Трагедия

Бокман был хороший человек, хотя и пил безбожно. Отца его, родом из поволжских немцев, во время войны сослали в Казахстан. Там он женился на местной Гюльбахор, а когда Никита немцев реабилитировал, вернулся с семьёй сюда. Сам Бокман был трудягой. Всю сознательную жизнь проработал он в нашем совхозе механизатором и, хотя любил закладывать за воротник, у всех начальников находился на хорошем счету. Но посе одного происшествия, над котором потом потешалось все село, пить он завязал напрочь. И вот как это случилось.
Сломался раз один совхозный трактор, МТЗ-80. Коленвал там полетел, сальник протек или еще что - врать не буду, не знаю. факт тот, что в нашей слесарке такой запчасти не обнаружилось. Поскольку же материально ответственным за технику являлся Бокман, то Михеич, завгар наш, в бригаду, снять деталь с другого трактора. Их там почти десяток в кошаре ржавеет. Сами знаете, денег на ремонт нет и не предвидится, вот и гниет техника на семи ветрах. Добро бы остальные в целости сохранить, вот и приходится из трех один рабочий собирать. А что там попишешь?
Послали, значит, Бокмана в бригаду за деталью за этой. А он, как вы уже знаете, не дурак был остограммиться. Даже термин специальный для этого мероприятия придумал. Пойду, говорит, почитаю Библию - и прямиком в сельповское кафе. Возвращается оттуда уже начитанный-начитанный. Если скажет, что два псалма прочитал, значит, двести грамм выпил. А если целую главу осилил, это уже бутыль выходит. Ленка, официантка столовская, уже и гоняла Бокмана, и к начальству его ходила, и участковому жаловалась, да толку чуть. Село-то все в тридцать дворов, куда там от Бокмана денешься? Да и во хмелю он не буйный, только странность одна проявляется.
Когда механизатор напьется, несет его цитировать античную литературу. Сам он как-то проговорился, что в раннем детстве, еще в Казахстане, попался ему в руки сборник древней прозы - ну, там, Гомер, Демосфен, Сенека, Цицерон и прочие, - да так в душу запал, что до сих пор многое помнит наизусть. "Иам долор ин морем вент меус1, как говорил Публий Овидий Назон", - нечто подобное любил он вернуть в речь собеседника псалма этак после четвертого. Особенно его отчего-то умиляло слово трагедия, которое с древнегреческого переводится как "песнь козлов". "Нет, ну вы, мужики, слыхали? Трагедия - это у них козлиная песня. Так что же, блин, получается: в театре одни козлы собрались?" - рассуждал Бокман, подходя во время обеденного перерыва к трактористам, игравшим в домино. "За козла ответишь", - лениво отмахивались те, стуча костяшками. Козья порода пить его и отучила. Но обо все по порядку.
Ну вот, дал Михеич Бокману указивку насчет запчасти. Тот, мужик исполнительный, потопал, пробурчав какую-то несуразицу вроде "Фести на ленте2". До бригады, в общем-то, недалеко, километра два будет, то бишь добрым шагом за четверть часа добраться можно. Беда лишь в том, что по пути тот самый шинок стоит. Как механизатору мимо него пройти, Библию не почитав? А уж коль скоро друг наш засядет за библейские чтения, прочие занятия для него автоматически перестают существовать. Часа эдак на два, на три.
Таким вот образом. Бокман в забегаловке Библию свою изучает, ко второму тому подбирается, а Михеич, натурально, уже волноваться начинает. Звонит в бригаду - нет, говорят, не видели, не приходил. Куда прохиндей подевался?! Там, к счастью, вспомнил завгар о столовке. Бегом к Ленке. Та: "Да, был ваш алкаш, оприходовал бутылку, вторую было решил взять, да засуетился, вспомнил, что бежать ему куда-то надо, вот и смотался.
