За предателя Иуду замолвите словечко!

А. Изгавара

За предателя Иуду замолвите словечко!



Больше всех учеников верил Иуда в царство Божие...
Дмитрий Мережковский. Иисус Неизвестный



Вся эта темная и крайне запутанная история с предательством Иуды всегда как-то смутно беспокоила и бередила мне душу и тревожила совесть *. И ничто из того, что относилось к преступлению Иуды Искариота и попадало в поле моего зрения, не удовлетворяло меня до конца - ни сами евангельские истории, ни простодушные разъяснения ранних "отцов церкви", ни богословские толкования последующих и позднейших времен, ни гневные поучения разноранговых иерархов, учителей религии и проповедников веры, мечущих громы и молнии в самого жуткого и подлейшего в человеческой истории Предателя; ни диаметрально противоположные ортодоксальным и каноническим доктринам воззрения сектантских ересиархов из каинитов, манихеев и прочих им подобных; ни многообразные отражения и отклики, интерпретации и разработки этой темы в искусстве - бесчисленные, навеянные ею, явные и косвенные, прямые и скрытые, пространные и лаконичные ассоциации, мотивы и параллели, реминисценции и аллюзии, нашедшие место в живописи, в литературе и в поэзии; ни даже специальные научные и "околонаучные" исследования.
Ничто меня не убеждало и никто меня не убеждал - ни растопыривший пальцы Иуда на "Тайной вечере" да Винчи, ни изображенный под осиной жалкий взъерошенный "удавленник" с картины Николая Ге, ни гениальная дантова "круговая раскладка" Ада, ни любопытная и блестящая "компиляция" Борхеса, ни размышления элегически грустного Мережковского, ни повествование "реалистичного" до неприличия Леонида Андреева, ни заметки печального до ереси Волошина, ни различные "нестандартные находки" других авторов, взваливающих на "отпавшего апостола" роль вершителя судеб - инструмента реализации Божественного Замысла, "форсирующего" своевременное наступление предначертанных и "реченных" событий или же выставляющих Иуду "макиавеллистски" настроенным, хладнокровным жрецом-первосвященником, не дрогнувшей рукой метафорически закалывающим Агнца, приносимого в жертву высшим интересам и целям; ни даже новейшие (и, кстати говоря, не лишенные занимательности) "психоаналитические", "соционические", "гомосексуальные", "садомазохистские" и прочие "объяснения" и "теории", в своеобразной и весьма любопытной форме и тональности толкующие и освещающие возможный подтекст отношений Иисуса, Иуды, Марии Магдалины и остальных членов группы, составленной из активных участников евангельских событий; уже не говорю о мнимодушеспасительных и псевдонравоучительных россказнях об "Иудином лобзании" с явственно различимым юдофобским душком или о симметричных последним и сопоставимых с ними по примитивизму откровенно слабеньких еврейско-апологетических опусах и зарисовках, пытающихся "обелить" Искариота и выставить последнего невинной жертвой обстоятельств; словом, ничто из доступного и известного мне об Иуде не могло успокоить "взбаламученный" мой дух. Слишком много оставалось для меня неясного в истории предательства Иуды, слишком много "по ходу знакомства" с ней возникало вопросов, требующих вразумительных ответов; во всем от начала и до конца я усматривал какие-то сплошные "нестыковки" и "непонятки"; что-то важное и "мятущее" душу без конца "бродило" во мне и никак не хотело и не могло "устаканиться"; что-то фундаментальное, глубинное, сумеречное и не вполне очевидное ускользало от понимания.
