинами, но тут же упали на землю. Один с распоротым животом еще бился в агонии, а другой с пробитым сердцем сразу затих.
Ланс дернулся вперед на самого вожака, противники шарахнулись от неожиданности, а он под громкий треск ветвей, скрылся  в придорожных кустах. Только дрожащие ветви да еще один незадачливый нападающий с горлом, из которого неудержимо хлестала кровь, указывали,  где он только что был.
Спутанный принц только и видел, как опомнившийся вожак громко рыкнул, махнув тесаком в сторону кустов, и тут же едва не припадая на четвереньки, несколько дикарей скрылись в кустах. Затем один из нападавших, вышедших на тропу сзади, огрел его дубиной по голове, и принц потерял сознание.
Своя порция дубины досталась и Крыну с Итерниром, но, если второй сразу поступил по примеру истинного благороднорожденного, то Крын оказался совершенно неотесанным деревенщиной. Удар не лишил его рассудка, лишь помутил сознание.
Когда Крын увидел, как его беспомощного спасителя грубо тащат за ноги дикари, и голова, мотаясь из стороны в сторону, бьется о выступающие корни деревьев, большое сердце не выдержало.
Он, ни малейшим образом не оценивая прочность сети, рванулся, разметав обрывки и расшвыривая ближайших врагов. Необузданный гнев овладел всем телом и помутившимся разумом. Даже забыв о топоре за поясом, потрясая голыми руками, он  бросился врагов.
Черепа противников под ударами разлетались в клочья. Не спасало ни скудное оружие, ни звериная ловкость. Нанесенные ему удары, казалось, попадают в камень. Еще бы немного, чуть-чуть и ему бы удалось освободить принца и бежать. Но тут чья-то рука дернула за плечо.
Он резко развернулся и тут же могучий удар бросил его наземь. Приподнявшись, он разглядел своего противника – здоровенного, пожалуй, даже большего, чем он сам, состоящего, казалось из одних мускулов.
Для этого дикаря не нашлось бы шкуры, которая сошлась на могучей заросшей груди, и оружия по руке. Лишь набедренная повязка одиноко обреталась на его теле.
- Угрр, - насмешливо рыкнул он, призывая Крына продолжить.
Тот вскочил, и, по-прежнему ослепленный яростью, ринулся на врага. С совершенно неожиданной для своих размеров ловкостью противник уклонился от броска и Крын снова оказался на земле. Тут же жестокий удар лишил его сознания.



Вырвавшись из плотного кольца нападавших, Ланс сразу бросился прочь. У него и мысли не было уводить их за собой. Он спасался сам.
Мелькала листва, ветви хлестали по лицу, узловатые корни во все более сырой почве мешали бежать. Если бы это была дорога, или хотя бы открытая местность, он мог бы так продолжать не меньше суток. Но это был лес.
  Совершенно внезапно из густоты кустов выскакивали прямо на него толстые, в несколько охватов стволы, заставляя петлять, как загнанного зайца. В лесу нет прямых путей.
Сквозь шум ломаемых ветвей и раздвигаемой листвы, ухо уловило рычание преследователей  справа. Мгновенно он дернулся в сторону, и тут же почва ушла из-под ног. Успев всего лишь развернуться, он заскользил вниз по склону, устланному мхом и прелой листвой.
Оказавшись внизу,  Ланс тут же вскочил и кинулся прочь. Здесь, в низине, было совсем сыро, ноги до лодыжек утопали во мху, бежать стало еще тяжелей.
Как только почва под ногами пошла вверх, вновь послышались крики преследователей. Ланс вновь свернул. Потом снова и снова пытался вырваться из стягивающейся петли, но все было тщетно.
Поняв, что кольцо сомкнулось, он помчался в гору прямо на преследователей. Мелькнуло из кустов впереди перекошенное заросшее лицо, всхлипнул тяжелый кинжал, вонзившись под ребра, и он ринулся прочь, стремясь выбраться к следующим ступеням лестницы.
Он уже долго бежал под уклон. Одно только и было облегчение, что подлесок стал реже. Сами деревья изменились. Ели стали попадаться все чаще и чаще, заполонив небо своей тяжелой темной хвоей. С молчаливой невозмутимостью они взирали на бегущего человека, лишь по долгу службы стремясь хватануть жесткой лапой и лишить его последних лучей солнца.
Решив, что уже далеко оторвался, Ланс перешел на шаг, восстанавливая растраченные силы.
Здесь внизу под густым покровом зеленой хвои царила такая вечная темнота, что по солнцу сориентироваться не было никакой возможности, и Ланс шел, полагаясь только на память и чутье, которое уже давным-давно прекратило капризничать попусту, как в дни молодости, и подавало лишь дельные советы. 
Тяжелый прелый воздух терял все звуки в густоте еловых лап, и для Ланса стало большой неожиданностью, когда навстречу, словно из-под земли выросло пятеро дикарей. Грубо ухмыляясь,  они приближались, чувствуя себя хозяевами положения.    
Чуть повернувшись назад, Ланс заметил еще пятерых справа и четверых слева. Теперь они держались скученно, опасаясь окованного копья.
Те, что вышли прямо на него даже не успели насладиться чувством удовлетворения от удачно захлопнувшейся мышеловки, как с легким шипением, обгоняя друг друга, всех настигли пять метательных ножей.
Ланс столь быстро оказался подле них, что из двоих он успел вытащить ножи раньше, чем те упали наземь мертвые. Собрав оружие, Ланс неуловимо быстро развернулся и  посмотрел на  оставшихся дикарей.
В глазах их явственно бился страх, выплескиваясь наружу. Дикари тяжело попятились, смертельно боясь поворачиваться к нему спиной, а через мгновение бросились прочь, потеряв голову от ужаса.