Феноменология бочки

Начитавшись В.П.
Я шел мимо магазина и на заднем его крыльце увидел бочку. Бочка была самая что ни на есть обычная – пузатое увесистое дубовое создание, стянутая сверху и снизу двумя поржавевшими железными обручами, с небольшой выщерблиной на одной из досок. Короче, одна из тех, в которых перевозят кислую капуту или сельдь в рассоле. Вокруг суетились угрюмые мужики в робах с рожами роботов.
Разумеется, бочку я видел не впервые. Встречались они мне и раньше – на палубе корабля, совершавшего рейс между Танжером и Марселем, в кузове фуры, мчащейся из Москвы в Петербург, да и просто в сельмаге, где толстомясая продавщица, лениво отмахиваясь от мух, доставала из ее недр соленую салаку. Но именно эта бочка меня чем-то особенно привлекла. Чем – не знаю. Может быть тем, что стояла она слишком уж свободно в том месте, где украсть ее мог бы каждый второй. (Хотя кто бы польстился на этакую тяжесть? Одному ее унести вряд ли было возможно. Разве что вдвоем или грузовик подогнать. Но это досужие домыслы). А может тем, что одна из ее досок была психоделически надтреснута и навевала мысли насчет того, что если она лопнет, то рассол мигом выльется наружу. А несчастное содержимое угрюмые мужики в робах с рожами роботов монотонно выбросят наружу.
Впрочем, бочка трескаться пока не собиралась. Обойдя вокруг, насколько позволяло крыльцо, я убедился в её прочности. Да, дуб был крепок, ободья сделаны не в упрек себе, и лады смотрелись весьма привлекательно. Она слегка напоминала бодрягу-путешественника, вернувшегося из дальних странствий уставшим, оборванным, но все-таки живым и здоровым.
Мне живо представился старый бондарь, сделавший эту бочку. Почему-то он обязательно должен был быть старым. Длинные седые волосы подвязаны пестрой тряпицей, в руках верная киянка, а во дворе суетится верная жена-бондариха. Дочь-бондаревна ушла за околицу со своим царевичем-бондаревичем, будущим зятем. А мастер знай себе ладит новую бочку, любовно прорезая уторы и обтачивая клепки. Еще немного – и из-под рук его выйдет новый сосуд, как две капли воды похожий на тот, что стоит на заднем крыльце магазина.
Да, бочка, что стояла на заднем крыльце магазина, была справлена по классическим канонам. Это была вязаная, обручная деревянная посудина, состоявшая из ладов или клепок, двух дон, врезанных в уторы, и обручей. Своей уверенностью и, в некотором смысле, самодовольством, она напоминала мне картину Чуйкова «Дочь Советской Киргизии», а то, как эта бочка стояла, можно было описать фразой «Юбу юбки, носу носки, пиджу пиджаки ежедневно с 9-00 до 18-00, перерыв на обед с 13-00 до 14-00»  , если это вызывает у вас какие-нибудь ассоциации.
В общем-то, в данном объекте миросозерцания не было ничего примечательного, включая угрюмых мужиков в робах с рожами роботов, когда бы вдруг (а все маломальские события в рассказах происходят «вдруг») я не прошел бы её мимо. («Мимо неё», - поправит меня в этом месте любой редактор, ан нет – я прошел именно «ёе мимо») Прошел, остановился, вернулся, а затем задумался: что?
Что, в сущности, символизирует собой эта бочка? Не дубовые ли лады – границы нашей страны, не железные ли обручи – силы, которые ее охраняют, не сломанная ли клепка – это наш Северный Кавказ, где вроде бы и есть присутствие Москвы, а вроде бы его и нет? Почему и приходится бочке-стране бороться с собственной несостоятельностью собственными же силами: где дуб набухнет, где бондари помогут, где просто так надеются на «авось»…
И все же возникает немаловажный вопрос: столь ли интересна сама бочка как тара, или важней ее содержимое? Изменится ли её статус от того, что в ней будут квашеные помидоры или соленая килька? Сможет ли она оставаться тем же  сосудом, если в ней на следующий раз будут перевозить кислую морошку, мороженую голубику или цейлонский чай «Великий тигр»?
