21
Второй послушник встал навстречу, и, пока первый из сторожей был занят засовом, Ланс начал действовать. Одним прямым ударом ноги отправил послушника туда, куда тот более всего стремился – к богам. И не опуская ноги, мгновенно развернувшись, ударом в ви-сок носком сапога оглушил второго.
Факела упали на землю, мерцая в траве. Плечом удалось отодвинуть засов, и раство-рить дверь. Его появление было встречено тихим гулом одобрения.
Некоторое время заняли связанные руки. Сначала Ригг зубами распутал путы Ланса, потом тот развязал его, и вместе они освободили остальных. Кровь в онемевшие руки воз-вращалась неохотно и с болью.
- Этот, - указал Ланс на оглушенного послушника.
Они привели его в чувство и спросили об оружии.
- Оно в доме Боевых Келий, – охотно ответил послушник.
Хотя он сказал это столь охотно, что не пришлось даже угрожать, казалось, что такое положение его совершенно не пугает, как будто он всю жизнь лежал на земле с гудящей от удара головой, перед вырвавшимися на свободу пленниками.
- Где это? – спросил Итернир.
- Я... я, кажется, знаю, - неуверенно перебил послушника Торок, - мне... мне показывал жрец, ну, тот который говорил.
- Какого это он тебе его показывал? – удивился Итернир.
- Это там, где было много тех, которые тренируются. Там, где плац, - быстро загово-рил мальчик, - он просто сказал, как называется тот дом.
- Странно, - задумчиво пробормотал Итернир, но вслух спросил, - ну, что, двинули? Только что с этим будем делать? – он указал на послушника.
- Я задержусь, - ответил Ланс.
- Как знаешь, - посмотрел на него Итернир, и сказал остальным, - пошли.
И они пошли. Старались идти по краю улицы, в тени оград и насаждений. В глубокой темноте ночи беглецы казались сгустками мрака, неслышно стелящимся над землей.
Кругом все было тихо и пустынно. Как будто селение вымерло. Либо все столь орга-низованно спали, либо...
Когда добрались до плаца, Ригг предупреждающе поднял руку, и они остановились в тени деревьев.
- Ну, куда теперь? – спросил Итернир.
- Все ясно, - пожал плечами принц, - внутрь.
- Ага, всей толпой, - одобрил Итернир.
- Наверное, - вставил Ригг, - то верно, всем идти нельзя, шуму будет.
- Это того, - почесал затылок Крын, - я ж первый и задену чего... вот... мне оставаться.
- Тогда остается Торок, - решил Итернир, - и принц с Крыном. Кто против?
Против были принц и Торок. Но, если принц скоро согласился, то Торока пришлось долго уговаривать. Однако пошли трое. Как и сказал Итернир.
Подобрались к двери в торце длинного здания, которое тянулось вдоль плаца, и за-мерли прислушавшись.
Все было тихо.
Ланс подобрался к двери, легонько толкнул, и та без скрипа подалась внутрь.
- Надо искать что-то вроде склада или чулана, - авторитетно заявил Итернир.
Внутри царила кромешная тьма. По бокам длинного коридора угадывались ряды узких низеньких дверей. По-видимому, келий.
Бывшие пленники пошли вперед, осторожно прислушиваясь к каждой двери. Все были не заперты и за каждой спали люди.
Слишком тихо было в этом здании. Слишком спокойно.
Недобрые предчувствия, зародившиеся с началом похода, расправили крылья и на-брали высоту.
Они добрались до середины коридора, и хлопанье дверей показалось оглушительным в царившей тишине. Изо всех келий по обе стороны коридора выскочили люди с факелами и дубинами.
Тех двоих, что вышли из двери прямо перед ним, Ланс убил одним точным ударом каждого, не задумываясь. Итернир мгновенно развернулся, готовый прикрывать спины своих спутников. Ушел от удара, захватил руку нападавшего молодца и, ловко развернувшись, швырнул на других, используя его же силу.
В неверном свете факелов, в тесноте коридора трое бились против многих. Послуш-ники ничего не говорили, просто шли напролом, наталкиваясь на ловкость Итернира, звери-ное чутье Ригга и холодную ярость Ланса. Ланс убивал их, не оглушал, не откидывал назад, как Ригг и Итернир за спиной, просто убивал. Но удивительно было, что страх смерти ничуть не волновал врагов. Послушники в своих белых одеждах, размахивая дубинами, все так же лезли вперед, мешая друг другу.
- Надо уходить, - изловчился выдохнуть Итернир, проводя подсечку.
- А оружие? – ответил Ригг, отводя удар левой и нанося короткий, но убийственно точный, удар правой рукой в основание шеи, - к нему бы?
- Думаю, - получив короткую передышку сказал Итернир, - его тут нет. Это ловушка. Верно, Ланс?
- Оружия здесь нет, - ответил Ланс, ничуть не отвлекаясь от боя.
- Тогда пробиваемся наружу, - предложил Итернир, сам бросаясь на своих противни-ков.
Нападение внесло некоторое замешательство в их ряды, молниеносные движения спутали всю прямоту напора послушников, а потом они вдруг отступили, дружно откатываясь назад.
Вперед со стороны Ланса вышел давешний жрец, Растерри.
- Вы вновь совершили грех! - вскричал он, указывая пальцем, - и теперь мы умрете!!!
- Ну, - мрачно заверил Итернир, - это не так сразу.
- Нет! – блеснули глаза жреца, - оглянитесь!
Послушники с другой стороны коридора окатились назад и вперед вышли двое, тяну-щие за собой упирающегося Кан-Туна, и еще двое, волокущие оглушенного Крына.
- Уходите! – выкрикнул принц, извиваясь в железной хватке, - вы пробьетесь! Нас предали!
- Эй! – спросил Итернир жреца, не обращая внимания на слова принца, - а где маль-чик, где Торок?!
- Здесь, - улыбнулся жрец.
Из-за его спины вышел мальчик. Сделал шаг к опустившим напряженные кулаки спутникам. Его руки были свободны.
- Одумайтесь, - попросил он, - еще не поздно. Они простят вас!
- Вот ты как, - покачал головой Итернир, посылая полный презрения взгляд.
Ригг тяжело вздохнул, только Ланс остался привычно безразличен.
- Гаденыш! – выплюнул Итернир.
- Вы вновь согрешили! – воскликнул жрец, - вновь! Вы будете принесены в жертву!!!
И тогда дружно навалившиеся послушники, которых стало вдруг слишком много, по-валили сначала Итернира, свирепо выкрикивающего проклятия, потом Ригга, потом завалили грудой мертвых тел Ланса.
Их не убили, а потащили, связав, словно бревна. Итернир все так же громко проклинал богов и всех жрецов, вместе взятых. Но победители оставались глухи к брани.
Спутников принесли на окраину поселения, разрезали веревки и бросили вниз, под землю. Решетка из толстых брусьев закрыла маленький кружок неба со звездами, выход из сырой ямы.
- Вы будете принесены в жертву, - донесся голос жреца, - завтра! Вам вернут ваше оружие и сожгут, отправив вас к богам такими, какими вы пришли сюда! Раскайтесь! Отре-китесь от своих грехов, и вы уйдете чистыми!
Потом все стихло.
Торок испуганными глазами смотрел на все, что делали с его спутниками. Видят боги, он не хотел этого. Совсем не к этому стремился, уходя из отцовского дома.
- Простите их, - взмолился он жрецу, который вел его к центру селения, - они... они раскаются!
- Нет, слепому не увидеть света.
- Но если они слепы! - в отчаянии закричал Торок, лицо заблестело от слез, - тогда они не виновны в своем грехе!
- Они сами закрыли свои глаза, - сурово ответил жрец.
Они вышли к центральной площади поселения. Здесь жрец остановился, а послушни-ки с факелами встали кругом, оставляя в центре Торока и жреца.
- Что... – взволнованно спросил мальчик, - что теперь?
- Ты нарушил волю богов, - ровным бесцветным голосом произнес жрец, - ты умрешь.
В руках блеснул широкий жертвенный нож, он шагнул к мальчику.
- Нет! Я же раскаялся, Вы же говорили!!! А-а-а!!!
Но жрец в пылающем кругу света сделал еще один неумолимый шаг, рука метнулась вперед.
- Отдайте его тело огню, - повернулся он спиной к трупу.
И ушел прочь, сопровождаемый двумя безмолвными послушниками.
22
Они оказались в глубокой земляной яме, узкой наверху и расширяющейся книзу. Верх ямы перекрывала решетка из толстых надежных брусьев.
Навалилась усталость и безысходность. Все еще болели руки от пут, после вчерашнего подъема ныли ноги. Казалось, уже не осталось никаких сил.
Только спутники освоились с темнотой ямы, как откуда-то издалека донесся полный отчаяния крик.
- Что это? – испуганно спросил Кан-Тун.
- Кто знает? - пожал плечами Итернир, растирая пальцы.
- Вроде, - предположил Ригг, - это на Торока уж очень похоже.
- Да-а, - протянул Итернир, - видать, его путь уже все.
- Что значит все? – вздрогнул Кан-Тун.
- К богам, наверное, отправили, - мрачно веселился Итернир, - с докладом о проде-ланной работе.
- Но он же предал нас, - удивился Кан-Тун, - и ты говорил что нас... в общем, мы им для... э-э... для развода. На племя то есть. Так, зачем его убивать?
- Ты что, хотел бы, чтобы он остался жив? – изумился Итернир, - вот дожили!
- Нет, - возвращалась к принцу былая уверенность, - я хочу понять.
- А-а, - протянул Итернир, - тогда понятно, если так, то даже конечно. Ну, выходит, я ошибался.
- Что-то ты слишком много ошибался, - упрекнул принц, - и как же ты, позволь узнать, собираешься выбираться отсюда?
- Сейчас узнаем, - обнадежил Итернир, вставая.
- Эй! Наверху! – заорал он, подняв голову, - Я в сортир хочу!!!
- Ты уже в нем, - донесся спокойный и рассудительный голос сверху.
- Ну, и что же ты предложишь нам делать теперь? - гневно спросил принц у Итернира, - мы по твоей милости сидим в этой помойной яме!
- Да не надо так горячиться-то, - посоветовал Итернир.
- Я горячусь, когда мне это угодно! – вскипел Кан-Тун, - и не тебе мне указывать. Если бы не ты, мы бы сейчас были наверху. Надо было всего лишь раскаяться! Но такие, как ты!.. Еретик!!!
- Ага, - подхватил Итернир, - а утром нас бы прирезали как свиней! Как этого маль-чишку!!!
- Собаке собачья смерть!!! - яростно ответил принц, вскочив на ноги.
- Да что же вы?! – возмутился Ригг, - человек же умер. Мы же с ним вместе...
- Пусть он... – упер палец в Итернира принц, задыхаясь от ярости, - пусть...
- Оставь, - послышался голос Ланса, хотя его самого видно не было, - они хотели убить. Все равно.
Принц проглотил подготовленную реплику, Итернир сдержался и теперь, когда смол-ки голоса стало даже как будто темнее.
Они сидели, прислонившись спиной к сырым стенкам подземелья, погруженные в свои мысли. И в темноте и тишине, поглотившей их, все казалось еще более безысходным. Все кончилось. Кончилось Восхождение. Кончилась Лестница. Они дошли дальше, чем дру-гие, но не дошли до конца.
Медленно тянулась ночь. В ожидании утра пытались спать, но тревожное ожидание казни гнало прочь усталость и боль. Было мрачно и тоскливо.
- Ты, Итернир, - попросил Ригг, - спел бы. Уж хорошо у тебя это выходит.
- Спеть? – спросил Итернир, тепло улыбаясь, хотя его улыбку и скрала темнота, - мо-жет, кто против?
Никто не ответил.
- Ладно, - решил Итернир, - Тогда спою. Я слышал давно одну легенду. Говорят, что где-то далеко… Очень далеко. Ночью на небе тоже светит что-то вроде солнца.
Услышав это, Ланс удивленно повел бровью, но смолчал.
- Сам-то я не видел, - сознался Итернир, - но говорят, что эта штука, ее «луной» назы-вают, так вот, что она бледнее солнца, хотя и больше. Свету от нее не много, но больше, чем от звезд. И еще, она, луна эта, каждую ночь разная. Сначала круглая, как солнце, потом ис-тончается с одного боку, и превращается день за днем сначала в полукруг, а потом в серп. И в следующую ночь ее и вовсе нет. Потом появляется тоненьким серпом и снова растет. Пока полный круг не выйдет. А потом снова уменьшается и так все время. Они даже время так ме-ряют. Полную смену луны называют месяцем. И год на месяцы делят. Вот. И они мне легенду рассказывали, откуда она на небе появилась. В общем, я из этого песню сложил.
Помолчав, Итернир обнял руками колени, поднял взгляд к чуть светлому кругу неба над ними и запел.
Шел из города в город он
Она с рынка в деревню брела.
Он среди бескрайних полей
Окунулся в ее глаза.
Еще долго стояли они –
Не могли отвести своих глаз.
Посреди дороги одни,
Во всем мире одни сейчас.
И разжались пальцы руки,
Что корзина для них и для нас?
Оказался в дорожной пыли
Нераспроданный ею запас.
Укатились яблоки прочь,
Не нужны стали ей – не беда.
Позабыв родительский дом
С ним уйдет она навсегда.
Если яблоко ты в пыли
У дороги нежданно найдешь,
Если ты одинок – подними,
Коли с милой вдвоем – обойдешь.
Если ж плод ты смело поднял,
То с избранницей раздели,
И беззвучный тогда грянет гром,
Взвоют ветры в бескрайней степи.
Неразлучны вы станете с ней,
И на вечность обречены,
Вместе будут два сердца петь,
Как у Мастера и Луны.
Он Небесным Мастером был,
Он богам звездным строил дворцы.
Только ночь за весь месяц они
Своей песне были творцы.
В небесах он построил дворец,
Чтобы домом тот стал для нее,
Но уюта в стенах небес
Не бывало, когда он уйдет.
И считала она скорбно дни,
Что осталось ей милого ждать:
Занавеску в широком окне,
Каждый вечер немного сдвигать.
И на небе в месяц лишь раз
Не найдете вы света Луны,
Знайте, с Мастером та сейчас,
Эту ночь разделят они.
И смотря на то, что внизу,
В ожидании милых шагов,
Помогает она молодым,
Свое счастье найти средь цветов.
Лишь одну ночь среди тридцати
Предоставлены сами себе
Те, что счастья безумьем полны,
Те, что яблоки видят в траве.
Если яблоко ты в пыли
У дороги нежданно найдешь,
Если ты одинок – подними,
Если с милой ты – обойдешь.
Он пел все так же, без особых изысков, но ему хотелось верить.
Когда закончил, некоторое время висела тишина. Спутники, полностью поглощенные миром песни, потрясенно молчали, осознавая ее конец.
- Как про себя пел, - прошептал Ригг.
- А? - вынырнул Итернир из забытья песни, - Да. Наверное... Только стихи неважные, жалею. Ну, да и я не Лантир Серебряный.
Вновь повисла тишина, обнимая мохнатой лапой.
- Неужто, - нерешительно спросил Ригг в пустоту, - это все? Может, Лестница и правда здесь кончается?
- Тогда тут боги, - сказал Кан-Тун, уставившись в землю, - а нам к богам и надо.
- А если жрецы... – задумался Итернир, подыскивая слово, - ошибаются? И это конец Лестницы и богов никаких нет?
- Тогда эта... – подал голос Крын, - домой бы...
- Я вот никак не пойму, - задумчиво сказал Ригг, - как же это жрецы ошибаться-то мо-гут?
- Что же, - усмехнулся Итернир, - они, по-твоему, не такие люди, как мы?
- Не такие... – убежденно ответил Ригг, - они же с богами...
- Да что вы все «такие», «не такие» заладили, - возмущенно повысил голос принц, - в один голос все твердят, что бежать надо, а вы про жрецов! Как быть нам? Думайте!
- Раскомандовался, - недовольно проворчал Итернир.
- Сейчас-то что мы можем сделать? - вздохнул Ригг, - утром разве что, тот-то, который жрец у стопы... он же говорил, что оружие дадут.
- Ага, когда нас подпалят, тогда и дадут, вместо дров кинут, - добавил Итернир.
- Не след щас говорить-то, - пробасил Крын, - все одно – не надумаем... завтра, ви-дать... эта... виднее будет.
- Да, - покачал головой Итернир, - это, наверное, самая трезвая мысль и есть на сего-дня.
- Да вы что? – громко изумился принц, - как же? Столько прошли и теперь сдаться? Сложить руки и ждать казни?
