Тритон

                Посвящается этой - бывшей …

Детство. Если бы вы только знали, как я ждал прихода лета. Летом меня отправляли на дачу. Там все было по-другому, не так, как в городе. Там была полная свобода, свобода от естественного пробуждения и до звонкого в темноте: “Сережа, домой, Сереж мыть ноги! Кому сказал? “ Дача была в пригороде Ленинграда в местечке со смешным названием Мартышкино. Поговаривали, что название сие получено из-за сбежавшей от великосветской дамы мартышки. Не знаю, возможно, но вот то, что мы сбегали от наших дедушек и бабушек и бегали, как стайка мартышек - это точно. Периодически у нас возникали различные мании, и мы все без исключения жили этим. Нас захватывали в плен фантики и пробки, воздушные змеи и игры в маленьких пластилиновых солдатиков, которые делались сотнями и выносились на фанерках, на поля битвы. Не обошли нас стороной и охотничьи забавы, а посему периодически доставалось, то стрекозам, то шершням, то вдруг мы становились заядлыми рыбаками и просиживали на прудах все дни напролет. С воды нас несло на деревья, мы вили там гнезда и сидели, как птицы на яйцах. Чуть постарше мы охотились за клубникой соседей, а еще позже за пустыми бутылками и смачными окурками. Но из всех этих увлечений сильнее всего я запомнил ловлю тритонов.

Эти маленькие рептилии водились во всех более-менее крупных водоемах. Для ловли применялась палка, на конце которой из проволоки мы делали решетку, подобную ситу. Это нехитрое приспособление легко рассекало воду и, захватив на своем пути очередное тельце, выкидывало его из воды на траву. Особой ловкости сия охота не требовала - так, немного терпения и сноровки. Если подкрасться, то первых тритонов было поймать легко,  как непуганых идиотов. Но потом, почуяв неладное, они подолгу ныряли в глубину. И лишь необходимость глотка воздуха вынуждала их подняться наверх и они, бедные, словно Ихтиандры, всплывали за ним и настигались нашими снарядами. Пойманные, они помещались в трехлитровую банку, где и дожидались поголовной амнистии. Как всегда определялся самый крупный экземпляр и наиболее удачливый охотник. Смеялись над серыми девочками и красавцами мальчиками, имеющими пестрый оранжевый хвост и смешные катушечки под ним. Устраивали гонки, кто быстрей доползет до воды. Вот, пожалуй, и все, но однажды …

Был среди нас парнишка из местных, на год-два, может, постарше нас. Водился он с нами не всегда, считая себя выше нас. В один из набегов на пруд, когда охота была закончена, он нам и заявил: "А хотите, я его съем?" Нас всех разобрал смех, начали шутить с каким маслом лучше - шоколадным или обычным. А он дальше, без улыбок:  "А вы мне 10 рублей". Тут и мы перестали смеяться. Сначала мы приняли его спор как вранье, хоть и сумма для нас была огромна и почти волшебная, но даже за неё съесть живого - враки. Не знаю уж как, но забились - съест мы все ему - 10 рублей, не съест он нам - 10 рублей. Ударили по рукам. И он ушел, а мы остались обдумывать, где взять эти деньги. Не помню, как долго мы собирали эти деньги, но то, что не один раз сиживали под дверьми местного кинотеатра, слушая смех и топот ног счастливых зрителей Фантомаса - это факт. Весь наш расчет, в терпении этих и прочих страданий, строился на том, что не съесть живого тритона, ну ни в жизнь. И мы фантазировали, как на 20 рублей наедимся недоеденного мороженного от пуза и будем смотреть не какой то утренник, а саму что ни наесть фильму про это. И будет это не в захудалом Мартышкино, а в славном городе Рамбове, куда и домчит нас автобус пятерка, да не за так, а за настоящие билеты. Которые надо будет не забыть съесть, чтобы повторилось это счастье.

И вот настал час X . Наши деньги были прилюдно пересчитаны и положены обратно в майонезную банку. Сияющие гордостью за единственный бумажный рубль, лежащий поверх кучки меди с серебреным отливом, наши лица обратились к "поглотителю" тритонов: - Покаж твои. - Эх, мелкота, мелюзга, а вот это видели, - и он достал две синенькие пятерки. Вот с этого момента, мы уже почувствовали что-то недоброе. - Идите, ловите. Мы нехотя побежали к пруду, тая еще надежду споймать, что ни наесть огромного тритона, не тритона, а гигантского крокодила. Но, выловив пяток, поняли, что чему быть тому не миновать, и определили между собой, что жертвой станет серая толстая самка. Мы все обступили его полукругом и протянули маленького зверька. -Только живую, - уже совсем неуверенно сказали мы.  - Давай сюда, -  И РАЗ,  ЕЛЕ СЛЫШНЫЙ ХРУСТ, ГЛОТОК, и ОТКРЫТАЯ УЖЕ ПУСТАЯ ПАСТЬ ЭТОГО ...

Нет, я не плакал, как Михряй, хотя мне было ужасно страшно за себя, за ребят, за того тритона. Мы долго еще молча стояли и смотрели ему в след. Так и не сказав друг другу ничего, не посмотрев друг другу в глаза, мы разошлись по домам.
Больше мы никогда не ловили тритонов, а знай тогда, из чего делаются котлеты, отказались бы и от них.