Херр Аллерген

                Виктория Баумъ

 

                ХЕРР АЛЛЕРГЕН   

                исповедальная повесть
 
 

 - Так ты что, трахнул ее без моей помощи, без меня, мерзавец?!
 - Нет, - признался я. Чистосердечно.
 Да.., промахнулся я малость. Не успел замести следы до его возвращения. И вот сиди теперь, красней, как пацан, обожравшийся чужими яблоками, зелеными, сковывающими челюсти до судорог, и уверяющий, что ничегошеньки не делал...
 А есть из-за чего краснеть, собственно говоря!
 Трусики женские, бутылка красного на полу...Кто это не убрал? Я, естественно. Нахлестался вчера из горла, к женщине приставать начал, а
она меня хвать! И нету! Нету ничего там! Завизжала-а, стерва, словно никогда такого и не видывала... Кинулась со всех ног из квартирки моей, аж трусы забыла, дура. А я свалился и отключился до утра, просыпаюсь, а надо мной уж и очи суровые нависли: как же я так, без него-то справился?..
 - Нет! - повторил я уже погромче, да подоходчивей. - Нет, мать твою!
 Он висел надо мной и смотрел во все глаза, каковых сроду не имел. Да он, вообще ничего не имел: ни рта, ни носа, ни рук, ни ног, ни.., а нет, постойте! ЭТО он имел! Вернее, он был ЭТИМ. Весь, полностью! И существовал отдельно от меня, сам по себе, ни о чем меня не спрашивая, но любя безумно, страстно, как родного. Еще бы! Куда он без меня! Кто его на путь истинный наставил, как не я!..
 Я наполовину немец. Фамилия моя Аллерген. Когда в Германии жил, все меня "херром" звали. Был я - Херр Аллерген. И оправдывал, скажу я вам свою фамилию, полностью оправдывал.
 Аллергик я. Как выродился на свет, чего явно не желал, ибо не сам родился, а насильно из утробы материнской взят был, так и покрылся прыщиками аллергическими. А врачи переполошились! Помирал на руках! Ну, они и давай экспертизу на младенце проводить, что да как выяснять.., да и довыяснялись, что отхватили мне все мое мужское начало, я и гаркнуть на них не успел... И на немецком, матушке моей объяснить попытались, мол, ребеночек-то ваш.. неудачным родился. А она, узнав, что эти варвары со мною сотворили, так их русским двенадцатиэтажным покрыла, что всунули они ей меня, всего изрезанного да перевязанного и выписали сей момент. Она, родная моя, еще долго потом на них ругалась. Пока мне двадцать один год не исполнился. Но полюбить меня так и не смогла, все неполноценным обзывала... Выкормить-то выкормила - долг материнский отдала, а потом под зад коленом..!
 И выкинули меня из Германии В СССР.
 Честно говоря, так я тут и не прижился. Но научился многому. В первую очередь своих отыскал. Правда, всем им уж в гроб пора ложиться - дряхлые все, вонючие, ужас какой-то! Они-то меня и научили уверенно держаться: мол, не дрейфь, такой же как все, и все тут! И бей каждого, кто что против скажет. Ну, бил, и дальше что..? В больнице лежал, ни одна медсестра ко мне не подходила - не уважают женщины таких! Так что, подлецы старые наврали мне, получается..?
 Ну, да ладно! Все это в таком далеком прошлом, даже вспоминать не хочется, попусту время тратить. Я из больницы вышел, да в ус больше не дул по этому поводу. Женщинами интересуюсь только в пьяном состоянии, на трезвый взгляд все они уродливы и своим кокетством неинтересны. А как напьюсь, то супротив природы идти не могу, как ни стараюсь. Она, сука, так и прет!
 И в коробочке на полочке подвывает, да наружу просится!
 Да! Я его в коробочке ношу! Он друг мой лучший, я без него еще ни разу на улицу не вышел, окромя вчерашнего. Но он сам виноват - прогуляться, видите ли, решил. Целый вечер отсутствовал. Где был, спрашивается?!
