Невеста

Стрекотали цикады в высокой траве на изломе речки. Серая речка. Где-то за рекой насвистывают милые сердцу мелодии крошечные птички. Солнце палит. Знойный полдень лет-него дня за городом. Поле у реки заполнено красками пестрых цветов. Шелест платьев стихал в стремнине шорохов трав и ветров, посвисты соловьев сливались с шипящими речи молодых девушек, а бесшумно гудящая вода за берегом подавляла все низкие звуки. Такова природа. Все ее части и составляющие тонут в ней, сами не осознавая этого. И не пытаясь сопротивляться. Ромашки, клевер, львиный зев, колокольчики и еще какие-то: весь калейдоскоп запахов и рас-цветов покрывал пол. Девушки собрали букетики и побежали к воде, набрать тростника.

Одну из них звали Варварой Дмитриевной А., а другую – Глашей. Варвара Дмит-риевна была дочерью графа Дмитрия Ивановича А., известного и весьма влиятельного человека в Москве. А Глаша была ее лучшая подруга и в некотором роде служанка, что было вполне ес-тественно для того времени. Тростник уже начал местами покрываться белым пухом, напоминая одуванчик в период расцвета и одновременно увядания. Варя нырнула носиком в букет арома-тов, торчавший из ее сложенных рук, и, зажмурив глаза, прыгнула в стоячий поток, в самую гущу тростника и завизжала от холода и счастья, веселья и радости. Глаша последовала за ней с теми же криками удовольствия. Они стали брызгаться, пихаться, пока обе не оказались в воде к обоюдному наслаждению. Через полчаса на траве под старой ивой, пропускавшей теплые лучи для загара, распростерты были два тела. Они живо хихикали и перебрасывались шутками и на-смешками. Молодая барыня плела венок. Потом его надо будет пустить в реку, чтобы жених поймал его… Сложная система выбора суженого жутко веселила девушек, и они хохотали, даже не думая, что кто-то может увидеть их в таком виде здесь. Но никто их не видел.

Одежда высохла, молодые особы оделись и сели на песок, опустив в прохладу жидкости ступни.

- Загадать, пожалуй, желание? – Варя прижала венок к груди, закрыла очи, так чис-то и спокойно, как будто чудо происходило с ней, которого она ждала вот уже восемнадцать лет, всю свою жизнь. Чудо она загадала. И ее руки вылетели вперед, выпустив скрученные сте-бельки с чуть подвядшими уже бутончиками и лепестками. Живой круг на воде чмокнул по-верхность и поплыл туда, куда плыли все – на север.

- Дело клонилось к вечеру, пора было возвращаться. Отец и матушка, конечно же, волновались, что барышни так долго не были. Но, сердечно поцеловав родителей, дитятя сняла тревогу, как рукой.

- Варенька! Постой. – Та уже уходила переодеться к ужину.
Дмитрий Иванович поманил дочку пальцем. – Сюрприз! Для тебя! Завтра приедет навестить нас князь А. Он наш новый сосед. Сегодня от него человек приезжал. Он здесь только обосновался. И первым визи-том его в этих краях будет визит к нам! Насколько мне известно, это очень интересный молодой человек, подающий большие надежды. Я думаю, вам с ним будет интересно. Вот и скрасишь свое пребывание в деревенском заточении. Я буду только рад, если ты повеселишься.

- Спасибо, батюшка. – И, игриво присев в реверансе, она развернулась на пятках и побежала прочь. В спальне тут же разгорелся жаркий спор о том, хорош ли новый сосед и на-сколько молод.

- По меркам батюшки, так ему может быть за сорок! Но если он и впрямь красавец, то, пожалуй, готова влюбиться… - И Варя мечтательно закатывала глазки.

- Да знаем мы ваших этих красавцев князей. Чтобы князь да был красавцем! Да к тому же молодой? Лет пятьдесят! Никак не меньше, нет, Варвара Дмитриевна! Я-то знаю, что на уме у Дмитрия Ивановича: выдать поскорее замуж, за выгодного жениха!

