Есть ли жизнь на Земле?

I.

Он задумчиво вертит в руках рюмку. Низко висит тусклая лампа, облепленная жаждущими тепла и света мотыльками - их тени порхают также тяжело, как и их тела. Он смотрит в зашторенный проём окна, где ночь затаённая не спит, подслушивая вялую беседу. Он поднимает тяжёлый опьянённый взгляд, встречая моё молчание. Он начинает.

«Какое тебе дело? Какое дело всем этим окружающим меня постоянно людям, какое дело до меня самого? Какое дело им до моих чувств? Да-да, и у меня остались ещё чувства, да, я выпиваю, я потерял слишком многое для того, чтобы оставаться нормальным человеком... Но что такое «нормальный человек»? это тот заеденный жизнью мужик, который не видит просвета в своей грёбаной работе, а после работы накачивается до беспамятства и лютует дома? Или тот, что не курит, не пьёт, не ест жирного и наверное трахается по расписанию, но зато здоров, ест и пьёт полезные минеральные вещества в правильных пропорциях, имеет жену, ребёнка, работу и всё такое, а душу свою удовлетворяет классической музыкой в обработке эстрадных оркестров? Да, я хочу быть нормальным, но видишь ли - это так тяжело... У меня же нет крутых знакомых, которые устроили бы меня на хорошую работу, нет этой хорошей работы, а значит нет денег. Нет денег - нет жизни. Без жизни в этом мире лучше и не существовать. А душа, знаешь, душа просит жизни, но где её взять? Отобрать у кого-нибудь? А... да что тебе моя душа... Жив ли я? А тебе нет никакой разницы, ведь так?..»

Да, мне безразлична судьба его, опьяневшего и растрогавшегося от своей боли неудачника. Ему доставляет удовольствие пить, пьянеть и выворачивать наизнанку себя перед любым, кто согласится при этом присутствовать. Но не моя вина в том, что он перенёс в детстве тяжёлую болезнь головного мозга, не моя вина в том, что он запил как сапожник ещё будучи школьником, что после того, как он получил образование, как стал работать, его выперли с работы за пьянку, не моя вина, что сейчас он превратился в жалкое подобие того человека, которого уже нет, не моя вина...

Водка ещё есть. Я пьян, но молчу, в ответ на его риторические вопросы наливаю. Наливаю. Теперь можно и на улицу. Ветер, несущийся с юга, а ещё луна, ополовиненная своей старостью - тоже на юге, а ещё двое пьяных, но пьяных каждый по-своему. Один упивается неверием в себя и ненавистью к другим, другой - просто упивается: воздухом, ночью, водкой наконец.

II.

Можно ли узнать от другого человека правду о том, интересует ли его твоя судьба, и если интересует, то в какой степени и под каким углом зрения? Не вакуум ли вокруг каждого из нас, состоящий из множества, огромного многоличия, многосердия, многодушия, но для тебя, именно для тебя - такого холодного, нечеловеческого и равнодушного? Да, каждый из нас - Вселенная, мир без границ, тепло и свет, душа и сердце - каждому присуще чувство глубины своего Я, чувство одиночества, чувство страха перед равнодушием окружающего космоса лиц и одиноких сердцебиений; каждому страшно не-быть в разумах, сердцах или хотя бы в глазах окружающих, но также страшно приютить чью-нибудь судьбу, пульсирующую и ранимую внутри своего сердца, глаз или рук. Почему это так страшно? Не из-за того ли, что мало места в сердце, что нет в руках сил, что в глазах рябит от чужих душ? Если так, то и чужие души под завязку наполнены и некуда долить свою трясущуюся от страха и боли неразумную, но сердечную субстанцию. Вот и плачет в горле одинокая песня, вот и рвётся из груди сердце, вот и льётся огненным ручьём в розовые пещеры внутренностей водка, вот и закатываются глаза за горизонт и нет в этом отсутствии взгляда ничего необычного, и нет ничего страшного в одиночестве, есть лишь небо в алмазах, да падающие изредка звёзды. Успеешь ли загадать желание?

III.

А вот праздный вопрос: «Есть ли жизнь на Земле?». Как странно будет позвонить кому-нибудь среди ночи и задать такой вопрос; как обыденно и банально звучит он в многократно увеличивающих эхом боль вопроса извилистых раковинах души. Как страшно становится, когда в трубку тебе отвечают «нет» и кладут трубку, и те гудки, вещающие о прекращении связи рвут слух.

А есть ли жизнь на Земле в самом  деле? Много раз я слышал о том, что на Земле нет любви, нет дружбы, нет правды, нет веры, нет добра, нет понимания и сочувствия. По-моему на Земле есть всё: и любовь, и дружба, и вера, и добро, и понимание с сочувствием... дело вовсе не в том, что всё это лишь придуманные страдающим от одиночества человечеством образы, а в том, что может быть не существует нас самих. Есть любовь, но там, где нас нет, на Земле то есть. Есть вера - и она там же. А где же мы? Где тогда все мы, твердящие, что их нет? Потерялись где-то в параллельных мерах нашего мира, прозябаем от недостатка дружбы, понимания и сочувствия, пьём водку из маленьких ведёрок и рассуждаем, куда же это исчезли добро и справедливость, честь и совесть, вера и любовь... Найдёмся ли мы сами, или какой-нибудь добрый дядя вытащит нас из колючих кустов, отряхнёт, погладит по головке и укажет тропу, ведущую к горизонту, рождающему солнце?

Почему-то больше вопросов, чем ответов, а ведь на каждый вопрос должна быть хотя бы отговорка: «нет, этого наука не подтверждает», «это недостаточно изученное явление», «да иди ты»... Просто трудно найти отговорку. Трудно просто промолчать. Мы одиноки, мы едины, мы одно целое, мы человечество, мы одиночество, мы единство, мы чья-то цель. Каждый в единстве, каждый за себя и против всех, за человечество и против того плохого парня, за свою ранимую душу и против того чёрствого и тупого работяги. Нет, на Земле нет жизни, на земле есть суррогаты человеческой мысли – любовь, дружба, вера, добро и так далее и тому подобное, мы же попадаем на Землю лишь поодиночке, чтоб не дай Бог кто-то ещё другой мог попользоваться её благами, принадлежащими только кому-то из нас, но приходит время и проходит время твоего счастливого отшельничества на Земле, кто-то другой получает её всю, целиком, а твоё дело - пить с таким же неудачником как и ты сам горькую, плакать, но про себя, ругаться матом - вслух, и вспоминать о той Земле, которую ты потерял.