Полигон рассказ - часть 2-2

АНДРЕЙ ОРЛОВ, "П О Л И Г О Н"

ЧАСТЬ II (2)



Ветер гудел, ночь дрожала, луна маячила голышом, как пленница зябких небес. Море неуютно толкалось и шипело за спиной, мучая катер и неугомонную рынду. Звук её удалялся, становился тише, но был неотступен...

БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ…

Сергею никак не удавалось избавиться от недавних наваждений. Вот же бля!… И голова болела…

Когда пришли на место, Лёха сразу же закрыл дверь на щеколду. Вахтенные в кочегарке всегда так делают по ночам. Из-за шума котлов здесь можно запросто не услышать, как кто-то входит. Если этот «кто-то» свой, пусть лучше барабанит в дверь, чем как сюрприз со звездюлями неожиданно вырастает у тебя за спиной.

В кочегарке было сухо, тепло и светло.

Сергей глубоко вдохнул сухой, ядрёный воздух — ему всегда нравился специфический запах кочегарки.

Другой мир!

Лёха провел его в свою тесную дежурку, где было потише и где не так слепили потолочные тысячеваттные лампы; здесь царил приятный полумрак.

Скинув бушлаты, они оба разлеглись на кожаных банкетках, друг напротив друга. Свой АКМ Сергей поставил в угол, рядом с банкеткой Лёхи. Начался «Его Величество ТРЁП»…

Обычно в таких случаях разговоры на возвышенные или интеллектуальные темы не клеятся, поэтому матросы, — так сложилось, — начинали фильтровать жизнь Полигона. Часть маленькая, расположена на отшибе, до ближайшего поселка километров двадцать пять, а вокруг — только лес и море. Не разбежишься. Всё это и называлось «Полигон-I» Северного Флота. И было их на этом сраном Полигоне никак не более шестидесяти человек. Так что, само собой, что все и вся на виду, а самые незначительные происшествия становились долгой темой для разговоров и обсуждений среди матросов, которые (хлебом не корми!) любили посплетничать. Эту дурацкую привычку приобретали все без исключения, кто прослужил на Полигоне больше половины года, а то даже и раньше.

Сначала, как водится, потрепались на тему «из жизни местных знаменитостей», потом Сергей решил напомнить Лёхе про обещанный чай. Лёха по-хозяйски хмыкнул, поднялся со своей банкетки и вышел из дежурки. Вернулся он быстро, держа в руках две кружки с дымящимся кипятком. Одну из них он протянул Сергею.

Как всегда, напоследок, да ещё и под чаёк, приберегалась самая «животрепещущая» тема суровых полигонных будней. Тема сексуальной жизни, а вернее — почти полного её отсутствия.

«Почти» — потому что иногда «кому-то» и «что-то» всё ж таки удавалось, хотя — как они умудрялись это делать — для остальных было тайной за семью печатями. Одно дело — закурить на посту или смотаться из караула на всю ночь в тёплую кочегарку, совсем другое дело — успеть ночью сгонять в «самоход» до посёлка и обратно (25 км, как никак!), при этом совершить там сексуальные подвиги и, оставшись незамеченным, успеть к утру вернуться в свою коечку. Самое интересное, что это не было обыкновенным дешевым трёпом. Те счастливцы, кто знал, как это нужно делать, приносили с собой неопровержимые доказательства своих «половых побед»: губную помаду, женские трусики или бюстгальтеры, а иногда (совсем уж редко) — зажигательные фотографии своих неугомонных боевых подруг!

Ни Сергей, ни Лёха не могли похвастаться подобными успехами. Они исправно несли свою службу на Полигоне, соблюдая видимость Устава, но отвергая «самоходы», иногда поскрипывая зубами, когда становилось особенно невмоготу.

Прихлёбывая чай, Лёха, как обычно, поведал Сергею одну из многочисленных историй своего «тёмного гражданского прошлого». Как однажды он подцепил на дискотеке чумовую тёлку; как они, не в силах больше терпеть, закрылись в кабинке женского туалета; как он там её имел тысячью различных способов; какие у неё были сиськи-письки;  как охуительно она брала в рот и даже глотала!