- Да перестань ты, Глаша! Все-то тебе не так. Думаешь, князь – так старик, Батюш-ка же сказал молодой. Я думаю, лет тридцать, не больше. Да разве это главное? Вот моя знако-мая, Вера Прокофьева, помнишь, приезжала в прошлом году сюда, Ну, мы с ней вместе учились. Так она влюбилась в сорокапятилетнего учителя пения и сбежала из дома, к нему. Представля-ешь, из дома сбежала. А ты говоришь, старик. Правда, ее потом быстро нашли, и все кончилось довольно печально и для него, и для нее.

За ужином Варя наводила справки о завтрашнем госте, но ничего выяснить не су-мела, так как родители и сами ничего не знали. Князь А. Был не москвич, он родился и вырос в Санкт-Петербурге. Впрочем, вырос он там лишь до восьми лет, после чего был увезен во Фран-цию, где обучался сначала в специализированном лицее для детей высокопоставленных ино-странцев, а по окончании лицея проучился в Сорбонне, сколько того требовали правила, и бук-вально полетел обратно на родину. Неизвестно, почему он так стремился в Россию. Возможно, он следил за политической ситуацией здесь, и ему, наглотавшемуся вольных мыслей и свободо-любивых идей, захотелось все изменить самому. Но ничего этого родителям не было известно. Они не знали даже этой минимальной информации.

Ночью в комнате жужжали мушки, сказочные мысли не давали уснуть Варе, она ворочалась на постели и потела. Ей не терпелось увидеться наконец-таки с этим человеком за-гадкой. Вероятно, если бы он действительно был старым, она бы все равно мечтала бы увидеть его и познакомиться с ним. Та Верина история никак не выходила из памяти, будя романтиче-ские грезы в молодом разуме.

Но постепенно она заснула. Ее уставшие члены и мягкая поверхность корпуса рас-слабленно распустились под одеялом. Намокшая от пота ночная рубашка как-то неестественно прилипла к ее нежному телу. Все попытки поправить сорочку заканчивались в самом начале: та не двигалась, будто присосавшись к коже. Открыв глаза, Варя с ужасом заметила, что вся тем-нота ночи не черная, как всегда, а белая, сверкающая и блестящая холодным голубым пламенем ада. Свет преисподней позволил ей рассмотреть себя: ее кожа стала льняной, материя не конча-лась на рукавах, ее пальцы были покрыты тем же слоем переплетенных ниток. Она попробовала оторвать рубашку от тела, но лишь порвала нитки на груди и почувствовала, как липкая жид-кость потекла из дырки, пачкая ногти и подушечки пальцев. Ее сердце дико заколотилось, воло-сы сами зашевелились, губы шлепались друг о друга, как ноги бегуна об асфальт, и нижняя че-люсть заходила ходуном. Варя закрыла глаза – это же сон! Зажмурила их крепко-крепко и снова открыла: все вокруг было утоплено в непроницаемом мраке, где-то в глубине спальни все так же жужжала мушка или две. Варя соскочила с кровати, подбежала к столу и зажгла свечку. Ее пальцы так сильно тряслись, что она потратила минут десять на то, что обычно делала за не-сколько секунд. Зловещее пламя, наконец, зажглось. Блики по стенам внушали страх и беспо-койство, не предвещая ничего хорошего. Девушка быстро скользнула глазом по рукам, вскрик-нула и выронила свечу: ее руки были черными от гноящихся ран, а из-под ногтей виднелись хвосты тонких личинок белых червей. Ее дыхание стало прерывистым, ей не хватало воздуха, в то время как колени касались уже деревянного пола. Пустая тишина давила.