И чем дольше и больше я задумывался над причинами странного смущения и смутных сомнений, и некоего не до конца, может быть, и осознаваемого вначале ощущения внутреннего протеста, охватывающих меня каждый раз при мыслях об Иуде, тем глубже убеждался в том, что не "темные места" (не "obscura reperta"!) и не фактические даже неточности Священного Писания, не отсутствие логики в действиях участников евангельских событий, не "разночтения" и "кривотолки" - словом, не противоречия "земного", обыденного порядка лежали в основе моего неприятия тех или иных версий и объяснений предательства Иуды. Корни сомнений в историчности, в достоверности этих событий и фактов лежали глубже. Много глубже! Дело обстояло серьезнее. Значительно серьезнее! При каждом соприкосновении с историей Иуды Искариота я как будто вопрошал в недоумении, я словно "вопиял" в оторопи: "Как же так, люди добрые?! Да что ж это такое, братцы?! Да мыслимо ли, чтобы Бог - всемогущий и милосердный - допустил совершение подобной неслыханной низости?! Можно ли вообразить себе такое, чтобы Господь наш Небесный - всесильный и преисполненный добра - позволил случиться такому гнусному предательству в отношении Сына своего Возлюбленного?! * И если Бог допустил бы такое, разве не нес бы Он косвенную ответственность за случившееся; более того, разве не стал бы Сам соучастником этого преступления?! Ибо ведь всё в силах Божьих и всё по воле Господа совершается. ( Притом "оправдания" Господа ссылками на козни дьявола мной категорически не принимаются и расцениваются как попытки порочной и некорректной "теодицеи" в методологически недопустимой форме и с использованием самых негодных средств, ибо не могу я и мысли допустить о том, чтобы сатана поганый и позорный в таком важном деле Господа бы превозмог - Отца нашего Небесного! Не тот ведь случай, чтоб смотреть сквозь пальцы на премерзкие деяния "супостата всеобщего и плевосеятеля" и воспринимать их так, словно это "детские шалости"! Не кого-нибудь ведь предавал Иуда - а самого Сына Человеческого; и сказано ведь было же, что лучше не родиться и вовсе такому предателю). Скажу даже больше: Бог не просто представлялся бы мне соучастником предательства Иуды Искариота, допусти Он такое чудовищное преступление - Он представился б мне главным виновником, ибо Он не только допустил предательство, но и не спас человека - ставшего предателем - и не уберег последнего от совершения страшного и немыслимо преступного деяния. Разве таким должен быть Милосердный Создатель?! И что толку нам теперь осуждать "пешку" и "мелкую рыбешку", "марионетку" - Иуду, когда все делалось и делается с ведома и дозволения Вседержителя и по воле Его?!
Каков же выход из положения?! Как же разрешить сей трудный казус и контроверзу?! Как же объяснить и преодолеть эту драматичную апорию?! Как же устранить эту трагическую антиномию?! Разумеется, абсурдно даже предполагать о том, что Всевышний мог быть соучастником предательства и преступления - неким бездушным Кукловодом (в угоду известным только Ему умонепостигаемым и трансцендентным целям), бесстрастно дергающим из-за ширмы за веревки, приводящие в движение людишек-статистов, участвующих в Божественной Комедии. Такое предположение возмущает мой внутренний покой и тревожит мне душу, подтачивает веру в благого Бога, искажает светлый образ Его. Тогда остается предположить единственное: предательства Иуды, как такового, не было и вовсе! Случилось нечто другое, ложно истолкованное и интерпретированное - по недоразумению или по злому даже умыслу - как предательство. И такое объяснение евангельских событий, кстати говоря, не лишено известной логики. Вспомним хотя бы о том, кем являлся Иуда Искариот среди апостолов Иисуса. Он был "чужаком" и "кассиром" - единственным среди ближайших учеников Христа выходцем из Иудеи, к тоже еще и на свою беду назначенным Учителем в казначеи * . Разумеется, такой человек - будь он даже кристально чистым и честным - неизбежно и неминуемо вызывал бы подозрение и негативные к себе чувства, и здесь нужно нам критически оценивать свидетельства остальных апостолов * об Иуде, не соглашаться "с кондачка" со всем, что о нем пишут и не принимать всё без разбора на веру. И если впасть в целях популяризации рассматриваемой темы в недопустимую профанацию и перейти для вящей убедительности и доступности излагаемых выводов на лексически более понятный для сегодняшних читателей "полууголовный" жаргон и перевести на современную "сленговую новоречь" возможный язык "мусорских донесений и сводок" двухтысячелетней давности, бытующих в Римской метрополии (чиновные представители которой в Иудее, я думаю, не без интереса наблюдали за противоправной деятельностью "Галилейской ОПГ" *) , то ситуацию можно обрисовать в следующих словах: "случайный пассажир" Иуда, невесть как попавший в "семью" и "смотрящий" за "кассой", самолично распоряжающийся "общаком" и заведующий "подогревом", "лавандой" и "баксюткой", "хавкой", "ширевом" и "поревом" - в глазах "галилейской братвы" идеально смотрелся в роли "ссучившегося" и продавшегося властям, в особенности, после того, как "вожак криминальной группы" и главный "авторитет" Иисус был выявлен, схвачен, изобличен и казнен и, соответственно, кончилась "малина", и начались внутри "бригады" среди бывших "корешей" разброд и шатания, и пошли на "сходняках" обычные в таких случаях "базары" и "разборки", проверки "на вшивость" и поиски "крайних" (да и "малявы" ветхозаветных "законников-старперов", кстати ведь, загодя оповестили "братву" о грядущем "крысятничестве").