А трактор ведь простаивает, и без бокмановской запчасти ему никуда. Что бедному завгару делать? Остается самому налаживаться в бригаду искать тот коленвал или что там было. Как назло, и "УАЗиков" в гараже ни одного не было. Стоял только кунг, в котором спал водила Козлов. Отчего-то в совхозе этот списанный из армии трехосный ЗИЛ звали "мурмоном" или ласково "муркой". Ухватил Михеич сонного шофера за грудки, сунул за руль и покатили они в бригаду. Кстати, если бы не на мурмоне поехали, а на чем другом, не стал бы я свидетелем этой истории. Почему - потом поймете.
Надобно еще там отметить, что у Михеича несколько дней назад сбежал любимый козел. Борькой рогатого звали. Производитель был отменный, козлят наплодил - не сосчитать. Но вот незадача: на прошлой неделе хозяин, уходя в гараж, забыл закрыть на засов дверь овина, и Борька, почуяв вкус свободы, выскочил наружу и был таков. Очень горевал Михеич по козлику, даже выпил малость (чего за ним, в отличие от Бокмана, практически не замечалось), но тот не появлялся. Да и опять же, волки по окрестным лесам лютовали. "Остались от козлика рожки да ножки",- песенку детскую помните? Вот и бедняга-козловладелец припомнил. Да что с того толку?
Долго ли, коротко ли расталкивал Козлова Михеич, однако в бригаду они все ж таки уехали. Кунг был старый, еще 157-й "ЗИЛ", но бегал исправно. Козлов, любивший лихачить, вдарил по газам, и "Зилок", привыкший к смурному норову водилы, рванул вперед, выбросив из-под задней тележки, как из-под копыт доброго скакуна, столб степной пыли. А что такое трехоске пара километров - это ж пять минут. Так бы оно и было, коли...
Коли сразу же за поворотом с большака на бригаду, у редкого ельника, Михеич не заорал: "Козел! Стой, козел, стой! Ядрена Матрена, Епишкин пистолет..." и еще несколько несуразных эпитетов прибавил. Козлов, подумав, что завгар обращается к нему, с испугу вдарил по тормозам, так что крикун чуть лбом не влип в ветровое. Тот, очухавшись, из кабины выскакивает и в кювет кидается. А там - батюшки-светы! - Борька его лежит. Волками подранный изрядно, однако ж живой. Копытами дергает и блеет так слабо.
Уж как его хозяин обрадовался, и не передать. Затащили они с водителем бедолагу в кунг. Животина, правда, брыкаться пыталась, но быстро сообазила, что добра ему люди хотят, и успокоилась.
Погрузив полуживого Борьку в кузов, поехали дальше. Пара минут - и уже на полевом стане. Там им бригадир и говорит: "А не было у нас никакого вашего Бокмана, и не появлялся". Забрали наши путешественники ту злосчастную запчасть и, не солоно хлебавши, повернули обратно в гараж. Да теперь им и коленвал тот ни к чему: никто ведь, кроме Бокмана, трактор не починит. А того, может, уже, как Борьку, волки задрали.
Что, спросите вы, было дальше? Все по законам жанра. Бокман лежал в канаве, разумеется, пьяный в усмерть. Удивительно еще, что хищники не добрались до мастера. Вероятно, запах отпугнул.
Деваться некуда. Чертыхаясь и матерясь, завгар с водилой, изрядно попотев, засунули неподъемное тело в кунг. Закрыл дверки Михеич, благословил тракториста: "Чтоб твою, бля...", залез в кабину "157-го", и кунг двинулся.
По дороге еще дождь зарядил совсем некстати. Большаки у нас там сами знаете - до первой воды, а там болото болотом. Не то, что кунгу, а и человеку в кирзачах не пройти. Те километры, что посуху за пять минут ехали, обратно проблемой стали. Проехал кунг полдороги и у самого поворота, почти там, где козла нашли, застрял. Сколько ни газовал водила, сколько ни раскачивал машину, мурмон лишь глубже погружался в глинозем, пока окончательно не заглох.
