Искушение завхоза Пиндруса

             Здравствуйте, дорогая Н.!

    А мы к вам с письмом. Спешим довести до вашего сведения, что здоро-
вие наше все еще не пошатнулось под тлетворным воздействием алкоголя,
никотина и каннабиола, а также прочих радостей жизни. А посему, пребы-
вая в здравом уме и твердой памяти, в присутствии свидетелей в количе-
стве пяти человек ( считая кота ), мы по-прежнему валяем дурака в коли-
честве одного человека ( считая кота ). Товарищ Прежний в своей популя-
рной брошюре описал свой способ валяния дурака следующим образом: "Ме-
тоды валяния подразделяются на три большие группы (количество групп и
принцип подразделения могут изменяться по усмотрению валяющих). Первую
группу обычно не рассматривают за ее малочисленностью, однако она иск-
лючительно важна с точки зрения систематики; вторая группа является по-
лем деятельности наших коллег, развивающих параллельные направления био-
логической науки, а посему сугубо параллельна и нам; третью же группу мы
изберем в качестве объекта рассмотрения. Первым шагом рассмотрения бу-
дет разбиение ее на подгруппы: первую (1), вторую (2) и третью (3). При-
нципиальных различий между указанными подгруппами не выявлено; предлага-
емый способ деления выбран автором исключительно для удобства восприятия
материала..." Вы вряд ли можете представить, сколь упоительно сие время-
препровождение, если основываться не на лженаучных непроверенных домыс-
лах, а на твердом базисе эксперимента и факта. Днесь навалялось сле-
дующее:

                "ИСКУШЕНИЕ ЗАВХОЗА ПИНДРУСА"

                "Symbion pandora was so unusual
                that it could not be classified
                into any of the existing phyla,
                and a new one was suggested."
                (Hor.)

    - Ах ты старый пергюнт! Вот я тебя сейчас...
    Из глубины коридора на четвертом этаже что-то ухнуло, и кто-то выско-
чил, размахивая увесистым портфелем.
    - Эй, да где же ты, а? Куда путь держишь? Ты кто или что?.. И приво-
ротное зелье отдай!..
    Тут я вспомнил, что из кармана у пробегавшего мимо торчало горлышко
какой-то склянки.
    - Чем я, по-твоему, теперь при воротах расплачусь? - заунывно продо-
лжало доноситься из коридора.
    Самое грустное в этой ситуации было то, что мой путь лежал именно в
тот темный, неосвещенный конец коридора, где, судя по всему, сейчас на-
ходился эпицентр местного вселенского зла. Я еще раз попробовал вгляде-
ться в темноту, потом - смерить расстояние на слух, и лишь после этого
припал ухом к паркетному полу. Холодный линолеум приятно обжег щеку, а
ухо уловило удаляющиеся шаги, и потом - какой-то серебрящийся звук: не
то бьющегося стекла, не то льющейся воды. После чего все как-то стран-
но успокоилось. Где-то внутри все еще дрожа поджилками, я смело двинул-
ся вперед. И тут же споткнулся о сейф, окопавшийся справа у стены. Сейф
деликатно промолчал, я же громко выругался. Оставалась еще примерно по-
ловина пути, которую мне, видимо, предстояло проползти на четвереньках.
Четвереньки хандрили еще с утра, и я внутренним голосом слезно умолял их:
"Ну, миленькие, ну, еще немного, последний дюйм - он трудный самый!..",
однако прошло не менее получаса, прежде чем передо мной наконец-то зама-
ячила долгожданная железная дверь; из-за нее пахло мокрой штукатуркой и
какой-то примитивной жизнью. Вселенсконе зло, к счастью, развеялось. Я
постучал. Ответа не было. "Странно, а ведь меня должны были ждать. Дого-
варивались даже. Куда я теперь с этим мешком?" - думал я, извлекая из ка-
рмана специальную булавку для открывания английских, немецких, древнегре-
ческих и среднеримских замков. "Эх, не подведи, булавочка! В последний
раз - помнишь? - ты так здорово открыла замок Ричарда!.. - приколдовы-
вал я про себя, - никтошеньки не заметил!" "Булавочка" послушалась, и
дверь с легкостью подалась.
