Две реальности

- Где я! Где! - я размахивал руками, по крайней мере, мне казалось, что я делаю много движений, но на самом деле я лежал и почти не шевелился, а губы мои с трудом выговорили три слова, без интонации, только с мучениями.
- Вы в больнице, все в порядке, у вас множественные переломы, открытый перелом правой ноги, два...
Я уже ничего не слышал, я уходил в себя и там собирался силами, чтобы постигнуть жестокую реальность, понять судьбу и постараться простить её.
*   *   *
Белые шары из грубой резины были наполнены воздухом и с трудом взлетали, они лениво слонялись из стороны в сторону, ожидая ветра. Я прошел мимо них и детей, что выпрашивали у родителей деньги на дешевое развлечение. А взрослые подсчитывали, думали и не хотели пополнять непредвиденные расходы. Я же шел просто и спокойно, разглядывая все вокруг в солнечном свете, теплом и любимом.
- Как вы хотите свой хотдог, с кетчупом или майонезом.
- И кетчупа и майонеза, пожалуйста, и всего помногу. Вот, морковки побольше, зелени, да, - продавец, приятный мужчина низкого роста и худощавый обложил хлеб с сосиской как мог, многое норовило свалиться, но умелые руки не позволяли, словно и говорили, вот сейчас покупатель заплатит, а потом падайте, хоть ему на рубашку, - У вас есть горчица.
- Нет, к сожалению нет.
- Тогда сам жуй свой паршивый хотдог!
Нет, это было шуткой, хотдог я купил, хоть и немало удивил продавца, заплатив ему на пять тенге меньше и признавшись, что больше у меня нет. С хлебца все валилось, а сосиска ничем не напоминала мясо, но я все равно был доволен и с радостью наполнял желудок.
*   *   *
- Что с рукой! - я вскочил, и, показалось, улетел, так как в глазах потемнело, а голова неприятно затуманилась. Её раздирала ужасная боль, что даже волосы дыбом вставали, - Боже! Где мои волосы! - меня идеально обрили, а рука гнулась намного дальше запястья и далеко не в локте. Все это было похоже на плохой сон. Разум ничего до конца не осознавал, а тело не подчинялось, ненормально выпирая из простыни.
- Все в порядке, успокойтесь. Сейчас операционная освободиться и вас прооперирует дежурный врач.
- Какой к матери врач! Я иду домой! - встать я не мог, только пытался. Свет давил на глаза, было слишком ярко, - выключите свет! Выключите!
Я неустанно пытался встать, а медсестра плакала и успокаивала меня, толерантно складывая моё тело обратно в кровать. В какой-то момент я одержал верх, упрямо как бык пробираясь вперед, но не смог и пошевелиться вне кровати, безвольно упав наземь. Девушка в белом халате окончательно сорвалась, ревя и пытаясь меня поднять, что было её не под силу. И тут я увидел напряженные, искаженные ужасом и проникшиеся чувством сожаления лица других, сидевших в палате. Я посмотрел на себя и не мог понять, что произошло. Все моё тело было раскурочено, из правой ноги торчали окровавленные кости. Все тело было синим, а таз походил на выгнутую пластмассовую тарелку. Замолкнув, я послушно начал помогать медсестре. Удивление никак не покидало меня. Я ничего не понимал. Неужто я хотдогом так отравился?
*   *   *
Она была прекрасна в свете полной луны, и я владел её. О, эти минуты подчеркнут всю мою жизнь и будут вынесены за поля, как наилучшие моменты. Если человек может быть безмерно счастлив два часа подряд, то я одни из первых. Я смотрел на её задумчивое лицо и думал, специально она себя делает обворожительной или здесь в силе промысел случая. Но я восхищался тем, что видел и не ставил в разницу искусственно это или естественно. Она прекрасна и довольно рассуждений, надо ловить момент и помнить о смерти. Смерти?! Какой к черту смерти!? Наверное, ты по поводу тех парней, что сидят у входа и уже пятнадцать минут обсуждают твою спутницу?!