"Приехали, бля!" - обреченно ругнулся Михеич. "Толкать надо", - озабоченно проговорил Козлов. Завгар выпрыгнул из кабины и там же чуть не по колено утоп в грязи. Машина осела почти по самые ступицы. Вообще-то фургон был хороший, когда-то полноприводный, модели "157-К", но по нашему обыкновению, ведущий передний мост давно сломался, чинить его никто не чинил, вот и превратилась машина из вездехода в так просто. А почини ее чуть раньше, не сидела бы "мурка" вместе с Михеичем, Козловым, Бокманом и Борькой под проливным дождем посреди дороги.
Ситуация, натурально, не хуже не выдумаешь. Грузовик в глине сидит, Михеич, чертыхаясь и матюкаясь, по уши в грязи толкает кунг, а Козлов пытается газу поддать. Но все усилия завершаются очередной порцией глины, летящей из-под колес мурмона в завгара, и ответной шестиэтажной нецензурной конструкцией последнего в адрес водилы. Кунг же полметра вперед, полметра назад - и баста. Там уже и Борька от этой тряски засуетился. Дергается в кунге, рогами в борта стучит. Хорошо лишь Бокману: спит, пьянь, сном беспробудным.
Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего: там-то все и началось. Толкает, значит, Михеич ЗИЛ, и в какой-то момент оттуда раздается истошный бокмановский вопль. Завгар от него в лужу упал, а Козлов с испугу так по газам засадил, что кунг аж из топи выскочил, в дополнение обдав толкача порцией грязи по полной программе. А в стекло удаляющегося кунга влипло искаженное ужасом безумное лицо Бокмана.
Вот и представьте себе такую диспозицию: Михеич в луже под дождем барахтается, кунг в полусотне метров стоит, в заднее стекло механизатор дико бьется, пена на губах. Козлов выскочил из кабины и тоже ничего понять не может - то ли матерящегося завгара из лужи поднимать, то ли с механизатором разбираться. Ну, а вдруг тот "белочку" поймал и на него кинется? Без подручного инструмента - ломика там или хотя бы ключа разводного - страшновато.
Ситуация грозила затянуться, но разрешил ее сам Бокман. Каким-то манером он сумел открыть дверь кунга и выскочил наружу с диким криком "Деус квос вульт пердере дементат приус!3". "Точно белочку схватил", - подумал оторопевший Козлов. Вслед за несчастным в распахнутые двери выпрыгнул как-то распутавшийся Борька и тоже убежал в поля. "Стой, бля, стой, скотина!" - то ли козлу, то ли Бокману закричал Михеич, выскакивая из лужи.
 Завидев такое безобразие, экипаж 157-го приступил к решительным действиям. Михеич, поняв, что его козел, сбежавши раз, уйдет и другой, как был весь в грязи, тмк и кинулся за Борькой налево. Козлов же, сообразив, что механизатор в этаком состоянии либо в поле под дождем сдохнет, либо тоже в каком болоте утопнет, побежал за тем направо. Короче, беготня полная, лишь "мурка" стоит, мокнет.
Всё кончилось добре. Поймал бригадир своего козлика, на веревку посадил и в кунг отвел. То особо и не мемекал - видать, тоже под дождем не понравилось. С Бокманом было сложнее. Он никак не хотел ловиться, руками-ногами от Козлова отбивался. Тому даже монтировкой легонько стукнуть пришлось, чтобы скрутить и вместе с подоспевшим Михеичем к фургону доставить. Ох и ругался же бригадир, по дождю и грязи волоча брыкавшегося и голосившего пьянчугу!
Но там возникла незадача. Чем ближе подбирались они к кунгу, тем ситльнее механизатор отбрыкивался от них. "Дьявол! Экце дьявол! О, Бокман, Бокман, кваэ тэ дементиа кэпит!4" - орал он, как смертельно раненый гладиатор. "Заткнись, бля, знаток хренов!", - сквозь зубы процедил мокрый завгар. Но Бокман не затыкался.