Таким образом, исходя их всего вышеизложенного, я делаю единственно возможный правильный вывод. История предательства Иуды - вымышленная начисто, от начала и до конца. Такого не могло быть, потому что такого не могло быть никогда! Но возникает тогда законный и резонный вопрос: что же произошло на самом деле?..
Изложу коротко * суть того, что, на мой взгляд, случилось в действительности. После праздничного ужина - достопамятной Тайной Вечери (последней совместной земной трапезы Учителя и двенадцати Его апостолов * ), устроенной по случаю Пасхи, в первый день опресноков, когда по традиции закалывали пасхального агнца, наступила страшная "кульминационная" ночь Гефсимана - канун "страстей Господних". В мучительной скорби "до пота кровавого", тоскуя и ужасаясь, провел в ожидании трагической развязки - неотвратимо надвигающейся судьбы и исполнения воли Отца Небесного - заключительные часы на свободе перед арестом Христос в масличном саду к востоку от Иерусалима у подножия Елеонской горы, где вскоре и случилось непоправимое: "воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его" и повели на суд Синедриона, исход которого, впрочем, уже был предрешен заранее и земными и, главное, Небесной властью. Старейшины и "книжники" и прочие вожди Иудейские сочли Иисуса "повинным смерти" единственно по сути дела за то, что Последний прилюдно не дал отрицательного ответа на обращенные к Нему слова первосвященника Каиафы, вопрошающего: "заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?" * (и в отсутствии такого ответа организаторы судилища усмотрели неслыханное по дерзости "богохульство", настолько святотатственное и кощунственное, что Каиафа в негодовании даже "разодрал одежды свои" * . И спустя короткое время после состоявшегося и скорого на расправу суда Синедриона, Иисуса подвергли жестоким побоям и утонченным издевательствам ( впрочем, это были еще "цветочки"!) и затем передали в распоряжение оккупационных римских властей, которые повсеместно во всей Pax Romana сосредоточили в своих руках пенитенциарные учреждения и систему назначения и исполнения наказаний, и в особенности присвоили себе прерогативу вынесения, утверждения и "экзекуции" смертной казни. Последовал короткий допрос "подсудимого" главным римским наместником - прокуратором Иудеи, Самарии и Идумеи - Понтием Пилатом. Влиятельный игемон, кажется, попытался даже (впрочем, не слишком настойчиво) отвести смерть от Христа и помиловать Его, пользуясь старинной традицией, дозволяющей по случаю праздника Пасхи по просьбе народа отпускать на волю кого-нибудь из осужденных на казнь, и даже в этих целях вывел на всеобщее обозрение Иисуса - жалкого, страшно избитого и жестоко осмеянного, в нелепом кроваво-красном одеянии, пародирующем "царский наряд" - с тем, видимо, чтоб вызвать у толпы сочувствие к узнику. Указывая на Иисуса римский легат произнес сакраментальные слова: "Се, человек!", желая, наверное, сказать и донести до всех присутствующих простую и очевидную мысль: "Люди, опомнитесь! Одумайтесь и остановитесь! Это вовсе не Христос, не мессия, не бог, не Сын Царя Небесного! Не верьте же тем нелепым россказням и небылицам, которые Он о Себе поведал и тем "чудесам", которые Себе приписал! Взгляните же на Него! Это же обычный человек из крови и плоти! Он также, как и все вы, кричит и плачет, и также, как и все вы, страждет тяжко под ударами бича, когда бьют Его и истязают! Разве такими бывают боги?! Какое же зло вам сделал этот несчастный безумец?! И нужно ли непременно предавать Его мучительной смерти?!" Но в конце концов, видя безуспешность своих усилий, Пилат по иудейскому обычаю "умыл руки", многозначительно сказав собравшимся: "невиновен я в крови Праведника Сего". И по требованию толпы (буквально вчера еще встречающей Иисуса "пальмовыми ветвями" и кричавшей: "Осанна! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!") - а теперь подученной и "науськиваемой" первосвященниками и старейшинами - на волю был отпущен (по горчайшей иронии судьбы, по невообразимо злой ее и язвительной насмешке!) вместо "безобидного непротивленца" Иисуса разбойник и душегуб Варавва. Христос, выслушавший окончательное уже подтверждение вынесенного ранее "обвинительного вердикта", оказался затем в руках преторианских гвардейцев, на которых возложена была обязанность "приведения в исполнение предусмотренной властями меры наказания". (Или точнее, если называть вещи своими именами, Иисуса - этого подлинного "мужа скорбей" - передали для бичевания и распятия грубой и безжалостной имперской солдатне, которая, нелишне будет заметить, вся напрочь состояла из "контрактников"). Последние не без удовольствия, принялись за "работу"; уж они-то - посланцы пресыщенного и равнодушного к страданиям Рима, жадного до кровавых зрелищ и преуспевшего в организации "массовых демонстративных смертоубийств" - были мастерами своего дела, "съевшими собаку" на нем; уж они-то знали толк в измывательствах над людьми (тем более, что никакие "наблюдатели" и "уполномоченные по правам человека" не сковывали их действий). Положение Иисуса чрезмерно усугубилось еще и тем, что Ему пришлось вынести помимо ужасающих физических страданий, вызванных страшными побоями и истязаниями, еще и невыносимые моральные унижения. Ни в чем не повинного Сына Человеческого безжалостные мучители подвергали диким издевательствам и насмешкам, одев в "багряницу" и возложив на голову "терновый венец", плевали в Него и, нанося беспрестанные и жестокие удары палками по голове, кричали Ему: "радуйся, Царь Иудейский".
Back to Apostles, однако. Сподвижники Иисуса рассеялись и разбежались, кто куда, и дальше случилось - в числе прочих событий - и НЕЧТО ТАКОЕ, о чем, увы, до нас не дошли прямые свидетельства (и о чем теперь можно лишь догадываться и строить различные гипотезы). Неугомонный Иуда - фанатично упрямый (или даже "упертый"!) и непреклонный, как всякий истинный иудей древности * - попытался спасти Спасителя и надо сказать, отчасти, преуспел. Дело в том, что несмотря на малообщительный и несимпатичный для окружающих нрав и неспособность в открытую выражать чувства, Иуда тем не менее любил по-своему Иисуса и искренне жалел. Особо хочу здесь отметить также и то, что будучи вполне адекватным, прагматичным, и хорошо ориентирующимся в окружающей жизни и в тогдашних "товарно-денежных отношениях", Иуда испытывал непреодолимое отвращением ко всякого рода метафизическим, отвлеченным и умозрительным предметам, и нелепо даже предполагать о том, что ему какое-то дело было до исполнения темных аллегорических ветхозаветных "пророчеств" и "речений". Вся эта сакраментальная "книжная премудрость" была далека от него и по большому счету не волновала! Иуда хотел лишь одного и хотел этого hic et nunc ( или точнее, там и тогда) - вызволить Иисуса из беды * , и эта мысль захватила его существо целиком, овладела им и "зацепила" с такой силой, что превратилась (как это бывает иногда у людей конкретного действия, от которых этого можно ожидать менее всего) в маниакальную и непреодолимую "идефикс". Милые и вполне человечные апостолы-галилеяне, дружно бежавшие прочь от опасности, * могли, конечно же, в порыве самопожертвования отдать жизнь за искренне и горячо любимого Иисуса, но лишь "отмороженный" на вид Иуда, с "недобрым алчным блеском" в глазах - методичный и хладнокровный - мог разработать и осуществить фантастический план по спасению Учителя. Случилось непостижимое и невероятное. Иуда вознамерился выкрасть Христа из плена и заменить другим схожим с Ним по внешности человеком, и постольку, поскольку при страшном дефиците времени и крайне ограниченном выборе сложно было найти отчаянного фанатика, добровольно принявшего бы "приглашение" на собственную казнь, а также и в связи с тем что по удивительному и роковому стечению обстоятельств сам Иуда был примерно одинакового телосложения - такого же роста и веса, что и Иисус, то "отпавший апостол", донельзя увлеченный своим дерзким и безумным планом - читатель, ты не поверишь! - решил "подставиться" сам, или, попросту говоря, задумал, тайно и незаметно отдавшись вместо Иисуса в руки римской власти, сам взойти на крест и быть распятым, чтоб ценой собственной жизни спасти Учителя. Не буду, впрочем, забегать вперед, а расскажу лучше все по порядку. Для осуществления дерзкого плана Иуде, конечно же, нужны