Ну, это я еще успею выведать! Меня, знаете ли, ревность гложет.., интуиция подсказывает, что к голубым летал, тварь такая! Не может он без них, всестороннеразвитый мой! А мне от этого не легче. Измена есть измена… Ну, да мы с ним в расчете: он - мне, а я - ему. Только вот, не смотри на меня так вызывающе, ну не смотри, чтоб тебя!
 - Ну, что ты смотришь? - я уже разозлился. Молчание с его стороны угнетало меня, я чувствовал себя в муравейнике. - Что ты молчишь?!
 Он ничего не ответил. Только на подоконник вспорхнул и вниз помочился.
 - Сколько раз я просил тебя этого не делать! - я придирался к нему нарочно.
 - Участь тебе облегчаю... Видок у тебя не очень. Крепко, наверно, выпил вчера, писать хочешь... А я это уже сделал за тебя. Лежи, отдыхай! - тон его был настолько нежен, что я готов был уже все простить.
 - Спасибо, - только и произнес я.
 А он уже у меня на груди калачиком свернулся, как котенок. Крылышки сложил, ангелочек мой. Я руку было протянул, погладить хотел, но тут остановился. Ну уж нет, думаю, не пройдет у тебя этот номер. Гульнуть решил от меня, первый раз за два года.., так и последний!
 И как скину его с груди!
 Он на пол полетел, крылышки подгибая, взвизгнул и матом ругнулся: такую тираду выдал, что у меня - старого матершинника все перемкнуло.
 Когда отругался он да поднялся, я над ним навис, диванную подушку обняв:
 - Что, Херр ты эдакий?! ****ством от тебя за версту несет!
 - Я.., - он растекся.
 - Нет уж, позволь мне! - я заткнул его ладонью. - Где шлялся вчера? Об кого терся?! Провонял одеколоном, сил нет дышать!
 Он глазки опустил, и под стол, под стол норовит, подальше. А я его за крыло и к себе: отвечай, мол. Он мямлит что-то нечленораздельное и мягко так извивается, ластиться пытается, да не выходит. Я суров и непреклонен, как скала.
 - Ну, я только смотрел.., - он молит о пощаде, а я торжествую. Люблю подчинять его себе. - В окошко… На Рыжиков…
 Я только вздохнул. Ах, Рыжики! Эти премиленькие мальчики из кафе "Пестик"! Как я их люблю… Близнецы-кровосмешенцы.., братская любовь.
 Завидую в чем-то. Кофе с ними пил, подражая в изящном помешивании сахара пластмассовыми ложечками. Кокетливы, красивы, визгливы, женственны.
 Одеты, с иголочки. Любимцы всего этого адского сборища. Женщин не переносят, в чем поддерживаю основательно и уважаю за принципиальность.
 Меня любили, хотя уж забыли, наверно, кто я есть такой. У них таких, как я, вся Москва. Да что там! Со всех окраин на них глядеть да любоваться едут, докоснуться только до рук их нежных, в глаза их ласковые посмотреть.
 А я? А что я..? Я, конечно, собой недурен, молод и красив. Но что-то во мне не то… Как выразились Рыжики: сугубо-патриотичное. А черт знает, может и правы эти рыжие кошечки. Ариец наполовину - за родину пасть порву. Русский наполовину, так это же хорошо, хоть и не моя это родина, но тоже порву чего-нибудь. По характеру я, конечно, мужик, но мужчин люблю больше женщин, особенно юных мальчиков, в чем чистосердечно признаюсь.
 - Рыжики, значит.., - я задумался, вспоминая их силиконовые груди.
 - Да, - друг мой сник совсем, удрученный тем, что его разоблачили. - От тебя ничего не скроешь, въедливый ты... И обзываешься!
 Я удивился. На кровати сел и на него уставился.
 - Как это я тебя обозвал?
 - А кто сказал "Херр"? - он обиделся и под стол пополз. Крылышки за собой потащил, мятые, оскорбленные.
 Я обнять его захотел, Зачерпнул ладонью и на диван усадил. Глажу и глажу. Улыбаюсь.