    Яркий свет брызнул мне в глаза; обозрев всю нелепость своего физиче-
ского положения (на коленях, одной рукой опираясь о пол, в другой дер-
жа булавку), я поспешил принять естественную вертикальную позицию ве-
щей, наполнявших комнату. Прием прошел удачно. Вкруг меня толпились все-
возможные емкости из цветного стекла, наподобие той, что торчала из ка-
рмана пробежавшего мимо меня существа (скорее всего, это был человек, но
утверждать это наверняка, особенно сейчас, я не берусь). В них были на-
литы какие-то жидкости, а в жидкостях плавали самыми невероятными стиля-
ми какие-то живые организмы - вероятно, местные боги. В центре, у окна,
высился непонятный прибор с маленьким черным колесом сбоку, а перед ним -
протертый многими штанами и юбками стул. С одной стороны аппарата лежал
накорябанный ручкой пожелтевший от времени манускрипт, гласивший: "Ру-
ками не трогать!", а с другой висела на стене бумажка, на которой типо-
графским способом была нарисована луковица и написано "LOOK!" "Странно",
- подумал я и подумал: "Странно!" Но тут солнце посветило ярче, и в све-
те разгорающегося дня я узнал в предмете у окна обыкновенный микроскоп.
"Вот народ! - снова подумал я, - захапают всю аппаратуру, положат бумаж-
ку и потом на работу не ходят, как собаки на сенне! Но что если все-та-
ки посмотреть?" Я решительным шагом пересек комнату, схватил с умываль-
ника тряпку, пересек обратно и стал яростно тереть запыленный тубус. По-
том перешел к предметному столику и штативу, и в порыве трудового энту-
зиазма чуть не стер амальгаму с зеркала, но вовремя остановился. "It lo-
oks just like a clean machine" - подумалось мне на чистом нерусском язы-
ке. Еще мне подумалось что-то вроде "Qualidad de vita longa" или "Malleus male-
ficarum lupus est", но я постарался отбросить от себя эти вредоносные мы-
сли. Наконец, можно было поддаться влиянию бумажки со стены и заглянуть
в заветный окуляр.
    Видимо, мой предшественник был несколько близорук, так как в окуля-
ре наблюдались только какие-то цветные разводы; резкость, определенно,
была сбита. Я подкрутил лимб окуляра; разводы обозначились резче, но не
приняли никаких знакомых очертаний. Тогда я попробовал повернуть колесо
предметного столика. И тут случилось невероятное: разводы сместились,
образовав новую, совершенно четкую, яркую цветную картину; она впечат-
ляла, она затягивала, как бесконечность, рисуемая художниками в качест-
ве пути в рай. Я повернул колесо еще чуть-чуть. Картина сменилась на но-
вую, еще более прекрасную...
    Оторвался я от окуляра, когда за окном уже начало темнеть и солнеч-
ного света перестало хватать для наблюдения.
    - О чем задумался-то? - донесся до меня голос из колбы. - Есть, не-
бось, хочешь - целый день за работой... Вон там, в холодильнике в углу,
хлеб, может, и масло завалялось. Самовар там же, хочешь - включай. А не
хочешь - можешь меня съесть.
    Решив воспользоваться всеми предложениями невидимого собеседника, я
взял с полки колбу и, запустив в нее руку по самый локоть, двинулся к
маячившему в углу, за шкафом, холодильнику. С плаката на дверце шкафа
мне улыбалась обезьяна неведомой породы, увенчанная сверху надписью "88".
Похоже, она хотела что-то сказать. "Не сейчас! - упредил я ее, - за чаем
поговорим..." Рванув на себя дверцу рефрижератора, я вперился вглубь не-
освещенного помещения. "Хоть бы лампочку новую вкрутили", - выругался я,
вступив ногой в какие-то осколки. С пола поднялась зеленая пыль впереме-
шку с инеем.
    - Эй! - крикнул я в темноту, и мне отозвалось далекое кафедральное
эхо, приглушенное чем-то неведомым. Озадачившись, я нашарил в недрах
кармана зажигалку и сбегал наружу за газетой - кажется, это была "Учи-
тельская", - чтобы соорудить факел. С первой страницы мне злобно улыб-
нулось знакомое лицо и принялось было рассуждать о вреде валеологии, но
я поднес зажигалку, и лицо заткнулось, почернев и сморщившись в пламени.
Я поднял глаза от газеты - и обмер, подивившись представшей пред очи
мои картине: повсюду на кафельном полу рефрижератора стояли в разных
позах сплошь знакомые мне люди. Покрытые инеем и совершенно неподвижные,
но все же вполне узнаваемые. "Ира! - воскликнул я, приблизившись к пер-
вой из стоявших, - забыл, как Вас по батюшке, но Вашу полноту не спута-
ешь ни с чем; а о Ваших научных работах я вообще не говорю - они не сто-
ят не то что ломаного гроша, но даже и сотой части денег, выделенных Вам
на командировки!.." "А Вы... Как Вас там, помню, что на "Э", но не пом-
ню, как дальше... В общем-то спасибо... Скажем, за чай с вареньем". "А
Вы!.." - тут я осекся - директор все-таки, не то чтобы страшно, но ведь...