Честно говоря, Сергею вся эта болтовня уже порядком наскучила. Каждый раз история Лёхи была иной, но все они мало чем отличались друг от друга… Как и его эфемерные «подруги», у которых кроме хари всего по паре — сиськи, письки, две руки, два глаза и столько же ног, хотя и «от шеи».

Сергей иногда думал, что Лёха просто придумывает свои истории на ходу, таким образом развлекая себя и своих собеседников… Но не осуждал — просто обидно было, что у такого привлекательного парня такие однобокие сексуальные фантазии. Лёха был достоин куда большего!

Сергей же подобных историй никогда и никому не рассказывал. Конечно, и у него были на гражданке подруги до того, как его призвали на службу. Аж целых две! С одной он нормально встречался месяц, пока та ему не надоела. Она была вдова, хоть и почти его ровесница, всего на год старше, — любила его, оказывается, со школы, а вышла за другого, причём быстро и неудачно: мужика посадили за аварию, погибли пассажиры, он был шофёр… На зоне его и кокнули за что-то — говорят: урки, за воровство у своих, там это последнее дело. Девка погоревала-погоревала и забыла. Эта Серёгина любовь сильно уважала две вещи: печь пирожки с повидлом и позицию сверху. Она вообще была сильная баба. Когда она раздула свою заботу о нём до омерзения, не давая ему и шагу ступить без всяких ЦУ, даже за сигаретами, Сергей положил ключ под её коврик и больше туда не заявлялся. Да и слухи про них всякие поползли, а он этого не любил. Зачем афишировать?

Другая была продавщица в рыбном. Что это за «нектар любви» — понять не сложно. Она и сама была какая-то скользкая, непроницаемая. Сергей, как ни странно, к ней потянулся. А она — кто знает? — возможно и любила, хотя и шутила сально, по-рыбьи, что, мол, есть за что парнягу любить: «ладно скроен, крепко сбит» (прозрачно намекая, в том числе, на недюжинные Серёгины достоинства). Он вообще-то был неплохой любовник — когда не последние шалавы, а вполне самостоятельные молодухи отдавали ему себя чуть ли не жертвенно, не требуя ничего взамен, никаких «клятв верности». Свою пахнущую рыбкой «русалку» он «требушил» по нескольку раз за ночь. Когда уходил на Флот, то она металась под ним, как последний раз в жизни. «Чтоб запомнить»... Потом писала письма сюда, на Полигон, толщиной в тетрадь: глупые и монотонные. Воспоминаниям предавалась, фантазировала… Потом вдруг умолкла... как в воду ушла! Может, отыскала кого поближе, да посильнее? Неизвестно… Обидно ли ему было? Обидно. Переживал ли он по этому поводу? Переживал… Но Серёге почему-то совсем не хотелось никому об этом рассказывать. Даже Лёхе. Порассуждать «в общем» он, конечно, мог, но вдаваться в детали и смаковать подробности было не в его правилах, не в его духе. Скрытный он был…

Тем временем Лёха закончил свою «сериальную» историю и неожиданно, в лоб спросил:

— Слышь, Серёг, а ты-то как справляешься, когда сперма на уши давит? Я ведь вижу, что каждое утро у тебя стоит как кол заборный…

— Будто бы у тебя не стоит… — хмыкнул Сергей. — У половины команды стоит... Знаешь ведь!

— Ну, и у меня, конечно тоже стоит…— согласился Лёха. — И не только утром…

— Верю, — зевнул Сергей. От тепла и чая он разомлел. — На то и ***, чтоб стоял. Хуже когда не стоит.

— Эт точно.

— Вот и я говорю…

Сергей усмехнулся: он вдруг заметил, что у Лёхи весьма заметно топорщилось.

Тот поймал Серёгин взгляд и, как ни в чём не бывало, по-хозяйски скользнул пятернёй по всей длине через синюю ткань робы.

— А сейчас-то с чего? — кивнул насмешливо Сергей на выпирающее Лёхино достоинство. — Хотя: ну да, ты ж мне историю рассказывал… Воспоминания, и всё такое…

Лёха улыбнулся туманно: мол, ну, может, и так.

— Не хочешь — не говори… Оно мне надо?..

— А может, не поэтому…

— А почему? — равнодушно спросил Сергей.

