День победы

Восьмого мая мы с мужем шли по праздничному городу. На столбах трепетали разноцветные флаги, ярко светило солнце, по нарядным, чистым улицам проезжали сверкающие иномарки. Глядя на них, мы шутя выбирали какую купим себе, когда разбогатеем. Мы радовались весне, зелени, радовались всему, что видели. Казалось, что нет ничего невозможного, вся жизнь впереди, весь мир открыт перед нами.
Смеясь и напевая только что придуманную песенку, мы подошли к перекрестку и увидели старика. Маленький, с тросточкой, в светло-серой старомодной шляпе и таком же пальто, он очень медленно, с трудом переставляя ноги, приближался к переходу. Едва мы поравнялись с ним, он  остановился и заговорил. Я почему-то решила, что он хочет, чтобы мы его перевели через улицу и готова была с радостью согласиться. Этому старику почему-то особенно хотелось помочь; чистенький, аккуратный, он держался с достоинством, но казался удивительно беспомощным.
— Молодые люди, — обратился он к нам глуховатым слабым голосом, — не желаете ли купить у меня открытку?
Только сейчас мы заметили, что он держит в руке три старые, еще советские открытки к девятому мая.
Старый интеллигентный человек, еле держащийся на ногах, в роли уличного продавца, рекламного агента — даже в наше сумасшедшее время это казалось диким, абсурдным, невозможным.
— Извините, нам не нужны открытки.
Но просто так уйти мы не могли. Муж первым высказал то, что пришло в голову обоим:
— Дай ему просто так, сколько-нибудь.
Я стала судорожно рыться в сумочке и впервые остро пожалела о том, что мы совсем не богатые, скорее наоборот.
— Возьмите пожалуйста, — я положила деньги в доверчиво раскрытую ладонь старика. Мне было очень стыдно, что я не могу дать больше, — Возьмите пожалуйста просто так. Нам не надо открыток, возьмите просто.
 Я очень боялась, что старик откажется. Он с каким-то удивлением посмотрел на деньги, потом перевел взгляд на меня. Глаза у него были совершенно беззащитные, в них светилась доверчивая, беспомощная душа.
— Возьмите пожалуйста, — повторила я.
Он удержал мою руку в своей прохладной, сухой ладони, продолжая глядеть мне прямо в глаза:
— С праздником!
— И вас, вас тоже с праздником! — Я только сейчас заметила выглядывающий край орденской планки, стыдливо спрятанной под пальто. Меня словно обожгло: ветеран.   
Чтобы он не отказался от денег, я поскорее отошла.
Мы отправились дальше и вроде все вокруг осталось прежним; вдоль дороги нежными облачками зеленели деревья,  ветер играл яркими флагами, но почему-то петь уже не хотелось. Я никак не могла забыть доверчивые и слегка недоумевающие глаза старичка. Казалось, он не ожидает зла, он верит, что вокруг только хорошие люди.
...От чувства, более острого, чем  жалость, хотелось плакать и одновременно бунтовать, крушить, хотелось восстания, революции, справедливости...
А мимо проезжали джипы и мерседесы, сверкали витрины супермаркетов и рекламные стенды настойчиво предлагали что-то купить.