Даша

  Мерно покачиваясь, вагон уносил Дашу от него…
«Он сволочь! А я?… Я дура!» В её голове прокручивалась снова и снова их последняя ссора. «Ещё командует… Пусть теперь своими бабами командует… Поди, всю «общагу» уже перетрахал… Командир хренов!… Сама тоже хороша! Повисла на нём, как сопля… Ах, любимый мой!… Ах, Вадик!… Козёл ты, а не Вадик!». Она понимала, что истерикой ничего не добиться, а всё равно её понесло… «И чё меня понесло! Он ведь первый не подойдёт… И я не подойду… Приехали!… А эта сучка его… Что Вы, Даша, я совсем не то хотела сказать… Вы меня не правильно поняли… Чё понимать-то, если пять минут не открывали… А ведь я так тебя любила… Ещё и мать свою приплёл… Мама, мол, права была… Да не нужна мне твоя квартира трёхкомнатная… Ублюдок!»
Курить хотелось ужасно. Избитые нервы словно молили о пощаде, желая уснуть в сигаретном дыме. Даша вышла в тамбур и закурила. Но подступивший к горлу комок слёз заставил её подавиться дымом, и гортанный кашель, смешанный с рёвом, бабьим рёвом, пошёл наружу…
Когда Даша вернулась в вагон, уже зажгли свет. Вечер бросил на поле тени от закатного солнца. Всё затихало. Затихла и дашина боль. Она уселась на лавку… скорее упала… и безразлично уставилась на мелькавшие в окне столбы…
Вскоре стемнело окончательно, и столбы растворились в темноте. Даша окинула взглядом вагон, но через минуту отвернулась обратно. «Что за день?! Одни хмыри… И откуда их столько понабралось?» Её бесило. Бесило от собственного бессилья. Она вдруг поймала себя на мысли, что просто завидует им. Чёрной завистью… Зависть и злоба навалились на неё и душили, душили… И делали это так непринуждённо, что она была даже не в силах этому сопротивляться. Да, она завидовала. И что? Не будь этой ссоры, она, может быть, сидела бы с ним обнявшись, как те двое в конце вагона, и он рассказывал бы ей, какие у неё красивые губки, и нежно кусая мочки, шептал, что таких ушек нет больше во всей Перми… «Идиотка! Приедет он, как же!… Не дождёшься… Ну чё, ломаться-то? Вернись, он простит…» Он, конечно, простит. А она?… «А я не прощу!» И Даша снова уставилась в тёмное окно…
Единственный, кто во всей этой истории остался до конца честным, - её ещё не родившийся сын… Или дочь? Нет, всё-таки сын… Его сын. А Вадик - ещё любимый, но уже до слёз ненавистный – так и не понял этого. Даша не смогла ему сказать сразу, выжидала красивый момент, обрадовать хотела. «А сейчас, после того, как он приплёл свою мамашу с квартирой… Ну как я ему скажу… Всё кончено! А вот возьму и рожу… Узнает, приедет, в ногах валяться будет… А если не будет?… Ага! И буду матерью-одиночкой… Мамочка, роди меня обратно…»
«Хмыри, одни хмыри! Ещё этот кретин в «аляске», напротив,  вылупился, как кот на сметану… Ну, чё уставился!… Смотрит…»  Даша достала косметичку и в два приёма исправила последствия недавних слёз, потом вновь посмотрела на него. Казалось, он всем своим видом старался выразить одобрение, губы его едва заметно улыбнулись. «Ну, чё лыбишься… Долго ещё лыбиться-то будем… Ты!…» - прорвало Дашу. Она уселась поудобнее и уставилась на «кретина в «аляске». Она нахально тыкала в него взглядом, щурила глаза, но ничего не изменилось в его лице. Лишь та же незаметная улыбка растягивала уголки губ. Очевидно, дашины опыты ему надоели, и он, закрыв глаза, задремал.
Даше стало скучно. «Ну вот, уснул…» Она вновь окинула взглядом вагон, посмотрела на него. Вдруг в её памяти что-то всколыхнулось…
«А он похож на паренька из параллельного… Когда ж это было-то?… Класс восьмой… точно, восьмой. И имени-то его помню… Ленка говорила, что он в меня втюрился, а он наш дом за километр обходил…» От этих мыслей ей стало хорошо и тепло…

- Лёвшино, конечная… - разбудил её голос из динамика. Даша открыла глаза и пробежалась взглядом по вагону, обернулась. «Где же он?… А, вот…»
Парень шёл по вагону, постукивая тростью по полу, по лавкам. Дойдя до дверей, стал нащупывать поручни. «Слепой!» Даша ошалело вздрогнула…
Она обогнала его уже на перроне. Парня вёл под руку какой-то старик, а он нес рюкзак старика. Он шёл вперёд, широко раскрыв глаза… и ничего не видя. Лишь та же едва уловимая улыбка. Даша растерянно остановилась посреди лужи и чуть слышно пробормотала: «Значит бред…»

На следующий день Даша сделала аборт.


9 ноября 1989 года
Пермь