 - А как же звать тебя прикажешь, коли ЭТО ты и есть? - спрашиваю.
 Он застеснялся, кокетничать стал. Крылышком меня задел, засмеялся.
 - Слоником, - и в подушки зарылся.
 Меня хохот свалил. Вот уж имечко! Ничего себе! В "Пестике" подслушал, не иначе как! Совсем опедерастился друг мой... Так ненароком и меня изнасилует, ночью. А я ему не позволяю себя трогать. У нас с ним полное взаимопонимание и дружба, да похождения совместные по договору.
 Меня, вообще, соблазнить невозможно. Сам я - тиран, и партнеры мои с ума сходят от этой самой тирании, но чтоб меня! Нет! Решительно, нет!
 Помнится, с Рыжиками на Чистых Прудах гуляли, уточек кормили. Бабушка там все вертелась, бедрами виляла. Подкатила, представилась в книксене: мол, Мими.. Шорты "олимпиада" больше всего запомнились. Нехорошо она со мною обошлась, скажу я, все кеды на ногах скрюченных в разные стороны по лавке разбрасывала, панама ей мешала, на нос лезла. Да годы на три раза поделить бы ей, может с голодухи-то и пошла бы, а то семьдесят лет! Ну, Мими! Рыжиков перепугала до смерти. Они ботиночками лаковыми блеснули, да в такси юркнули, глазки их только сияли через стекло, подобно звездочкам… Ах, хороши мальчики! Так старуха меня сгребла: мол, имей меня, молодец, да так, чтоб кости хрустели! Ну, я, недолго думая, коробочку открыл, Херр мой как посмотрел на это изваяние, так чувств и лишился. Бабушке Мими пришлось по шапке вломить, такси взять и домой рывком, чтобы без осложнений. После этого случая, на Чистых Прудах я больше не появлялся.
 И никогда мы с Херром по одиночке не бродили. Никогда! Всегда вместе. Сидит малыш у меня за пазухой, греется, мурлыкает.
 Один раз так расфырчался, что пожилая дамочка, кокетливо мигая поросячьими глазками, да пританцовывая в мою сторону и не замечая, что пиджак мой на женскую сторону застегнут, и ресницы приклеенные мерцают, заговорщицки шепнула: а кто у вас там, кошечка? Я пошутить решил. Коробочку приоткрыл, да так и осталась дамочка лежать в темном переулке, грузно упав. Мусорный бак аж загудел и содрогнулся. Как сейчас помню, на баке почему-то было написано белой краской "Арамис"…
 Люблю пошалить, простите уж меня. Много таких шуток отпускал раньше, когда на улицу выходил. Лень в последнее время одолела, сука! В сортир иной раз встать неохота, хоть гадь под себя. А что, спрашивается, такое?
 А все таблеточки! Последние полгода здорово подсел, жить скучно стало. Ем и ем белые конфетки, пока троиться не начинаю, пью периодически да на виолончельке поигрываю. Немецкая школа! Господин Бергер больно смычком по фалангам хлестал, недаром я ему детскую взрывчатку в сигару подсунул, так рвануло, что смеялся я от души, глядя на десяток чертей в
его злобных арийских глазках. Больно ему было! Ну, а мне, спрашивается, нет?! Ягодицы сжимались от страха, вот сейчас ударит.., нет, пронесло, значит не шибко фальшивлю. Дальше...
 Как сейчас играю, все лапищу в воздухе ищу, свистнет кулачище, и мне на фаланги! Только далеко ты теперь, господин Бергер! Не достанешь ты моих аристократических пальчиков. Ногти у меня красным лаком покрыты. Ты бы в ужас пришел...
 Что-то я отвлекся. О чем я..? Ах, ну да, последние полгода дома сижу.
 Вызвали как-то мы со Слоником (теперь его так зовут, не буду спорить, обидится) мальчика на дом. Под строжайшим секретом, денег отдали немеренно. Удовольствия не получили - Слоник отказался от резины! Плакал!
 Мальчика спустили с лестницы, бросив вслед остатки одежды. Здорово он матерился, визгливо, как баба. Слоник, бывший Херр, сам визжал от экстаза, глядя в глазок на дистрофичную фигуру мальчика-проститутки и смеялся, смеялся... Я был доволен. Люблю, когда мой друг сердечный смеется.
