Кусочки мяса

Небольшие кусочки свежего мяса выскакивали из-под быстро двигающегося лезвия ножа. Мясо было бледно-красным, приятным на ощупь и сырым. Именно его сырое состояние не позволяло положить хоть один манящий розовый кубик в рот и испытать букет незабываемых чувств, ожидаемых мною от него. Но руки мои продолжали разрезать мякоть. За окном лежал ленивец-туман. Он медленно переползал с одной высоты на другую, то собираясь, то раскидываясь. Но почти все время, пока я резал мясо, он был непроницаем. Стоящие рядом, но одинокие, по-зимнему нагие маленькие деревца с грустно опущенными ветвями. "Этот туман навечно", - пессимистически произнес кто-то сзади. Мне показалось, что я знаю кто это. Это тот, кто сказал минуту назад, что зима в этом году не покинет нас. Я продолжал резать мясо. Серые здания, стоящие в непонятном мне порядке были также одиноки, как и деревья. Мне были видны только их основание, фундамент, первый этаж, второй и часть третьего. "Дома-то шестиэтажные". Голос был похож на тот, что я слышал минуту назад. Почему шестиэтажные? Я видел одно, двух, четырех и пятиэтажные дома, но шесть этажей - не может быть. Возможно, у него горячка. Мясо все не кончалось, я уже заполнил две тарелки и приготовил еще одну, пустую. Пальцы начинали липнуть от высохшей крови. Она была бледной, будто её разбавили водой или еще чем-то жидким и прозрачным. За окном пролетела птица, расколов мертвый настрой природы. Она была единственной жизнью за окном. "Птицы давно улетели в теплые страны, они не вернуться". Голос стал хриплым. Я тоже подумал, что птицы не вернуться, хоть и убеждался каждую весну, что они возвращаются. Третья тарелка была почти заполнена. Мясо заканчивалось, подводя к ножу последние кубические сантиметры. Мне стало смешно. Я всегда смеялся, когда вспоминал куб. "Самая глупая фигура". Произнес знакомый голос. Хрипота исчезла. Последний кусочек остался слева от ножа. Он всегда оставался слева и я не мог этого изменить. Я остановился, расслабил руки, положив на стол, и уставился на туман, манящий своей глубиной. Усталость, пришедшая за резаньем мяса легким зноем мышц. Туман не сходил. "Мне пора принимать лекарства". Я ответил, что еще рано и подумал: "Ты все равно умрешь".
"Красные деревья, почему они красные?" Он спросил это как-то встревожено, а я не знал, что ответить, не знал, почему красные. Наверно зима от нас никогда не уйдет. "Знаешь, - произнес голос снова, - мне приснился сон. Кажется он хороший, но я не уверен, не помню. А знаешь, чтобы кусочек остался справа, начни резать слева". В комнате воцарилась тишина. Спокойствие, тянувшееся со всех комнат. Я знал, что через час или даже меньше все проснуться, возбуждение шумом пройдет по окружающему меня миру, и зима не будет казаться мне такой мертвой, как сейчас. "Сейчас..." Слово зависло в мыслях под напряжением. Спина немного изогнулась. Голос молчал, а с правого плеча я почувствовал холод. Он сверху аморфной, не имеющей заключенной в границы материи рукой спускался к груди. В глазах темнело, тупая боль рождалась в отступающем свете и неизмеримой тяжестью своей давила на глаза. Дрожь от плечей змием скользила по телу. Я не решался пошевелиться, старался не думать, отказывался от всех мысленных образов, боялся испугаться. За мной стоял он. Удар, звук которого пронзил мой слух и разорвал оцепенение. Я вздрогнул, как если бы обжегся. Мокрый снег медленно сползал по стеклу вниз. Кто-то кинул снежок в окно, кто-то был на улице и хотел привлечь моё внимание.
"Открой дверь в подъезд". На мысленном уровне донеслось: "Шакал".
Пришел мой знакомый, я совсем про него забыл. Не помню, как встал и пошел открывать.
- Так... - он рылся в карманах старого пуховика. Я опустил взгляд на его зеленые с черными полосами ботинки. Как военные, - дефиктан, сизогрипп и тедопро. Вроде все, - он протянул мне лекарства. Небольшие коробочки. От них сегодня зависит жизнь людей. От таких маленьких и...