- А что делать? – спросил Итернир, тоже повышая голос, - помнишь, тогда, в лесу, когда нас дикари те поймали? Тоже ничего не оставалось делать, кроме как ждать. Только Ригг нас и спас, - углубившись в воспоминания, Итернир расхохотался, - помнишь, как мы с тобой ругались, когда он нас развязывал?
- Да, - ответил принц, неохотно отступая, - помню. Помню, как в замке вас на двор услали, я в бочке мылся, а принцы дружбу предлагали...
- Нам есть, что вспомнить, - кивнул Ригг, - помнишь, Крын, как на скале-то, на уступе посреди Стены сидели?
- А как Крын косил?
- Как за обоз бились?
- И мальчик этот с нами тогда стоял. Кто бы мог подумать...
- Как же это, все-таки, - спросил Ригг, - как же это так можно – предать?
- Видать – обманулся, - пожал плечами Итернир, - а вообще, такое часто бывает. Мо-жет, они ему что-нибудь пообещали, а может, еще как? Из-за государственных интересов часто приходится идти на предательство. Верно, принц?
Кан-Тун не ответил.
- Все равно, - мотал головой Ригг, - никак в толк не возьму, как же так можно?..
Крын, слушая перебор воспоминаний, попытался и сам вспомнить, что же сделал для общего дела. Он уже давно стал считать это Восхождение общим делом. И готов был отдать жизнь за этих людей. Из своего вклада, напрягшись, вспомнил только, как держал мост. Строили все-таки, вместе.
Улыбнулся. Если бы не его сила, не дойти бы сюда. Хотя из-за силы этой проклятой он здесь и оказался. Даже самое далекое воспоминание о детстве было связано с силой. Сей-час ему уже четырнадцать, почти пятнадцать, потому далекое детство помнил мало, одну только картинку.
Он совсем маленький стоит в одной рубашонке до пят посреди двора, а в руке желтый пушистый цыпленок.
- Мама! Мама! Гляди! Какой маленький!
Мать подходит и смотрит на зажатого в кулаке мальчика цыпленка. Охает и качает головой.
- Что же ты, - говорит она, - гляди, он уж мертвый, все нутро наружу. Что же ты сжал-то его так...
- Как же, мама?! Как же?! Он же... Я же только погладить. Мама!..
Проклятие силы преследовало всю жизнь. Только один раз она послужила добру. То-гда, как помнил Крын, из стойла Рушни Корявого сбежал бык. Здоровый, черный, как смоль, в самом соку. Его и держали отдельно, потому как был совсем дурной и рвал других быков и коров. Года два назад это было, как помнилось Крыну. Подросток шел по деревне, а вокруг слышались крики, вопли, и только он безмятежно не придавал им значения. Когда прямо пе-ред ним появился бык, мальчик даже не успел испугаться, просто сунул кулаком прямо в широкий лоб, промеж рогов. Потом все радовались, ходили вокруг, сам старейшина, Нишок Костлявый хвалил.
Но во всех остальных случаях, сила приносила одно несчастие. Он редко думал, и к родителям то и дело приходили жаловаться, кто за поломанную руку сына, кто за задушен-ную скотину, кто за развороченный амбар али плетень. Отец ругал дурнем и нещадно порол.
Так Крын и попал сюда. Деревню давно беспокоила его удаль. Он, хотя никогда не задирал других, и редко понимал, когда задирают его, в играх способен был перегнуть палку по недомыслию. И однажды, когда сошлись стенка на стенку с другой деревней, вышиб из соседского парня дух. Мать долго убивалась над телом. Отец отвел на тризну своего бычка, но старейшины порешили при первом случае отправить увальня из деревни. А к этому году Костлявый и смекнул, как дурню послужить деревне.
Большую часть своей жизни Крын вместе со старшими братьями ходил с отцом на работы. Отец был знатным плотником, и его приглашали и из дальних деревень то мосты ладить, то избы рубить. Однажды даже ставили терем наместнику. Там-то Крын и давал вы-ход силе, попутно трудолюбиво стараясь уяснить уроки отца. Уже пацаном он один поднимал бревна, которые таскали два взрослых мужика. Зато с ремеслом было тяжелее. Вроде все поймет, и, получив лесину, правильно определял волокно и видел, к чему та сама тяготит, но, работая, постоянно делал что-нибудь на свой лад. Отец ругался. Поминал не одно поколение мастеров, которые, знать, не дураки были, что всегда так делали. И порол. Крын сам очень печалился от своей непутевости. Старался делать, как все, но нет-нет, да сбивался.
Еще одно воспоминание почему-то упорно лезло на глаза. Он сам не понимал, почему так цепляется за это воспоминание, упорно гнал его прочь, но оно неизменно возвращалось.
Помнил, как еще маленьким заметил среди поленьев сосновую щепку. И так запала она в душу, так заворожило то, что увидел в глубине дерева, что схватил топор, подвернув-шийся под руку, и где стоял, принялся резать из этой деревяшки то, что в ней видел.
- Папка! – позвал он, когда закончил, просидев над деревяшкой не вставая до заката, - гляди! Папка.
На протянутой руке лежал березовый листок. Точь-в-точь, как с дерева. Крохотные зубчики по краю, рисунок жил с обеих сторон. Нежно и терпеливо выглаженное, отполиро-ванное дерево, тонкое, как настоящий листок словно светилось янтарным светом изнутри.
Тяжелый подзатыльник бросил к земле...
Отец посмотрел сурово.
- Я тебе сколько раз говорил, - пророкотал он, заметив в руке топор, - топором летягу не вырубить!
После чего распоясался и принялся пороть сына. Он говорил, что он плотник и сын будет плотником, и нечего глупостями заниматься. На то других дурней полно. Закончив, грозно пообещал, что, заметив еще раз за таким безобразием, и вовсе прибьет. Сын с ис-кренней старательностью пообещал, что больше не будет. И больше такими делами не зани-мался. А отец еще часто повторял, что топором не вырубить летяги. Хотя, что он называл летягой, Крын так и не понял.
Пока Крын предавался воспоминаниям, спутники коротали ночь за неспешным разго-вором. И разговор то затихал, то вновь вспыхивал, перебирая воспоминания пройденного пути. Так длилась ночь, пока не исчезли звезды на зарешеченном небе, и само оно не стало из темно-синего серым.
Сверху спустили веревку, и подняли их по одному наверх, где уже ждали плотные ря-ды молодых, румяных и одинаковых послушников.
Безмолвно послушники выстроились в два ряда, образуя коридор, по которому и на-правились спутники. Послушники действовали столь слаженно, что казались единым целым, монолитом, отбивающим всякое желание сопротивляться. Напротив, хотелось подчиняться этой силе, слиться с ней, выполнять повеления и желания этого бога.
Так, шагая в ногу, полусотня послушников в белых длинных одеждах, провела их на круглую площадь, которая вся была заполнена людьми. После немноголюдья земель принцев и Ватаги было как-то непривычно смотреть на толпу. Здесь были все. В центре площади воз-вышалась гора дров и хвороста, которую венчал помост с пятью столбами. Будущий костер окружало двойное кольцо жрецов, старших, чем те молодцеватые послушники, которые привели сюда пленников. За ними колыхались ряды жрецов, очевидно, привыкших к более мирным занятиям. А уже за этим кольцом стояли женщины и дети. Все люди были одинако-вы до умопомрачения. Они и стояли одинаково с мрачно осуждающей маской на лицах. Даже дети, как и все взрослые, одетые в длинные белые жреческие одежды, смотрели не по-детски серьезно.
- По-моему, - мрачно заметил Итернир, - кругом многовато зеркал.
Их подвели к помосту, и послушники разошлись, образуя еще одно, внутреннее, кольцо вокруг площади.
- Что-то сейчас будет, - жизнерадостно заявил вполголоса Итернир.
- Молчи, - осек Кан-Тун, - накаркаешь.
- Точно, - согласился Итернир, - а то и правда, людям праздник испорчу.
Вдруг все головы, словно колосья под ветром, повернулись в одну сторону, стройные, идеально ровные ряды разошлись и к помосту вынесли паланкин Великого, сопровождаемый, кроме носильщиков, дюжиной послушников с дубинами и дюжиной жрецов, среди которых был и Растерри.
Все люди, кроме тех, что держали дубины наперевес, не отрывая напряженного взгля-да от пленников, повернулись к Великому и пали на колени, троекратно поклонившись.
- Встаньте, дети мои, - пронесся над толпой сильный и глубокий голос, Великий встал на ноги, но несмотря на малый уже рост, казался на голову выше любого из своего народа, - сегодня мы свершим то, ради чего боги привели нас сюда! Нарушившие волю богов погиб-нут!
Все люди общины жадно ловили каждое слово Великого.
- Возведите их на костер! – приказал Великий, взмахивая рукой.
Тотчас, словно ниоткуда появилось шестеро послушников, несущих лестницу. Ее прислонили к помосту и пленников подтолкнули наверх.
Те поднялись, не сопротивляясь, хотя и без всякой охоты. Правда, Крын наотрез отка-зался идти, но его подхватили на руки и доставили против желания.
- Отдайте им все, с чем они пришли на эту землю! – приказал Великий, и голос с каж-дой фразой, с каждым вздохом благоговейно внимающих каждому слову людей, становился все сильнее.
Появилось пятеро жрецов, несущих дорожные мешки и оружие. Поднявшись на по-мост, они сложили все перед пленниками.
Никто не мешал поднять оружие, и они сделали это, хотя и преследовало постоянное ощущение подвоха.
- Этого Великого надо бы в заложники, - предложил Итернир, - мы, Ланс с тобой, ос-тальные прикроют. Идет?
Вооружившись, встали спина к спине, напряженно глядя на окружавших людей. Итерниру не ответили, молчаливо одобряя его план.
- Смиритесь и раскайтесь в свой смертный час! – возвестил голос Великого, взвиваясь до недоступной человеку звучности и силы, - прощайте!
Перед помостом появился жрец с факелом.
- Ага, - кивнул головой Итернир, сжимая меч, - сейчас смиримся!
И прыгнул с помоста прямо к Великому. Сделав в воздухе эффектное сальто, он упру-го приземлился и приставил меч к узкой груди Великого.
В это самое время Ланс спрыгнув с помоста, появился рядом, одним неуловимым ударом копья заколов послушника, замахнувшегося на Итернира. И угрожая остальным за-мер.
- Назад! – закричал Итернир, - всем назад, а то вашему Великому крышка!
По рядам собравшихся прокатился ропот, метнувшиеся, было, на помощь телохрани-тели откатились назад. Воспользовавшись этим замешательством, успели спуститься вниз и встать рядом с Лансом остальные пленники.
- Вперед! Дети мои! – призвал вдруг голос Великого, - жизнь смертного достойна ис-полнения воли богов!!!
На глазах изумленного Итернира Великий подался всем телом вперед, насаживаясь на меч. Черные глаза его блистали нечеловеческим огнем.
В тот же миг, словно один человек, вся толпа ринулась на них.
И было ясно вставшим спина к спине спутникам, что сейчас будет...
В тесноте нападавшие потеряют стройность рядов, но одинаковые недвижимые маски застывших лиц будут пугать надежней закованной в сталь фаланги. Без колебаний заработает копье Ланса. На белые одежды хлынет кровь.
Все пятеро встанут спина к спине над телом убитого жреца, сражаясь в последний раз.
- Хрен вам, а не Итернира, - пообещает жонглер, уходя от сокрушительных ударов дубин.
Принц с каждым выдохом постарается направить меч в цель, а Крын, покряхтывая от натуги, будет разрубать жрецов вместе с дубинами.
- Умру, а на костер не пойду! – заречется Итернир, - заберем с собой этих святош по-больше, чтоб не скучно было! Им!!!
Уже копье Ланса глубоко засядет в каком-то жреце, что исступленно обняв руками древко, всадил его в себя так глубоко, чтобы не вынуть, и Лансу придется высвободить из ножен широкий меч.
Их окружит вал мертвых тел, копошащийся ранеными и сочащийся кровью, но жрецы будут все прибывать, храня все такое же молчание все с таким же выражением лиц.
Будут уходить силы из рук. Будет не хватать дыхания. Возникнет такое впечатление, будто они сражаются с туманом, сколько ни размахивай руками, он все равно окружает тебя.
Но все равно они будут биться, и биться не каждый только за себя, а и за того, кто стоит рядом. Вот Итернир примет на свой меч удар, предназначенный голове принца, а Ригг всадит нож под ребра замахнувшемуся на Итернира. Вот в молодецком ударе Крын откроет врагу всю правую половину, но противник уже пронзен мечом Кан-Туна. Так сплоченно они еще не бились, даже когда сражались за обоз с лесом.
- Не ссилим, одолеют, - крикнет Ригг, чувствуя, что нож выскальзывает из мокрой от крови руки.
- Прорваться бы надо! – призовет Итернир.
- Вперед! – звонко скомандует Кан-Тун, - Смерти нет!!!
И рванется сам. Вложит все силы в рывок. Его поддержат Крын, словно бык, отбро-сивший врагов. Итернир.
Но, сделав лишь пару шагов, они поймут, что это конец. У Крына выбьют топор, и лишь каким-то чудом удастся пока избегать дубин, хотя его богатырские удары превращая маски лиц врагов в кровавую кашу, ломая кости, будут отбрасывать назад. И спутники уже приготовятся к смерти, ожидая лишь того момента, когда волна тел, живых и мертвых за-хлестнет их, погребая под собой. И та не заставит себя ждать, единым порывом навалятся послушники, погребая под белой грудой и своих и чужих...
Мара...
Молча надвигалась толпа в белых одеждах. И пламенным огнем горели глаза. Больше не было жизни пятерым людям, ставшим спина к спине, не было дальше пути.
- Стойте! Дети мои! – вдруг пронесся над площадью голос Великого, хотя тело его все так же лежало без признаков жизни.
И волна людей послушно встала, словно замерло море. В шаге от своих врагов. Тяже-ло дыша, спутники опустили оружие.
- Эти грешники сами выбрали свою смерть! – продолжал голос, все набирая силу, - Боги сами покарают их!!! Боги накажут за нарушение их покоя!!!
И когда смолк голос Великого, отступили прочь люди в белом. Даже взгляда не уделяя грешникам. Большая часть заспешили по каким-то своим делам. Кто-то стал разбирать не зажженный костер. Кто-то, выстроившись почтительной процессией, забрал тело Великого. И все это в полнейшей тишине.
- Эй! – возмущенно крикнул Итернир, - а убивать нас кто станет?
Но в их сторону никто не посмотрел.
- Так мы что же? – удивился Итернир, - живы и свободны? И не подраться? Ну вот, - хлопнул он по плечу Кан-Туна, отчего тот закачался, - а ты боялась! Даже юбка не помялась!
Ланс молча опустил свое копье. Крын глубоко вздохнул и заткнул за пояс топор.
Ригг оглядел своих спутников, пятно крови в пыли, толпы безразличных людей, слов-но непрожитые жизни, словно не умершие смерти, и сел на землю, обхватив голову.
- Как знать, - сказал Кан-Тун, - может быть, и правда, дальше нас ждет кара богов, и тогда жаль, что нас не убили сегодня.
Уходили с этой площади с подавленным настроением. Тяготило ощущение нереаль-ности происходящего. Даже Ланс непривычно сутулился. Эта площадь, отказав им в смер-ти, заставила, пригибая голову, ждать кары богов.
23
Прошло около трети дня, когда трава стала не такой густой, как прежде, истаяла в чахлые кустики. Земля пошла трещинами, и понемногу ее сменил голый истресканый ка-мень. Еще десяток шагов, и он обрел молочно-белую гладкую поверхность и начал подни-маться ступенями вверх.
- Выходит, - произнес Ригг, глядя на устремленную ввысь Лестницу, - жрецы все-таки ошибались.
Они прошли еще четверть дня, поднимаясь вверх. Ступени становились все уже, хотя и не увеличивали крутизны подъема. Небо над головой закрыло большое клубатое облако.
- Дошли! – радостно воскликнул Крын, - это же!.. Эх!!!
- Облако, как облако, - пожал плечами Итернир, хотя глаза его растянулись в непро-шеной улыбке, - чего дергаться-то.
- Конец, - облегченно вздохнул Ригг, - успел ли?
Принц молча поглядел вверх, глаза загорелись огнем, и он сосредоточенно продолжил подъем.
- А мы не того? –спросил Крын, - не стукнемся?
- Обо что? – уточнил Итернир.
- Ну... – прогудел Крын, - об это... об облако.
Итернир рассмеялся, потом сказал:
- Нет, я бывал в горах. Там, где облака опускаются к скалам. Так облака эти – всего лишь туман.