- Тебя что-то беспокоит, - в меру тихо, с волнением в интонации спросила она. Ровно столько, сколько нужно, чтобы я считал, что она заботится обо мне. Она крайне умела. И все для меня. Я польщен милая, поистине польщен.
- Вон те парни, что уже битый час пялятся на самую красивую девушку, это вульгарно и задевает меня. Ведь они смеются, верно, что-то паршивое обсуждают. Подобная ситуация не уместна в столь чарующий вечер. Пойду, разберусь с ними.
Она остановила меня, попыталась отговорить, и я послушал бы её, если бы в глазах моей обворожительной девушки не горел огонек. Она желала, чтобы я вступился за её честь, столь не популярное достоинство человека, что стало экзотикой. Что ж, она хочет экзотики, поставим ей негра с косой. За её честь! Все было быстро и по-деловому. Я подошел, расчетливо поругался, и мы вышли, в уме готовя ножи, что достанем из-под ремня, оказавшись в тихом месте за углом. И я услышу шум прибоя, плавая в крови.
*   *   *
- Кровь! - закричал я, увидев красное пятно на простыне. Она расползлось на довольно большое расстояние. Я не предполагал проскакать по нему так долго. Меня знобило, и я не чувствовал себя.
- Что случилось, - забежала знакомая медсестра. Её глаза успокоились, когда она увидела, что меня взволновало, - она уже засохло. Кровотечение мы давно уже остановили. Потерпите, в девять часов освободиться операционная и мы вас подправим, - "подправим" прозвучало доброжелательно, но в голове возник образ помятого со всех сторон автомобиля, отжившего свой срок и просившего хоть час работы на СТО. Ему почему-то отказывали.
- Где боль! Сестра! Почему нет боли!?
- Это шок, успокойтесь, все в порядке.
- Я умер, сестра, я умер, я это знаю, не лгите мне, я все знаю.
- Нет, упаси бог, через пару месяцев будете по горам лазить.
- Но я не чувствую боли, где боль.
- Заткнись, а то сейчас такую боль устрою, - прозвучал из глубины палаты недовольный мужицкий голос.
- Твою мать! Я с тебя кишки буду наматывать. Подойди сюда, скотина, иди! Где ты, дай взглянуть на тебя. Иди сюда. Да я тебя с...
Я долго изливал все своё неблагополучное мышление, затем перешел на жесткое ругательство и только когда я немного ощутил мир вокруг и почувствовал стыд перед сестрой, порхавшей надо мной, замолк. Моментом позже пришла долгожданная боль. Я не верил себе, я радовался ей, острой, нестерпимой. Не поверить. Я кричал от ужасной боли и был невообразимо счастлив. Я чувствовал. Я еще был жив. Но сознание, а я кричал как не нормальный, в тот момент был более чем не в норме.
*   *   *
- Тридцать два барана на печи в лесу, жарятся, что утка на огне в дому.
Кто-то, напившись, напивал глупую песню, травя себя очередной порцией алкоголя. Но я не был любителем выпить, не курил, только накуривался и то, по случаю. Случая не было и я, чистый как стеклышко покидал гостеприимный дом тех самых парней, что вчера пялились на мою девушку. Кстати о девушке, я её не видел с тех самых пор, как вышел из бара. Парни то оказались голубыми, но крайне странными. Сначала я предположил, что они вообще не дерутся, но потом, когда мы избили какую-то пару панков, я убедился в обратном. Все они увлекались тяжелой музыкой и входили в транс на первых нотах, уплывая в страну чудес на вихрях дыма. "Угадай мелодию" была не для них.
А я довольствовался жизнью в своё удовольствие. Ел мороженое. Я очень люблю мороженое...
*   *   *
- Очнись! Открой глаза! Глаза открой! Что с ним?
- Не знаю, он только недавно уснул.