И вдруг мое внимание застопорилось на чем-то, что не сразу дошло до со-
знания, а когда, наконец, дошло, то встряхнуло меня, как удар током: я
увидел себя.
    Поскольку от этого никчемного собеседника совершенно ничего нель-
зя было добиться, а торчать в холодильнике из праздного любопытства было
холодно, да и факел уже почти догорел, я развернулся и направился к вы-
ходу, прихватив по пути батон хлеба и масленку. Начертив пальцем на
инее у выхода пентаграмму, серп и молот, я захлопнул дверцу холодиль-
ника. Мне в глаза приветливо блеснул самовар.
    "Теперь бы чайку организовать по-скоренькому" - достучалась до ме-
ня светлая мысль. Но тут же в щелку двери подсознания вслед за вошедшей
заглянула другая, уже темная. "Надо же за водой сходить", - засвер-
било в мозгу. По моим расчетам, идти следовало в одну из комнат нап-
ротив. Толкнув первую попавшуюся дверь, я оказался зачем-то в кабинете
директора. Слава Богу, Самого там не было, а то бы самовар в моих руках
натолкнул его на какие-нибудь смутные подозрения. Аккуратно затворив за
собой, я двинулся к следующей двери, последней во всем коридоре, за ко-
торой, судя по надписи и картинке, уж точно должна была скрываться вода.
Она даже журчала там, за дверью, но... Дверь была наглухо заперта, а во-
зможно, и забаррикадирована изнутри чем-то тяжелым - должно быть, тем,
кто утром ругался из темноты коридора.
    Под ногами у меня что-то хрустнуло, и я в испуге отпрянул назад: то
были кости несчастного лозоходца; истлевшие кисти рук еще сжимали рамки,
но уже были безвозвратно распластаны по засыпанному песком полу. Откуда-
то из темноты с треском выкатилось и укатилось куда-то в угол перекати-
поле. Стряхнув с рамок фаланги пальцев, я вооружился этими древними ору-
диями биоэнергетиков мрачного средневековья и двинулся направо, за сейф,
к освещенному концу коридора.
    Гулкое эхо моих шагов разносилось далеко и затихало где-то в закоул-
ках, дрожащая тень плыла по стене в неровном свете факелов. Самовар ос-
тался позади. Теперь все мое внимание было приковано к тонким, легонько
вздрагивающим при каждом шаге ивовым прутикам, что я осторожно нес перед
собой, идя навстречу воде. Навстречу чаю. Навстречу своей судьбе...
    Не знаю, сколько я так шел - час или больше: время как будто умерло
в этом лабиринте. В какой-то момент рамки в моих руках дрогнули сильнее
обычного, и я почувствовал, что они как-то прогнулись в направлении бе-
тонного пола. Я застыл, боясь сдвинуться с места. "Копать надо здесь", -
прожужжало у меня в левом ухе, а чуть погодя - в правом: "Ну чего стоишь,
аки памятник? Лопату бери!" Я повернул голову в сторону, откуда шел звук,
- прямо предо мной явился маленький рыцарь довольно печального образа;
сквозь щель забрала просвечивала задняя стенка шлема. "Да, но где же я
возьму лопату?" - мысленно возразил я, однако, присмотревшись повнимате-
льнее, обнаружил с тупой стороны его копья резьбу, и после недолгой борь-
бы - он упорно не желал расставаться со щитом - лопата была готова (ока-
зывается, со стороны щита тоже была резьба - видимо, с помощью данного
нехитрого приспосбления рыцари в средние века строили свои укрепления).
    Железо с фамильным гербом легко входило в рыхлый плодородный бетон,
разрывая корешки каких-то растений и трав, по всей видимости, служивших
арматурой. Интуиция говорила мне, что вода где-то совсем рядом - буква-
льно в нескольких метрах подо мной, - и она меня не подвела: на одинна-
дцатом или двенадцатом копке почва вдруг резко начала уходить у меня из-
под ног, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь...
    Очнулся я от пронзительного женского крика и, признаться, не сразу
понял, что произошло. Я лежал в ванной на кафельном полу, а рядом из мы-
льной пены торчали чьи-то голые ноги. "Что ж, по крайней мере, как лозо-
ходец я состоялся..."
