Алтайский вариант

Ночи на Алтае тёмные. Если луна не светит. И холодные, даже летом. В августе беззвучно падают звёзды, и, приноровившись, можно запросто загадать до пяти-шести желаний. Если погода дождливая, то на улицу лучше не выходить. Всё равно до клуба не дойдёшь. Даже и не выберешься на единственную в деревне асфальтированную дорогу: грязь, темнотища... Зато когда сухо, ноги сами несут по кочкам-бугорочкам, и звёздочки прямо под ноги с тополей сыплются. Фонари горят – вообще хорошо. Полоса тёмная – полоса светлая, тёмная – светлая. Представьте себе драку в этом тёмно-светлом варианте: всё как в театре. Зрители – в темноте, «действующие лица» - в ярком освещении. При желании можно меняться местами и даже участвовать в «спектакле». Помнится, только прошёл дождь, и фонари отражались в асфальтовых бугорках миллионами светящихся капель...

Они тогда здорово напились. Ромео отмечал день рождения, и «пузырей» было выпито - дай Боже! Шикарный жест Ромео соседскому пацану: «На денег, неси бутылки. На все!» Потом он шёл, шатаясь, по улице, а подцепленная где-то девчонка всё допытывалась, сколько же они выпили: три на четверых или четыре на троих? «Четыре... на четверых...»- промямлил он в ответ.

Через полчасика он появился снова: немного протрезвевший, злой и уже без подружки. Подошёл к компании, закурил. Видимо, минуты просветления чередовались у него с амнезией, потому что недокуренная сигарета упала на асфальт, а рука Ромео потянулась вправо – туда, где, через одного, сидела с Борманом Шурка. Шурка была девчонка с юмором: вместо своей она подсунула руку Бормана, и неразобравшийся Ромео начал тянуть...  Надо было видеть, как они грохнулись под ноги всем остальным! Борман выругался, но успокоился. Ромео тоже ненадолго присмирел, но уже через минуту его рука опять потянулась к девчонке.

«На минуточку!» - упрашивал Ромео. А Шурку колотило: то ли от холода, то ли от страха – она не представляла, чего ещё можно ожидать от этого сумасшедшего.  «Ну, на минуточку, ну, я прошу!» И она, наконец, согласилась отойти с ним в сторону. Встала, прислонясь к соседской калитке. Он молчал. Наверное, пьян был так, что забыл, зачем и отзывал. Осмелев, она отвернулась и, не прощаясь ни с кем, пошла домой. Так и закончилась эта пьяная катавасия... Точнее, так она начиналась.

Эта история развернулась быстро и неожиданно, лихо закрутилась под звёздным алтайским небом, и была она обыкновенная и гадкая.

Дым заволакивал всю маленькую комнатушку. Борман с Шуркой сидели на кровати. Ромео – за столиком напротив. Он лениво гладил по голове какую-то из местных девчонок, ворошил её послушные волосы и пускал дым колечками, изредка вмешиваясь в разговор и прижимая к себе «соперницу». В комнате становилось невыносимо. Неизменная закуска – обгрызенные свежие огурцы – лежала на столе, хлеб, банка с водой... Приехавший из соседней деревни паренёк перебирал струны гитары. В конце концов, все выбрались на улицу. Неизвестно, откуда она всегда берётся – водка, но уже тогда, когда всё, кажется, было выпито, появилась ещё бутылка. Ромео проводил подружку и вернулся к компании. Поймал обиженный Шуркин взгляд и протянул руку: «Пойдём на минутку!» Она возмущённо дёрнулась, но он только улыбнулся в ответ. Сначала шли молча. Потом он притянул её к себе: «Золотце моё, одно моё утешение!» Шурка дрожала от холода, но он был рядом – большой и жаркий. Он целовал её, гладил по волосам, по спине, приподнимая кофту. «Пойдём!» - упрашивал он, и не сразу Шурка сообразила, куда он её зовёт: оказывается, в ту самую комнатушку, в которой они только что пили. «Нет!» - запротестовала она, напуганная и возмущённая одновременно, потому что поняла вдруг, что его ласковые слова ничего не стоят, поняла, что ему, в конечном счёте, нужно. Одновременно осознала и то, что ей от него не надо ничего, кроме этих ласковых слов и объятий. Но он не унимался, он целовал и упрашивал, и она, понимая, всё понимая – всё-таки пошла с ним. А в комнатке оказался Борман. Он смотрел на Шурку нагло и тупо, и видно было, что соображает он плохо. Ничего поначалу не сообразила и Шурка. Она, хотя и боялась этого, рассчитывала остаться вдвоём с Ромео. Но вот такой подлости осознать она просто не могла и пришла в себя только тогда, когда Борман на глазах у Ромео потянул её к себе, а тот недвусмысленно взялся за ремень на брюках.
-Ах ты, падла! –глаза у Шурки загорелись, она заговорила тихо и язвительно. – Ах ты, тварь бессовестная...
-А ты лучше? Ты же сама со мной пошла!
-Я тебе верила...
-Верила?! – впадал в истерику Ромео. –А вам-то верить можно? Вы же сами такие же! А я только хотел... любви!
Она онемела от такого поворота. Сперва онемела, а потом вдруг заорала. Борман отшатнулся, Ромео вытаращил глаза. Через секунду он уже тушил свет и выскакивал на улицу.
-Дура! Какая дура! И откуда только такие дуры берутся?! – он удалялся в темноту и сыпал ругательствами.

На душе у Шурки стало и легко и пусто. Звёзды светили по-прежнему ярко. Где-то на дальней улице слышались звуки гитары и полупьяное пенье. Лёгкой пружинистой походкой направилась домой. Усмехнулась, представив, какие сплетни поползут по деревне завтра. На секунду замерла от жгучей боли – яркого-яркого ощущения, что любит Ромео... И зябко поёжилась тут же от накатившего отвращения к нему. О Бормане даже не думала, он был «пешкой». Пошла домой, легла спать...

1997