 А сколько женщин Слоник обозвал "суками"! У него, что не женщина, то - "сука"! Ненавидит. Но ради меня готов на все. Я иногда пробиваюсь на натурализм, знаете ли... Все-таки внешне я на женщину не очень похож, да и не стараюсь, так.., забавляюсь иногда косметикой.
 И Слоник-Херр свое дело делает! В полной тьме. А по-другому нельзя, дабы избежать истерии, эпилепсии, инфарктов и тому подобных женских недомоганий. Взводятся быстро, за что женщин не переношу, убил бы всех, да сил не хватит. Всем бы им палкой по голове! Оставил бы лесбиянок, душу греют полным пониманием различных ситуаций, милашки мои...
 Что, шокировал?! И не говорите! Сам себя шокирую, этим и живу! И друга своего в обиду не даю. Вот где оно, мое мужское начало зарыто, в совести да чести по отношению к самым близким. А ближе Слоника есть кто-нибудь у меня на этом свете? А?! Нету никого!
 - Люблю я тебя! - восклицаю, отхохотавшись всласть. - Слоник!
 Он аж воссиял. Под локоть забился, тычется, ну как котенок, лапочка моя!
 - Где имечко-то нашел? - спрашиваю строго, щипая за мягкую плоть. – В "Пестике" подсказали?
 Он кивает хоботком своим незатейливым, стесняется, прячется. Неудобно.
 - Что потянуло тебя, врун ты эдакий, опять в это варево? - я становлюсь грозным.
 Его пробивает мелкой дрожью. Я ликую!
 - Не ходишь никуда, на наркотиках сидишь, жизни не радуешься, - занудил, запричитал. - Я соскучился... Да ты и сам тут развлекся без меня, я смотрю...
 Он скептически оглядел пол.
 - Ах, ты, дрянь!! - я всбесился. - Это ты мне?!!
 И тут он осмелел.
 Я почувствовал приближение очередного скандала, какие бывали часто в нашем сожительстве. От любви шли все эти скандалы, от чистоты, от неизменной платоники, от великого и большого чувства, от полной гармонии души и плоти...
 И вот он вытаращился на меня в сто десятый раз за день. Нервы его на пределе были, я это узрел и тащился, млел от его мелкой дрожи... Ах, хорош он, когда негодует! Значит, не надоел я ему! Значит, любит, боготворит он меня - своего покровителя! Ну, давай, ори! Заставь меня краснеть, как десятилетнего пацана! Ори на меня! Дай мне мой импотентский психологический оргазм..!
 - Ты что ругаешься?! - обозленно, взвинченно воскликнул мой Слоник.
 Я продолжал наступать. Раз он меня разбудил со скандальными нотками в своем сладком голоске, то дело надо довершить. И я продолжал:
 - А мне ругаться никто не запрещал! Укоряешь, поди?! Я тебя вчера на улицу не гнал! А уличные женщины - добрые! Им свистнешь, крикнешь из окошка ласково, всегда помогут бутылочку винца раздавить!
 - Хватит!! - вскричал он. - Это невыносимо! Зачем ты опять начинаешь?! Ведь все было так хорошо!
 Я ликовал. Схватил его за крохотное, пульсирующее тельце и потряс в воздухе, запугивая и подчиняя. Он вырывался, моля о пощаде, он клялся стеречь меня и блюсти покой мой, чуть ли не опахалом служить... Но я больно разошелся. Я так постарался, что завел и его, читая проповеди на повышенных тонах, хотя сегодня ругаться не хотел. Но так уж вышло, он сам виноват, черт его подери, сукина сына, как я тащу-усь...
 - Хорошо!! - вскричал я. - Просто удивительно хорошо!!!
 И я размахнулся. Я размахнулся Слоником...
 Как сотряслось все от этого удивительного грохота, звона, грома..! И как стало спокойно.. Я разлился по кровати в таком полете, в таком оргазме, что любой полноценный мужик мне бы позавидовал. Я летел… Летел, куда сам не знал...
               