    - В-вы кто? - испуганно пролепетал все тот же голос, но уже несколь-
ко тише. Из пены показалась голова.
    Пока я соображал, что бы такое ответить, чтобы это прозвучало естес-
твенно и непринужденно (вроде: "Моя фамилия Пиндрус, я вот тут воды при-
шел набрать..."), из пены показались две руки и восхищенно сложились на
груди:
    - Ах, да вы рыцарь... Настоящий!
    Только тут я заметил в запотевшем зеркале, что мое лицо закрывает за-
брало - видимо, следом за мной вниз полетели и доспехи. Однако не это по-
разило меня больше всего, а голова моей собеседницы: вместо волос на ней
была какая-то черная копошащаяся масса, похожая на... Змеи! Господи мило-
сердный, целый клубок змей! Впрочем, женщину, как видно, сей факт не сли-
шком беспокоил - она вальяжно раскинулась в ванной, облокотившись о край,
и равнодушно поглядывала на меня.
    - Только не вздумайте оборачиваться, - с оттенком презрения в голосе
сказала она, - иначе окаменеете.
    "Кажется, что-то подобное я уже где-то читал... - попытался припомнить
я. - Из жизни актиний... или медуз... или каракатиц..."
    - Сам ты каракатица! - обиженно надула губки незнакомка. - Шляются тут
разные... Ну чего встал столбом? А ну давай отсюда, и лопату свою забирай!
    - И не лопата это вовсе, а щит и меч! - гордо сказал я. - Про них да-
же фильм показывали... Э-э, да что я тут с вами разговариваю, вы-то его уж
точно не видели! - сорвав шлем и зачерпнув им воду из стоявшего под рако-
виной бака, я выбежал в коридор.
    "Где же теперь искать самовар?" - подумалось мне. Проклятый доспех ока-
зался дырявым (наверное, средневековые пули, тайно изобретенные Бертольдом
Шварцем... Или Брехтом... Не помню. Надо реже падать), и изо всех отверс-
тий на деревянный пол сочилась драгоценная влага. Я попробовал рассуждать
логически: "Сейчас, по идее, я нахожусь этажом ниже, из чего можно сделать
вывод: самовар остался этажом выше". Удовлетворенный исходом своих размыш-
лений, я отправился на поиски лифта или другого городского транспортного
средства, способного переправить меня на следующий этаж.
    Пройдя мимо неоновой рекламы, гласившей "Берегись автомобиля", я све-
рнул за угол странно знакомого сейфа и остановился. На меня глядел человек
с лопатой. Человек был обнесен красной каемкой треугольной формы и помеща-
лся на невысоком шесте, воткнутом в кучу взрыхленного бетона. Поначалу я
подумал, что это зеркало, но когда человек почесал лопатой за ухом, я по-
нял, что он существует независимо от меня: я бы себе такого никогда не по-
зволил! "И когда его только успели сюда поставить? А главное - кто?" В этот
момент где-то в отдалении послышался грохот падающих камней и рев бульдозе-
ра; человек с лопатой встрепенулся, выскочил из красной каемки и, выдернув
из пола шест, побежал в направлении грохота, смешно топоча грубыми ботин-
ками.
    Зайдя за кучу бетонных колмышек, я едва не свалился в яму, из которой
лучился белый свет, доносился звук льющейся воды и едва уловимое шипение
змей. Рядом с ямой валялась кем-то оставленная железная рыцарская туфля.
Я поддал ее ногой, и она улетела в провал. Раздался женский визг.
    - А у вас не бывает дежа вю? - крикнул я вдогонку убегающему человеч-
ку с лопатой.
    - Вроде было - посмотрите в самоваре!..
    Я сделал еще шаг из круга света в темноту коридора и зацепился за ме-
таллический крантик. Выковыряв из самовара лежавшее там дежа вю и с насла-
ждением впившись в него зубами, я перелил внутрь остатки воды из шлема.
    - Хотите чаю? - дружелюбно крикнул я в яму.
    - Чаю-чаю... У всех у вас только одно на уме!
    Свет в яме погас, и звуки стихли. Я забросал отверстие остатками вне-
запно потвердевшего бетона и отправился пить чай в гордом одиночестве.
    Проходя по коридору, я видел множество таких же отверстий и дверей с
изображением умывающейся Медузы Горгоны и лозунгом: "Leave your wear
ent"ring here!", однако останавливаться рядом с ними теперь уже не имело
никакого смысла.