Постепенно она привыкла к темени, все очертания немного посерели, тени стали силуэтами. Она добралась до кровати и откинулась, стараясь расслабиться. Но что-то холодное и острое царапнуло ее, двинулось от большого пальца правой ноги вверх. Она сбросила одним рывком одеяло и странный мерзкий предмет. Села, поджав к груди коленные чашечки, натянула на них сорочку, закрыв ступни, и обхватила ноги руками. Но холодное острие снова скреблось по ее телу, поднимаясь от левой пятки. Варя пискнула и перевернулась, лупя изо всех сил рука-ми по ногам, а ногами во все стороны. Потом успокоилась, но страх все усиливался: она больше не чувствовала левое бедро, ее всю как будто парализовало, двинуться казалось хуже смерти. Ее веки, распахнутые до предела, смотрели в потолок и не видели ни пятнышка, медленно сполза-ли по провалу стенки на кровать. Хрипло вздохнув, Варя закатила белки: две железные клешни, растущие из ниоткуда, оторвали ее ногу и постепенно рвали тянущиеся из нее сухожилия и ку-сочки кожи из мышц, все еще соединяющих ногу с туловищем. И тут дикая боль ворвалась в ее организм, ее сознание вспыхнуло на мгновение, и она в тот же миг провалилась в небытие. Она погружалась все глубже и глубже туда, где ночь голубого цвета, где ванны полны крови, а у всех людей желтые глаза. Грязно-фиолетовые тучи плыли на север, ангелы с ржавыми мечами улыбались, помахивая крыльями, слабый розовый ветерок с запахом ртути уносил радугу кле-новых листьев… В один момент небо разорвалось пополам, из огненной раны вылезли желез-ные клешни, приближаясь все ближе. Варя проснулась.
Глаша стояла над ней и скалила бледно мерцающие клыки, ее кроваво красные глаза блестели от страсти по плоти. Варя мелко дрожала, зажмурилась изо всех сил и так засты-ла. Глашины ногти порвали ее живот, железная жидкость наполнила все внутри, и сдавленное шипение превратились в бульканье.
Жасминовый запах, исходящий от Глаши, проникал повсю-ду, ее холодные когти рвали все внутренности хозяйки, распространялись по Вариному телу. Варя ощутила, как крови, хлещущая изо рта пенится и жжет горло, губы, грудь, ее трясло в тя-желейших судорогах. Стальные когти, как мясорубка перемололи все органы, не затронув лишь сердце, и добрались до позвоночника. Хруст ломаемых позвонков отдавался по остальным кос-тям, как ощущение кожей поверхности: он проникал в каждый уголок ее разума. Глаша полно-стью вошла в Варю, и Варины ребра сломались, разорвав грудную клетку, выскочили четырьмя рядами обломков. Черные брызги разлетелись, запачкав белоснежные простыни, старый пар-кетный пол, стену с красивым ковром, на котором
изображалась сцена охоты.

Все капельки крови кипели, пенились и лопались, как на сковородке. Они испуска-ли пар, от которого возникали багровые фигуры, окутанные дымом. У них не было конечностей, не было туловища, но каждая фигура тянула свои объятия к девушке, шепча слова проклятья и мольбы:

Усни навечно, упади с обрыва, опустись в самый низкий ад,
Роди его, роди наследника, и будь проклята своим исчадьем
Во имя всего сущего!
Восстань и сдохни, оставив миру зло!

Грязные испарения медленно расползлись по ее носу, горлу,
окутали ее останки, и все, что оставалось от Вари растворилось в них, оставив на подушке одну голову. Боль прошла, но потолок неестественно низко висел, придавливая и не давая дышать, воздух стал мокрым и сырым, запахло озоном под медленную мелодию арфы с гулкими всхлипываниями виолончели.

Ее тело без головы встало у изголовья и нелепо шарило руками, стараясь нащупать недостающий орган, липкие подушечки пальцев почти касались мочек ее ушей, от этого было не по себе, соленый пот резал в глазах и щепил в носу, пульс сонной артерии учащался, больно ударяя в кожные ткани. Пропели петухи, и тело упало на нее, задушив своей неподвижностью. Никакие крики не спасли и не могли спасти ее, мычание и душераздирающий хрип, исходящие из разорванного горла не привлекли ничьего внимания.
Утром солнечные лучи высветили на комоде проем окна, вся комната пылала лет-ней жарой и непонятной жизнеутверждающей радостью. Варвара испуганно открыла глаза. Ну и сон! Она лежала в кровати и рассматривала свои красивые кисти: от запястья до ровных и чуть заостренных ногтей. Улыбка облегчения украсила ее мягкие тонкие сочные губы. Она сладко провела рукой по груди, вниз по животу, по бедру, приподнялась на локте и дотянулась до ко-лена. Какое же у нее тело! Какая фигура! Она всегда любила себя. Но после этого кошмара соз-нание собственной красоты особенно переполняло ее милый лобик. Чириканье за окном услаж-дало ее расслабленный слух. Она потянулась и встала.