- А может... – не сдавался Крын, - у вас там какие-то… ну, неправильные облака.
- Сам ты неправильный! Или вы тоже боитесь об облако голову расшибить?
Никто не подал виду, что боится, однако в глубине души, Ригг с принцем все же опа-сались.
Однако когда поднялись повыше, действительно стало заметно, что облако не было твердым. Оно раскинулось над головами косматыми языками тумана, и Лестница исчезала в его глубине.
Спутники обвязались веревкой, и продолжили подъем. Белые клубы окружили со всех сторон. В этих густых серых сумерках терялось ощущение пространства и времени. Мир ка-зался маленьким и тесным. Все что существовало это человек, на узкой ступени и веревка, уходящая вверх и вниз.
Когда вышли из облака, то увидели необычайно глубокое небо. Темно-синее в зените и нежно голубое к горизонту. А спустя еще несколько ступеней их лица тронула кровь захо-дящего солнца, тонущего в пелене облаков.
Ступени Лестницы стали совсем узкими, и продолжали сужаться. Ланс, шедший впе-реди, сделал еще несколько шагов и остановился. Ступень, на которой он стоял, сужалась в узкую молочно-белую нить. Такую тонкую, что казалась прозрачной. Она тянулась над пеле-ной облаков и где-то вдали вновь превращалась в Лестницу. Лучи заходящего солнца играли в перламутровой глубине нити, окрашивая ее в цвета от нежно розового к алому и от утон-ченности и элегантности линий Лестницы, сужавшейся в нить и вновь поднимающейся вверх, захватывало дух.
Лестница была чужда этому миру. Недоступна человеку. И слишком материальна для бога.
- Что там? – спросил Итернир, насладившись панорамой.
- Нешто не видишь? – удивился Ригг.
- Вижу, вижу, это я так, для порядка. Ладно, надо бы мне вперед, мне все-таки жонг-лером бывать приходилось, так что это, видать, по моей части.
Отступив вниз, удалось пропустить его вперед.
Он нерешительно ступил на сужающуюся ступень, опасаясь, что тонкий материал Ле-стницы не выдержит и обломится. Но тот даже не шелохнулся.
Его обвязали веревкой, которую предполагалось протянуть на ту сторону.
- Только вы привязали бы ее лучше к Лестнице, - посоветовал он.
Подумав, действительно пропустили веревку под ступенью и привязали к самой Лест-нице. Отступив вниз, где ступени были не такими узкими, они с ожиданием и надеждой смотрели на Итернира.
- Удачи! – пожелал Ригг.
- С тобой боги! – напутствовал Кан-Тун.
- Ты это... – замялся Крын, - давай... ты ж вон каковский ловкой.
Ланс молча кивнул.
Как и раньше.
Как и всегда.
Прежде чем шагнуть вперед, Итернир еще раз посмотрел на Лестницу. Он уже успел убедиться, что даже каленая сталь не оставляет на гладкой поверхности Лестницы и царапи-ны, но столь тонкая нить вызывала заслуженные опасения. Камень давно бы обломился под ним.
Нить протянулась над пеленой облаков, и казалось, что оступившись, он просто по-грузится в мягкую пену. Казалось, что по облакам можно бесстрашно ходить. И, хотя Итер-нир знал, обманчивость этого впечатления, ощущение не проходило.
Еще раз вздохнув, и, понадеявшись на крепость веревки, Итернир раскинул руки и шагнул вперед. Нить становилась все тоньше, и он с ужасом представлял, как та обломится, не выдержав веса, и он полетит вниз. Как не выдержит веревка, и он будет падать до далекой земли.
Но нить держала. Становясь все тоньше, она даже не прогибалась. Это сильно упро-щает дело, подумалось Итерниру. Незыблемость нити под ногами вселила в уверенность, и он все тверже ставил ногу, все меньше переживая.
Он успел заметить, что конец пути заметно приблизился, как почувствовал, что ногу ставить все больнее. Нить стала столь тонка, что резала ступню даже сквозь толстую кожу подошвы. Итернир поморщился, но, решив терпеть, шел вперед.
А боль все усиливалась. Казалось, что он идет по лезвию ножа, который становится все острее и острее. Стопа не желала становиться на нить, но и стоять на одной ноге было невозможно.
При очередном шаге показалось, что он почувствовал кожей нить под ногами. От не-ожиданности потерял равновесие, замахал руками, пытаясь вернуть все назад, завалился на-бок и рухнул вниз.
Мигом забылось, что он надежно привязан. Сердце прыгнуло в пятки, и, затаив дыха-ние, Итернир смотрел, как приближается туман облаков, превращаясь из мягкой перины в косматые полосы. А полет все длился и длился. Целую вечность он летел сквозь облака. Даже не чувствовал ветра, бьющего в лицо. Краем ускользающего сознания ухватил меркнущий свет в глазах.
Сильный рывок обвязки, чуть не разорвавший пополам, вернул к жизни. Осознав спо-собность видеть, он понял, что висит прямо под пеленой облаков, сильно раскачиваясь. Спиной книзу висит на тоненькой веревке, впившейся в бока.
В стороне утыкалась в пелену облаков лестница, а внизу расстилалась земля. Она ка-залась огромной. Поля, реки, зелень лесов, ничтожность городов. Все было далеким и нере-альным. Края горизонта терялись вдали, лишь солнце виделось непривычно большим.
Но самым необычным было то, что он висел под самым брюхом облаков и совершен-но один.
Один посреди неба.
Его охватила смесь странных чувств. Хотелось плакать и смеяться. Хотелось взмах-нуть руками и взмыть в небо. Хотелось быть богом. И хотелось сжаться в маленький комочек, полный страха и собственной ничтожности.
Нерешительный рывок веревки вывел из этого странного состояния. Немного погодя, спутники вытянули его наверх, но он все еще видел перед собой далекие горизонты.
Придя в себя, вместо ответа на вопросы спутников он снял обувь и показал разрезан-ные, словно ножом подошвы. Хорошо, хоть собственные ноги не пострадали.
Удрученные, они глядели на тонкую нить, отделяющую от небес. Теперь становилось понятно, почему жрецы говорили, что дальше пути нет. Тонкая нить рассечет любого, кто осмелится достичь неба.
- Может, - предложил Ригг, - еще один мост построим?
- Точно, - согласился Итернир, - прогуляемся еще разок перед носом у этих помешан-ных жрецов, подождем, пока тот мост не закончат, сопрем еще лесу у этого атамана всея не-бес. И вообще, по-моему, замечательная идея. А главное, быстро.
- А что ж делать-то? – посмотрел на него Ригг.
- Может быть, - произнес Кан-Тун, - вернемся к жрецам, как-то они же перелетели через ту пропасть. Может быть, и здесь?
- Нет, - покачал головой Ригг, - если бы могли, они бы тут-то не остались бы.
- Но все-таки... – не сдавался принц.
- Надо бы подошву чем-нибудь укрепить, - сказал вдруг Крын, а потом неуверенно добавил, почесав затылок, - наверна...
- Чем? – спросил Итернир.
- Да кто ж его, - искренне пожал плечами Крын, - тем, которое того... ну... выдержит. Може... этим?
Он указал на стальные наручи на предплечьях Ланса.
- Они же, небось, каленые? – спросил он.
Тот расстегнул ремешки и снял доспехи.
Крын осторожно взял их в свои руки, примерился. Повертел так, эдак, но изогнутые желобом стальные пластины мало напоминали подошву ботинка. Крын почесал вихрастый затылок, потом шумно поскреб бок.
- Спину почеши, - посоветовал Итернир, со знанием дела, - говорят, способствует.
Крын никак не отреагировал, хотя остальные и улыбнулись. Затем положил на ступень новый топор, достал из мешка старый топорик, и снова стал примериваться.
Глаза Крына преобразились. Куда-то ушла безмятежность, но они не стали пустыми. Наоборот, загорелись непривычным блеском. Только такие глаза и жили, жили, пока было дело, которое стоило делать. Дело, требующее мастера.
Очень осторожно и мягко он давил пальцами на пластину каленой стали, словно гон-чар, разминающий глину. Постепенно движения стали все увереннее, сильнее. Пальцы по-краснели, и воздух над поверхностью стали поплыл дрожащим маревом, Видно было, что металл нешуточно разогрелся.
Он долго мял и гнул сталь упругих пластин своими могучими ладонями. Потом при-нялся выстукивать по ним обухом одного топора, положив их на обух другого. Все чаще стучал обух, все горячее становился металл.
- Отпустил... – потрясенно выговорил Ланс, но быстро вернул самообладание, - От-пустил закалку.
- Колдун, однако, - шепнул Итернир, - никогда бы не поверил…
Но Крын, увлеченный делом, никак не реагировал.
В конце концов, когда солнце скрылось за горизонтом, окунув мир в безразличные сумерки, поглядев на искалеченный доспех, он заявил:
- Готово... вроде.
Пластины удалось чуть разогнуть, хотя изгиб все же оставался. Он сам прикрепил их ремешками к ботинкам Итернира, выпуклостью вверх.
Итернир неловко переступил, привыкая к необычности постановки стопы, и еще раз проверил надежность узлов веревочной обвязки. Взглянув вперед, вновь поразился, что не оставляет ощущение того, что облака – мягкая перина, хотя он и видел их изнанку.
Сосредоточенно ступил на нить. Идти было теперь неудобно. Чтобы не соскользнула сталь наручей, ступню приходилось ставить прямо, по линии нити, а не чуть наискось, как привык.
«Боги!»: думалось ему: «Только бы не было ветра!». Шагал, следя за каждым шагом. Едва миновав половину пути, он почувствовал, что чуть приноровился к непривычной тех-нике, но, сделав еще несколько шагов, с ужасом увидел, как соскальзывает наруч с левой но-ги, и двумя половинками уносится, сверкая, вниз. Каленую сталь нить разрезала, словно пер-гамент. И еще он понял, что, если не пройдет в этот раз, путь будет завершен здесь.
Обливаясь потом, страшась, что шагнув, его разрежет как эту пластину, сделал шаг. Но обошлось, хотя и закусил губу от боли.
Правый наруч не последовал за своим собратом, и от этого было только хуже. Едкий пот застилал глаза, руки дрожали крупной дрожью, но превозмогая боль, он шагал дальше, хромая. Ступая по-разному правой и левой ногой. Шел остервенело, одурев. Шел потому, что не мог не дойти. Должен был дойти. И когда нога ступила на уже широкую ступень по ту сторону, не сразу осознал, что все позади. И невыносимое наслаждение доставила мысль, что можно поставить рядом две ноги и не размахивать руками.
Заляпав кровью из порезанной ступни белую поверхность ступени, он снял надоевший до одури наруч и привязал веревку к Лестнице, еще достаточно тонкой в этом месте. Привязал, чтобы спутники могли сюда перебраться.
24
Ригг натер рану какой-то мазью, сетуя, что не развести костер, а значит, нельзя зашить рану. Потом присыпал сухими толчеными листьями из аккуратного мешочка и туго перевязал ногу.
Здесь ступени были еще довольно узки, и спутникам пришлось, перекусив солониной, запасенной еще при строительстве моста, и слегка передохнув, отправиться в сгустившейся тьме наверх.
Как и раньше, ступени становились все круче и уже. Трудно было ставить ногу и за-ставлять себя сделать еще шаг. К тому же ледяной пронизывающий ветер бил в лицо, под-талкивая в пропасть.
Они шли всю ночь, уже не чувствуя тяжести ног и крутизны подъема. Шли, просто чтобы не упасть.
Только когда забрезжил рассвет, ступени начали разглаживаться, и повеяло теплом. Успев только заметить, что в этот раз Лестница не превратилась ни в степь, ни в лес, а рас-стелилась вокруг своим белым прозрачным камнем, они провалились в тяжелое забытье.
Опомнились к полудню. От белого камня Лестницы шло приятное тепло. И после ле-дяного ветра и узости ступеней не было лучшего наслаждения, чем лежать спиной на широ-кой поверхности, не заботясь о том, что любое движение может привести к падению.
Белый камень Лестницы, простирающийся вправо и влево, сколько хватало глаз, об-рывался в двух дюжинах шагов впереди. Дальше плескалась вода. Кристально чистая, про-зрачная. И вдали, в тысяче шагов блестел другой молочно белый берег.
- Ничего себе! – воскликнул Итернир, - море на лестнице!
- А что такое море? – тут же спросил Ригг.
- Это... – затруднился Итернир, - когда воды много, совсем много, до горизонта и го-раздо дальше. И вся соленая.
- Кто?
- Вода, - пожал плечами Итернир.
Принц поглядел на Ригга с нескрываемым презрением.
Меж тем Ригг подошел к воде, зачерпнул горсть и осторожно попробовал.
- Не соленая, - недоуменно посмотрел он на Итернира.
- Ну и Ёнк с ней! – махнул рукой тот, - что делать будем?
- Эта... – завозился Крын, - поесть бы... а то ж отощаем.
- Верно подметил, - похвалил Итернир, - не полопавши, как потопаешь?
Развязали мешки, разложили еду.
- Ну, - требовательно оглядел спутников Итернир, - и кто же из нас умеет плавать? И главное, как перебраться остальным?
- А почему плыть? – раздраженно спросил Кан-Тун.
- А ты умеешь летать? – удивился Итернир.
- Зачем, все время ломиться напролом? Вода не может висеть в воздухе. У этой... этого таза должны быть борта. По бортам пройти гораздо проще.
- Лихо, - удивился Итернир, - не ожидал.
- Значит, посмотрим, - кивнул Ригг.
После трапезы пошли вдоль края водоема. Однако через три сотни шагов ступень об-рывалась, открывая взору бескрайние поля облаков под синим небом. Но, что самое главное, края водоема не было. Не без опаски они заглядывали через край, но вода там была так же срезана, как и край Лестницы. Как будто здесь она переставала быть жидкой. Попробовали на ощупь, но рука ощутила все ту же привычную и мокрую податливость. Словно какая-то невидимая тончайшая стена держала воду в границах этого бассейна.
Ожидая такого же результата, дошли до другого края. Та же картина.
- Ну, - повторил Итернир, - и кто же из нас умеет плавать? – и не без улыбки добавил, - И вообще, чем выше мы забираемся, тем больше я убеждаюсь, что надо с собой и кузню таскать и обоз с лесом. Судя по всему, обходы на Лестнице в принципе не были предусмот-рены.
- Не предусмотрены в чем?.. – переспросил Ригг, под шум зачесавшегося Крына.
- Ерунда, - отмахнулся тот, - Идеи-то есть?
- Мешок надуть, - предложил Ланс, - и плыть на нем. Я могу плавать.
- И я могу плавать, - подал голос Ригг.
- Как мешок надуть? – недоуменно спросил принц.
Вместо ответа Ланс вытряхнул из своего кожаного мешка все, что там оставалось, подошел к воде и, надув мешок воздухом туго перевязал. Бросил в воду и тот закачался на мелкой ряби.
- И на этом плыть? – скривился принц.
- Похоже, да, - ответил Итернир, - только вот незадача – мешок-то один.
Решено было переправляться парами. Один пловец и второй на мешке. Потом пловец должен был переправить мешок обратно, и его сменят.
- Кто пойдет первым? – вновь с веселой серьезностью оглядел всех Итернир.
- Я, наверное, смогу, - предложил Ригг.
- Возражения есть? – продолжил Итернир, - возражений нет. Кто в паре?
- Може... – неуверенно прогудел Крын, - эта... ну... я?
- Нет, - вздохнул Итернир, - это же мы с принцем останемся здесь? Так, скорее всего, передеремся. Так что лучше сейчас кому-нибудь из нас. Ты как?
Принц в ответ пожал плечами.
- Ну, - подвел итог Итернир, - тогда боги вам в помощь.
Ригг с принцем разделись. Немногие уцелевшие вещи принца сложили в мешок Ланса, надули. Охотник нырнул в теплую воду, фыркнул. Принц неуверенно погрузился, и, вце-пившись в мешок, закачался на поднятой волне.
- Ну, - ободряюще улыбнулся Ригг, - поплыли.
- Как? – удивился принц.
- Ты ногами-то по воде бей, гляди как я. А руками за мешок держись.
Принц, поднимая тучу брызг, усердно замолотил по воде.
- Нет, - покачал головой охотник, - ты по верху бьешь, а надо в воде. Гляди еще раз.
Принц внимательно посмотрел, как движется в воде Ригг, и предложил.
- А может быть, ты меня толкать будешь? Или тащить?
- Ты что, - воскликнул с берега Итернир, - опять дворцовые капризы?
- Я не приучен болтаться в воде, как грязные рыбаки, - высокомерно заявил принц.