                ***

 - Ах, твою мать! - сказала медсестра, с вызовом захлопнув за собой дверь.
 Да, она пришла на шум, конечно... Осколки по всей комнате она будет собирать сама, ха-ха! Только сначала она наорет на меня.
 - Опять, - она только вздохнула, к большому сожалению.
 А свисток на шее для чего, дура? Вот, правильно, свистни!
 На свист припорхала молоденькая такая сучка, каких я терпеть не мог за их еще полудетские коленки, выставляемые напоказ для дураков. Она была покорна и мила.
 Медсестра отсчитала деньги и чмокнула сухим ртом:
 - Поезжай, и купи ему новую игрушку.
 - Какая по счету за эту неделю? - слукавила эта маленькая тварь.
 - Пятая. Пора увеличить дозу, - медсестра с такой ненавистью оглядела меня, точно я наделал ей кучу детей, страдающих болезнью дауна. – Как ты мне надоел, педрила старый! Тебе в гроб пора, а ты все бесишься!
 Это ты мне?! Ну, знаешь, ты не очень-то себе позволяй!
 Зачем она идет ко мне..? Что ей надо?
 Так я и знал, она опять сдергивает одеяло.., дрянь!
 - Да еще и обмочился, ублюдок! - сквозь зубы шипит.
 Мне бы, гадина, твой бальзаковский возраст, да мужскую силу... Вот, правильно, включи лучше музыку. Как приятна виолончель после такого полета, особенно в исполнении Бергера. Хоть по фалангам меня бил, но играет хорошо, послушать одно удовольствие, советую, откровенно говорю.
 А медсестра убирает останки моего Слоника.. Мети, мети, птичка, тебе полезно! Вон, задница у тебя, что шкаф! Мети, мети, а я музыку послушаю.
 - А это Что?! - она уже дошла до кондиции.
 Сейчас ее понесет! Матерится, как сапожник, поверьте! В жизни не встречал женщины, умеющей так изъясняться…
 - Опять ****и бутылку подняли! Я скажу, чтоб тебе решетки на окна поставили, идиот! И гулять не пойдешь, алкаш чертов! А еще немец, фамилия-то у тебя какая! Как тебе не стыдно!
 Ну и орет! Неужели ей не жалко тратить время на крик..? Ой, она заметила трусы на полу.. Ну, давай, ори, надрывайся!
 - А это еще что?! Так ты и вещами увлекаешься, кретин старый! Ну все! Ты меня заколебал! Увеличиваю тебе дозу!
 Так это же хорошо! Увеличение дозы для меня, что надо! Мой Слоник меня поймет. Он всегда меня понимал, мой ненаглядный. Мы вызовем на дом мальчика, нет, двух! Слоник расцелует меня, и я не буду больше краснеть, я только начинаю жить, как хочу…


 Вот я еду, куда не знаю, но знаю, что еду правильно. Меня везут. Как хорошо, что я не иду сам, ненавижу ходить пешком…
 За что меня любили Рыжики-кровосмешенцы, так это за мое личное такси, за прогулки-поездки по ночной Москве поверх фонарей. Мои прелестные спутники называли меня "фрау Аллерген", и это грело мне душу. За пазухой мурлыкал Слоник, а Рыжики нежно целовали меня в щеку, кутались в свои норковые манто, блестели лаковыми ботиночками.., мои ненаглядные ангелочки ада.., как две капли воды похожие друг на друга, преданные, нежные, любящие.., царство им небесное…
 Я еду. Я приехал. Скоро я снова увижу Слоника, он ждет меня в теплой, уютной комнате.
 Я знаю наперед, что сейчас будет, и я весь дрожу. Мне делают очередной укол, мне повышают дозу, и мне становится хорошо.
 Мне снова становится хорошо, мой любимый Слоник…



    p.s. за время пребывания в больнице
 г-н Аллерген разбил 46 фарфоровых  фаллосов