— Всё-то тебе расскажи!..

— Лёх, кончай ***ть… — понял это по-своему Сергей. И прикрыл веки: у него, дескать, невеликий интерес к этой загадке Лёхиных стоячек «не там и не тогда».

— Да ладно! — отозвался Лёха.

Он сгруппировался «по-турецки» и, держа ладонь между ног, пытливо уставился на полусонного Сергея.

— Нравится?

— Чего?..

— Моё хозяйство. Нравится?

— Ну хорош уже! Придурок… — пнул Сергей в Лёхину банкетку.

— Мебель не ломай, — сказал Лёха с улыбкой.

Лёха смотрел на полулежащего Сергея, а казалось — пялился, и стояк у него не проходил. Казалось, Лёха сверлил Серёгу взглядом более чем дружески и мягче чем надо бы парню с флота, толкующему про бабские молоки и влагалища взахлёб и не по разу, при любом случае.

БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ…

Ночь, ветер, недавние глюки, рыдающая рында на причале... Озноб от видений и сумрачность воспоминаний... Партизанский рейд луны над взволнованным морем... Брожения ума и крови... И голод, тоска и голод, норма несправедливости в рамках долга, и молодость лет, и провал этих лет в никуда... И Петухов, падла и гад, конопато-рыжемордое военно-морское уёбище, загнавшее в наряд свою бесправную единицу... И вот — назло ему и всем: кочегарка, Лёха-приятель, истомлённое и страждущее воплощение парадокса, и этот гнилой базар, опасный уклон в давнем знакомстве, намёк или провокация, слабость или сила, случай или закономерность, едва-едва или давным-давно, дни и месяцы... Вокруг да около, пока не эта ночь, ветер, нужда в куреве, одиночество в наряде, неразделённый чай и страх уснуть и попасться, но главное — уснуть одному или куковать до утра — одному, наедине со своими мыслями... О чём, интересно, эти вот сейчас Лёхины мысли? О нём, о Сергее?..

БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ…

Что ж за ночь-то, блин, такая… Достанется сегодня бедной рынде. Или так ноет сердце?

Психозы надо лечить. Вовремя. Крыша едет помаленьку, но уехать может безвозвратно. Так о чём ты там, Лёха? Стоит у тебя между ног как вопрос ребром: сегодня или никогда. Ну, посмотрим на это как-нибудь лояльно.

— Все мы люди... Так что — валяй дальше. Мне-то что? — отозвался Сергей хмуро.

— Как «что»? — наигранно изумился Лёха. — Хочешь бросить меня одного? Так вот и должен я перед тобой сидеть, как дерево, да?

— Я не поклонник коллективных дрочек. — Сергей положил на глаза руку. — Лёх, отъебись, а… Лучше попасись, а я покемарю минуточек …дцать.

— Ни *** себе! — возмутился Лёха. — Нашёл денщика!

— Сам знаешь, я из наряда. ****ец как спать хочу.

— А мне дрочкой развлекаться в одиночестве? Хер тебе!

— Ладно, тогда ****и о чём-нибудь. Только не ори громко, я уже засыпаю…

И тут Лёха громко и отчетливо, чуть ли не по буквам, произнес:

— СЕРЁГА, Я ТЕБЯ ХОЧУ.

— Охуел, что ли, с горя?!

— А если и так? — провокационно глянул Лёха. — Иногда парни трахаются. Система отработана. У меня, например, трещит и дымится. Наружу тянется.

— Мне уйти?

— Не хотелось бы...

— Тогда кончай ***ню пороть.

— Не могу.

— Ты серьёзно, что ли? — Сергею расхотелось блаженствовать. Захотелось чем-нибудь в Лёху запустить. — Тебя куда понесло, братан? Я кто по-твоему?

— А я кто?

— Тогда завязывай свою тошниловку. А то меня вывернет…

— Жаль, — вздохнул Лёха. — Я не думал, что тебе это так безразлично.

— Нехуй думать. И считай, что этого трёпа не было. Тебе же лучше, — категорично заявил Сергей.

Лёха помолчал.

— Договорить можно? — осторожно подал он голос.

Сергей не ответил.

— Ты боишься, Серёг?

— Кого? Тебя, что ли?

— Себя.