- Ох, ты бедненький, - посочувствовал Итернир, - не приучен. Ну, учись. А то дно-то видать.
В прозрачной воде дно и впрямь было видно. Все тот же молочный камень Лестницы. Оно казалось совсем близким, но на деле глубина превышала два человеческих роста.
- Ты... – начал было гневную тираду принц, но, окунувшись, осекся, - не тебе учить, что мне следует делать и уметь. Ты всего лишь грязный...
Но, качнувшись на волне, хлебнул воды и замолчал.
- Да ладно, - пошел на мировую Итернир, - не умеешь и ладно. Чего же теперь – уто-питься? Хотя и то дело: большому кораблю – большое кораблекрушение!
И, довольный, расхохотался.
Нерешительно шлепая ногами по воде, изредка поддерживаемый двигающимся рядом, словно лягушка, Риггом, принц направился к противоположному берегу.
Итернир пошатался вдоль берега, потом, глядя, как бреется Ланс, и сам поскоблил щетину, но без особого рвения. Потом постелил плащ на камень и лег на спину, глядя в небо. Нога распухла, ныла и не давала спать. Желая отвлечься, Итернир стал смотреть в небо. Здесь оно было очень синее и глубокое. Поистине бездонное. Можно было бесконечно смотреть в это недостижимое небо. Оно успокаивало. И в то же время воплощало бесплод-ность их попыток – сколько бы они не поднимались, небо становилось все выше и недости-жимее. Здесь высоко над землей казалось нелепым, что небесный свод – твердь. Казалось, что это бездонный омут.
Подумалось, что не так часто выпадали в жизни моменты, когда можно было вот так спокойно без суеты, поглядеть в небо, подумать, помечтать. Хотя теперь мечтать уже почти и не о чем. Все мечты выцвели и растерялись. Он даже не мог вспомнить ни одной из них.
Это удручало.
Зато помнил, как давным-давно, далеко-далеко отсюда он был вот так же предостав-лен сам себе. Обычно сидел на краю невысокого яра, возле одинокого дерева. Справа, за ро-щей шумел город, которого уже нет. А перед ним за полями синели горы.
Он любил здесь бывать. Смотреть на птиц, радоваться солнцу и свежему ветру. Любил настолько же, насколько было противно корпеть в отцовой мастерской над скорняжным делом, и насколько противны были запахи отцовского ремесла. Ремесла, которое ему упорно не давалось.
Итернир приподнялся на локтях и поглядел на воду. В сотне шагов от берега видне-лись головы принца и Ригга. Итернир подумал, что лучше бы этому принцу утонуть, как и всей его семейке. Это из-за них. Все из-за них. Он вспомнил, как впервые столкнулся с вой-ной, которую вела его маленькая страна.
- Ирка! Ирка! – громкие возгласы соседского мальчишки разбили уединение на зве-нящие осколки, - там наши воевать пошли! Айда, поглядим!
Итернир ловко подхватился, и они вдвоем побежали к городским воротам.
Народу там было уже много. Женщины, старики, ремесленники, крестьяне. Все вышли провожать княжьи дружины. Толпа выстроилась по обе стороны от дороги, что вела от города вдоль реки к выходу из долины.
- Идут! Идут! – раздались крики.
В городских воротах потемнело, и полились наружу стройные ряды воинов. Они улы-бались, шутили, некоторые, выбегая из строя, целовали девушек. Теперь, вспоминая, Итернир понимал, что они были вооружены куда как плохо, но тогда блестящие копья, круглые шлемы, окованные щиты и сверкающие нашитыми бляхами кожаные куртки, произвели на него неизгладимое впечатление. Вел войско сам князь. Шел пешком, как и воины. Коня вел в поводу проворный грум.
Все мальчишки города тогда завидовали этому груму. Как же! Идет воевать с взрос-лыми! Следом за отцом шел молодой княжич. Улыбался и радовался вместе с остальными. Да и одет был так же, как другие воины. Разве что сталь меча была чуть дороже.
Одеждой отличался лишь сам князь. Надетое поверх кольчуги развевалось на ветру свободное платье цветов княжества – темно синего и темно-коричневого цветов с небесно-голубой каймой.
Весь город ликовал. Воины пойдут, победят врагов и вернутся с победой. Хвала бо-гам!
Но война затянулась.
А город жил привычной жизнью. И над Итерниром нависла угроза, что он все же ста-нет скорняком, как и отец. И вся жизнь пройдет меж шкур и шапок.
Итернир сбежал.
Удрал перед рассветом, захватив с собой лишь круг хлеба, и уже к полудню прибился к труппе жонглеров, дававших представление в соседнем городе.
Глядя на акробатов, заклинателей огня, волшебника, он решил, что это как раз то, что надо. Бродить по свету в кругу друзей.
Когда представление окончилось, и веселый парень начал обходить с шапкой зрите-лей, Итернир выбежал вперед и сказал:
- Возьмите меня с собой, я сбежал из дома!
Парень рассмеялся, но, когда мальчик разломил свой хлеб и протянул половину, улыбнулся и велел лезть в фургон.
И потянулись города и веси. Итернир учился ходить по веревке, жонглировать шарами и булавами, ходить на руках и много еще чему.
- Внимание, внимание! – звенел его голос на улицах и площадях, - честные горожане, и нечестные жулики! Плуты и торговцы! Спешите видеть. Только раз только для вас и всех остальных! Исключительное представление для всех без исключения!!!
Он прославился. Люди приходили посмотреть именно на него. Сначала на юношу, который умел складываться пополам. Потом на человека, который умел плясать на натянутом канате. Потом на человека с тысячью лиц. Его театр одного актера развлекал и просто-людинов и аристократов и собирал полные площади.
Итернир вновь отвлекся от мыслей и поглядел по сторонам. Крын безмятежно спал, гоняя храпом волны по воде. Ланс стирал одежду.
Вот настоящий воин, подумалось Итерниру. Если бы не он... Эх! Если бы среди его народа были такие воины. Если бы сам он был с ними тогда...
Вспомнилось, как он вернулся в родной город. Бродил по улицам, жмурясь от воспо-минаний и солнца. Дойдя до рыночной площади, уже готовился дать представление, но вне-запно народ зашумел, подался в стороны и в центр вышел, пошатываясь от усталости, измо-жденный человек. Его лицо пересекал глубокий шрам, а широкое платье с цветами княжества было изорвано и заляпано грязью. С удивлением и ужасом Итернир узнал в нем молодого княжича.
- Люди! – хриплым, надорванным голосом заговорил он, и вмиг затих гомон, - я го-ворю с вами. С теми, кто кормит эту страну и кем она живет и жива. С теми, кто и есть сама Пирения! Вы, пахари и пастухи. Вы, лесорубы и плотники, строители и гончары, скорняки и медники. На ваших плечах стояла и стоит эта страна. И сейчас я обращаюсь к вам, потому, что не к кому больше обратиться. И потому что вы на этой земле – всё!
Народ заволновался, но не перебил княжича.
- Вы все знаете, - махнул тот рукой и опасно покачнулся, - знаете, что мы сдерживали врага на перевалах. Что он не мог ступить на эту землю. Не мою землю, не моей дружины и не моего покойного отца. Вашу землю! Но он разбил нас! И больше никто не может спасти эту страну, кроме вас. Кроме тех, кем она дышит и кем она крепка. Вы не воины, я это знаю. Но это ваша земля. И теперь только вы можете ее спасти! Вы это и есть эта земля.
Волна негодования пронеслась по толпе. Замелькали длинные горские кинжалы. За-стучали по городу кузни. Кузнецы перековывали косы и вилы на пики и копья. Медники ла-дили нехитрые доспехи. Через три дня из города вышли ополченцы и на каждом перекрестке, в каждом селении вливались в их ряды новые люди. Простые люди. Готовые умереть за свою страну.
- Сынок! – обрадовался отец, когда увидел сына. На его голове сидел неказистый шлем, сбитый из медного таза, - как хорошо, сынок, что ты с нами!
- Ты что отец? – удивился Итернир, глядя на кинжал в почерневших от работы руках отца, - тоже воевать собрался?
- Конечно, - кивнул тот, - конечно, сынок. А как же иначе?
- Ты что отец? Разве ты воин?! Да они вас всех перережут, как свиней!
- Но одного-двух я заберу с собой на тот свет! – загорелся огонь в глазах под седею-щими бровями, - нет им жизни на этой земле!
Итернир всегда с болью вспоминал этот эпизод. Ему было очень стыдно. Потому, что ушел. Посмеялся над пахарями и пастухами, собравшимися под знамена молодого княжича, и ушел.
А когда вернулся, когда вновь вырвался из круговерти представлений, городов и пыльных дорог, родного города уже не было. Были только руины. Омытые дождями, по-росшие травой. В горах еще бился его народ за свободу родной земли, а на равнине стояли войска врага.
Того ухода, тех слов и смеха Итернир себе не простил.
Он видел многие города и народы. Он видел горы и море. Он многое умел. Устал от пыли дорог. Он считал, что всегда жил весело, и выглядел молодо, но теперь, когда на соб-ственной шкуре испытал, где у человека находятся почки и печень, а где сердце, он уже не говорил об этом.
Он всегда утверждал, что доволен своей жизнью, что славно ее прожил. Он всегда го-ворил, что не жалеет о прожитой жизни, и говоря так, приговаривал, что не жалуется на судьбу. Но не мог обмануть даже себя.
Он любил свои сказки. И любил себя в них - всегда молодого и веселого.
Как и все остальные люди, жил своими сказками.
- Послушай, Ригг, - суетливо дергая ногами, окликнул принц, - тебе не кажется, что мы не двигаемся?
- Как же это? – удивился охотник, обернувшись к принцу.
- Мы уже битый час плывем, - раздраженно и с трудом переводя дыхание, сказал Кан-Тун, - а тот берег не приближается!
- То-то и я смотрю, - задумчиво ответил Ригг, перебирая руками в воде, чтобы удер-жаться, - думал – кажется. Ан нет.
- Нет, нет, - передразнил его принц, - что делать?
- Кто его разберет? – дернул головой охотник, - надо бы еще попробовать.
И он, развернувшись, вновь заскользил по воде. Однако они плыли и плыли, а проти-воположный берег и не думал приближаться.
- Гляди! – вдруг окликнул охотника принц, кивая головой вперед.
Прямо перед ними белел тот берег, от которого они отплыли.
- Эка диво! – удивился Ригг, - когда же это нас возвернуло-то?
- Сделай же что-нибудь! – приказал принц, начиная пугаться.
- Что же делать? - вздохнул охотник, ему и самому становилось не по себе, - давайте-ка, светлый принц, попробуем назад вернуться, что ли, там уж и подумаем.
Поплыли вперед. Однако история повторилась с точностью до наоборот. Сначала бе-рег впереди и не думал двигаться с места, а потом вдруг оказалось, что они плывут в прямо противоположную сторону, прочь от своих спутников.
- Диво! – пробормотал Ригг, вновь останавливаясь.
- Сделай же что-нибудь! – голос принца чуть надломился, - я уже начинаю замерзать!
И правда, вода, поначалу казавшаяся довольно теплой, теперь холодила.
- Мы навечно посреди этого проклятого пруда! – в отчаянии воскликнул принц, - Боги! Боги! Помогите!
- Буде вам, принц стонать-то, - попытался, было урезонить охотник, - и не из такой беды выбирались. Давай-ка, попробуем вдоль берега проплыть. Может там по-другому?
Они поплыли, оставляя берег, к которому стремились, по левую руку. Ригг плыл в этот раз настороженно, не опуская головы под воду. Глядел по сторонам. Старался даже не мигать. И берега вели себя спокойно. Но стоило ему моргнуть, и берег с оставленными спут-никами оказался по левую руку.
- Нет, принц, - остановился он, - так не пойдет.
- Я не могу больше! – взмолился тот, отчаянно цепляясь за выскальзывающий мешок, - сил уже нет. Давай поплывем обратно!
- Обратно-то конечно, не штука, - задумчиво ответил Ригг, - да только Вы же видели, что выходит. Может... может поднырнуть? Вы уж здесь обождите, а я попробую...
- А я?! – капризно дернулся Кан-Тун.
- Да только ж погляжу.
Ригг сделал несколько глубоких вдохов, и нырнул. В прозрачной воде Кан-Тун видел, как тот донырнул чуть не до самого дна и поплыл вперед. К противоположному берегу. Но, не отплыв и на пять шагов, начал забирать в сторону. Сделав полный круг, вынырнул прямо перед принцем.
- Это как же? – шумно отфыркиваясь, спросил он.
- Ты кругом проплыл, - ответил принц укоризненно, - давай-ка еще раз. И плыви пря-мо!
- Да нет, - качнул головой охотник, - плыл-то я прямо. Это же наваждение какое-то!
Силы убывали. Не было волн, ветра, течения, но вода казалась все холодней и оба, держась за выскальзывающий мешок, чувствовали, что слабеют.
- Впору глазам не верить! – в сердцах произнес Ригг.
- И не верь! – стуча зубами, посоветовал принц, губы его посинели.
- Легко сказать! Только как же... – задумался Ригг, хотя думать было нелегко, вода тянула на дно, стискивала грудь холодом, - может и правда... надо бы только солнце не упус-тить...
Он отпустил мешок и отплыл чуть в сторону. Закрыв глаза, судорожно шевелил в воде руками.
- Кожей бы солнце почуять, - бормотал он, - и не упустить.
С великим трудом, превозмогая себя, забыл о холоде воды, сводящей ноги, и почув-ствовал, как лучи солнца ласкают теплом правую часть его лица.
- Держитесь, принц, за мной, - сказал он принцу, и поплыл вперед, к блистающему в пяти сотнях шагов впереди берегу, стараясь не окунать голову в воду.
Просвечивающее сквозь веки солнце прыгнуло вдруг на другую сторону, но согретая кожа все еще чувствовала его справа. И не веря своим глазам, Ригг плыл вперед.
- Получается! – донесся радостный вопль принца, - вперед же, ну! Хвала вам, боги!
Ригг открыл глаза лишь в нескольких шагах от берега. Выбрался из воды, помог принцу и с наслаждением растянулся на теплом камне Лестницы.
- Ты что, - удивленно спросил принц, уже одетый, видя, что Ригг подошел к воде, - уже обратно?
- Дак надо же, - пожал тот плечами, - поспешать бы надобно, а то разотдыхаемся. У меня же мама там.
- А ты не думал, - начал принц, но смутился, - чтобы... чтобы нам одним уйти?
- Остальных бросить? – переспросил Ригг, - как же можно? Да и не пройдем, одни-то, мыслю.
И прыгнул в воду.
Принц видел, как тот благополучно добрался до другого берега. Как размахивал ру-ками, объясняя Лансу, как плыть. Но когда Ланс с Итерниром добрались до этого берега, и Ланс вытянул свое подтянутое обнаженное тело на камень, у принца захватило дух. Все тело Ланса было покрыто шрамами. Вот настоящий мужчина, подумалось Кан-Туну, у которого был всего один шрам и тот от падения с лошади в глубоком детстве.
Ланс, перехватив восхищенный взгляд, недовольно буркнул:
- Каждый шрам – пропущенный удар, - развернулся и вновь нырнул.
Сказал очень веско. И поневоле задумавшись, принц почувствовал себя неловко.
- Шрамы красят того, кто их оставляет, - наставительно сказал Итернир.
Потом задумался, глядя на принца, и проговорил, плохо сдерживаясь:
- Героем стать хочешь? – спросил Итернир, садясь перед ним на пятки, - великим го-сударем и полководцем? Шрамам завидуешь?
Принц, не понимая, взглянул на него.
- Мечтаешь, - укоризненно покачал головой Итернир и продолжил, ожесточаясь, - а что война приносит, ты так и не понял? Тебе мало Дня Мертвых, когда погибшие соратники рядом с собой? Ты видел поле боя, покрытое трупами. Ты думаешь, это подвиг?
Принц понимал все меньше.
- Но ты не видел разграбленных и сожженных городов. Не видел женщин, с распоро-тыми животами среди пожарища. Не видел разорванных пополам детей!
В глазах Итернира принц увидел дикие орды солдат, жгущих и грабящих повержен-ный город, услышал плач детей и вопли женщин.
- Но слабый не достоин жить! – воскликнул он.
- Так поется в песнях? – зло спросил Итернир, - да! Я сам пел эти песни. А такие, как ты, их слушали! И мечтали вести войска и покорять народы! И люди погибали! Не воины, а пахари и пастухи! Грязь и смрад, вот что такое война!
Выкрикнув, Итернир прикрыл лицо руками.
Пригладил волосы.
