из цикла Ангелы

  Из холода на бульвар вышел ангел. На его шершавых крыльях кристаллизовывалась тишина, подол балахона собирал сухие снежинки, а бульвары цеплялись один за другой и ползли по городу, то горбатясь, то зияя лакунами прудов. Слева зачернела ограда, и у ее перил вылепился серый милиционер. Ангел остановился, а милиционер, подплыв к нему, выпустил из-под хмурых усов комочек пара.

  – Но у меня нет документов, – развел руками ангел. Милиционер двинул по лбу морщину и плюнул новое облачко, снабженное маленькой завихрюшкой.

  – Я – ангел, – безмятежно сказал ангел.
  Довесок к облачку разросся и разветвился.

  – Понимаете, у нас не бывает ни паспорта, ни прописки…
  Лицо милиционера уже смутно виднелось в клубах пара, а губы продолжали выбрасывать все новые и новые порции белесого воздуха. Ангел понял, что спорить бесполезно и отправился вслед за туманящейся фигурой в сизой тужурке.

  Перескочив через улицу, они мелькнули сквозь арку и с размаху уткнулись в подъезд, так, что крыло ангела стряхнуло изморось с черной доски у входа. Внутри пахло столами с синими пятнами чернил. И стульями с рыжей рыхлостью, выглядывающей из-под обивки. Этот запах был настолько силен, что забивал даже водочный дух, пропитавшийся липкостью давно не мытого тела. Обитатели этого помещения спали и бормотали что-то. Женщина, абсолютно лысая, очнулась и подняла лицо с нарисованным оранжевым ртом.

  – Здравствуй, – ангел сел перед ней на корточки.
Полоса ослепительных губ разомкнулась.

  – Бог – это любовь, – сказал ангел.
  Женщина вздрогнула и, потянув руку к его щеке, ласково отвела в сторону прядь. В углу напружинил плечи парень – он по-волчьи, всем корпусом, обернулся, и теперь его голос хрипом ворочался в горле.

  – Бог – это слово, – улыбнулся ангел, увидев, как скулы парня, полыхнув, успокоились. Из-за спины запахло клеем и старым бело-синим ластиком – над хрусткими крыльями повисла дымная фигура, золотясь погонными звездами. Фигура кашлянула, и эхо отозвалось где-то в подбородке.

  – Бог – это добро, – произнес ангел тихо-тихо. И на милиционера из неведомых далей подуло ладаном и почему-то пивом. Он крутанул носом.

  – Бог – это свет, – назидательно шепнул ангел. Милиционер смутился и распахнул дверь, обелив всех морозом.

  Ангел поправил крылья и втянулся в лабиринт улиц, улочек и переулков. Он кружил до самого вечера, улыбался людям. Те улыбались в ответ и лезли обниматься.

  Наступило время, когда светофоры теряют цвета и, как циклопы, мигают одиноким желтым глазом. Катя привычно выглянула в окно, охнула и, накинув поверх халата кроличью шубку, гулко шлепая тапочками, выбежала из тепла. Под расцвеченным Москвою небом, утонув виском в снегу, спал человек в белой хламиде, прижимая к груди бумажные крылья. Катя дернула его к себе, обняла и повела домой.

  – Опять? Ответь, сколько можно? Ты ведь обещал… Еще и костюм мой испортил. Ну в чем я завтра выступать буду? И Шурка без тебя уснуть не может, весь изъелозился. Я… – она махнула рукой и всхлипнула. Его волосы щекотали ей глаза.