- Дорогие лекарства, сколько ты себе берешь? - спросил я, протянув сумму равную семи нынешним месячным расчетным показателям. Доза рассчитана на два дня. Еще два дня!
- Совсем ничего.
- Послезавтра также, ладно.
- Ладно. Счастливо.
Я уже закрывал дверь, когда он меня остановил и спросил, где расположен 96 дом, я объяснил. Дома по-прежнему все спали. Лекарства надо было принять сорок минут назад. Мне не хотелось. Мясо покоилось в трех тарелках. Я переложил его в большой казан и зажег огонь. Синий огонь. Вот где нет инфекции, где не может родиться болезнь. В аду никто не болеет. Рука рефлекторно дернулась к зачесавшемуся месту, куда вкалывали вакцину. Шесть прививок, в том числе от гриппа. Неделю назад вколол седьмую, обновленная защита от того же гриппа. Не помогало. Мясо зашипело, закричало, ему было больно. Я представил каждый отдельный кусочек живым существом. Как они все держаться там, в казане. Стараются облегчить муки, но у них ничего не получается. Только те, что затеснились в центр гущи и вылезли на поверхность, получают меньше ожогов, они не касаются раскаленного металла, стоя на других, уже переставших сопротивляться жестокой судьбе. Но все до единого кусочка будут пожарены. Все станут мягкими и легко раскусываемыми. Никто не спасется. Мы - люди, сегодня похожи на эти кусочки мясо. Мы - мясо. А грипп, эта ужасная болезнь, и зима, бесконечная и холодная, вот наши котел и огонь.
Чтобы хоть как-то заглушить ужасный пугающий шум я включил телевизор.
"В Караганде зарегистрировано наибольшее количество смертельных исходов гриппа - 41467. На этот час это самая крупная цифра по Казахстану...".
Я переключил канал:
"Компания Виа Интермед сообщила о разработках нового препарата против гриппа...".
Снова переключил:
"Треть территории, четыре пятых всего населения Земли охватила эпидемия гриппа. Уже двенадцать лет, как вирус гриппа прогрессирует, становясь с каждым днем все опасней. Каждую зиму мы пытаемся защититься от нового набора его генов. В этом году он впервые уже в третий раз за зиму обновляет свой арсенал...".
Все говорило только об одном. Новости, развлекательные программы, даже сюжеты кино последнее время строились на этой основе. К коктейлю из экшина, любви, эротики, насилия, реалистичности присоединился новый элемент, взятый, как и все другие, из жизни. Непреодолимое развитие болезни. Двести четырнадцать лет назад мы не знали, что такое СПИД. Три десятка лет назад грипп был для нас усложненной формой простуды, редко заканчивающейся смертью. Сегодня болезни свирепствовали. Наука не успевала за ними. Государство не в силах было обеспечить население медикаментами, дорожавшими на глазах. Появлялись люди, стремившиеся заработать на всеобщем страхе. Культы, секты и движения, пользующиеся нетрадиционной медициной, набивались последователями, становясь очагом болезней за счет новых прихожан, носителей вируса. Но жизнь шла, быстрее, чем вчера и медленнее чем завтра. "Конец света", - подумал я. "Для конца света очень долго длится", - произнес голос. Память бросила к зрению плакат: "Мы убьем себя сами!". Я видел его на площади четыре дня назад, с тех пор не выходил. Опасно появляться в общественных местах. Хотя все мы заражены. Идет отбор, кто выносливее, решение проблемы перенаселения. Может все это затеяно специально, а вокруг последствия бактериологической войны. "Отбрось мысли, - посоветовал голос, - мясо сгорело". Я опомнился на полу. Голову раздирала ужасная боль, глаза изнемогали от давления, температуру не зачем было мерить, у меня был жар. В комнате пахло гарью, которую я с трудом почувствовал затуманенным сознанием. Я попытался встать, чтобы выключить плиту, но усилия были бесполезны. Слабость одолела меня, водрузив флаг бессилия. Я мог только думать. Лихорадило. Лекарство сдерживало болезнь, но я его не принял. Я ждал, пока все проснуться. Они спят уже четыре дня, не шевелясь и не произнося ни слова. "Ты тоже скоро заснешь", - произнес гнетущий голос лихорадки. Он был знаком мне.