Создатель судьбы

Он сидел в комнате, облокотившись на маленький стеклянный столик, и с тупой мрачностью смотрел на исчерченный непонятными карандашными знаками лист с золотым вензелем в левом углу. Иногда он брал карандаш, что-то рисовал на листе или ластиком убирал ненужные линии. Потом вновь замирал, созерцая каскад фигур, силуэтов, лиц...
Застывшим изваянием он нависал над столиком, и только периодически поднимающаяся грудная клетка да глаза, излучающие пристальное внимание, выдавали в нем живое существо. И когда с ним происходила такая метаморфоза, карандашные линии на листе оживали.
Они начинали двигаться, сплетаясь в тугие узлы и хитрые петли, чудовищные спирали и упругие кольца. Они бесновались в сплошном безумии и начинали принимать вид человеческих существ или жутких монстров. Они смотрели невидящим взглядом на того, кто наблюдал за ними одними глазами и, почувствовав свободу, извиваясь, набрасывались на хитросплетение карандашных набросков.
И на белой бумаге расцветали бури и ураганы, извергались вулканы, и рушились горы. Жили и умирали люди.  Люди встречались и расставались, подыхали в малярийных болотах и влажных джунглях. Грызли друг другу глотки из-за протухшей воды в сухих пустынях. Валились в ослепительно белый снег, пытаясь ползти по направлению к солнцу, закостеневшими пальцами цепляясь за хрупкий наст. Прятались в развалинах городов, вымазав лица черным и выискивая в прорези прицелов новые жертвы.
Весь этот ужас совершался с единственной целью. Размазать, уничтожить, стереть две линии, тянущиеся друг к другу с разных краев листа. Они дрожали в невообразимом напряжении, принимая вид мужчины и женщины. Они были так слабы и беззащитны в этом хаосе и так сильны и смелы в желании соединиться. Они изгибались от усилия и напряжения, дергались от боли и страха, но упорно тянулись друг к другу. Шаг за шагом, раздвигая скользящих вокруг тварей хаоса. Они уже тянули дрожащие руки навстречу,  когда огромный дракон врубился между ними, выдувая рычание из оскаленных пастей и стекающую слюну. В немом ужасе отшатнулись и беззвучно закричали, закатывая глаза к небу, мужчина и женщина.
Он вдруг вздрогнул, нехотя выходя из оцепенения. Он нагнулся к листу, рассматривая воспаленными глазами грифельное хитросплетение. С холодным спокойствием он изучал двух людей.
Женщина была красива даже с искаженным от ужаса лицом, от нее так и веяло добротой и женственностью. Мужчина был воплощением чести и смелости. Хотя вряд ли  можно было назвать его красивым, но красота понятие сугубо индивидуальное.
Но больше всего он заинтересовался драконом. Он смотрел на него,  долго изучая каждый коготь, блестящий холодом, каждую сверкающую чешуйку. Он заглянул ему в глаза, как заглядывают в бездну мрака или в зеркальное отражение. Он что-то решал, обдумывал и взвешивал. Затем взял ластик и одним движением смел чудовище с бумаги. Росчерком черного карандаша он вложил маленькую женскую ладошку в мужскую изуродованную шрамами ладонь.
Он смотрел на них, счастливых, стоящих на останках дракона, от которого осталось только четыре хвоста с жалом и шесть когтей, и впервые за много часов улыбнулся. Затем взял двумя пальцами лист за левый угол, где был золотой вензель, и осторожно, стараясь не стряхнуть зыбкое счастье с бумаги, положил лист в кожаную папку.
Он сидел в комнате, облокотившись на маленький стеклянный столик, и с тупой мрачностью смотрел на исчерченный непонятными карандашными знаками лист с золотым вензелем в левом углу.