Я слышал их разговор, но ничем не мог отреагировать. Веки неподъемны, будто сломался механизм, чтобы их открыть. Не мог я пошевелить и конечностями. Мне казалось, что я танцую, но рассудок, точнее выжившая его часть, говорил мне обратное.
- Да проснись же ты! Где нашатырь?
Нашатырь не понадобился, да его бы и не нашли. Я открыл глаза сам, оглядел свет, похожий на божий глаз и позвал маму. Я очень хотел мороженое, очень.
Надо мной стояла злая женщина, похоже, доктор. Меня будет резать женщина! Кому я не доверяю нож в руки, так это женщинам. Только не она!
- Не бойся, расслабься, я тебя оперировать не буду, на это есть дежурный врач.
- Тише милый, тише, - я узнал этот голосок. Это сестра, моя любимая. Я успел полюбить её за эти несколько часов. Сколько часов!? Сколько я здесь.
- Почти девять, - ответила злая, ты три часа как промаялся, герой.
Три часа, так долго. Что они столько времени делали, где возились. Здесь человек умирает! Что вы творите, положите на место. Они перекладывали меня на тележку. Очень осторожно, но чересчур больно. Невообразимо больно. Это даже не боль, это крик дьявола, преддверие ада. Не трогайте меня! Я сам дойду! Я дойду, только не трогайте меня, положите. Я плакал. Не от боли, от обиды. Что со мной делали, почему, за что. За что я терплю все это. Что я мог нарушить такого, что бы так мучатся!? Что случилось?
- Что случилось!? - схватил я любимую сестру за полу зхалата. Хватка была сильной, не смотря на перелом в лучах. Нет, я ошибся, мне мерещится, я даже не могу пошевелить пальцами, а часть руки комично свисает вниз. Боже! Как мучительно долго, мучительно больно, как, Боже!
- Тише милый, не шевелись, все будет хорошо.
Черта с два все будет хорошо, хорошо уже никогда не будет. Где я! куда меня везут! что произошло!
- Что произошло! - безвольными губами я требовал ответа.
- Авария, автокатастрофа, ты попал в аварию.
Да, да... Я припоминаю...
*   *   *
- Ох, ёшкин кот! - меня потащило за собою неведомая сила, она раскачивала мою грузную голову из стороны в сторону. Зацепило по жесткому.
Индюха пришлась по вкусу всем. Не было ни одного нормального глаза, все в некотором роде изменились и получали от этого грубое удовольствие.
- Всё, в машину.
Кто это сказал, я не заметил, но ехать надо было по любому. Накурились мы в каком-то темном дворе, где в пяти метрах от нас в мусорном контейнере рылся бродяга и подозрительный тип гулял с собакой. Становишься параноиком, когда у тебя в руках коробок анаши. В машине было куда спокойней, только все, казалось, ехало не в ту сторону. Мы спешили в кинотеатр. Интересная тема - накуриться и смотреть комедию к темном зале. Но мне все думалось, что мы не доедем. На каждом перекрестке перед красным светом мы выезжали, чуть ли не на середину и материли всех, кто нас объезжал. Затем кто-то из нас полез на крышу. Но его, слава богу, успокоили. Потом водителя толкнула гама - найти патрульную машину. Его тоже отговорили. Еще много чего было, пока мы не осознали, что опаздываем на сеанс. Но мы были никакие. Машина выжимала бешеную скорость, глаза не успевали оценить реальность, в итоге мы переехали стоянку и криками врезались в боковую стену кинотеатра. Фильм, похоже, продолжался и без нас.
*   *   *
Когда я опомнился, меня везли в операционную. Везли долго. Мне было холодно и боязно. Я то и дело пытался посмотреть вперед. Казалось, что меня обязательно обо что-нибудь ударят или уронят на каком-нибудь крутом повороте. Но мы продолжали движение, приближаясь к лифту. Моя любимая медсестра держала меня за руку, я это видел, а в некоторые моменты даже чувствовал, хоть позже и понимал, что это мне мерещится. Я ни черта не чувствовал. И видел, я плохо видел. Все вокруг было в мелких белых зернах, будто снег в середине июня пошел. И это достающая мысль в голове, что надо поправить антенну, тогда изображение улучшится.
