Кое что о смерти

"Жила-была лужа. Считала себя большой и красивой. Мечтала стать морем. Но,однажды, проходящая мимо корова выпила ее. И лужи не стало. А лягушка, которая жила в этой луже, перебралась в другую лужу и стала жить дальше, не зная печали".
                Кристина, 5 лет.

«Белый потолок. Нет, не белый. Серо-белый, с солнечными бликами. Как он мне надоел! Но этот потолок – не потолок, это белая дверь, это вход в мой сон. Сейчас по истерзанным венам начнет свое путешествие Бог сна Морфей. Он в нынешнем земном воплощении  даже имя сохранил – морфин, мОрфин, морфи-и-и-и-ин…

Вы не думайте. Я не наркоман. Фигня! Уже да, уже наркоман, только честный. Как это честный? Это когда все официально. Когда долгожданный яд  попадает в мой дом по рецептам.  По назначению милостивых врачей. Casus inoperabilis – неоперабельный случай. Совсем. Не совсем операбельный или совсем неоперабельный. Какая разница? Итог один – хана мне.

Вот и остался у меня только потолок и всемогущий Бог Сновидений. Сны - под  мелованым небом.

Но белый – это не только потолок. Это спецодежда служительницы  Морфея. Сопливая девчонка не просто медсестра, она жрица в белых одеяниях, что приходит в моих «междусоньях». Она является спасительной феей, вытаскивая меня из водоворота боли - навстречу сладким снам. Исправное служение своему божеству. Таинство ее действий, тонкие пальчики, хрупкое стекло ампул и странно освежающий запах спирта.

Блеск острия иглы – приобщение к сокровенному, прыжок в нереальность. Это там я живу, а здесь – существую, скрюченный поганым недугом. Это там надежда, а здесь – ее битые осколки и пластмасса шприцов в мусорном ведре. Это там я сильный, здоровый, молодой, а здесь – ввалившиеся глазницы, пергамент кожи и выпавшие от химиотерапии волосы. Моя жизнь там, на грани. На пороге в Храм? На крошечном «пятачке» у входа. Куда?   

Моя жизнь в снах.

Иногда рядом всплывают испуганные глаза родственников и знакомых. Каждый раз они приходят не проведать, а прощаться со мной, каждый день я слышу, какой, оказывается, я был замечательный и незаменимый. Хватит!Пошли вон! Надоело! Не хороните меня ежедневно, не репетируйте свои некрологи у моей кровати. Я еще жив! Но жив не с вами и вашими слюнями, а жив в снах.

Мои бредни… они разные, веселые и - не очень. О прошлом и о будущем, со странными провалами в хронологии настоящего. Как-то, приснился яблоневый сад, не цветущий, а осенний. Прозрачный холодный воздух, тонкие паутинки, тишина. Я даже запах почувствовал. Запах прелой листвы вперемешку с  горько-сладким дымом костров и медовым ароматом антоновских яблок. Странно. Я никогда не любил осень и антоновские яблоки. Я любил лето. Любил, почему в прошедшем времени? Может, потому, что после «осеннего» сна, я не так ненавистно смотрю на унылую сопливую слякотность за окном, размалеванную намокшими  плакатами о предстоящем празднике.. Я пытаюсь наяву ощутить прело-горько-сладкий-яблочный запах моего сна. Но несет только лекарствами и безнадежностью.

Я слаб по части фантазии. Откуда же мое заколотое сознание выдергивает эти образы. Ловушка Морфея? Происки жителей подземной страны, куда, я, возможно, попаду после того, как перешагну порог Храма. Эти лица, тела, пейзажи. А вчера во сне на меня обрушился звездопад. Сверху падали звезды. Они были не тяжелые, не колко-острые, не горячие. Они были ласково теплые и щекотали мою грудь, забиваясь за ворот рубашки.

Очередное пробуждение (а, может, наоборот, очередное засыпание). Возврат в цепкие объятия реальности. Зачем вы меня разбудили? Что вам нужно? Кто эта седая женщина с измученными глазами? Постойте-ка, я ее раньше видел. Она даже приходила в один из моих снов. Только там она была молодой красавицей с теплыми руками, а я был маленьким  на этих  руках. Тогда, вечность назад, я засыпал под ее колыбельные о белых медведях. Мама. Почему ты теперь не поешь мне колыбельные?  Потому что осень, дождь, и белые медведи в зоопарке стали серыми.

Снова сон.
Кто Ты? Я тебя раньше не видел? Какие у тебя умные глаза! В них нет жалости, в них Надежда и Звезды. У тебя холодная рука. Ты молча открываешь дверь, за которой ослепляющий  свет. Я прощен? Я иду в Храм. Я знаю кто Ты. Спасибо».