были надежные и влиятельные сообщники, располагающие необходимыми средствами и рычагами воздействия, в том числе и принадлежащие к "партии власти". Главным союзником Иуды в задуманном им благороднейшем деле стал богач из Аримафеи по имени Иосиф - член синедриона, тайно сочувствующий Христу. Будучи посвященным Иудой в свои замыслы, Иосиф не только горячо и активно подержал их, но и принял самое ревностное и деятельное участие в реализации тщательно продуманной и проработанной до мельчайших деталей совместной программы действий по вызволению Иисуса из плена (и собственно говоря, довел этот план до логического завершения уже после гибели на кресте самого Искариота * . В числе помощников Иуды фигурировали кроме того несколько других верных людей, в том числе, и доверенный человек вышеупомянутого Иосифа - Никодим, а также, по всей видимости, еще два лица - Симон Киринеянин и некая Вероника - далеко не случайно оказавшиеся среди активно действующих участников стремительно разворачивающихся евангельских событий в важнейшие и ключевые моменты. Но основная доля и тяжесть выполнения фантастически трудной задачи выпала, конечно, на долю Иуды, которому пришлось, буквально, сновать туда и сюда безостановочно - то встречаться с представителями прокуратора, то мчаться оттуда на тайные переговоры с членами синедриона и "иудейской администрации" * , то нестись дальше и, с риском для жизни под разными предлогами и поводами "выдергивая" кого-то из охраняющих Иисуса тюремных надзирателей, хитроумно уточнять дальнейшие детали плана; словом за несколько часов "взмыленному" Иуде пришлось по крайней мере трижды "на своих двоих" обегать весь Иерусалим. Всё шло в ход для достижения благородной цели - деньги и ценности, угрозы и посулы, шантаж и подкуп, тонкая лесть и грубая ругань, и, наконец, Иуде чудом удалось - всеми правдами и неправдами, не мытьем, как говорится, так катаньем - добиться разрешения на тайное свидание с Иисусом в темнице, за несколько буквально часов до намеченной казни. Состояние Христа поразило и потрясло Иуду до глубины души и еще больше укрепило в благородной решимости вызволить Учителя из беды. Иисус большую часть времени находился в полуобморочном состоянии, беспрестанно стонал в горячке и бредил, не отдавая уже, кажется, Себе отчета в происходившем вокруг. Иуда, бережно и аккуратно дотрагиваясь до окровавленного лица Иисуса, попытался растормошить Его и вернуть насколько это возможно к жизни, и кажется, частично это ему даже удалось. Слабая улыбка осветила на мгновение измученное лицо Учителя, признавшего, возможно, одного из учеников, но большую часть времени Иисус стонал в беспамятстве, и блуждающий и страдальческий взор Его лишь бессмысленно переходил с предмета на предмет, нигде подолгу не задерживаясь. Вскоре по условленному знаку Иуды два его сообщника проникли в темницу и тайком вывели на свободу или, точнее, вынесли на руках Иисуса, переодетого (скорее даже завернутого с головой) в широкий длиннополый хитон, увезли и укрыли в надежном и скрытом от посторонних глаз домике в пригороде Иерусалима. Иуда же, переодевшись в окровавленные одежды Учителя и, замазав и выпачкав себе лицо до неузнаваемости, спокойно лег на подстилке из тряпья, дожидаясь охранников. Надо отметить, что бравые преторианские "гвардейцы", разумеется, нуждались в отдыхе, и потому обычно калечили и увечили заключенных "посменно" и даже "вахтовым способом". Поэтому и не удивительно вовсе, что они не заметили невероятной подмены. (Впрочем, существуют по крайней мере еще два объяснения последнему удивительному факту: во-первых, для римских "омоновцев" все "лица иудейской национальности" были - прошу прощения за невольный каламбур! - на одно лицо * , во-вторых, после жутких и бесчеловечных побоев и избиений, которым подвергались арестанты - их уже и мать родная не признала бы! На всем вышесказанном, собственно говоря, и строился выработанный Иудой и Иосифом из Аримафеи план спасения божественного узника). Вскоре Иуда и сам уже подвергся жестоким побоям, и кровь его, пролившись на одежды, смешалась с кровью Спасителя; и лицо его точно также было изуродовано безжалостными ударами, как и до этого лицо Иисуса. Далее уже ждали Иуду - Via Dolorosa и мучительная и позорная смерть на кресте (под табличкой с фактически дважды ошибочной надписью "Иисус Назорей Царь Иудейский") посреди двух распятых воров, правда, погиб Искариот не во спасение всех остальных, а за одного лишь - за Сына Человеческого. Вот такие удивительные дела.