Медленно опустил ладони.
- Откуда ты родом? - тихо спросил принц. Почему-то спорить не хотелось.
- Из Пирении, - ответил Итернир, отворачиваясь.
- Прости, - тихо произнес ошеломленный Кан-Тун, неожиданно для самого себя.
- Что?
- Прости, - повторил принц.
- Что? – посмотрел на него Итернир.
- Прости.
- Ты извиняешься? – удивился Итернир, - извиняешься за своего отца и других прави-телей? Ты Кан-Тун, принц крови, шестой принц четвертого колена просишь прощения?
- Да, - ответил принц, опуская голову, потом встал и, глядя сверху вниз, произнес, - и еще я обещаю, что, если стану я государем, я не буду воевать, чтобы подчинить кого-либо! – перед глазами мелькнул трактирщик Шетен, крестьянин Неуем, воевода Грол, и третий принц Рен-Тун, брат, - и еще я говорю, что никогда не предам свой народ. Правитель нужен, чтобы мог жить народ. Я обещаю...
Итернир встал и, пристально глядя в глаза, взял его за плечи.
- Остановись, - твердо сказал он, глядя старыми глазами, - ты уже пообещал очень много. Ты сильно вырос, мальчик. Лестница делает из тебя мужчину. Если ты сделаешь хотя бы то, что обещал, ты будешь самым лучшим государем. Прости и ты меня за мои резкие слова.
- И ты меня прости, я хотел оставить вас здесь и уйти дальше. Но понял, что не могу.
- А может быть, уже за этими ступенями – боги? - указал Итернир вверх, очень серь-езно глядя на принца.
- Это было бы нечестно. Вы привели меня сюда, и я не могу идти один.
- Странно, - пробормотал потрясенный Итернир, улыбаясь своим мыслям, - принц за-говорил о справедливости. О справедливости для простолюдинов. Раньше ты бы сказал, что это не благородно. Что же ты делаешь с нами, Лестница?! Хотя знаешь, все, что мы прошли как-то настроено на то, чтобы мы шли вместе. Вспомни, мост нам никак не построить в оди-ночку.
- Да и великанов, тех, что в самом начале, - продолжил принц, - никто из нас один бы не победил.
- У тебя открываются глаза, - усмехнулся Итернир, впервые улыбаясь ему добродуш-но, без всякой иронии.
25
Они хорошенько отдохнули, поели. Ригг вновь обработал своими снадобьями рану Итернира, постоянно жалуясь, что нельзя развести костер. Когда солнце уже клонилось к за-кату, зашагали по белым ступеням. Хотя усталость и не советовала этого делать.
Казалось, что конец пути уже близок. Что прошли достаточно испытаний. Ощущение конца пути пьянило и гнало наверх.
Солнце давно покинуло небо, окутывая мир покрывалом тьмы, а они все шли и шли, отрешенно переставляя ноги. Теперь ступени не становились уже и круче. Но поднялся не-выносимый ветер. Он был холоден, словно дыхание смерти. Проникал под летнюю одежду, рвал с плеч плащи.
В конце концов, Крын опустился на ступени и, тяжело дыша парующей грудью, отка-зался идти дальше. На попытки уговоров мотал головой и отбрыкивался. Он горько ревел и жаловался на судьбу. Но именно принцу удалось его поднять и заставить продолжить путь. Дойти до конца. Так было надо.
Они поднимались все выше и выше. Ветер хлестал по щекам, а на ступенях заблестел лед. Приходилось ступать осторожнее, выверять каждый шаг. Но корка льда на белых ступе-нях становилась все толще, и то и дело кто-нибудь оступался. Спасало только то, что все об-вязались веревкой с самого начала подъема.
Наледь все нарастала, и, наконец, ступени лестницы заплыли, сливаясь в бесформен-ную ледяную глыбу. Внизу под лестницей, от этого монолита росли огромные сосульки.
Они остановились и, с трудом балансируя на льду, начали вырубать ступени. Моно-тонно тянулась ночь. Сменяясь, рубили ступени. Даже принц не оказывался от очереди.
Нога Итернира распухла и никак не заживала. Постоянно открывалась кровь. Ригг менял повязку, прикладывал лед, но Итернир по-прежнему дурел от боли.
Медленно, ступень за ступенью, поднимались вверх. На узких, освобожденных ото льда ступенях невозможно было хорошо отдохнуть и каждый с нетерпением ждал своей оче-реди, чтобы двигаясь согреться.
Уже взошло солнце. Не осталось силы в руках. Принц и Ригг не могли работать, со-вершенно обессилев. Только Крын и Ланс упорно вгрызались в лед, разбрасывая в утреннем свете хрустальные брызги осколков.
Взошедшее солнце обмануло. Не растопило лед и не принесло тепла. Они уже реши-ли, что проиграли. Что путь закончен. Уже оставил работу Ланс, и лишь Крын упрямо взма-хивал огромным топором, монотонно и беспощадно. Ничего уже не выражало его лицо, распаренное, и сияющее румянцем, в отличие от посиневших лиц спутников. Но он вырубал очередную ступень, и они с безмолвной покорностью делали шаг за шагом вверх.
Никто сразу не оценил того, что толщина льда пошла на спад. Что вскоре вновь за-сияли нетронутой белизной ступени Лестницы. Просто пошли вперед, ничего не говоря и ни о чем не думая.
Жаркое полуденное солнце припекало. Они сидели тесным кругом возле костра на опушке леса. Лужок перед опушкой через несколько шагов превращался в ступени, уходящие вниз. Справа петляла меж приветливых деревьев тропинка, посыпанная песком.
Вокруг весело щебетали птицы, что, однако не портило аппетита спутников, обедаю-щих пернатым другом человека, неосторожно попавшим под стрелу Ригга.
- Молодец, парень, - хвалил Итернир охотника, - горяченькая, сочная. А то козлятину эту сушеную видеть больше не могу! А тут!
- Да чего уж там, - скромно опускал глаза Ригг, - ясное же дело...
- Нет, нет, - настойчиво мотал головой Итернир, - молодец! Эх! Давно я так не едал. Вот, помнится, в столице обедал я как-то у «Веселой Кошки» вам, светлый принц, не прихо-дилось там бывать?
Принц отрицательно помотал головой и Итернир, прикончив свою порцию, самозаб-венно принялся расписывать особенности кухни знаменитого столичного трактира.
Однако радость была преждевременна, поскольку когда с трапезой было покончено, Ригг взялся за лечение.
Под яростные вопли Итернира дергающегося в твердых руках Ланса и Крына, он прижег рану. Потом долго растирал мазью, сыпал порошком, а под конец приложил разы-сканные в лесу какие-то ему одному известные листья и туго перевязал ногу. Ходить Итернир в итоге не мог.
- Изверги! – грозно возмущался он, но как-то непонятно, то ли шутки шутил, то ли горе горевал, - знаю я вас! Вы это специально. Дойдет только один. Извести меня решили! С молодых юных лет! Враги!
Услышав такое Ригг потрясенно замер.
- Как же можно? – тихо спросил он, - ты что же? Как же можно? Вместе пойдем. Не иначе.
- Погодь, - басовито прогудел вдруг Крын, отстраняя охотника, - не боись. А то ж криком того... изойдешь совсем.
Он пристально впился взглядом в фигуру сидящего Итернира, примериваясь. Глаза загорелись, руки потянулись к топору.
- Эгей! – громче прежнего завопил Итернир, - вы что?! сговорились?! Уберите его! Он же мне сейчас ноги отрубит! Свои ноги, не казенные!
- Правильно, - качнул головой принц, сам еще не понимая, что собрался делать Крын, - по самую шею.
- Нельзя по шею! – закричал Итернир, пытаясь встать, - никак нельзя! И вообще! Это моя сверхзадача издеваться над вами, а не наоборот!
- Не боись, - проворчал Крын, направляясь к опушке, - ногу тебе ладить буду... не ру-бить же... вроде...
Ошарашенные спутники смотрели, как тот, долго ходил между деревьями, легонько трогая их рукой, примерялся. Его глаза утратили прежнее безмятежно-бессмысленное выра-жение, протаяв внутрь глубиной и блеском. Руки зажили своей жизнью, олицетворяя уже не неуклюжую силу, но точность мастерства.
Остановился возле молодого деревца, приноровился, прицелился и одним точным движением срезал его. Сияющий и довольный вернулся к своим спутникам, и лицо лучилось каким-то недоступным знанием и умением.
Руки двигались, постукивая топором, и движения были столь же точны и скупы, как и у Ланса во время боя.
- Вот, - гордо поднял он свое изделие, - готово... вроде.
- И что это такое? – удивленно поднял бровь принц, глядя на кривую толстую палку с обмотанной тряпицей планкой на торце, и ручкой посередке.
- Нога, - уверенно заявил Крын, - только деревянная.
- Ах ты лапоть! – возмутился Итернир, - совсем меня сгубить хочешь? Сам на такой кривульке и ходи!
- Щас покажу, - ничуть не обидевшись, подошел Крын к Итерниру.
Одним движением он вздернул того на ноги, и сунул под мышку со стороны больной ноги свою палку. Так, что обмотанная планка пришлась как раз в пазуху руки.
- Вот, - сказал он, - ты на эту... как есть и опирайся... а на ногу... эту... болезную... не ступай вовсе...
- Ступай, не ступай, - заворчал Итернир, и, опираясь на палку, ухватившись за ручку, попытался сделать шаг.
Когда первое раздражение прошло, он понял, что кривой этот костыль на удивление хорошо пришелся впору. И кривизна была в нужном месте и ручка. И ходить было, если и не привычно, но можно.
- Эдак ты и крылья, наверное, сделать можешь? – ошеломленно спросил Ригг.
- Не... – озадаченно, но совершенно серьезно почесал вихрастый затылок Крын, - не могу... наверно... это же как напиться надо...
Скоро собрав вещи и затоптав костер, двинулись дальше. Ригг великодушно принял мешок Итернира, и тот, старательно поблагодарив, заковылял на своей палке.
Лес вокруг них был чист и светел. Листва бросала узорную зеленую тень на спутни-ков, и солнце весело подмигивало сквозь кроны деревьев. Подлеска практически не было, и идти было легко и приятно. Ригг заворожено глядел по сторонам, вспоминая родные леса, наслаждаясь уютом. Этот лес до боли напоминал светлые леса родины.
Необычно это место было только одним: кроме шелеста листвы не было никаких зву-ков. Даже птицы не пели.
- Это, наверное, специально все! – ворчал Итернир, отвлекая от наслаждения красотой природы, - так все построено, что порядочному человеку поспать некогда. Как подъем, так в ночь все упирается! Уж не помню, когда и спал-то последний раз нормально.
- Погоди, - вдруг легким движением остановил Ригг, настороженно вслушиваясь, - слышите? Птицы.
Все замерли, пытаясь уловить далекие звуки. И сквозь шепот деревьев услышали да-лекие трели. Упоительно и самозабвенно заливался певун. Песня затягивала, словно звучала все громче.
- Ну, птицы, - заворчал все же Итернир, - ну и что? Одну такую все равно уже съели.
- То другая птица. Та не поет, - с легкой грустью ответил Ригг.
- Пора идти, - напомнил принц.
Вновь пошли вперед, хотя и шли гораздо медленнее из-за Итернира. Прекрасно это понимая, с непонятным для себя страхом он ожидал, что ему предложат скоро идти одному. Но Лестница опередила опасения.
Лес расступился небольшой полянкой, и они уже почти ее пересекли, как пронесся над травой полный тоски и отчаяния девичий крик:
- Любый мой!
Ригг резко развернулся и пошатнулся, как от удара.
- Лиса? – потрясенно проговорил он и вдруг закричал, - Лисонька, любая моя!
И бросился навстречу выбежавшей из леса чуть позади них девушке. Только Ланс и Итернир узнали в ней ту, что провожала Ригга в путь. Вечность назад. Вечность вниз.
- Хорошая моя! Как же ты, что же ты?..
- Милый мой, - прятала она лицо на его плече, - любый мой...
- Как же ты так? – обнимал он, - зачем же ты здесь?
Она молча немного отстранилась, не разрывая объятий. Долгим взглядом, дрожащим влагой, посмотрела в глаза. И в ответ задрожал его взгляд. Разрыдавшись, вновь уткнулась в плечо.
- Когда? – теснее сомкнулись его объятья.
- Вчера, - всхлипывала она, - вчера вечером. Вспоминала она тебя... а как забывалась, спрашивала, где ты? Я уж и говорила ей, а потом она вновь забывалась... а вчера... вечером вчера... ох! Что же ты не шел? Я уж глаза-то все проглядела. Я уж и не знала как ты... чуяла только, что живой. Вчера... вчера она вечером... спросила опять, где ты, посмотрела на меня долго так, кротко, аж оторопь взяла. А потом вздохнула и отошла... вечером... как солнце горизонта коснулось. Вечером вчера...
Лицо Ригга переменилось, посерело. Он словно окаменел. Только руки, перебирали пряди ее волос.
- А ты-то как же здесь? – чужим голосом спросил он.
- Ночью. Ночью уже я духу леса помолилась, - сквозь слезы ответила она своим мяг-ким голосом, - богам помолилась, Лестнице самой. А утром в лесу проснулась. Думала – сон. Встала, пошла, гляжу – вы идете. Любый ты мой, - вздохнула она и поцеловала его, пытаясь растопить застывшее лицо.
- Вот, значит как? Вот как, боги. Лестница. Выходит все – зря?
Он повернулся к спутникам, стоявшим чуть поодаль в почтительном молчании, но объятия не разжал.
- Друзья это мои, Лиса. Познакомься. Вон тот дядька суровый – Ланс. Тот парень здо-ровый – Крын. А тот, который в светлом плаще – светлый принц наш, государь будущий, Кан-Тун. А который с клюкой – Итернир, он, правда, иногда злым кажется, но это не со зла вовсе. А это любая моя. Лиса. Окромя ее в моей жизни, почитай, ничего больше и нет.
Остальные спутники молча подошли и положили ему на плечи руки. Даже Итернир ухитрился приковылять. Постояли, склонив голову, и принц оставил привычный презри-тельный изгиб губ.
Словно целую вечность простояли они так. Ригг, обнимающий девушку и окруженный спутниками. А потом он вздохнул и тяжело сказал, словно став взрослее на несколько лет за краткий миг:
- Дальше вам самим идти. Вон у меня какое дело, - в его голосе звучали непривычные скрипучие нотки, - обратно пойду. Вниз. Жизнь жить. А вам... прощайте. Не поминайте лихом. И крепче ступайте.
- Любый, - спросила вдруг Лиса, - а чем же тебе этот лес – не лес. Что нам внизу-то?
Он поглядел в глаза и согласно качнул головой.
- Верно, - скрипнул его новый голос, - птиц я здесь видел, зверя чуял. Проживем. Ну, ступайте, друзья.
Спутники отступили назад. Ригг передал мешок Итернира Крыну.
- Ты того, - замялся тот, - тебе же дом рубить. Так?.. может возьмешь топоришко-то мой старенький?
Порывшись в мешке, вытащил свой прежний топор, выглядевший карликом в срав-нении с новым черненым гигантом.
Ригг сердечно поблагодарил. Итернир весело улыбнулся на прощание, подмигнул Ли-се. Кан-Тун помахал рукой, а Ланс посмотрел цепким и глубоким взглядом.
Спутники развернулись, вошли в лес, а Ригг, долго еще стоял на поляне, глядя им вслед. Потом поцеловал свою милую, и рука об руку они направились в другую сторону.
Шагов через сто лес уже не казался веселым и солнечным. Сгустились тени. Листва деревьев уже не бросала кружевную светло-зеленую тень, но окутывала темно-зеленым по-логом. Прошлогодняя листва, прижатая сырым воздухом, шуршала под ногами. Но в этом лесу не было неприветливой враждебности. Скорее молчаливая грусть. Тоска по прожитому лету. Словно еще чуть-чуть, еще пара шагов, и начнется осень.
Спутники уверенно шли вперед, хотя Итернир, проклиная все на свете, все еще не-ловко ковылял позади.
Вскоре деревья впереди запестрели просветами, и они вышли на окраину огорода. Аккуратные ровные грядки. Крепкие и жизнерадостные побеги. Невдалеке виднелся призе-мистый небольшой дом, из трубы которого тянулся столб дыма.
Вся эта мирная картина, этот неопасный лес, противоречили всему, увиденному ранее на Лестнице. Спутники нерешительно подошли к калитке. За невысоким, но аккуратным плетнем женщина тянула ведро из колодца, обложенного сланцем.