Вскоре завтрак был готов. За завтраком были произнесены последние наставления, как себя вести, насколько важно произвести благоприятное впечатление на князя. Варя неволь-но погрузилась в глубокие раздумья, даже слегка забыв обо всем, что ее окружало. Папа с ма-мой о чем-то почти шептались. Необыкновенная тишина показалась такой волшебной! Но про-шло мгновение, и тишина показалась зловещей: Варя прислушалась и почувствовала странное ощущение опасности; мухи, обычно летающие туда-сюда все время их пребывания на даче, бы-ли совершенно не слышны. В рощице перед домом заливались птички, названия которых были юной барышне неведомы, но вот кузнечиков слышно не было.
Необъяснимое волнение охвати-ло молодую графиню, она невольно перевела взгляд со скатерти, на которую смотрела послед-ние минут пятнадцать, на руки, но ничего необычного на них не обнаружила.

Внезапно в дальней части дома раздался крик. Встревоженные хозяева встали со своих мест и хотели уже поспешить на крик, но дверь отворилась, и в гостиную вбежала Маша, их служанка. На щеках ее видны были слезы.

- Что случилось?! – Во всех голосах читалась эта сверхъестественная тревога без причины.

- Ужас! Кошмар, там… там… На полу полно мух и комаров, пчел и шмелей!

- Что? Где? Откуда? Полно, Маша, перестань, о чем ты говоришь? Ну, сама поду-май, откуда возьмутся все эти насекомые на полу?..

- Боже, это жуть! Они все с оторванными лапками и крылышками! Весь пол по-крыт слоем ошметок разодранных насекомых. Я сначала не разобрала, что это такое, а как при-гляделась, так и в крик! Наш посетил дьявол!

- Ну перестань, Маш! Хватит уже этого! Успокойся! – Мария Павловна с дочкой пытались утихомирить горничную. –
Дмитрий, сходи, посмотри, в чем дело, будь добр.

Маша со страхом взглянула в лицо барину, от этого ему стало не по себе, он нерв-но моргнул и пошел на кухню. Кухня была разделена надвое: пространство, на котором проис-ходила вся готовка, и отделенная от нее занавеской другая половина, где хранились запасы кру-пы и прочие полезные в хозяйстве вещи. Дмитрий Иванович вошел, огляделся: ничего подозри-тельного, только на медленном огне варится в чугунке что-то для обеда; чистота и аккуратность, пахнущие мукой и пряностями, особенно луком и чесноком. Оставалось нетронутым только место за занавеской, кладовка. И если что-то не так, то это единственное место, где все это зло-действо может храниться, поэтому он напрягся, подумал немного, стоит ли проверять то, что скрыто от него тряпичной преградой, или можно сказать, что все в порядке. Очень уж не хоте-лось, чтобы испуг служанки оказался не напрасным. Как любой человек он боялся всего проти-воестественного и тем более такого дьявольского, каким представилось ему это покрытие из насекомых. Он дрожащей рукой откинул штору резким рывком. И почувствовал, как кружится голова, как приближается стена, потом другая, пока, наконец, не ухватился за разделочный стол.
Пол был усыпан черной массой насекомых, это черное тело местами даже шевели-лось, создавая некоторое сходство с волнами. Если бы эти существа моли кричать, у него слу-чился бы инфаркт, но Дмитрий Иванович пришел в себя и двинулся обратно в гостиную.

Зловещая тишина продолжалась до обеда, когда во двор въехала коляска, запря-женная тройкой вороных лошадей. Притихший дом немного ожил.

Князь Евгений Андреевич А. Был статный юноша с небольшой бородкой, прида-вавшей ему вид более почтенный и делавшей его немного старше. Его серо-голубые глаза были прямые и открыто-честные, как призналась себе Варя. Густые черные брови и вечно улыбаю-щиеся уголки губ. По всему виду можно было сделать вывод, что этот молодой человек за собой следил, знал себе цену. Ему действительно было не более тридцати. Его манеры и изысканный стиль речи зачаровали родителей и произвели неизгладимое впечатление на неокрепший мечта-тельный внутренний мир Вари.