    Я вошел в комнату. Часы на стене показывали пять. "На час отстали", -
подумал я.
    Но вот самовар вскипел, из чашки поднимается парок, на чистой белой
скатерти маслом вниз лежат бутерброды. Колбу, из которой кто-то все время
кричал "А мне?!", я уже предусмотрительно заткнул пробкой, накрыл черным
платком клетку, плававшую в чистом спирте и пьяным дискантом оравшую то
"Jailhouse rock", то "Не хочу учиться, хочу делиться!", - ну, как расша-
лившегося попугая, - и, наконец, приступил к трапезе.
    Однако, трапезе это, похоже, пришлось не по вкусу: ручка чашки то из-
вивалась, ускользая из пальцев, то становилась мягкой, как вата, то растя-
гивалась, как жевательная резинка, чайная ложечка то и дело зарывалась в
салфетки, а бутерброды расползались по столу, оставляя за собой масляни-
стые следы.
    - Довольно!!! - воскликнул я, плюнув в сахарницу, - Проклятый столово-
бутербродный инвентарь!!!
    От этого вопля затряслись глазные колбочки, коленные чашечки и кишеч-
ные палочки, и даже гнусный самовар в углу перестал утробно похохатывать и
с испугу выдернул сам себя из розетки. В воздухе повисла такая тишина, что
я и сам испугался не на шутку; бутерброды застыли в самых нелепых позах,
ручка чашки приняла нормальную консистенцию, а ложка сама набросала в чай
три куска сахару.
    - То-то же, гегемоны! Смотрите у меня!
    Подобревший, я снова принялся за еду. Даже угостил чаем парочку бутер-
бродов, перед тем как их скушать...
    ...Вскоре я уже спускался вниз по лестнице, ведущей на первый этаж.
Лестница петляла, занося меня то на шестой, то на второй, то в подвал, и
я совсем не знал, как ей правильно пользоваться. Попробовал самый стандарт-
ный способ - идти вдвое быстрее, но это ни к чему не привело, только запы-
хался и очутился на крыше. "Ее же давно должно было снести", - подумал я и
снова углубился в себя через слуховое окно.
    Внутри меня ничего путного упорно не обнаруживалось, равно как и беспу-
тного. Я бродил по коридорам, этажам, комнатам, но всюду жила лишь пустота.
По стенам были развешены плакаты, приглашающие то весело отпраздновать Новый
год, то собраться для проведения семинара по логике беспозвоночных в ком.15,
то скрыться в специально оборудованном бомбоубежище в случае ядерной угрозы
с воздуха. Ни одним из этих любезных приглашений я не соблазнился, и плакаты
поглядели на меня с некоторой даже укоризной. Злобный Дед Мороз на одном из них,
самом большом, даже замахнулся на меня мешком с подарками... Ах, да - мешок!
Я же должен был отнести его куда-то!.. Куда? Теперь уже точно не найти. А
мешок - вот он, по-прежнему болтается у меня за спиной, зацепившись за рука-
ва безрукавки. Замахнувшись в ответ на Деда Мороза ("Убью гада!"), я поста-
вил ношу на холодный земляной пол. Плакаты вокруг оживились, схематичные
люди на них забегали рисованными глазками и зашептали что-то вроде "Открой,
открой..." Откуда-то даже вылетел маленький черный ангел, замертво шлепнулся
на пол и исчез. "Надо было ему мешок отдать, пропади он пропадом", - поду-
мал я. Потом подумал сильнее, но мешок, похоже, совершенно не намеревался
пропадать. Напротив, он проступал все отчетливее и отчетливее, переливаясь радужными
красками и наполняясь скрытым смыслом. Совесть моя, кажется, извивалась в
агонии вместе с ростом привлекательности мешка. Пальцы рук трепетали, а губы
уже чуть ли не повторяли вслух: "Открой! Открой!.." Мешок уже пламенел эйфо-
рическими сполохами и зарницами, внутри него грохотали громы, он раздувался,
постепенно принимая сферическую форму, внутри него очерчивались континенты
и океаны, а на поверхности его неотвратимо проступали горящие черные буквы:
"PANDORA". Становилось нестерпимо жарко. С плакатов на стене тек клей, краска
выцветала, цвета оплывали и смазывались, а лица Дедов Морозов, примитивных
беспозвоночных и солдат в бомбоубежищах сморщивались от жара и лопались, об-
нажая голые стены бытия. Слышались беспорядочные голоса тех, кто еще надеял-
ся спастись, и отовсюду раздавался топот маленьких ног по бумаге. Самый глав-
ный из Дедов Морозов, небрежно приклеенный к листу ватмана, отвалившись,
вспыхнул первым. Мгновение его огненная шевелюра освещала ближайшую к нему
стену, но вот от него не осталось и следа.