Почувствовав гостей, обернулась, придерживая рукой веревку. Она была немолода, но черты лица еще не утратили красоты. Надежная плотная ткань коричневого платья, чистый передник. Она пристально оглядела спутников, а потом остановила взгляд на Лансе. Долго и протяжно смотрела на него, словно что-то искала в глубине выцветших глаз. И тот не смог отвернуться. От прежнего безразличия не осталось и следа.
Итернир тихонько присвистнул.
- Ну, что стоишь? – заговорила женщина сильным грудным голосом, - помог бы.
Ланс нерешительно взглянул на своих спутников.
- Тебе, говорит, не кому-нибудь, - кивнул Итернир, - давай, ступай. Ждет же человек.
Ланс нерешительно и неловко отворил калитку, прошел по присыпанной песком тро-пинке к колодцу.
- Что нерешительный-то такой? – снова улыбнулась женщина, но без тени издевки, - раньше-то смелее был. Али запамятовал?
Дверь домика распахнулась, на пороге показался босоногий мальчишка лет десяти, пристально посмотрел на идущего к колодцу Ланса и бросился вперед.
- Папка!!! – брызнула влага из глаз, - Папка пришел!!!
Ланс оторопело уставился на мальчика и не шелохнулся, пока тот не повис на шее.
- Ну? - кивнула женщина в ответ на немой вопрос, - твой он, твой. Все правильно.
Ланс неловко прижал к себе мальчика, глаза дрогнули соленой пеленой.
Постояв так, он разлепил непослушные губы и то ли сказал, то ли приказал чужим го-лосом:
- Слезай, пока. Давай матери поможем.
Оставив сияющему мальчику копье, он подошел к колодцу и вытянул ведро наверх.
- Ну, - окончательно и бесповоротно взяла дело в свои руки женщина, - что остано-вился? Бери ведро, да пойдем в дом. И товарищей своих зови.
Ланс поднял ведро жилистой рукой и вопросительно посмотрел на спутников. Крын стоял, разинув рот, так, что не одна стая ворон могла успеть свить там гнезда и вывести птенцов. Принц смотрел с почтительным одобрением, а Итернир, даром, что на одной ноге, веселился вовсю.
- Нет, - качнул головой принц, - спасибо, хозяйка. Нам надо идти дальше.
- Точно, - звонко поддержал Итернир, - мы еще вчера основательно позавтракали. Так ты, Ланс, остаешься?
Ланс одурело поглядел, неопределенно кивнул.
- Вы заходите на обратном пути, - тихо сказал он, полностью утратив былую уверен-ность, - и удачи.
- Тебе удачи! – радостно махнул рукой Итернир.
Принц учтиво склонил голову для Ланса, отдельно – женщине. Крын промычал что-то неопределенное и помахал рукой.
Домик на опушке остался позади.
- Может быть, и правда Лестница исполняет желания? – весело спросил Итернир, - как мыслишь, принц?
- Странно все это, - пожал плечами тот.
- Чего странного-то? – удивился Итернир.
- Быстро как-то все. И слишком просто. Шаг – и нас четверо, другой – и нас трое. А дальше?
- Что, - усмехнулся Итернир, - не так все это себе представлял?
- Да, - просто сказал тот, - не так. И разве может быть исполнением желаний, что у Ригга умерла мать?
- Почему нет? – пожал плечами Итернир, - все мы смертны. Рано или поздно это бы случилось. А он, наверняка, мечтал жизнь с этой девицей прожить. Вот и случилось все, как он хотел. Только они одни. В целом мире. Ну, как? А Ланс? Налицо исполнение самого за-ветного желания. Он, наверное, и сам не признавался себе, что именно этого хочет. А ты-то сам, чего желаешь?
Принц задумался, пожал плечами.
- Не по-людски... эта... в общем, - прогудел вдруг Крын.
- Что не по-людски? – дернул бровью Итернир.
- Ну... шли вместе же... и вот... и все... быстро... и не попрощались толком...
- Быстро, - кивнул, соглашаясь, Итернир, - не по-людски. Ну, принц, чего же ты желал бы?
- Не знаю, - ровным и неспешным голосом ответил тот, - а ты?
- А что мне надо, по большому счету? – громко, на весь лес спросил Итернир, - полный кубок и красивую девушку на коленях! Хей! Слышите меня, боги?!
- Лес меняется, - неожиданно тихо ответил принц.
А лес действительно менялся. Сначала совсем исчез подлесок. Это было непривычно. Такой лес сильно напоминал парк. И он, лес, становился с каждым шагом все более и более ухоженным. Деревья не толпились, как в настоящем лесу, а соблюдали положенное расстоя-ние. Стало светлее, лучи солнца все чаще пробивались вниз. Под ногами зашуршал густой ковер сухих листьев. Идти стало легко и приятно. И необычно. Даже Итернир приосанился.
А потом лес раскинулся садом. Шелестела мод ногами мягкая ровная трава, манили спелыми плодами деревья, весело пели птицы. Мир кругом искрил, пел и переливался сол-нечными лучами.
Спутники вышли на мощеную белым камнем дорожку, одну из тех, что во множестве петляли между деревьями и увитыми ажурными беседками. Крын вскоре жизнерадостно за-хрустел сорванным яблоком, предварительно потерев им о рубаху. И ничего с ним не случи-лось. Не растаял сад вокруг них, не выросли у него уши, как в сказке про Долговязого На-слада и волшебные вишни.
А вскоре мелькнул за поворотом дворец. Мелькнул, а потом во всей красе предстал перед изумленным взором. Таких точеных форм и изящных линий, такого белого камня не было и не могло быть на земле. Захватывало дух от нечеловеческой красоты, от тонких ба-шенок, высоких окон и глазам было больно от сверкания белоснежного камня.
А с высокого крыльца, по широким ступеням спускались навстречу девушки, красота и привлекательность которых затмевала сияние дворца.
Сад жил своей жизнью. Волшебный сад, который обходился без садовников. Пели птицы, цвели цветы и наливались соком румяные плоды.
Принц не понимал, что делает здесь. Один среди безмолвных деревьев. Он не пони-мал, что томило в объятьях небесных дев, в которых безмятежно тонул Крын, и с радостным исступлением захлебывался Итернир. Они действительно были восхитительны. Безудержно красивы. Божественно привлекательны. Когда он видел одну из них, ноги сами несли к ней, а разум закатывал глаза.
И они были разные. Мягкие и податливые, холодные и неприступные. Темные и свет-лые. Невинные и опытные. На любой вкус. И в любом количестве. Они исполняли желания. Они сами были потаенным желанием.
Так что же тянуло прочь? Почему на третий день он почувствовал, что не может быть среди них? Среди великолепия дворца и захватывающих дух яств. Того, что дарило блажен-ство. Вечное и вечно новое блаженство. Вечность вечностей небес.
Лестница здесь заканчивалась. И не было богов. Не было последней схватки. Не было благословения. Но лишь исполнение желаний.
Принц это понял к концу первого дня. Ригг получил то, о чем мечтал – рай с милой в шалаше. Принц понимал, что такой рай – не для него. Но о чем еще мог мечтать простой охотник, не помнящий отцов даже до пятого колена?
Ланс остался с женой и сыном. Принц не знал, об этом ли мечтал потухший воин. Но о чем же еще мог мечтать усталый ветеран?
А оставшимся достались лучшие из небесных дев. Так чего же не хватает ему, Кан-Туну?
Боги, незримо шедшие рядом во время всего Восхождения, даровали им небо. Так кто он такой, чтобы думать за них, чтобы перечить их воле и капризно выбирать? Кто он? Принц далекого государства смертных? Государь, пришедший за подтверждением права? Кто?
Погруженный в свои мысли, Кан-Тун ухватил яблоко и, под напором неожиданно проснувшегося аппетита с хрустом откусил изрядный кусок. Но, все так же мучимый вопро-сом, не чувствовал в своих руках яблока, не чувствовал сладкого сока, заполнившего рот. Он спрашивал.
Дерзновенно спрашивал богов, зачем все это. Быть может, Дворец – лишь проверка? Но он ходил дальше, и видел обрыв и далекую землю смертных внизу. Лестница кончалась здесь.
Рассеянно он срывал плод за плодом и все так же не чувствовал вкуса.
И лишь когда случайно выронил очередной плод и, пытаясь его отыскать, огляделся, он понял, что после дюжины яблок голоден как раньше. Словно и не ел вовсе. Накатило странное ощущение иллюзорности происходящего. Внимательно осмотрел сад вокруг и за-метил, что, чем пристальнее смотрит, тем более зыбкой становится картина вокруг.
Он усомнился в существовании сада, и тот поплыл, задрожал радужным маревом.
Отчаянным усилием Кан-Тун попытался увидеть, что же стояло за садом. В колыхав-шемся маревом саду замелькали мшистые ветви, воздух стал сырым и тяжелым.
Последним усилием принц стряхнул наваждение и понял, что стоит в дремучем лесу. Извалянный в грязи, в изорванной одежде, снедаемый голодом и жаждой.
В самом страшном сне принц не мог себе представить такого дикого леса. Замшелые ветви деревьев, гниющих заживо. Толстый слой мха, покрывающего упавшие стволы. Ни единого просвета между тесно переплетенными ветвями. Ни единого лучика сверху. Могу-чие, вознесшиеся в серую высь вековые ели.
Принцу стало страшно. Он не мог не то, чтобы представить себе, как выбраться из бу-релома, но даже и как попал сюда.
Выхода не было.
Он закрыл глаза и расслабился.
И услышал далекое пение птиц. Радужных красивых птиц. Которые никак не могут жить в нечеловеческом лесу, отрицающем жизнь. Которые должны вить гнезда лишь вот в таком прекрасном саду, среди ярко зеленой травы и вечно спелых плодов. В саду с ровно подстриженными газонами и аккуратной дорожкой под ногами.
Когда открыл глаза, он стоял в саду на дорожке, уводящей ко дворцу небесной красо-ты.
Отдавшись на волю наваждению, он позволил привести себя в палаты дворца, и лишь найдя в трапезной зале вальяжно развалившегося Итернира, окруженного красавицами раз-ной степени обнаженности, и одуревшего от еды Крына, Кан-Тун отчаянным напряжением воли стряхнул настойчивый морок.
Они были на крохотной полянке все в том же варварском лесу. Отощавший и осу-нувшийся Крын, шлепая губами, пускал пузыри со сноровкой идиота-мастера. Грязный Итернир развалился на полусгнившей коряге. Повязка размоталась с ноги, и рана исходила черным гноем.
Они шли по небесному саду прочь от великолепия дворца. Кругом царил покой и безмятежность. Никто не спешил их задерживать. Не стучали за спиной копыта погони, не было слышно проклятий в спину. Но нет-нет, да мелькнет меж деревьев тонкий стан, и Итернир тоскливым волчьим взглядом проводит его.
- А почему, собственно, я должен уходить? - не выдержал он, в конце концов.
- Пойдем, - даже не оглянулся принц, продолжая путь, - это все не настоящее. Ты же видел.
- Ну и что? – остановился Итернир, - мне нравится этот сад, и эти женщины!
- Это иллюзия, - спокойно сказал Кан-Тун, останавливаясь.
- Мы все живем иллюзиями, и, выбирая из них, я хочу эту!
- Но ты же того... – озадаченно посмотрел Крын, - помрешь же... от голода...
- Зато я умру счастливым!
- Это счастье? – очень серьезно спросил Кан-Тун, - это лишь призрак счастья.
- Ну, зачем я вам? – сопротивлялся Итернир, - зачем я тебе? Оставьте меня и идите дальше!
- Это же еще одна ступень Лестницы! – вскричал, не сдержавшись, принц, - Лестница идет дальше! Если бы мы оставили хотя бы кого-нибудь внизу, разве смогли бы подняться сюда?!
- А может теперь все будет по-другому? – упорствовал Итернир, - может все-таки дойдет лишь один?! В конце концов, вы же заберете с собой Ланса и Ригга!
- Знаешь, - вдруг спокойно и с легкой грустью ответил Кан-Тун, - я, наверное, боюсь, что если ты останешься здесь, то с нами не пойдут и Ланс и Ригг. А надо идти дальше.
- А зачем? – вдруг так же спокойно спросил Итернир, - зачем тебе так нужно наверх? Посмотри, ведь все вокруг – иллюзия.
- Не знаю. Уже давно – не знаю. Раньше знал. Внизу. Но надо дойти. Обязательно. И может быть, поднявшись над этой ступенью, мы оставим иллюзии за спиной.
- Хей! – подпрыгнул и хлопнул в ладоши Итернир, и в голосе его была радость, - раньше я учил тебя жизни, теперь – наоборот. Мне это нравится! Пойдем, я хочу посмотреть, что там выше! Пойдем, будущий государь, сильный и справедливый, - он обнял принца, - пойдем, бывший пахарь, а теперь герой, - обнял другой рукой Крына, - Хей, небеса! Мы дой-дем! Вместе!
Ланс колол дрова. Мечом. Очевидное неудобство и нелепость этого способа нисколь-ко его не смущала. Обнаженный по пояс, с выражением полнейшего безразличия на лице ставил на чурбан очередное полено, размахивался без тени той широты, что была так харак-терна для Крына, коротко бил. Потом снова ставил полено. Раз за разом. Не меняя выражения лица.
Спутники довольно долго стояли у калитки, опершись на ограду, не решаясь прервать увлеченного работой воина. Когда поленья закончились, он выпрямился, огляделся.
- А-а! – обрадовано протянул он, заметив своих бывших спутников, - это вы! Родная! – позвал, повысив голос, но в этом сильном, хотя и хриплом, голосе не было уже слышно прежней стали, - гости к нам. Стол готовь! Да вы проходите, в дом проходите. Нет в ногах правды. Ведь так говорят? Посидим. Выпьем, - подмигнул он, снизив голос на последнем слове, - у меня припасено...
Он смотрел на гостей, и глаза тлели чуть грустной, но спокойной, теплотой и заботой. И пелена забот радушного хозяина была еще крепче и надежнее, чем прежняя броня вы-цветшего безразличия. И лишь в самой глубине, подо льдом тепла и ласки втайне от хозяина полыхнул огонь, и что-то зашевелилось, заставляя излишне твердо сжимать пальцы на эфесе меча. Сжимать совсем не так, как удобно для рубки дров. Иначе. Как раньше.
Вокруг шумел жизнью радостный лес. Ушла назад осенняя пора, в которой стоял дом Ланса. И спутники приближались к изумрудным летним дубравам, в которых попрощались с Риггом.
Идти иллюзией было противно, но иначе не было никакой возможности. Все снаря-жение и все припасы пропали. Их мучили голод и жажда, а здесь, в иллюзии, они были вечно сыты. Итернир не мог идти со своей распухшей ногой, а здесь он мог шагать без костыля, который был также потерян. Все вещи, даже плащи Итернира и Кан-Туна были оставлены где-то во дворце и их было уже не найти ни в иллюзии, ни даже в реальном мире.
В иллюзии они могли хотя бы идти.
Надеяться найти Ригга. Именно надеяться. Потому, что рассчитывать на это нельзя. Потому, что Ланс остался позади, колоть дрова для жены и сына.
С трудом нашли поляну, где простились с Риггом. Повертелись, пытаясь понять, куда идти дальше, и не придумали ничего лучшего кроме как кричать на весь лес, отчаянно пыта-ясь дозваться.
- Тут я, тут, - добро улыбнулся Ригг, скоро выйдя из тени деревьев, - и не стоило так уж шуметь, лесную тварь пугать...
Ригг вел своих друзей к шалашу, который выстроил для них с любой. И думал. Принц говорит, что все кругом мара. Может быть. Ему виднее. Все-таки сын государя и сам буду-щий государь. Ему виднее. Значит все это – трава, цветы, запахи леса, которые он отличил бы от сотен других, тропинка, по которой прошел бы и с закрытыми глазами, любая его, все это неправда. Наверное. Если принц так говорит, значит – это так и есть.
Но что тогда правда? Дремучий лес? Задранный в лесу отец? Он помнил, как столк-нулся с этим. Много лет назад. Семь. Маленьким мальчиком, которого еще не допускали до охоты, который мог лишь собирать общине ягоды или лазать по гнездам, набрел на тело от-ца. Четыре дня минуло с того, как тот ушел на долгую охоту. Охотники уходили и на боль-ший срок. Никто не волновался.
Но теперь перед сыном лежало изъеденное муравьями и птицами тело отца. Рваные клочья вместо лица. Черная рана вместо груди. И смрад. Маленький мальчик помнил отца другим.
Отец это большой и сильный человек, который приходит из долгой охоты и приносит много вкусного мяса. Это обросший за время в лесу колючей щетиной человек. Добрый и щедрый. Когда он приходит, дома крепко пахнет потом, но это запах охоты.