Конечно же, кое-кто из читателей, с молоком матери впитавший иную, ставшую традиционной уже, версию евангельских событий, рассказанному мной не поверит и предъявит множество справедливых и уместных, а то и негодующих вопросов * : непременно укажет, например, на свидетельства о предполагаемых встречах Иисуса с плачущей матерью и двумя другими Мариями, а также и со Святым Иоанном, по пути следования на Голгофу, выразит вполне естественное недоумение по поводу хотя бы того же ужина в Еммаусе, не преминет напомнить о Фоме Неверующем (и о перстах, вложенных в раны от гвоздей и о руках, вложенных в ребра Иисуса), напомнит о других местах Писания, не согласующихся с представленной выше версией событий, и еще о многом без сомнения заявит. В ответ на все это я мог бы конечно небезосновательно заметить, что, во-первых, нельзя, к сожалению, полностью исключить факт наличия в Каноническом тексте Писания позднейших интерполяций, а во-вторых, привести и другие вполне резонные соображения. К примеру, ясно и очевидно, что загодя выставленное "оцепление" римских солдат никому не позволило б подойти слишком близко к месту казни и тем более вступить в разговор с приговоренными к смерти; уже не говорю о том, что злая толпа насмешников и охульников продолжала буйствовать вокруг и издеваться даже над распятым на кресте и умирающим в муках, говоря ему: "...если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого"; и вряд ли в таких условиях страждущие и сочувствующие могли бы приблизиться настолько, чтоб разглядеть кого бы то ни было в распятом человеке, окровавленном и избитом до неузнаваемости, с терновым венком на голове. Но если даже и допустить на минуту, что кому-то из родных и друзей Иисуса и удалось подобраться поближе, то ведь известно, что скорбь застилает глаза, и в трагические минуты чаще всего видишь не то, что имеешь перед глазами, а то, что находится перед мысленным взором, то, о чем думаешь! Замечу, наконец, и о том, что именно Иосиф из Аримафеи, знавший прекрасно, чтоб распят был на самом деле Иуда, а не Иисус, "контролировал" весь процесс (и этот факт, между прочим, с редким и не свойственным им единодушием, отмечают все четыре Святых Евангелиста!) Ведь неспроста же именно Иосиф обратился к Пилату с просьбой о том, чтоб дозволили ему забрать снятое с креста тело распятого, и именно Иосиф с упоминаемым уже выше Никодимом обернули отданное им тело плащаницей (или погребальными пеленами, пропитанными смирной и алоэ), обвязали лицо платком и положили в заранее уже приготовленный гроб в саду недалеко от места казни. Последним эпизодом, кстати говоря, снимаются также и вопросы, связанные с традиционно изображаемой сценой оплакивания Христа с участием Богородицы, Марии Магдалины и других. Последние, выражая естественную скорбь по поводу трагической утраты Сына Человеческого, разумеется, не могли визуально идентифицировать тело, завернутое уже в плащаницу и положенное в гроб. Обращает на себя внимание и тот факт, что не только, скажем, полотно для "погребальных пелен", но и могила даже была подготовлена заранее Иосифом в свежевысеченной скале. Не находя этому поразительному факту разумного объяснения, Св. Матфей высказывает предположение о том, что Иосиф, дескать, приготовил могилу себе самому, будто бы предчувствуя скорую собственную смерть. Но мы-то теперь знаем, что сооружение могилы также являлось составной частью совместного плана действий Иуды Искариота и Иосифа Аримафейского. И, именно, кстати Иосиф, а не другие какие-то анонимные члены синедриона, запечатал большим камнем вход в небольшой грот, где было погребено тело распятого, и приставил туда вооруженных людей для охраны с тем, чтоб не раскрылась случайно тайна подмены Иисуса, и именно Иосиф вынес ночью тайно труп Иуды Искариота и захоронил в другом месте...
