Жизнь задом наперед
Купила маленького, серо-бурого, сантиметра три в длину, посадила его в аквариум и стала наблюдать, как он там акклиматизируется.
Рачок оказался яркой индивидуальностью. Складывалось впечатление, что у него всегда плохое настроение. Его все приводило в негодование — рыбы, плавающие с непозволительной наглостью в районе его носа, сомики, бесцеремонно пытающиеся усесться ему на голову, стеклянные стенки аквариума, стоявшие именно там, куда он собирался пойти. «Глаза бы мои не смотрели на это все» — читалось на его физиономии.
Вдобавок он оказался большим чистюлей. Желая удалиться от мира, рачок облюбовал себе уголок потише и потемнее и стал копать себе там норку под камешком. Не успев выкопать, занялся уборкой, расчищая норку и близлежащие районы от всякого мусора. Уборку эту он делал с крайне недовольным видом: накидали мол, всякой гадости, а мне убирай. Хвостом вперед он вылезал из-под камешка, выталкивая горки песка, которые почти сразу съезжали обратно. Но рачок был неутомим.
Когда мимо проплывали рыбки или просто ему что-то мерещилось, рачок как застигнутый врасплох любовник опрометью кидался в свою свежевыкопанную норку, как-то умудрялся там разворачиваться и встречал врага во всеоружии: усами и клешнями вперед. (Кстати говоря, раки не всегда двигаются задом наперед, просто так у них быстрее получается. Когда их что-то очень сильно пугает, они вообще включают реактивный двигатель и хвостом вперед, скачкообразно, с дикой скоростью летают по воде).
После того, как рачок раз двести выволок из норки песок (и тот столько же раз ссыпался обратно), он посчитал, что дело сделано и принялся чиститься сам. После такого тяжелого труда немудрено испачкаться! Рачок так остервенело принялся за свой глаз, (хватал цепкой твердой ногой и дергал), что я заранее расстроилась — будет у меня рачок калека, одноглазый.
Почистившись, он задом залез в норку и успокоился. Не успел он насладиться покоем, как к нему с энтузиазмом ввалилась пара сомиков. Песок осыпался, разгневанный рачок, желая проучить нахалов, выскочил из норки, потрясая клешнями, но они вовремя сообразили, в чем дело и шустро смотались, оставив после себя лишь облако взбаламученной водной пыли.
Несмотря на все эти трудности, рачок у меня жил довольно неплохо. Хорошо питался, быстро рос, примирился с существованием рыбок. Рос он скачками; постепенно скучнел, бледнел, становился нервным, панцирь его обрастал каким-то мхом и вообще выглядел неопрятно, заношенно. Потом в один прекрасный день створки панциря словно скафандр или люк в танке открывались сверху и оттуда вылезал совершенно новенький с иголочки рачок, заметно крупнее прежнего. Единственное, чего я никак не могла понять, как же он, такой большой, в новом, более крупном панцире помещается в старый?
Примерно через год, когда рачок вырос и повзрослел, выяснились две вещи: во-первых — это оказалась она, рачиха, во-вторых — ей требовалось общество. Ночами она взбиралась до самой поверхности по растениям и одиноко цвиркала там на манер сверчка. Надо сказать, что это был довольно неприятный звук. Именно поэтому я купила ей в пару голубого (в смысле цвета) рачка мальчика.
Моя мадемуазель встретила кавалера довольно агрессивно, чуть что вцеплялась клешнями или убегала, но цвиркать, слава богу, перестала. И я ужасно удивилась, когда обнаружила, что моя рачиха стала мамой: под хвостом, которым она теперь все время махала для вентиляции, висели гроздья икринок. А когда, наконец, вывелись маленькие рачата, радости моей не было предела!
Все-таки рождение новой жизни всегда прекрасно, даже если эта жизнь задом наперед.
Май 2001
Свидетельство о публикации №201061700024