Сергей задумался. Было отчего…

— Ты чё, Лёх, хочешь? — наконец произнёс он напряжённо. — Тебе слить некуда? Только я не тот случай. Это я тебе как другу говорю. Понял?

— Не злись, Серёг... Между друзьями нет запретных тем.

— Не еби мозги. Мы корешá — и всё. Точка.

— Я что, виноват, что у меня *** на тебя дыбом?

— Да ш-што ты говоришь?

— Да то!

— Пройдёт, не ссы.

— Не ссу. Не проходит.

— Тогда иди поссы. Может, пройдёт.

— От этого не пройдёт. Ты знаешь.

— И давно у тебя это?

— Давно.

— Тогда тебе в санчасть надо, а не ко мне. Заебал, Лёх… честно.

— Ты мне нравишься, Серёга. Теперь я могу сказать. Это тебе, таёжный моряк - сухопутный мореход, понятно? — снова резануло Сергея признание Лёхи.

БОМ-БОМ-БОМ-БОМ-БОМ... — колотилась в стены сумасшедшая ночь.

— Мне это так и таскать в себе до дембеля? Или за это тоже морду бьют? — не унимался Лёха.

Его тон стал воинственным, требовательным. Лёха хотел ясности.

— Бьют. И ты знаешь, — сказал Сергей жёстко.

Что-то опасное царапнуло внутри, и потеплело, как растекшаяся по стылому снегу кровь.

Лёха вздохнул как-то обречённо. Как ребёнок, не получивший свой подарок в силу понятных причин. И обижаться глупо, если так.

— Смейся, злись, я хотел как лучше, — припечатал Лёха. — Думал, ты проще на это смотришь. Без твоих тараканов в башке...

Про тараканов Лёха сболтнул зря, уж лучше б не сегодня. У Сергея озноб ворохнулся от воспоминаний: церковь, фрески, погост, ветер… И КОЛОКОЛ... Скорей бы утро!

— Ты не раскочегарился, случайно? Чифиря перепил? — охладил Лёхин пыл Сергей. — Охуел от жара?

Но ему стало даже интересно как-то... Надо же! Во забирает-то братишку сегодня…

— Смейся, паяц, смейся… Только не захлебнись. Я серьёзно говорю, а ты…

— Лёха, очнись, бля! — раздельно произнёс Сергей. Он пытался придать голосу какую-то убедительность, чувствуя, что надо бы сгладить это противоречие без ущерба для обоих. — Ты забыл, кто мы и где мы? Какая, бля, любовь!? Я — мужик! С каких это пор у тебя на мужиков стоять стало?

Лёха медлил с ответом.

— Да, Серёга. Ты — мужик. И я — мужик. Вижу, не слепой.

— Вот именно! — напомнил он Лёхе с иронией. — У меня же нет ****ы, вот те крест!.. И буферов пятого размера тоже нет. Ну нету, и всё.

— Ой, Серый, не надо «ля-ля», — злобно прищурился Лёха. — Всё ты прекрасно знаешь… ведь так? — Отступать Лёха, видимо, не собирался, да и дело это такое: затягивает... Назвался груздём... полезай, стало быть!

— Ну, пусть, ладно, — с ледяным спокойствием сказал Сергей. — Даже если я понимаю твоё состояние… И что?.. Мне теперь — раздеться тут перед тобой, а ты покажешь чудеса дрочки?

— Сомневаюсь, — усмехнулся Лёха.

Сергей вновь прикрыл веки:

— Тогда нахуя долгие и мутные базары? Подрочи вон в уголочке —  и полегчает. Даже баба — и та без мужика дрочит… А то развыёбывался: «я тебя хочу, я тебя желаю»! По-человечески нельзя сказать?..

Лёха глядел на Сергея, как на сволочь. Тот подумал: не треснули бы их отношения бесповоротно. Половые противоречия — вещь опасная. И с чего Лёха завел базар именно сегодня, приспичило ему... Сергей в жизнь не имел дела с пидарами.

— Ладно, — выдохнул он обречённо. Видно было, что Лёха задет, что жутко волнуется, ищет выход из неловкой ситуации. — Расскажи, что за плесень у тебя в голове завелась. Может, вместе разберёмся.

