Синдром Покемона

- ...Пожалуйста, смотрите на меня и повторяйте: «Никакого Бормотозавра не существует».
- Бормотозебры, - поправляю я вежливо.
Врачам надо всячески содействовать. На общем собрании пациентов, директор клиники так и сказал: «Ключ к скорому выздоровлению – совместная работа медицинского персонала и самого больного». Но это я и сам знаю, не дурак всё-таки.
- Ну хорошо, Бормотозебры. Какая разница: бормотозавры, бормотозебры... Пожалуйста, посмотрите мне...
- Я никогда не говорил про Бормотозавра, - объясняю я. – И не видел его никогда. Скорее всего, его просто нет. Даже уверен, что нет.
- ...Смотрите мне в глаза и повторяйте за мной: «Никакой Бормото..мотозебры не существует».
Я смотрю на круглое, сосредоточенное лицо доктора Валерия Алексеевича. На вид ему лет сорок пять. Блестящая лысина. По обе стороны от неё коротко постриженные чёрные волосы. Уши чуть-чуть оттопырены. На лбу небольшие морщинки. Типичный доктор, другими словами. Благодаря толстым стёклам очков, его серые усталые глаза выглядят невероятно огромными и выпученными, прямо как у Красношёрстного Бегемона. Но я ему про это не скажу, потому что это сделает его нервным. Прошлый раз, когда я ему рассказал про Гориллопотама, он сильно разнервничался. А ему это вредно, у него же, таких как я, пациентов много. А зарплата не бог весть какая. Нет, определённо не стоит заикаться про Бегемона.
- Ну что же Вы, прошу Вас, сосредоточьтесь...
Я инстинктивно поворачиваю голову и бросаю беглый взгляд на тумбочку, на которой удобно расположилась Бормотозебра. В данный момент она задумчиво грызёт ноготь на левой задней лапе.
- Зачем вы смотрите на тумбочку? – сердится доктор. – Я же просил Вас...
- Проверяю, - отвечаю я. – Есть она там или нет.
- Ну и как? - интересуется Валерий Алексеевич.
- Есть.
Доктор тяжело вздыхает и опускает глаза. Я уже привык к этим собеседованиям. Здесь всё логично – пациент должен сам осознать неправильность своих взглядов и признаться в этом. Только тогда дело пойдёт на поправку. Про это вам любой медицинский справочник скажет. Вот только в моём случае этот рецепт почему-то не действует.
- Ну где же она? – доктор пытается сохранить спокойствие, хотя по выражению его лица видно, что про себя, где-то в глубине души, он неприлично ругается. – Её же нет, посмотрите, нет. Убедитесь сами и скажите: «Бормотозебры на тумбочке нет».
- Есть, - повторяю я упрямо.
В этом моя проблема. Я слишком правдив. Другой бы на моём месте уже тысячу раз сказал «нет» и сейчас спокойно попивал бы кофе дома, в окружении семьи. А я не могу. Честность – мой порок. Помню, ещё в школьные годы мне частенько попадало от соклассников. Бывало, набедокурим где-нибудь, а если на следующий день учитель спросит: кто, мол, виноват, я тут же во всём сознаюсь. Ну не могу я врать и всё тут!
- Иван Кузьмич! – обращается ко мне доктор. – Ну зачем же Вы так! Вы же сами вчера признались, что... этого... Водянистого Призрака нет!
- А его действительно нет, - объясняю я. – Точнее, он... как бы получше выразиться... проецирует себя в мой мозг, когда захочет. То есть Призрак, разумеется... с какой-то стороны... есть, но он нематериален. И поэтому можно сказать, что его нет. Вы можете у Саблезубого Барумбука спросить, он-то мне про всё это и рассказал.
В глазах Валерия Алексеевича внезапно загорается искорка надежды.
- Вот-вот, - говорит он. – Так почему же Вы думаете, что сам Барумбук существует? Может быть и он – это... нематериален?
- Нет, он материален, - отвечаю я грустно. Бормотозебра тем временем заканчивает возню с ногтем и принимается усердно вылизывать раздвоенный на конце хвост своим шершавым фиолетовым языком. – У меня доказательства есть.
- Какие-такие доказательства? – спрашивает доктор.
- Он украл у меня зубную щётку.
- Ну уж помилуйте! - машет руками Валерий Алексеевич. – Медсестра нашла эту щётку в ящике Вашей тумбочки сегодня во время утреннего осмотра!
- Он её вернул, - отвечаю я честно. Без половины щетинок и с завязанной на узел ручкой. Но про это лучше промолчать.
Искорка надежды в глазах доктора затухает. Он начинает шелестеть бумагами в лежащей перед ним папке. Нервничает. Но я же не виноват!
- И, разумеется, Вы не будете отрицать тот факт, что Голопузый Овцелев тоже существует, - говорит он наконец. В его голосе чувствуется издёвка.
Перед глазами всплывает образ двухметрового оранжевого Овцельва, распластавшегося под кроватью в моей спальне. Милейший зверь – никого не трогал, жрал только коробки из-под яиц – но, принимая во внимание его габариты, он определённо существовал. Если кто-то и существовал, так это он.
Я молчу, но по моим глазам видно, что именно я хочу ответить. Доктор достаёт из нагрудного кармана носовой платок и начинает протирать им очки. Бормотозебра крутит глазищами во все стороны и довольно урчит.
- Валерий Алексеевич... – решаюсь рискнуть я, дабы заглушить урчание Бормотозебры.
- Да?
- Почему меня не выписывают?
Валерий Алексеевич снова надевает очки и внимательно смотрит мне в глаза. Сейчас он начнёт Откровенный Разговор. «Польза откровенной беседы с пациентом для осознания им своих ошибок». Раздел четырнадцатый учебника по психологии для медицинских ВУЗов.