- Как это было? - спросил я у любимой сестры.
- Говорят, что ты и еще одни парень в КамАЗ врезались, лоб в лоб. У него огни не горели, а вы мчались слишком быстро, чтобы заметить.
Я расслабился и даже успокоился. Вот дурная смерть. Если конечно я умру, во что мне не вериться. Но таким жить... Еще когда я проснулся в первый раз, я ощутил в себе желание жизни, оно было внутри и не поддавалось объяснению, постоянно заставляя меня карабкаться из могильной ямы. Но разум был против. Он был основательно мною подготовлен. Еще с детства я сказал себе, что повешусь, если стану калекой, мне лучше умереть в больнице, чем у себя в туалете.
*   *   *
Дискотека, нет ничего хуже. Никогда не любил дискотеки. Особенно после кинотеатра. Когда мы вышли, у разбитой машины собралась уже толпа. Бегали операторы с "Рейдера". Мы даже не стали интересовать, что произошло. Мы и так знали, что несколько парней на большой скорости врезались в стену кинотеатра. Машина была угнана и её хозяин, скорее всего, был в толпе или рядом с гаишниками, кишевшими здесь как мухи вокруг свежего помета, пока не засохло, они должны были до конца выполнить свои обязанности. А мы пошли на дискотеку, в неизвестный мне клуб на темной улице, в большом здании с правой стороны. Там все пошло как по задуманному. Танцы, девушки, парни девушек, непонятки между парнями, в общем, мы ничем не отличались от общественности.
- Зачем тебе три? Покажи свою, а остальных мы подтянем.
- Да, как. Нас трое и их трое, все по математике.
- Нет, постой, ты не понял, - кто-то из наших прицепился к парню с тремя девушками за столиком.
- Слушай, давай выйдем на свежий воздух и разберемся.
Все произошло быстро. Они вышли, остальные остались внутри. Я ждал. Прошло десять минут, а они еще не появляются, пора. На улице бились, чуть в сторонке от входа, билось куча народу. Здесь заканчивались, пожалуй, все неразрешенные вопросы дискотеки. Думаю, все происходило по закону Архимеда. Клуб ведь не резиновый, вот и не может вместить всех прихожан, а они тоже хотят веселиться. Вот и возникает надобность в искусственном оттоке, что и обеспечивает темный закуток рядом. Если бы не знакомый голос, ухающий и стенающий среди толпы ног и рук, я никогда не нашел бы нужной драки и влез бы не в свою. Я кинулся в толпу немедля. Через несколько минут последовал следующий, затем еще один и последнему оставалось только вовремя нас оттащить, что он и сделал. Мы вроде ушли, спрятавшись в кустах.
*   *   *
Я очнулся от неприятного ощущения. На меня одевали маску. Я дышал наркозом. Вокруг стояли люди в повязках и вульгарно разглядывали меня. "Извращенцы" подумал я и уснул, уснул навсегда. Я не мог понять, которая из двух, параллельно идущих жизней реальна. Я знал ответ: "которая тебя убивает", но не мог разобраться.
*   *   *
- Что вы делаете, - спросил высокий мужчина, похожий на телохранителя с дискотеки, откуда мы уносили свои ноги.
- Забираем со стоянки машину, - ответил кто-то из наших, справляя с замком.
- Но ведь это моя машина, - я разглядел его пиджак, он был достаточно дорогим для телохранителя.
- Ничего, новую купишь, - мы уже запрыгивали внутрь.
Мужик не по-детски растерялся, достал ствол и открыл самый настоящий прицельный огонь. Я был ближе всех и последним запрыгивал внутрь. Я даже услышал крики, они говорили про меня:
- Боже! Он в крови! Боже! Он умирает!
Последнее слово тонуло в темноте. Очень уж рано темнеет в Алматы, очень рано, наверное, из-за гор.