Это знакомство было приятно всем. Особенно оно запомнилось молодым: после обеда и долгого изнурительного разговора за чаем на веранде с хозяином Варя с Евгением по-шли вдвоем прогуляться в парк. Молодой князь ловко рассуждал о французской философии, вставляя примеры из жизни улиток и рыб, а, приблизившись к заросшему пруду, ничего не го-воря, повис на одной из веток дуба, раскинувшего свои лапы прямо над самой гладью, протянул руку и сорвал две лилии: больше достать со своего удобного места ему не удалось. Время лете-ло быстро, уже пора была ужинать, а они все не могли никак наговориться. Как два магнита – их тянуло друг к другу. Они договорились, что князь пожалует и на следующий день.
В спальне пол ночи горел свет: Глаша все расспрашивала и расспрашивала. Ее гла-за при этом горели так, будто ей показывали золото. Было уже ближе к рассвету, когда Глаша все же пошла к себе спать.

Утреннее солнце светило не радостно, как обычно, а как в древнем склепе, вход в который был закрыт лет пятьсот, но искатели старины нашли его и представили на общее обо-зрение. Смертельная тишина нависла, закрывая солнце. Варя спала, не видя снов, ее сон был, как будто пуст и высосан, как будто она умерла, а потом воскресла. Все ее чувства молчали. Она не вышла на завтрак, сказавшись больной. Она позвала Глашу к себе, и они долго болтали. Ей просто необходимо было с кем-нибудь пообщаться, заполнить себя палитрой эмоций.

К обеду, как и обещал, приехал сосед князь. Его присутствие стало чем-то вроде наградой за Варины мучения и переживания. Снова прогуливаясь по парку, они обнаружили множество трупов птичек с оторванными головами, лежащих вокруг пруда горками. Варя за-визжала, не в силах сдержать свое сердце, заколотившееся, как барабан африканского племени в день жертвоприношений, от волнения прижалась к
Евгению, а он с готовностью встретил ее объятия, тут же промочившие его шелковую рубашку, расшитую золотыми узорами.

- Все умирают, моя дорогая. И Вы никогда не узнаете, в какой момент умирает то или иное существо, более того, Вы даже не узнаете о самом факте смерти, если не увидите его труп. Вы боитесь одиночества. Одиночество среди дикой природы, – что может быть страшней. Когда голосят сверчки и кузнечики, Вы не одиноки, но стоит всем умолкнуть, и Вы начинаете выдумывать разные страшные вещи. Но Вы не знаете реальности, а она намного страшней, от нее захватывает дух, вырабатывается адреналин в крови – то, чего Вам не хватает. Птички – это, конечно, здорово, но посмотрите на мир другими глазами: случилось что-то необычное, что-то пошло не так, ловите момент, учитесь наслаждаться тем, что другие не переносят, от чего дру-гие умирают. Вы же в душе думаете о смерти, Вы же в душе истязаете себя, мечтаете о пытках, так посмотрите вокруг!..

- Прекратите! – Она оттолкнула его и, не мигая, уперла в него свои заплаканные глаза. – Вы сами понимаете, что говорите? Вы меня пугаете! Разве это нормально? То, что Вы сейчас мне сказали, то, что вот там… - Она указала пальцем в сторону пруда. – Уведите меня отсюда поскорей, это место проклято, не иначе… - Он бормотала себе под нос еще какие-то слова, но разобрать их было уже невозможно. Евгений Андреевич много говорил, но Варя его и слушала, и не слушала. То она обращала внимание на его слова, то на его руку, то на его губы, то на ресницы и веки, то она впивалась ногтями в его локоть, боясь потерять его. Вдоль тропин-ки журчал ручей, похожий на маленькую речку. Князь присел на корточки возле него, запустил руку в воду и вынул рыбу, которая вырывалась, как могла.