Словом, можно привести множество других доводов и объяснений, подкрепляющих достоверность удивительного и невероятного факта удавшейся фантастической подмены и спасения Иисуса, но главное здесь даже не в этих доказательствах. Я ведь отнюдь не настаиваю безапелляционно на том, что нарисованная мной картина * верна во всех деталях, и, разумеется, я могу ошибаться в каких-то частностях и мелочах. Да и как, собственно говоря, кто-либо мог сегодня, спустя две тысячи лет после вышеуказанных событий, дать точную картину того, что произошло тогда, если порой даже описания одних и тех же эпизодов очевидцами событий - Святыми Евангелистами - разительно отличаются между собой. Речь о другом: изложенная мной картина верна в принципе; она основана на многих косвенных свидетельствах, убедительна, непротиворечива и логична, и в целом соответствует общей канве евангельских событий.
Здесь возникает главный вопрос: а что же случилось с Иисусом? Где Он был? Подробнее я расскажу об этом в другой раз * , сейчас же коротко изложу суть произошедшего. Разумеется, если б Иисус (пророк и учитель религии любви и самопожертвования!) ко времени посещения Его Иудой в темнице не находился в полуобморочном, почти бессознательном, состоянии, Он с негодованием отверг бы предложенный учеником план спасения, и Его, пожалуй, пришлось бы силой освобождать из плена. Но крайне болезненное состояние Христа облегчило задачу похитителям. Иисуса унесли и поместили в небольшом домике в предместьях Иерусалима, приставив пожилую женщину для ухода за Ним. Лишь на третий день Иисус очнулся, и горячка и лихорадка, наконец, оставили Его. Узнав от старухи о случившемся, Иисус вырвался из дома и первым делом бросился к месту захоронения Иуды и показался - крайне изможденным и бледным, но живым! - на глаза рыдающей у пустого гроба Марии Магдалины. Последняя вначале не признала Его, приняв, видимо, за садовника. Иисус негромко назвал Марию по имени. Изумленная женщина, узнав наконец живого Христа, вскричала вне себя от радости: "Раввуни! - что значит: Учитель!", и бросилась к нему. Но Иисус был настолько еще слаб, что едва держался на ногах, и смог лишь вымолвить в ответ: "Не прикасайся ко мне!" Дальнейшее, надеюсь, тебе читатель известно уже из других источников!..
В заключение, скажу вот о чем. Найдутся, разумеется, люди, которые не поверят тому, что я здесь написал. Они станут даже утверждать, что всё было совсем не так! Но это меня нисколько не волнует!
Иисус не был распят на кресте!
Иуда не был предателем!
Я так хочу, и пусть так будет!
Ведь мир есть то, во что мы верим и что думаем о нем, и всё сущее вокруг, и даже звезды далекие на небе сокрыты внутри нашей черепной коробки!
---
* Полный вариант статьи с необходимыми пояснениями и комментариями выкладываю на своем сайте.
http://izgavara.h1.ru/