Дождь за окнами Храма мыл асфальт с распластанными по нему листьями и сладко пахло антоновскими яблоками из соседнего овощного магазина.

Город готовился к празднику.

****

Вжик-вжик-вжик…

Дворники по стеклу. Размытые дождем точки и тире дорожной разметки.

         Вжик-вжик-вжик…

В машине тепло. В желудке тепло. На сердце тепло. А за окном осень, серые тучи и дождь. За окном приближаются огни предпраздничного города. Города - где меня ждут. Всегда.

                Вжик-вжик-вжик…

Туман…боль…что-то красное мешает смотреть. Где-то рядом стонет сирена.  Где я? Сквозь красную пелену тумана – глаза. Холодные. Жестокие. Чьи они?

Не-е-е-ет!!! Уходи! Меня ждут! Нет!

Звук сирены становился все дальше и дальше. Все перекрыл ленивый шелест  дождя. Под грудой искореженного металла скапливалась вода и бензин. Сумерки сознания, вспоротые криком-мольбой – НЕТ!

Капли дождя стекали по лицу мертвого мужчины, окашиваясь красным. Дворники молчали. Стекла не было. Мутная лужа под машиной. И желтые огни города, где ждали.

Город ждал праздник.

****

- Ну, здравствуй!

- Теперь мы с тобой сестры. Наше родство правильное, кровное. Моя алая смешивается с твоей прозрачной. Породнились. Навек. Моя кровь теплая, она стекает жирными каплями, соединяясь с холодом твоей.

-  Ну что, сестра, поговорим? О чем? Или, ты не хочешь говорить со мной? Тебе не нравятся пьяные женщины? Мне они тоже никогда не нравились. Я терпеть не могла крепкие спиртные напитки. Он даже плоско шутил, что у меня скоро крылышки прорежутся. Не пью, не курю. Он шутил… он… Ха! Видел бы он меня сейчас! Но он не увидит…

-  Почему ты грустишь, сестра?   Что? Ты говоришь, что наша встреча не ко времени. Ты -  не хотела ее торопить. Чушь! Я хотела. Давно. С того дня, когда в гостиной сломались часы, и некому было их починить.

- Ой, что-то голова кружится. Наверное, коньяк не помирился с желудком. Только бы не вырвать. А то нарушу изысканную алость нашего родства неприличием рвотных масс. Тебе же это не понравится? И ему бы не понравилось… Видишь, вы с ним похожи. У обоих грустные глаза и любовь к точности во времени при отсутствии часов.

- Что? Ты говоришь, что еще не поздно. Да что ты в этом понимаешь! Поздно. Он там, на Лазурном берегу своей мечты, а я здесь, с тобой… Ницца. Стаккато согласных. Южные ночи… без меня. А у меня осенний вечер, дробь дождя по стеклу, коньяк и Ты. Но ты не уйдешь, как он. Ты будешь рядом, до конца. Мы же теперь кровные сестры…

Вода попала к соседям. Взломали дверь. В ванной нашли ее. Мертвую. Недопитая бутылка коньяка. Лезвие. Намокшая фотография мужчины на фоне лазури небес. Записка. «Ухожу жить к сестре».

Осень за окном плакала по ней.

Город  начинал праздник.

****

«Я венец Любви. Я появился благодаря Ей. Мне здесь тепло и плавно.

Что-то сверху ритмично стучит.  Тук-тук. Какой-то механизм, с постоянным режимом подзарядки. Ничего, пусть стучит, это успокаивает, усыпляет. Я сплю-ю-ю-ю…

Я много сплю, во сне я летаю. Летаю, значит расту.

Тук-тук-тук, зачастило сверху. Что-то случилось? Просыпаюсь. Начинаю переживать. Нервозность повсюду, ее можно потрогать, она растворена в жидкости, которая меня окружает. Непонятное ощущение опасности. Тук-тук-тук, барабанит беспрестанно.

Что это? Жидкость, окружавшая меня, исчезает, меня сдавливает со всех сторон, что-то грубое и сильное. Зачем? Мне же больно!!

Ослепляющий свет, пустота, кто-то сжимает меня кольцом холодных рук. Пытливый злобный взгляд. Отпусти! Ты же видишь, я плод Любви. Я должен жить! И меня отпускают, враждебные чужие глаза отступают, что бы, когда-нибудь, на излете, появиться вновь. И - кто знает - какое выражение будет в них  тогда…»

Салют над городом отражался в дождевых дорожках на окнах родзала.

- Дышит?
- Да, все будет хорошо.

Город встречал праздник.

****

Лужу выпила корова. Лягушка нашла новый дом. Что осталось?

Осталось море и его память о гибели лужи.