Маленький мальчик не испугался. Понял, то, что лежит перед ним – уже не отец. Отца забрал лес. И это не страшно. Все уходят в лес. Это грустно и тяжело, но все уходят в лес. Только лес может забрать жизнь, данную им самим. Никто кроме. Это закон. Это грустно и тяжело и из непослушных глаз сочатся соленые слезы, а грудь рвется всхлипами. Но это за-кон.
Мальчик вернулся в общину и все рассказал. Мама не стала называть имя нового му-жа. Сначала ее лицо состарилось на много-много лет, а потом она сказала, что никто не должен ей предлагать стать женой. И долго-долго плакала.
Тогда мальчик стал старшим мужчиной в доме. Ну и что, что единственным, зато он мог теперь ходить на охоту. Со всеми и один. И как мужчина, мог теперь сидеть у охотничь-его костра, и слушать разговоры старших и умелых. И он сидел и слушал. И ходил на охоту. В свои одиннадцать лет.
В селении начались разговоры, что малой Ригг растет диким. И не выходит из леса. И что лес может забрать его раньше срока. Сначала, слыша такие слова, Ригг опасался этого, потом – уважительно выслушивал, а потом – смеялся. И мать видела, что мальчик растет.
Отца задрал Хозяин. И мальчик должен был его найти.
Среди охотников бытует поверье, что на Хозяина нельзя выходить с ножом, заточен-ным с одной стороны. Рассердившись, он просто вырвет нож из рук. Надо идти с двухсто-ронним клинком и тогда Хозяин, чтобы не порезать лапы, не тронет нож.
Мальчик слышал это. Но не думал, что это так. Он рос немногословным и никому не стал рассказывать, что все ошибались. А бурая масса, поросшая жестким густым мехом, уже никому ничего не могла рассказать.
А мальчик так и не узнал, вырос ли он.
Так и не узнал, легче ли отцу оттого, что сын с закрытыми глазами мог пройти по ле-су, и на обратном пути ступать по своим же следам, так и не открывая глаз. Оттого, что мальчику с ножом был не страшен и сам Хозяин. Оттого, что мальчик на слух влет бил в ле-тящую птицу из тяжелого отцовского лука...
Они пришли. Ригг гордо показал шалаш, выстроенный собственными руками. Шалаш, в котором им было так хорошо. Им, с Лисой. С любой.
И он не слышал, как хмыкнул Итернир, как скривил губы принц, глядя на корявое строение, сквозь крышу которого не раз заглядывали любопытные птицы. Хорошо, не было в мороке дождя.
Лисы не было дома. Скорее всего, подумалось Риггу, ушла по ягоды, или на ручей. Если по ягоды, то скоро вернется. А если на ручей, то неплохо было бы к ней присоединить-ся. Может быть, она даже будет ждать там. Но он не может идти, и она поймет. Она такая.
Прикрыл глаза и увидел изумрудную тень листвы. Легкий ветерок чуть слышно шеле-стел в вершинах, звенел солнечными лучами. А прямо перед Риггом на острие его стрелы склонил голову к сочной траве великолепный олень. Огромный. Его одного хватило бы се-лению дня на три. А может, и на пять. Если не на всю неделю.
Он отвел руку со стрелой назад, пока тетива не коснулась уха.
- Нет! – вскрикнула вдруг листва.
Олень поднял голову, оглянулся и прянул в чащу.
Ригг огляделся. Он вышел на оленя по запаху. Против ветра. И тот не мог почуять. Никак. Никто в лесу не мог ходить тише, чем он, так кто же все-таки подошел к нему так, что тот и не заметил?
Ветви кустов впереди раздвинулись, не проронив ни звука, и к нему вышла девушка...
Он стоял перед своим шалашом с закрытыми глазами. Принц что-то объяснял, Итер-нир веселился, а Крын иногда шумно чесался, но охотник не слышал их.
Он слышал ее смех, он часто был неловок. И купался в ее глазах, старался не упускать краткого мига. Он любовался ее походкой, от которой, казалось, не пригибалась трава. Ми-лая. Любая.
- Любый мой! – звенел в ушах крик, а над грудью хрипел, беснуясь, раненый вепрь.
Он ни о чем уже не думал, но ощутив в своей ладони вложенный милой рукой нож, чудом сумел извернуться, оказавшись на загривке зверя, и, поливая все кругом своей кровью, всадить полотно под лопатку...
Они говорят, что она – неправда. Но что же тогда правда? Дикий черный лес? Или то, что далеко внизу. Или теперь не внизу? И, если это неправда, то мать еще жива?
- Кто эти люди? – прервал мысли тихий голос.
Она стояла рядом, подойдя своим легким шагом, и заглядывала в глаза.
- Ну, что ты? – мягко удивился он и взял ее руки в свои, - ты же их знаешь.
- Что им надо? – настойчиво спросила она, пугая дрожью в глубине глаз.
- Они пришли за мной, говорят, что все это – неправда.
- И ты им веришь? – оказалась она близко-близко, - это неправда?
И коснулась его губ своими. И закружилась вокруг ажурная тень листвы, а деревья склонились, закрывая их своим шепотом.
- Да, - отшагнул он, к потрясенным взглядам друзей, - неправда...
- Нет! – истошно закричала она.
- Да, - склонил он голову и почувствовал, как оборвалось что-то внутри, - да.
Он сделал еще шаг назад. Мир вокруг колыхался дымным маревом, и лишь ее фигура была реальна и незыблема.
- Нет!!! – бросилась она в ноги.
- Нет!!! – полила она их слезами, - не уходи!!! Я сделаю все!!!
Он еще раз шагнул назад, выскальзывая.
- Нет! – истошно, с надрывом крикнула она.
Он повернулся и зашагал прочь. Все обман. Лиса другая.
- Она все равно умрет!!! – бросила чужая в спину, - Слышишь?!! Все равно!!!
Сначала он накормил и напоил их. В этом диком лесу нашел птиц и ручей. Разжег костер, и они согрелись. Согрелись по-настоящему. Сейчас не было шансов дойти. Они по-теряли свои вещи и припасы, сохранив лишь оружие. Два меча, топор, лук и нож. Но они были вместе.
Ригг вновь занялся ногой Итернира. Промыл, хотя тот выл от боли. И прижег, хотя тот кричал, так, что расступались деревья. Потом присыпал рану порошком трав и втер какую-то мазь, приговаривая наговор. И боль отступила. Теперь Итернир сидел, положив рядом вновь сработанный Крыном костыль.
Трещали ветки в костре, бросая в ночь неба дымные искры. Плясало отблесками пла-мя на лицах. Принц поддался забытью истощения, едва коснулся земли, провалился в безмя-тежный сон Крын. И теперь широко лежал, разбросав могучие исцарапанные руки в рукавах изорванной рубахи.
- Может быть, она права? – спросил у огня Ригг.
- Может быть, - качнул головой Итернир, ответив пламени костра, - но все мы когда-нибудь умрем. Что с этим поделать?
- Но тогда, может быть, она права? – еще раз спросил Ригг, - и ничто не стоит сил?
Итернир молчал.
- Скажи, - просил Ригг, было грустно смотреть, как огонь гложет обугленные ветки, - может, не стоит идти вверх? Зачем?
- Зачем же все это? – продолжал он, так и не услышав ответа Итернира, - вернуться. Проводить маму... встретить старость? Почему же ты молчишь?.. Может быть, все зря?
- Нет, - тяжело качнул головой Итернир, - она не права...
Потом заснул и он, а Ригг все сидел у костра и глядел в огонь. И когда на границе света и тьмы выросла молчаливо-безразличная изможденная голодом и жаждой фигура Лан-са, он не удивился, поскольку услышал его гораздо раньше. И знал, что воин сознательно предупреждает. Просит разрешения подойти. Ригг только поднял от огня глаза и долгим взором погрузился в безразличие глаз ветерана. Они ничего не сказали друг другу. Ланс по-дошел и сел к огню, все так же сжимая в руках копье.
А Ригг спокойно уснул. И на утро, в ответ на удивленный восклицание Итернира, об-наружившего рядом Ланса, Ригг ответил за него:
- Воин не может умереть во сне.
- Странно, - пожал плечами принц, - я думал, он далек от таких предрассудков.
- Иногда они возвращаются, - ответил Итернир.
25,5
Огромный пустой зал. Высокие стрельчатые окна. В торцевой части зала невысокий помост. Прямо на досках помоста играет маленький мальчик. Новой игрушкой. Ползает по полу, тихо что-то себе бормочет под нос. Маленький плащик до пояса густо-зеленого цвета спутывает движения.
Это интересная игрушка. Если смотреть снизу, то она – тоненькая лестница, длинная-длинная. А если смотреть сверху, то она – большие площадки соединенные тоненькой нитью лесенки. На площадках растут маленькие трава, деревья. А еще если положить ладошку на площадку, то можно почувствовать, что она теплая. Маленькая забавная лесенка.
- А настоящая она какая? - звонко зовет он человека, сидящего подле на краю помоста.
Человек закутан до пят в плотный плащ, цвета ночи, густые волосы, спускающиеся до плеч, схвачены серебряным обручем, такой же обруч, но гораздо тоньше красуется среди вы-бившихся прядей мальчика.
- Такая же, как и эта, - улыбается человек.
- А она где?
- Ты узнаешь. Если захочешь узнать.
- У тебя все ответы, какие-то неправильные. Ты не хочешь отвечать? Почему ты не отвечаешь?
- Потому что большинство вопросов пустые…
- Почему?
- …как и большинство ответов, - растворяется голос человека в тишине зала.
- Скажи, братик, - не унимается мальчик - а зачем ты их делаешь?
- Игрушки? – поднимает бровь человек, нежно и ласково.
- Ага, - кивает мальчик, - всякие эти забавные игрушки. Они зачем?
Человек задумчиво глядит перед собой.
- Братья говорят все это для смертных, а раз так, то – зря, - звенит голос мальчика, - зачем? Скажи. Смертные они же все равно смертные. Ведь так? Только не говори непонятно!
- Я хочу, - тяжело отвечает в пустоту человек, - чтобы они поняли.
- Что? – перебирается мальчик к нему на колени, - что поняли?
- Хоть что-нибудь поняли, - грустно и тихо отвечает человек.
Мальчик затихает, устраиваясь поудобнее. Взор человека затуманен раздумьями.
- Ну, - стряхивает он тяжелую пелену, веселея, - как там Герка?
- Герка женится к четвертому дню, - вздыхает мальчик, - ему можно – он уже большой. Мы теперь постоянно на полигонах. Я сегодня играл в Синем мире, мы всегда там вместе, я нашел, что, если долго идти в Жарком мире к солнцу, то попадешь в Синий. Но он так и не пришел.
- Он смертен, - спокойно отвечает человек.
- Но почему я еще не вырос? – почти вскрикивает мальчик, - сколько я еще буду ма-леньким?
- Долго... – пристально смотрит в глаза человек и на дне его темно-синих, почти чер-ных глаз блестит радость, - еще долго, но это хорошо. Очень хорошо, что ты взрослеешь дольше смертных и дольше своих братьев.
- Почему? – удивлением и обидой горят серо-зеленые глаза мальчика.
- Ты дольше будешь видеть... - отвечает человек и в зале снова становится пусто и одиноко.
Мальчик немного сидит, думает, наморщив лоб, вслушивается в пыльную тишину, потом взмахивает рукой и снова начинает играть. Один.
26
Земля осталась внизу в разрывах облаков. Облаков, ставших далекими. Сквозь беле-сую пелену была видна далекая земля. Она уже не просто отдалилась, она выгибалась краем горизонта вверх, словно огромная чаша. И все внизу стало совсем незначительным и нере-альным. Лишь грязно-светлое пятно столицы еще можно было отыскать далеко внизу, ос-тальные же селения растворились среди горошин лесов и полей.
Остались внизу и три дня, проведенные в диком лесу, чтобы восстановить силы, отня-тые иллюзией. Нога Итернира пошла на поправку. Ригг каждый день подолгу возился с ней, и к исходу третьего дня рана подсохла и не так болела.
Перед встречей с богами выстирали обветшавшую одежду и все, кроме принца и Крына побрились.
Они больше не ходили в призрачный сад, как бы этого не хотелось. Исцарапанные, в разодранной одежде, прошли по лесу, оставляя клочья силы на черных колючках, но не вер-нулись в иллюзию.
Хуже всего было то, что они остались без снаряжения и запасов. Крын с Риггом, ко-нечно умудрились сделать мешки для еды и воды из шкурок маленьких зверьков, что бил Ригг, но плащи и сменная одежда были утеряны. И они с ужасом ожидали холода переходов между ступенями.
И тот не замедлил явиться. Не было ветра. И не было снега. Воздух стал сухой и про-зрачный. И от этого было еще хуже. Кожа моментально высохла и потрескалась. Корка на спекшихся губах то и дело надламывалась, и на языке чувствовалась кровь.
Во рту пересохло, и силы уходили с каждым выдохом. Тяжелее всего приходилось Итерниру, ковыляющему на одной ноге. Ступени становились все уже и круче, и он боялся, что костыль скользнет по гладкому камню Лестницы, и он рухнет вниз, увлекая за собой привязанных к нему спутников.
Шли медленно, стремительно уставая, а Лестница все сужалась.
Сначала занемели руки. Дыхание уже не могло растопить их холода. И было страшно, что это – навсегда. Что уже никогда пальцы не будут слушаться. Что они здесь замерзнут не в силах повернуть вниз.
Лучше всего держались Ригг и Ланс, чьи кожаные куртки пострадали меньше, чем одежда остальных. Но и их доставал холод.
Воды не было в воздухе совсем. Даже изморозь не оседала на нежном пуху над верх-ней губой принца.
Но они упорно шли. Чувствуя, как немеют и перестают слушаться ноги.
Болели глаза. От холода и оттого, что вода уходила из организма. Оставив узкую щелку, они смотрели лишь под ноги, превозмогая боль от ослепительного сияния Лестницы.
Плыли круги перед глазами, затуманивая взор, и ноги шли сами по себе. Никто не за-думывался о том, куда и зачем. Не думали даже о том, что нужно дойти.
Шли, потому, что не могли стоять. Потому, что дорога - это жизнь. И дорога казалась вечностью.
Времени не было, как не было мыслей. Не было дня и ночи, как не было цели. Веч-ность теряла смысл. Расстояние теряло смысл. В этом мире не было смысла, он был в стороне от него. Мир не нуждался в смысле.
И цели.
Была Лестница, и по ней шли.
Тепло было наслаждением и пыткой. Они лежали, распластавшись на ломкой корке бурой земли, несущей тепло. И даже не могли потерять сознания, хотя не было сил видеть мир вокруг. И это длилось так долго, как они этого хотели.
Когда проснулись, солнце стояло уже высоко. Облака и ветер остались внизу, и здесь небо было чистым, а воздух светел и прозрачен.
Кругом простиралась бурая, плоская как стол, покрытая истресканной коркой такыра равнина.
Ничего, кроме бурой земли и синего неба.
И Лестницы вниз за спиной.
- Нет, - мотнул головой Итернир, оглядевшись, - С меня хватит!
- Что с тобой? – удивленно повернулся к нему принц.
- Это что же, - ответил тот, - опять все снова? Идти неизвестно куда, потом опять вверх, и мерзнуть. Ради чего?
- Не серчай, - тихо попросил Ригг.
- Нет! – выкрикнул тот, распаляясь, - Ради чего все это? И когда закончится?! Сколько еще?!! – рвался крик в зенит, - зачем?
Ланс шевельнулся, переводя взгляд с картины вокруг на беснующегося Итернира, и тихо, но четко проронил:
- Ради чего ты шел сюда?
Тот стих на мгновение, задумавшись.
- А что может стоить таких мучений? Поймите, все, что мы узнаем о том, что дальше каждый раз неверно. Мы все время ошибаемся. Поймите, то, что будет в конце, не зависит от нашего желания! Оно может оказаться совсем не таким, как мы ожидали! Мы даже не можем этого вообразить! А вы не думали, что она может оказаться вообще бесконечной?!
- Это как же... – прогудел Крын.
- А вот так, - повернувшись к нему, развел руками Итернир, - бесконечной и все. Сколько не иди, никогда не дойдешь, потому, что конца нет. Не задумано!!!
- Так это... – озадаченно поглядел Крын, - так того... не бывает вовсе. Вот.
- А кто его знает, как оно бывает? – уже тише ответил Итернир, - не могу я больше. Сил моих нет. Да и нога...
- Ничего, - положил руку на плечо Ригг, - дойдем. Дойдем. Обязательно. Как же иначе?