Хотя здесь я точно перегнул палку. Цейлонский чай от веку возят в мешках и тюках на сухогрузных клиперах. Смуглый капитан в тюрбане отдает матросам команды, и корабль, трюмы которого полнятся отборным чаем, мчится к берегам Европы. Впереди тысячи миль неизвестности, смуглолицые пираты в Андаманском проливе и даже, говорят, люди-песьеглавы на одном из островов возле Мадагаскара. Дойдет ли тот клипер до Европы, чтобы чопорный английский атторней смог побаловать себя чашечкой ритуального файф-о-клока? Или жесточайший шторм возле мыса Доброй надежды разметает по волнам океана обломки красавца клипера, угрюмых мужиков с рожами роботов поглотит бездонная пучина, и только плавающие тюки да бочки напомнят о нем морским обитателям?
Бочки… Кажется, я размышлял о бочке. Но ведь форма бочки не зависит от ее содержания и, тем более, наполнения. Ведь, как бы то ни было, дубовая бочка геометрически все равно остается усеченным эллипсоидом, множеством всех точек пространства, координаты которых в некоторой, но обязательно декартовой, системе координат, удовлетворяют некоторому, но обязательно определенному, уравнению, которое называется каноническим. Усеченный эллипсоид симметричен относительно каждой из координатных плоскостей, равно как и начала координат. Начало координат эллипсоида называют его центром симметрии, как доверчиво сообщает математический словарь.
Хотя, с иной стороны, сколь важна эта бочка в моей судьбе – рутине мореплавателя по волнам жизни? Она может быть поплавком, спасательным снарядом в бурлящих волнах титанического океана. И совершенно так же она может быть орудием смерти. Сколько их, несчастных, захлебнувшихся в бочках с вином, рассолом или обычной водой?
Совершенно так же она могла бы стать сосудом страждущих, что отыщут её по пути из Нуакшота через Араван и Анефис в Иферван. Караван устал, изнемог, верблюды – и те, что могут столько дней обходиться без воды, ступают вяло, еле передвигая копыта, и каждый шаг им видится чем-то вроде пытки. И тут, вдруг, посреди Южной Сахары, они находят эту бочку, полную воды. Она прохладная, чистая и совершенно безвкусная – а что еще нужно для утоления жажды утомившегося каравана?…
Но можно рассмотреть ее и еще с одной стороны (хотя с какой из сторон не смотри, увидишь все то же – дюжину дубовых плашек, скрепленных сверху и снизу железными обручами, да монотонно суетящиеся угрюмые мужики в робах с рожами роботов.). Вспомним, какую роль эта деревянное сооружение сыграло в мировой литературе. Сразу же приходит на ум великий Рабле и не менее великий Свифт с его «Сказкой бочки». А «Затоваренная бочкотара»? Кто из нас ей не зачитывался? Примеры можно множить, да нужно ли – и так все ясно. Нехорошо будет не упомянуть и Юрия Бондарева, рус. сов. писателя, обществ. деятеля, чл. КПСС с 1944 года, Героя соц. труда (1984), дважды лауреата Гос. премии (1978 и 1983). Можно бы вспомнить и Хорхе Луиса Борхеса, но это уже только по ассоциации… Вывод краток: без бочки мировая литература многого бы недосчиталась.
А сколь многие меры обязаны ей своим происхождением? Баррель – от английского “barrel”, тонна – от французского “tonneaux”. Между прочим, от другого ее же французского наименования – “barrique” – произошла и небезызвестная парижско-коммунарская баррикада. Свободолюбивые парижане во время очередной из своих революций именно бочками загромождали столичные улочки, дабы не пропустить туда законную власть.
Хотя, быть может, копнуть глубже? И тогда эта бочка окажется Сосудом Мироздания, заключающем в себе весь существующий мир. Бесспорно, изо всех картин природы самая впечатляющая – это звездное небо. Это необозримое бесконечное пространство, заполненное иными сущностями. Подобно звездам, бесчисленно мерцающим в непреодолимых глубинах ночного неба, солнечные лучи, проникающие сквозь неплотности в клепках нашей бочки, создают на ее внутренней поверхности иллюзорный мир. Возможно, какой-нибудь муравей, по воле случая заползший внутрь в поисках пропитания, попадет под обаяние одного из этих лучиков и постигнет суть непостигаемого бытия…
Чем больше я смотрел на бочку, чем больше я думал о ней, тем больше убеждался: это чудо, потрясающий феномен, равного которому вряд ли сыскать, будь ты семи пядей во лбу и мафусаилова века от роду.
Я мог бы точно так же и дальше рассуждать о смысле существования в этом не самом совершеннейшем из миров, но тут угрюмые мужики в робах с рожами роботов, монотонно галдя: «Бля, бля, бля...» ухватили бочку и затащили ее вовнутрь.