— Только ты не спи хотя бы, — попросил Лёха.

— Не беспокойся, не усну. Давай…

— Понимаешь, Серёга… — Лёха замялся, но лишь на миг. Он потупил глаза. — Ты — красивый, сильный, ***стый... — тут Лёха совсем смутился, но договорил: — И задница у тебя… класс. Ты помнишь, мы уголёк грузили, потом купались в море, голые… Вот тогда я как-то иначе увидел тебя, не как обычно, — и пошло… Но сначала в бане, ещё на карантине...

— Когда спину, что ли, мне тёр? — вспомнил Сергей. — Ты из-за этого, выходит? Ну ты, Лёх, бля, даешь! Кто бы знал…

— Не забыл, значит, — порадовался Лёха. — Ну, мне же легче. Вот ты меня и распалил, на ***. Я давно тебя заценил, вот как на духу, без обид. Ты манишь, бля, ты мне мозги жрёшь. Не веришь? Глаза закрою — ты, и хуй растёт, аж яйца ломит. И почти каждый день. Стояки заебли, дрочи не дрочи. А жизнь бежит, кровь киснет. И что мне — кончать втихаря, в одиночку, когда ты где-то рядом шляешься и тоже, как мудак, дрочишь поблизости безо всякого смысла? Или, ещё хуже, не дрочишь. Обидно, Серый! Бля буду, обидно!.. Называй это как хочешь, но если говорить до конца — давно уже я положил на тебя глаз, ох как давно!… Понял?!

Сергей рассеянно усмехнулся:

— И глаз этот — на хую… Или на жопе… Ну ты мастак, братан, по ушам ездить.

— Да при чём тут ***?!! — разозлился Лёха.

— Не ори. Ну а чего ты-то гонишь? Тебя послушать, так это что же, мы с тобой тут откроем филиал пидер-клуба?!

Лёха хмыкнул, насупился:

— Я тебя не на панель тащу… И не за жопу лапаю. Может, зря я тебе открылся, ведь думал — поймёшь как мужик... Я с тобой по душам, а тебе по херу!

Сергей закинул руки за голову:

— Да не по херу мне... Только не могу я представить, чтобы мы тут трахаться начали, — он даже поёжился, как при очередном наваждении.

— Зачем представлять? Да и не вижу ничего такого…

— Лёх, я не вафлёр. Может, ты вафлёр? Или ты в жопу тайно долбишься? Душу он вывалил… Как сиську с молоком! Х-ха! Ну раз ты меня так видишь, то, может, и раком встанешь? Или слабо?!

Лёха хмуро молчал, играя желваками. Сергей сразу понял, что сморозил лишнего. Может, Лёха и не голубой вовсе, а так — особый случай. Жизнь довела, разбудила в нём это. Кто его знает?..

 — Ну ладно, Лёх… — он ткнул ногой в его банкетку. — Просто я базаров таких не понимаю. Не то настроение. Не злись. Давай лучше замнём… для ясности...

Лёха погрузился в себя, как-то ехидно, уязвлённо.

Сергей виновато поднялся, подошел и крепко, без задней мысли, по-дружески обнял его за плечи:

— Лёх, ну всё… Всё… Не обижайся на меня. Такой я дурак. Или мудак. Неисправимый. Ну хули надулся? Я же ничего плохого не сказал. Этот разговор — мужской, только между нами. Я не трепло, ты знаешь. Проехали?

У Лёхи во взгляде теперь читалась почти ненависть, до слез:

— Ну ты и козёл! Говорили мне, что все такие — все козлы, а я, дурак, не верил…

Сергей воспринял это как должное.

— Ты бы поосторожней, — предупредил он так, по флотской привычке, всё ещё стоя рядом, но уже остолопом.