    Из глубины коридора прибежал маленький человечек с лопатой и шестом и,
взяв хороший разгон, ловко прыгнул в сияющее чрево мешка. За ним, прикрывая
свою наготу махровым полотенцем от похотливых взглядов уцелевших персонажей
плакатов, припорхала легконогая и по-своему изящная в этом новом свете Медуза
Горгона. Бросив у подножия мешка ненужный уже покров, она с разбегу сиганула
в радужные переливы. С другой стороны раздался лязг старого железа: это рыцарь
печального образа жизни, обутый уже только в туфлю (соответственно, кроме нее,
ничего и не было видно), приковылял из тьмы веков и коридоров, чтобы вместе со
всеми присоединиться к этому сияющему торжеству смысла над разумом...
   Догорали плакаты. Вдоль потеплевших стен стелился родной, домашний запах
дыма, кислых щей и жареных пирогов. "Домой." Эта мысль захватила мое сознание
целиком и уже не хотела его отпускать. Даже под залог всего. Радужный свет
стал каким-то спокойным, умиротворяющим, и теперь просто бликовал на чистых
белых стенах, словно свет того ночника из далекого детства - моего и мира. Я
вспомнил матушку. Вспомнил, как поутру она ставила мне банки - иногда с парным
молоком, а иногда - с золотым медом из одуванчиков и гречихи, буйно росшей в
старом отцовском саду. Наконец, после стольких лет бесплодных скитаний по пла-
нетам, плакатам, отражениям и коридорам, я мог остановиться сам и остановить
этот мир - прекрасный, но слишком суетливый для того, чтобы быть Домом. Я мог
вдыхать ароматы диковинных трав, растущих на полу, слушать пение птиц, идущих
ниоткуда, и знать, что уже ничего не должен знать. И просто - ничего никому не
должен.
    Так прошло время.
    Так проходят тяжелые болезни, так - смутные времена, так - все, что когда-то
было и будет на земле.
    Так проходил мимо и человек со склянкой, торчащей из кармана пиджака. На
мгновение его внимание привлек мешок, но он тут же переключился на колбу, а затем -
на меня.
    - Извините, не подскажете, где у вас тут Рай?
    - Нет, - говорю, - не знаю. Я сам здесь впервой. И мне хорошо. Не мешайте.
    - А я и не мешаю. Я только так... Вот - посмотрите, чем я тут разжился! - и он
вынул из кармана зеленую колбу. - Приворотное зелье. Вот, читайте. "Употребляется
при вратах небесных для подмазки оных, а также архангелов, их охраняющих." Он с до-
стоинством вгляделся внутрь колбы и положил ее обратно в карман.
    Еще несколько минут мы посидели - должно быть, медитируя - вокруг сияющего меш-
ка с надписью "PANDORA". Потом человек поднялся, подошел к мешку и повертел его.
    - Ах, спасибо, спасибо, молодой человек! - вдруг воскликнул он, - было очень
любезно с Вашей стороны все-таки дождаться Меня. Очень вам благодарен за то, что Вы
все-таки донесли до Меня этот мешок. Он знаете как нужен Мне для текущей работы!
    Мешок теперь был повернут ко мне другой стороной, и надпись была видна полно-
стью: "Symbion Pandora".
    Все вокруг постепенно принимало свой обычный вид; вернее, вид нисколько не меня-
лся, а менялось только смысловое наполнение его: стены становились крашеными, ме-
шок - холщёвым, и даже трава на полу - уж такая малость, не правда ли, не могли
сохранить? - куда-то исчезла.
    - Еще раз спасибо вам за Симбиона, - человек тоже стал обычным и легко узнавае-
мым. - А колбу, - он протянул мне сосуд, - если будете заходить, поставьте в тот ка-
бинет, где мы с Вами договаривались встретиться... Ах, да - не кабинет, комната же...
Свосем задергался с этой работой.
    И он пошел куда-то по своим делам. В мешке у него за спиной кто-то пыхтел и пере-
катывался. Должно быть, Symbion Pandora.
    ...На днях я снова перепутал двери, и на меня из кабинета директора с треском вы-
катился перекати-кабинет.




Спасибо.







(с)1999 Splosh & Ryadom, inc.