А ехать-то надо. Попытались засунуть бесноватого в кунг, да не там-то было. Чуть успокоился мастер, как из окошка козлу надо было выпялиться, да еще и заблеять. Там механизатор совсем уж не по человечески взорал нечто невнятное, рухнул на колени, начал истово креститься и бить челом в глинозем. Представьте, как всё это выглядело со стороны: размытый проселок, дождь сверху, грязь снизу, кунг посредине, козел в окошке, юродивый в религиозном экстазе ему молится, и два типа рядом, оторопевших настолько, что и про дождь забыли.
Первым дух атеизма возобладал у Михеича. "Да что ты, бля, на него пялишься, мотор скорей заводи!", - крикнул он шоферу и кинулся к Бокману. Схватив того поперек тулова, засунул в кабину, и, приказав шоферу нестись в село, залез в кунг к ненаглядному Борьке. Козлов в своеобычной манере выжал газ до упора, и "мурка" разбрызгмвая грязь по сторонам, полетела вперед.
Нужно ли говорить, что за те полтора километра, что отделяли место происшествия от гаража, Бокман пытался выскочить раз восемь, а о дьяволе голосил, не умолкая. Когда же машина  добралась до совхоза и поравнялась с домом бедолаги, тот с ужасом вылетел из кабины, ворвался в хату и заперся на все замки.
Ни Михеич, ни Козлов, ни те, кому они рассказали о странном происшествии с Бокманом, понять ничего не смогли. Большинство сошлось на том, что действительно тракториста "белочка" с перепоя посетила. Все разъяснилось через несколько дней, когда отощавший и протрезвевший механизатор появился на люди. Он и рассказал:
- Ну, выпил я чутка у Ленки: хомо сум, хумани нихили а ме алениум путо5. В бригаду вроде пошел, не дошел, кажись - не помню. Потом меня вроде кто-то поднял, куда-то засунул, повез. Приснул я. И там мне черт во сне явился. Открываю глаза - и впрямь черт! С рогами, с ушами с бородой гнусной. И бородой своей мне в харю тычет, пасть оскаляет. Хорреско референс6! Я как вскочу, как закричу, и к дверям! А двери заперты, а сзади черт в меня тычется! Ну, боженька меня не оставил, выпустил на волю...
Долго над Бокманом совхоз потом потешался. Даже когда Михеич ему объяснил, что это был никакой не дьявол, а обычный козел, и в доказательство Борьку продемонстрировал, все равно тракторист не поверил. "Что же я, козла от черта отличить не могу, что ли?" - обидчиво отвечал он. Но пить с тех пор бросил напрочь, даже пиво. "Нон сум квалис эрам7", - доходчиво объяснил он ситуацию Ленке, лишившейся от такого поступка значительной части доходов своей столовки.
Вот такая трагедия с нашим Бокманом приключилась. Некоторые, правда, впоследствии говорили, что ничего этого не было, а Михеич с Козловым специально все придумали, чтобы тракториста от водки отучить. Свидетелей, мол, никаких нету. А вот и есть. Я сам все это видел своими десятью глазами. Я с ними тоже ездил, да и как не поехать, когда в кунге том живу. В кабине, между сиденьем и задней стенкой. Там всегда тепло, а Козлов никогда ни тряпкой там пыль не смахнет, ни веником не полезет. Так что паутине моей ничто не угрожает.
     1 Скорбь уж в привычку мою обратилась (здесь и далее искаж. лат.)
2 Спеши медленно
3 Кого бог хочет покарать, того сначала лишает разума.
4 Дьявол! Это дьявол! О, Бокман, Бокман, какое безумие тебя посетило!
5 Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
6 Страшно вспомнить
7 Я уж не тот, каким был прежде