- Видите, Вы ничего о ней не знали и никогда бы и не
подумали, что с ней может тоже что-то произойти. Вас это ничуть не заботило и уж точно нив коем случае не испугало бы! – И отпустил дохлую рыбу обратно.

Варя молчала, сонно перебирая ноги, она была рядом, но сказать ничего не могла, она все слышала и понимала, она думала, она размышляла, но выхода своим мыслям не могла найти, они блуждали внутри, как в лабиринте, уходя все дальше и дальше от разумной тропин-ки, проложенной жизненным опытом и книжными романами в ее юном и потому рыхлом разу-ме.

Она видела перед собой странные картины: человек, привязанный кожаными рем-нями к деревянному, дубовому, стулу, на него надет намордник, как на собаку. Он тихонько мычит, а в это время перед ним палач топором рубит на части его сестру (но почему это сестра, она не знает): сперва ноги, потом руки и так далее, словом, четвертует ее. Затем кладет отруб-ленные части на колени человеку на стуле, просовывает уже остывшие пальцы через сети на-мордника, размазывает темную грязь крови по губам заключенного, а того трясет, пена высту-пает изо рта, стекает по подбородку. Он знает, что следующим будет его брат…
Они шли молча, нечего было сказать, тем более что каждый вдруг полностью ушел в свой мир больных фантазий и мыслей.
Когда он уже уехал, Варя решила поговорить с родителями.

- Мне снятся кошмары, от которых я скоро сойду с ума. У нас что-то произошло с насекомыми, теперь птицы… Что это?.. Может, нам лучше уехать? По крайней мере, спать одна я больше не буду.

- Радость моя, послушай! – Матушка погладила ее по голове. –
 Я уверена, что все это проказы деревенских мальчишек.
Нужно будет, чтобы Егор нашел их и наказал, но заняться этим я попрошу его завтра. А Глаша, я уверена, с удовольствием поспит в твоей комнате. Не беспокойся, все будет хорошо. Ну же, не плачь. Эти слезы – просто прелесть, слезы - всегда за-мечательно. Но не надо так много плакать, не стоит. Все будет хорошо.

- Глаша, если тебе покажется, что у меня кошмар, то разбуди меня, пожалуйста, ладно?

- Конечно, спите спокойно.

Никаких разговоров этим вечером не было, подруги быстро заснули.

Утром Варя была еще более уставшей, чем накануне перед сном, она будто всю ночь бродила в округе, сама того не ведая, настолько ее ноги ныли, а руки еле двигались. Она посмотрела на деревянный потолок, помолилась, привстала на локте, посмотрела на Глашу: та еще не проснулась. «Нужно ее разбудить, - Мелькнула сразу мысль. – Чего она так долго спит?» - Барыня соскочила с кровати, подбежала к подруге и потрясла ее за плечо. Глаша медленно разомкнула веки, из-под которых на графиню сверкнули два алых огонька, но тотчас потухли. Варины ноги не выдержали: ее нежное тело упало на паркет, а глаза, как загипнотизированные, вглядывались в лицо служанки и ждали, что будет дальше.
Глаша вскочила с постели и помогла  ей подняться.

Дальше весь день прошел, как в тумане. Варвара Дмитриевна не помнила ничего, все люди и все события, как тени пролетали мимо, иногда слегка задевая ее прохладным дыха-нием, только с приездом Евгения Андреевича небольшой луч света упал на одного только вновь приехавшего гостя, высвечивая два ряда острых белых зубов.

- Много лет прошло со времен этой истории, никто никогда больше не селился в этих проклятых местах. Но в округе, в соседних имениях часто по ночам девушки кричат. А, гуляя по лесу, видятся многим тени, мелькающие то тут, то там. А еще стоит кому-нибудь заду-маться, будучи в одиночестве, как он тут же ощутит на себе дыхание дьявола, так слабый вете-рок могильного холода. Никто не похоронил бедняг графов и их крестьян. Но те, кто живут не-подалеку или имел несчастье проезжать мимо ночью, рассказывают, что не все так пусто и мертво в этом имении, что по ночам оживает жизнь и горят голубые огни, какие можно увидеть разве на кладбищах. И слышится скрипучий детский плач.