Солнце начало клониться к закату, а унынию однообразной равнины все не было кон-ца. Тянулась кругом бурая земля, и все так же хрустела под ногами иссохшая корка.
Солнцу оставалось до кромки горизонта пять ладоней, когда Ригг остановился, на-пряженно вслушиваясь.
- Ты что? – удивленно наткнулся на него Итернир.
Тот отмахнул рукой, требуя тишины.
Все остановились, пытаясь услышать. С шорохом упало несколько песчинок в часах Времени, и Ланс неохотно перехватил копье наперевес.
А спустя несколько мгновений и остальные услышали нестройный гул. Даже не гул, а множественный шорох.
- Что это? – вытягивая меч из ножен, спросил Кан-Тун.
Никто не успел ответить, как кромка горизонта со всех сторон, неровной каймой ок-расилась в еще более бурый цвет, чем земля.
- Бежим! – взвизгнул Итернир, дернувшись в сторону.
Он суетливо вывернул костыль и, споткнувшись о него, упал.
- Надо идти, - сосредоточенно проговорил принц, пока Крын помогал Итерниру вста-вать, - может быть, и пройдем.
Они торопливо зашагали дальше. Увлекая слабо сопротивляющегося Итернира на-встречу нарастающей бурой массе.
Та все близилась, распадаясь на отдельные ручейки и потоки, пока не удалось разгля-деть, что вся она состоит из множества тел.
Крысы.
В холке ростом с колено человека. С клыками собак.
Настолько злобные, что когда две из них случайно задевали друг друга, то лилась кровь. И раненых тут же добивали остальные.
- Это конец! – истошно закричал Итернир, - надо бежать!!!
- Поздно, - уронил Ланс.
- Я иду назад, - решительно повернул Итернир, и суетливо заковылял прочь.
- Стой! – резко выкрикнул принц, - нет назад пути. Пойдем.
Он обхватил его рукой, хотя тот отчаянно вырывался.
- Я не хочу погибать на этой проклятой богами Лестнице! Отпусти! Я вернусь домой!!!
- Лестница убьет тебя, если ты повернешь! - крикнул в лицо Кан-Тун, - потому, что ты будешь один! Надо идти вперед. Давай, мы пробьемся.
И потащил его к остальным.
Прошли еще несколько шагов, и Ригг сдернул с плеча лук, мгновенно натягивая тети-ву. И только первые крысы подошли на расстояние выстрела, как с гудением тетивы сорва-лась первая стрела. За ней вторая, третья. И каждая нашла цель.
Полсотни мертвых крыс. И копошащийся дерущийся вал над ними.
Прошли еще немного, но крысы бежали со всех сторон. Нестройными потоками ли-лись по бурой земле.
Едва спутники успели встать в круг, спиной к спине, как их захлестнула масса темно-бурых тел.
Крысы стремились убить. Взбегали по спинам сородичей и в отчаянном прыжке пы-тались достать ненавистных людей. Их отшвыривала сталь, но новые все лезли вверх.
Копье Ланса быстро засело в одном из тел врага, и теперь он сеял смерть своим ши-роким мечом. И пока ни одна из крыс не смогла оставить на нем даже царапины.
Тонкий меч принца, только мешал, постоянно скрываясь под грудой тел, и вот в его руках лишь усыпанный драгоценными камнями кинжал.
Хуже всех приходилось Крыну, с топором, слишком тяжелым для легких и быстрых тел, его руки, грудь и ноги быстро покрылись кровоточащими царапинами.
Солнце спустилось на ладонь, а крысы все прибывали и прибывали. Под ногами стало скользко от крови, а перед спутниками громоздились звериные тела. Хотя охочие до крови живые крысы постоянно оттаскивали убитых, устраивая драки за каплю крови.
Этому не было конца.
- Ланс, - набравшись духу, выдохнул Кан-Тун, - нельзя стоять! Надо пробиваться!
И Ланс тяжело пошел вперед. Широкими, но удивительно точными ударами расчищая дорогу. За ним шли Крын, поддерживая Итернира, и Кан-Тун с Риггом, прикрывая спины.
Крысы, казалось, разъярились еще больше. Дико вереща, бросались в горло и вцепля-лись в ноги. Их было безысходно много.
Уже никто не мог посмотреть на солнце. И никто не мог говорить. Время, потраченное на слово, могло стоить жизни. Был лишь скользкий от крови эфес и бурая масса перед глазами, стремительная, как сама жизнь. Была боль во множестве порезов и царапин и не-ровная земля под ногами.
Была усталость в руках, которых заставляли двигаться быстрее, чем они способны, и был страх не успеть ответить на очередной стремительный бросок. Промахнуться лишь один раз, а затем множество тел утащат тебя в бурую массу, где еще живого будут рвать на куски.
Никто не знал, как долго они шли. И в верную ли сторону. Нельзя было остановиться, нельзя было передохнуть.
Кругом были лишь тонкие клыки и острые когти.
И было лишь желание идти вперед. Не останавливаясь. Идти вместе, постоянно убивая тех, кто бросался на спину спутника.
И они далеко не сразу осознали, что под ногами уже молочно белые ступени.
А крысы все лезли вперед. Лезли, постоянно срываясь с края в бездну. Спутники мед-ленно отступали вверх, отбиваясь.
Пятились, постоянно боясь споткнуться, о ступени, становящиеся все выше. Лестница сужалась, и вот уже трое прикрывали Крына и Итернира от крыс, потом двое и, наконец, на-тиск яростного потока сдерживал один Ланс.
Они отступали все выше и выше, и Ригг порой сменял Ланса, а того сменял Крын или принц, но бурый поток не иссякал.
Но так не могло продолжаться вечно. Они устанут. Они всего лишь измотанные люди на пороге ночи.
- Идите! – прохрипел вдруг Ланс, - уходите.
- А как ты? – удивился принц.
- Меня никто не ждет!
Он яростным взглядом, утратившим бесстрастность, и ставшим вдруг при этом по-отечески теплым, резанул по глазам, и погрузился в омут боя.
Еще просил Ригг, говорил Крын, но ветеран оставался непреклонен.
Вчетвером шли вверх. И это было непривычно. Это было неправильно. Чтобы пройти вверх, впервые кто-то должен был остаться, и это противоречило тому, что, как им казалось, они поняли из уст Лестницы.
Идти было тяжело, осознавая цену этой ступени. Даже принцу, даже Итерниру.
Более других сокрушался Ригг, и постоянно порывался идти вниз, но постоянно одер-гивал твердый приказ Кан-Туна.
Они даже желали, чтобы пришел холод. Чтобы иссохла глотка.
Желали почувствовать, как немеют от холода, а не от усталости руки.
Но холод не пришел.
Даже ступени не стали такими же узкими и высокими, как обычно.
Они шли и шли.
Ночь давно окутала все непроглядной тьмой, лишь белел в сумерках звезд белый пер-ламутр Лестницы.
Усталость наваливалась тяжелым грузом. Слипались веки. В голове шумел ветер, и звенела пустота, но нельзя было присесть и отдохнуть. Лестница слишком узка.
Все шли и шли.
Ноги отказывались подниматься, и переход уже давно казался длиннее предыдущих.
Веревка, обвязывающая их, то и дело натягивалась, и остальные тревожно замирали.
Они уже не видели смысла ни в чем, просто шли и шли.
Долго и бесконечно.
Первым опустился на ступени Итернир.
- Идите, - устало сказал он, - я догоню...
Он отмахнулся от вялой попытки Кан-Туна заставить его встать и остался сидеть, с Крыном, устроившимся рядом. А принц с Риггом продолжили путь.
_______
Они лежали у края бурой равнины теряющейся в бесконечности впереди, справа и слева. Только позади блистали неземной белизной ступени Лестницы.
- Ну все, родной, - проговорил парень в камуфляже, - дальше идти нельзя.
- Я пойду, - ответил второй, - все равно пойду. Ты можешь оставаться...
- Ты про эту часть Объекта что-нибудь знаешь?
- Да откуда? Вся информация закрыта кем-нибудь из ваших, если не безопасниками, то военными, если не ними, то силовиками. И у всех автоматы наготове, - парень в очках пе-ревернулся на живот и неровно встал на четвереньки.
- Не кипятись, - махнул рукой собеседник, - там крысы. Их невероятно много. Только на танке можно пройти. А если на вертолете пробовать, то никогда до ступеней наверх не долетишь. Вот ступишь на этот такыр драный, и через сколько-то шагов этих тварей здесь будет... да, ровно до хрена и будет!
- Я все равно пойду, - повторил парень в очках и встал.
- Ты ж на ногах не держишься! На что рассчитываешь?!
- Может, на чудо, но мы столько прошли... – он вяло пошел вперед.
- А может и верно, - без прежней прыти поднялся на ноги парень в камуфляже, - разве это жизнь? В гробу я видал такую жизнь.
Прошли совсем немного, как в воздухе зашумел вертолет. Он неспешно приземлился, заглушил мотор, с обеих сторон распахнулись дверцы, и вышли люди. Двое в строгих кос-тюмах и четверо автоматчиков. Встали, ожидая.
Когда спутники подошли, автоматчики четко разошлись полукругом.
Парень в камуфляже шевельнул плечом, сбрасывая автомат в руки, дернул затвором.
- Оставайся за спиной и не высовывайся, - приказал своему спутнику в очках.
Тот послушно шагнул за его спину.
- Ну? – спросил прилетевших парень в камуфляже.
- Вы отозваны, рядовой, - заявил один из двоих в штатском, и добавил для парня в очках, - прошу вас пройти в вертолет, вы полетите с нами.
- Он пойдет дальше, - мрачно ответил парень в камуфляже.
Парень в очках все так же стоял за его спиной, опустив голову.
- Рядовой, сдайте оружие и идите к вертолету, - вступил второй в штатском, - по при-бытии подадите рапорт во все три службы.
- Я к вам не приписан, - не сводил глаз с противников парень в камуфляже.
- К нам все приписаны, - пробормотал в сторону первый в штатском.
- Это глупо, рядовой, - добавил второй, - расстрел вам обоим пока не грозит.
- Отвали, - заявил парень в камуфляже, и сказал спутнику, - иди, родной.
- Я один не пойду.
- Пойдешь.
Он встал, расставив ноги и твердо смотря в лицо первому противнику.
- Не делайте глупостей, рядовой, - повторил второй в штатском.
Парень в камуфляже не ответил. Не отвел взгляда. И не убрал пальца с курка.
Он решил умереть.
- Иди, - повторил он.
Парень в очках повел головой по сторонам и, шатнувшись, сделал шаг в сторону. И только сейчас заметил, что со всех сторон равнина скрылась под сплошной массой бурых тел...
_______
Открыв глаза, Итернир с удивлением понял, что еще жив, что выплыл из забытья все еще сидящим на ровных ступенях. А чуть выше мирно сопел, свесив голову на грудь, Крын.
Но он удивился еще больше, увидев несколькими ступенями вверх исступленно ша-гающих Кан-Туна и Ригга, шатавшихся от усталости.
Странно они шли, пугающе странно. Вот ставят ногу на ступень, опираются и подни-маются на ступень выше. Между Итерниром и ними все так же остается пять ступеней. Еще шаг и вновь лишь пять ступеней. И так снова и снова.
- Эй! – слабым голосом позвал он.
Те, вздрогнув, обернулись, тяжело переводя дух.
- Вы же ушли вверх? - недоуменно спросил он.
Принц с ужасом поглядел дурными глазами, потом повернулся и вновь пошел вверх. Следом развернулся и Ригг.
Сделав несколько шагов, они обернулись.
Пять ступеней.
Не больше.
Как бы это ни было неприятно.
- Зачем, боги? – безнадежно спросил Ригг, подняв голову вверх, потом оглянулся на-зад и просветлел, - Ланс...
Внизу, шатаясь, медленно поднимался Ланс. Потеряв меч и один из кинжалов, покры-тый сетью царапин, и коркой крови, в изорванной в клочья одежде, медленно брел вверх.
И спутники действительно рады были его видеть. Одуревшие от усталости и искрен-ней радости.
Он ничего не рассказал. Двигался как прежний бесстрастный ветеран, хотя глубина его глаз была гораздо теплее.
Все вместе попытались идти вверх, но отмеченная размазанной кровью ступень, на которой отдыхал Крын, была все так же на пять ступеней вниз.
Все было безнадежно. Весь путь. С самого низа. Они ошибались.
Боги не желали, чтобы они шли наверх.
Не помня себя от усталости, опустились на матовые ступени.
Лишь принц все брел и брел вверх, пытаясь отойти хотя бы на шесть ступеней.
Тщетно.
Он уже опустился на колени, цепляясь руками за края ступеней.
Тщетно.
Исступленно полз вверх. Неся мысль о том, что должен добраться до вершины. Дол-жен побывать там. Должен увидеть богов и все им сказать.
Тщетно.
Он упорно цеплялся за каждую ступень, потеряв надежду и, думая лишь, что должен дойти ради своих спутников.
Тщетно.
Многое еще он думал, не думая одновременно, поскольку одуряла усталость и бес-смысленность похода против воли богов, но все полз вверх. Цепляясь окровавленными пальцами за ступени, оскальзываясь. И не боясь сорваться.
Для него уже не было узких ступеней, и бездны кругом. Ничего не было. Даже про усталость забыл. Он шел вверх.
- Он поднимается! – закричал Ригг, бросаясь к нему, - глядите, поднимается!
Он помог встать Кан-Туну и там, где не мог сидеть один, нашлось место для двоих.
Подошли Ланс и Итернир с Крыном, и всем хватило места на узкой ступени.
Ушла усталость. Идти было легко и даже приятно. Ушло все, кроме пути вверх.
И только тогда они смогли оглянуться.
Небо стало бездонным. Снизу казалось, что небо – твердь.
Здесь небо не имело границ и дна. Ушла голубизна, и небо стало синим. Не туманно-голубым, как внизу, а прозрачно-синим. Черным к зениту.
Глубоко внизу горбилась земля, вздуваясь огромным куполом. Они шли вверх, и с каждым шагом раздавался горизонт, с каждым шагом земля внизу становилась все круглее.
Отсюда открывались такие бескрайние морские просторы, какие не виделись никогда даже в самых смелых мечтах. А столько земли, сколько было видно, они никогда не могли себе представить. Здесь, наверху становилось понятно, что ничтожны и нелепы дворцы и са-мые великие столицы мира, что великие империи прошлого и настоящего не могли срав-ниться в тщетных своих потугах даже с долей того, что они видели сейчас. Под ногами в разрывах облаков голубым титаном висела в пустоте планета.
Они шли вверх, над головами небо все темнело. Появились звезды, несмотря на сияющее солнце. А купол земли перечеркнула размытая тень – граница дня и ночи. В той половине, что подставляла свой покатый бок солнцу, небо светлело над самой кромкой зем-ли, растекаясь голубой дымкой над облаками. Зато край той половины, что была в тени, то-нул в непроглядном мраке, и только звезды робко выглядывали из-за бока планеты.
Они шли вверх, а небо над головами все темнело. Ушел синий цвет и разлился чер-ный. И было понятно, что это и не цвет вовсе, а полное его отсутствие. И уже не было неба, была бесконечность. Темная, с россыпями блистающих, словно иглы, и мерцающих, словно далекие окна, звезд. Вечная и великая бесконечность.
И они увидели, что Лестница заканчивается в нескольких шагах впереди. И пошли вперед.
Хотя знали, что нет на небе рая, это иллюзия. Хотя знали, что нет богов, это слабость смертных. Хотя знали, что нет и самого неба, есть бесконечность.
Лестница закончилась маленькой, скругленной у дальнего края площадкой. Исцара-панные, в изорванной одежде, заросшие щетиной, они стояли, прижавшись друг к другу, и долго не могли ничего сказать. Все было просто и понятно.
Они стояли на крохотной площадке над огромным миром у порога бесконечной все-ленной.
Неохотно Ланс разлепил губы, и сорвавшиеся слова тут же растворились в пустоте:
- В этом мире нет ничего, кроме нас...
Эпилог
Над ними блистала холодными звездами бесконечность космоса, а под ногами горби-лась родная планета, укутанная дымкой атмосферы.
- Такого не бывает, - потрясенно пробормотал встрепанный парень, поправляя рукой, заросшей жестким рыжим волосом, разбитые очки.
Позади него сухо хмыкнул парень в камуфляже, потирая застарелый синяк над ску-лой...
Лестница. Главы 21-26
© Copyright: Фомин Е.С., 2001
Свидетельство о публикации №201052500047
Свидетельство о публикации №201052500047
Рецензии
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.