- Иван Кузьмич, Вы же помните, что Вы попали сюда после того, как Ваша жена вызвала скорую помощь.
Помню, как же не помнить.
- По её словам, которые были, кстати, подтверждены прибывшими санитарами, Вы вошли на кухню, взяли с плиты кастрюлю с варящимся там компотом и бросили ею в телевизор, разбив при этом экран и стоящую на телевизоре вазу с цветами.
- Я метился не в телевизор, а в сидящего на нём Волнистого Резиноглота. Я же не виноват, что он в последнюю секунду спрятался за вазой!
- А почему Вы подумали, что это был именно Волнистый Резиноглот?
Это был сложный вопрос. Некоторые существа представлялись при встрече сами, имена некоторых приходилось узнавать через других. А отдельным, типа молчаливого Резиноглота, приходилось давать имена самому. В случае Резиноглота это было несложным делом – ведь именно он и прогрыз дыры в резиновых подошвах всех моих башмаков, за что, собственно, и получил компотом.
- Вот и скажите мне, Иван Кузьмич, - не дождавшись моего ответа, продолжает врач. – Где гарантия, что когда Вы вернётесь домой, Вам снова не явится какое-нибудь злобное существо?
Я с полминуты размышляю над его словами.
- Вряд ли. Думаю, случай с Резиноглотом преподнёс им хороший урок.
Валерий Алексеевич, похоже, воспринимает мой ответ как личное оскорбление, но в последний момент удерживается от того, чтобы нагрубить. Терпеливый это народ, доктора.
- Ну скажите, чем Вы объясните мне, что Вы каждый день видите этих страшилищ - даже сейчас, по-моему, видите - а я не вижу? В чём причина?
А чёрт его знает, в чём. Может, он болен чем-то. Доктора ведь тоже болеют. А может, просто подслеповат – стёкла у очков вон какие толстые! Нет, лучше промолчать.
- Вот именно, не знаете! – не останавливается врач. – А ещё, объясните мне, почему эти Ваши монстры никоим образом не влияют на окружающие объекты?
Я краем глаза смотрю на Бормотозебру. От скуки она схватила лежащий на тумбочке градусник, засунула его себе в рот и сейчас жадно сосёт. Интересно, если Валерий Алексеевич глянет на тумбочку, что он увидит? Парящий в воздухе градусник? Нет, ему это видеть нельзя – он совсем разнервничается. На всякий случай, я чуть-чуть отодвигаю свой стул, чтобы закрыть спиною тумбочку и сидящую на ней Бормотозебру.
Валерий Алексеевич закрывает папку, молчит чуть-чуть, словно собираясь с мыслями, а потом начинает говорить – медленно, взвешивая каждое слово, словно занудный университетский профессор:
- Иван Кузьмич, мы все знаем, что Вам уже достаточно долгое время мерещатся различные существа. Если верить Вашим словам, а, поверьте, мы к ним прислушиваемся очень внимательно...
Доктор продолжает говорить, но его речь проходит мимо моих ушей. Я всё это уже слышал. Да, вот уже несколько лет, как я вижу вокруг себя существ, которых не видят другие. Я про это и жене, и друзьям раньше рассказывал – не скажу, чтобы они принимали меня всерьёз, но и переубедить меня особенно не пытались. Да, инцидент с компотом был не из самых приятных, но у меня выбора не было – нельзя же каждую неделю новые башмаки покупать! Никакой получки не хватит! И вот сейчас я тут, в этой клинике, где врачи, и, прежде всего, глубоко уважаемый мною Валерий Алексеевич, которую неделю пытаются понять, что же со мной происходит. Вроде бы очень редкий случай – настолько, что пара молодых врачей о нём диссертации писать собираются. Они даже название моей болезни придумали: синдром Покемона. Это в честь мультика о Pocket Monsters - карманных монстрах, то бишь. Я недавно всё-таки упросил докторов позволить мне посмотреть этот мультик. Сказал, что мне это, возможно, поможет осознать, что со мной. Ну посмотрел, да. Что можно сказать... Непохожи они на настоящих монстров. Яркие краски, непропорционально большие головы, огромные, обязательно голубые, глаза... что-то от всего этого коммерцией тянет. Или передозировкой LSD. Вряд ли кто-то и впрямь с такими созданиями встречался... Не верю...
- ...до завершения цикла лечения. Иван Кузьмич! Да вы меня не слушаете!
- Не слушаю, - признаюсь я. – Извините. Задумался.
Валерий Алексеевич вскакивает с места и подбегает к тумбочке.
- Ну поглядите же! Иван Кузьмич! Никого нет! Вот я машу рукой. Вот стучу. Посмотрите!
Я закрываю глаза, ожидая, что Бормотозебра вопьётся в руку доктору всеми четырьмя рядами своих острых зубов. Но ничего не происходит. Я окрываю глаза и поворачиваюсь.
- Ну ведь скажите, нет на тумбочке Бормотозебры! Нет!
- Нет, – говорю я. – Вы правы. Её действительно нет.
Лицо доктора расплывается в несвойственной ему улыбке.
- Вот и ладушки! – говорит он. – Прекрасно! Вы тут хорошенько подумайте над нашим сегодняшним разговором, а я к Вам ещё завтра утром наведуюсь.
Валерий Алексеевич выходит из комнаты. Я с облегчением вздыхаю и ложусь на койку. Всё-таки я не соврал. Бормотозебры на тумбочке нет. Доктор спугнул её своими резкими движениями. Сейчас на её месте, вытянув к потолку все свои восемь коротких лап, блаженно отдыхает розовый чешуйчатый Крокодак.