Варя опять очнулась от тумана уже в лесу, уловив лишь конец странной истории, но спрашивать ничего не стала, ей и так было немного не по себе от всего, что она увидела за последние несколько дней.

 То, что было дьявольского в Евгении, в тот день выплыло наружу, и багровый за-кат встретил их целующимися среди красно-белых берез, впрочем, князь сопротивлялся, что никак не сочеталось с его звериным обликом. Его резцы были словно заточены: язык начинало щипать, когда он скользил по его рту, играя с другим языком, и капельки крови расплывались, как капли по стеклу, придавая ощущениям некую пикантную остроту. Но так не могло продол-жаться вечно, пора была возвращаться.

В бликах заходящего солнца они вышли к дому. То, что предстало перед ними, было чудовищней всего, что случилось ранее. Все пространство вокруг дома было завалено ту-шами убитых животных: тут были и медведи, и лисы, и зайцы, и домашний скот, у них у всех были отделены головы и водружены на заостренные шесты, которые составляли целый лес. У всех убитых тварей было вспорото брюхо, и внутренности заполняли собой все вокруг и около этого кладбища.

Обитатели дома не спали, они собирались группами и, трясясь от страха, думали, как быть. Князь остался ночевать, так как его лошадей постигла участь всех остальных зверей. Туман опять объял Варю, она заперлась у себя в комнате и лежала, уткнувшись в подушку. Она не спала всю ночь, потому что заснуть для нее было равносильно смерти, - так она считала.

И ночь. Белая ночь. Варя ничего не видела, хотя терла глаза, как могла. Она ощу-щала внутри себя живое существо, как беременная, она вдруг почувствовала, как сильные муж-ские руки перевернули ее на живот, поставили на карачки и разрезали ее длинным шершавым ногтем от солнечного сплетения до паха. Все, что было внутри, выпало на простыни, как у ло-шадей во время боя, железный гортанный вой оглушил мать. Она старалась нащупать в грудах кишок и других теплых влажных органах свое дитя, но оно удалялось все дальше. Удалялось, пока пуповина не натянулась, как тетива лука. Варя должна была заорать – от боли, от отчаянья, хотела, но не могла, ни одного единого звука не проронила она. Пуповина со щелчком порва-лась, замотавшись за Варину спину, а сама она в изнеможении упала в себя, как в блевотину и провалилась в бессознание.

Дмитрий Иванович проснулся рано утром и уловил запах крови.
Его голова маши-нально прижалась к жене и попала в липкую жижицу. Он с трудом разлепил глаза и закричал: правая рука его жены торчала из ее груди, уйдя внутрь по локоть, а кисть, обломанная, была сжата в левой руке. Он вскочил и бросился вон из спальни. Всюду пахло кровью: по всему дому валялись мертвые крестьяне из деревни, у всех одинаково были сначала сломаны правые руки, а потом воткнуты в грудь по локоть.

В гостиной сидела Варя. Она мешала ложечкой остывший чай. Ее ничего не пони-мающий взгляд остановился на чашке и с нее не сходил. Дмитрий Иванович обнял дочку, сел рядом, обхватив свою голову, всхлипнул. Варя не пошевелилась. Среди гробовой тишины по-слышались гулкие шаги из дальней части дома, приближавшиеся к гостиной. Через мгновение, тянувшееся веками, вошел князь Евгений Андреевич А.

- И что Вы думаете по поводу всего произошедшего? – Улыбка сверкала на нем, оживляя мертвую картину мертвого дома.

- Кто ты? Дьявол!? – Граф с ужасом вглядывался в черты соседа: человеческого в них оставалось все меньше и меньше.
Князь приблизился к Варе, нагнулся и поцеловал ее.

Ее кожа в тот же миг почернела, покрылась нарывами, потрескалась, и из нее по-текла желчь, а голова откинулась назад, оторвалась и покатилась под стол, забрызгав все вокруг фонтаном крови, ее труп свалился на пол, оставив на стуле и скатерти куски мяса.

Безумный отец вскочил и сорвал со стены висевшую там еще со времен прапра-прадеда алебарду и, размахнувшись, ударил князя, тот развалился надвое и исчез.