— Только не надо, ладно? — оттолкнул его в пояс Лёха. — Я тебе не салабон зелёный… Трахать и сам умею, если не веришь — есть чем. А ты… Ни себе ни людям... Моралист, бля… А внутри — весь гнилой…

Сергей плюнул, круто развернувшись, и стал нервно мерить шагами периметр дежурки. Он почувствовал, что устал — смертельно, неимоверно. Да и разговор попёр такой — непростой. Лёха делал ровно столько, сколько он сам позволял ему всем своим видом. Это походило на игру в поддавки: драка понарошку, но с элементами ощутимой боли. Чтоб не было совсем уж голой туфтой. «Пидер-клуб» ведь должен чем-то отличаться от «Клуба любителей всякой туфты». Что ещё ему скажет бравый дружбан в порыве саморазоблачения при жарком гудении кочегарки? И как сорвёт его, Серёгину, маску мужской незапятнанности, добропорядочности? Чем прикупит окончательно, пусть на разок, под сурдинку тоски-одиночества: телом, характером, искренностью, доверием, простотой... Или необычностью происходящего, всем золотом мира в безденежной тундре, неистовым порывом души и сердца, жертвенностью и безоглядным риском на грани безумия. Чем же?..

Нетоскливый получался караул, это точно... Сергей в ярости швырнул оземь какую-то подвернувшуюся под руку тряпку и в припадке отчаянья подскочил к Лёхе, глядя ему прямо в глаза:

— Ты же не гомик, Лёх, я знаю!! Ты нормальный пацан!!! Что за игру ты со мной завёл? Братан, зачем??!

— Я хочу быть сегодня с тобой, вот и всё, — тихо сказал Лёха. — Так просто, Серёга. У нас ещё есть время. Попытка не пытка… — он изо всех сил старался держать взгляд на Сергее. — Хоть раз в жизни. Если ты не понимаешь, что такое любить парня, то уж это-то слово ты точно поймёшь: пе-ре-пих-ну-ться!!! Тебя это устроит?

Сергей терпеливо внимал, также не отводя глаз и дыша Лёхе в лицо.

— Я и так сильно подставился, — продолжал Лёха. — Что не продашь — знаю, но презрения тоже не хочу. Я не чмо, и не подстава, у меня всё всерьёз. О любви уж не будем, — разве такого как ты пробьёшь? — а в трахе какая разница — парень, девушка… Я хуже последней ****и, что ли?.. Я даже не хуже тебя, красавчик, и цену себе тоже знаю!!!

Сергей не проронил ни звука. Он терпел. Пусть Лёха выговорится...

— Вот я — бабник, а хочу парня. Кто мне указ? *** с яйцами всё равно при мне, никуда они не денутся. И бабы никуда не уйдут. А ты тут сидишь и с умным видом мораль размазываешь по жопе. А после этого побежишь дрочить, чтоб только никто не видел. Это нормально? Я столько ждал, момента искал. Думал — вот оно, так всё удачно, мы вдвоём, вся ночь наша... — Лёха со всей силы, наотмашь, вмазал кулаком по стене дежурки, да так, что посыпалась штукатурка: — Ещё немного — и я возненавижу всё на свете! И себя, и тебя, и стоеросину свою глупую, и твой драгоценный недосягаемый, Ваше величество Хуй, и эту долбанную кочегарку, которая мне без тебя на хрен не нужна!

Сергей свирепо безмолвствовал, сверля Лёху глазами.

— Ну? Чего молчишь?!!

— Слушаю.

— Боишься? Не боись, не замараешься. Чё ссышь-то?.. От тебя что — баб убудет? Хотя, как говорят знающие люди, жопа — не ****а… Затягивает…

— Жопа лучше?..

— Да, бля, лучше!!! Но только одна — твоя! Мудак ты хренов!

— Ё-моё… — в отчаянии выдохнул Сергей.

Серенад ему сроду никто не пел, а тут — Лёха, ПАЦАН! Как вдохновенный соловей... Соседушка! Вот те хрен!..

— Чем рассуждать тут, канитель свою разводить, мог бы давно уже и попробовать… Неужели я такой урод, что у тебя на меня даже НЕ ВСТАНЕТ? — в отчаянии почти взмолился Лёха.

«От таких признаний и у мёртвого встанет» — безнадежно подумал Серёга. И промолвил, глубоко вздохнув:

— КАК ТЫ МЕНЯ ЗАЕБАЛ, БРАТАН!..




1995-2001 © Андрей Орлов. Все права защищены.
Перепечатка и публикация разрешается только с согласия Автора.

Текст впервые опубликован на сайте "COMUFLAGE@КОМУФЛЯЖ" и выложен здесь с согласия автора.