ТАК И БЫЛО

ТАК И БЫЛО.

Все действительно так и было в те старые,  добрые дни холодной осени 1999,
предпоследней весны проклятого тысячелетия.

Конец марта, а тепла нет совсем. Уже и ждать и звать его устали, и День Мартовских Котов отгуляли в снегу да с морозцем, сколько ж можно зимы, а, люди добрые?
Я бегу в старой замшевой курточке, греющей только своим французским происхождением, потертых джинсах и  поношенных мартенсах,  причем, судя по внешнему виду, их до меня носило не одно поколение благородных американских бродяг. Вы только не думайте, что я бомж какой-то, совсем нет и очень даже наоборот, я без пяти минут дипломированный специалист у меня диплом готов почти что.   На отцовских часах 8. 35, нормально, я успеваю, даже раньше прибегу,
опять придется топтаться в холодном, продуваемом квозняками коридоре.  Ну, ничего, поболтаю с дежурным: все новости прошедшей ночи в течение 10 минут: кто, что, с кем, когда, за что, где и даже сколько, радиостанция "одна бабка
сказала" в прямом эфире и никакой цензуры.
Проходя мимо торговых рядов, успеваю заметить новую яркую упаковку кофе, такого  еще не попадалось, надо будет операм намекнуть. Из подвешенных под крышу динамиков одного из киосков истошный вопль "Весна на радость на похожа!". Мне почему-то было весело...
К зданию РОВД подхожу в 8.52, на ходу здороваюсь со знакомыми следоками, киваю водителю и даже перелаиваюсь с местным четвероногим рекетиром Карданом. Он старательно обнюхивает каждого подходящего, недовольно морщиться, услышав запах перегара и пропускает только получив причитающуюся колбасно-котлетную мзду. Меня Кардан пропускает без проверки, я ухожу в час дня обеда у меня нету, надо будет  специально для него что-то из дома приволочить.
 В предбаннике обычная предрабочая сутолока, заходят, выходят, курят прямо в помещении. С морозца лица румяные и оживленные. Под стеночкой стоят колченогие стулья, почти все они заняты. Вот же странные люди,  передачи принимают только с 10, чего заранее приходить, не спиться им.  Женщина средних (неопределенных) лет в китайском пуховике и спортивных штанах, помятое лицо и нечесаные волосы,
нервно теребит хозяйственную сумку, тут все понятно:  пьяный муж, перебитая посуда, сама ж небось и ментов вызвала. Теперь вот сидит, как там солнышко мое,
не обидели б, не побили... Через неделю он опять нажрется,  и добьет оставшуюся посуду.  Рядом старушка в клетчатом пальтишке, стоптанных ботинках, она сидит спокойно, иногда вздыхает, поправляет выбившиеся из-под платка волосы, держит в руках узелок  из белой застиранной косынки. Тоже нетрудно догадаться, из старожилов, все и всех знает,  к кому обратиться, что сказать, единственный сын, не воспитала, не смогла, вы уж помягче с ним...
- Здрасьте, как ночь прошла?, - это я на ходу дежурному.
  -   Да ничего так, спокойно, только два раза и выезджали,  пьянка-бытовуха и семейка- хулиганка.- так же скороговоркой отвечает дежурный. Я киваю и поднимаюсь на второй этаж к следокам. Тут тоже постоянно здороваюсь, народ-то весь знакомый да еще и с сельскими заморочками: сват, брат, кум, одна шайка-лейка. Протискиваюсь между двумя здоровенными "Титанами" в полной форме, один как бы невзначай толкает меня бедром и проводит рукой по плечу, стараясь при этом сосредоточенно смотреть вперед. Слышу обрывок разговора:
- Это что еще за детский сад?
- Стажер, у Иванько в отделе,   уже  две недели тут, еще часто у экспертов?
Я иду дальше, темный коридор, украшенный доперестроечными плакатами с призывами углубить, расширить, раздвинуть, но при этом быть бдительными, а то как бы кто не того... Из полураспахнутой  двери  запах дешевого кофе, интересно, это кто же у нас богатенький Буратина?
- Павленко вчера с кумом заходили, посидели, честь по чести, борщик там, водовка. Ну, проводил вроде не поздно, так понесла их нелегкая за пивом, короче,  не помнят, как домой пришли. Увидишь его потом, синенького.
- Кто синенький, Павленко?
- Та оба синенькие, шо Павленко, шо кум. Так кум дома  после смены спит, шо ему, а Павленко?
- А Павленко тоже спит, только на работе, ты шо, не знаешь его шо ли?
Захожу к следокам, все в сборе, здороваемся, заходит эксперт, невысокий и почти седой мужчина:
- А где мои интересные картинки?, - это он у меня спрашивает. Увидев два табуретных обрубка, скрепленные бельевой веревкой, висящие на стенде у экспертов и гордо именуемые нунчаками, захотелось просветить народ и показать
что такое  настоящие нунчаки, пусть и в тоненькой  брошюрке "Традиционное оружие Японии".
- Степаныч, какие картинки в твоем возрасте, чего ты еще у баб не видел?,- это Расманов, молодой следок высокого роста и явно с нерусской примесью. У него
завоеванная в интимных сражениях  слава Дон Жуана и лексикон  поручика Ржевского.
- Тебе скажи, еще захочется,  ?  вяло отбивается эксперт Степаныч.
- Я завтра принесу,- совсем у меня утром его картинки из головы вылетели, нехорошо вышло, эксперт мужик хороший.
- Ладно, только не забудь.
- Ага, я тоже посмотрю, вдруг я еще как-то не пробовал, так  умру не узнаю,- Расманов томно закатывает свои ****ские глазки к потолку, но кроме облупившейся
серой штукатурки ничего там нет.
- Лешенька, нельзя же так перетруждаться, ты ж к 40 годам сгоришь совсем, пожалей сердечко и другие части тела. Это я тебе как друг и профессионал советую.- В аромате дешевых болгарских духов в комнату вплыла Люда, эксперт и
королева красоты местного пошиба. Она явно после дежурства, лицо усталое и под глазами круги, не то от бессонной ночи, не то от поплывшей косметики. Правда, это не делает менее привлекательными ее обтянутые чуть повыше колена черными
чулками ноги. В сочетании с короткой милицейской формой, малиновой помадой и дубинкой - зрелище не для слабонервных мужчин.
- Лучше б ты как женщина меня к себе в гости пригласила, заботливая наша. А то советы все давать умеют, от этого рот не заболит, - беззлобно огрызнулся Расманов.
Тут в комнату вваливается замнач дознавательского отдела. Он грузный мужчина далеко за сорок, с вечно красным лицом - то с мороза, то  от мороза, шутит он, щелкая себя по горлу. Ему давно бы пора на повышение, итак засиделся, но нет
вышки, да и мозгов маловато.
- А, ты здесь, сейчас сходишь тут, быстренько надо, - замнач достает пластиковую бутылку и смятую в кармане мелочь, протягивая все это мне.
- Не канает, никак и никуда, ни в  борщ ни в красную армию, не дадим нашего ребенка портить, и так уже в столь юном возрасте вашими стараниями все пивные точки в округе знает. Где забота о морали подрастающего поколения, скажите
пожалуйста, отеческая забота и чуткое руководство? А если серьезно, то работы невпроворот, Иван Семеныч, пусть Женя у меня хоть сегодня посидит. ,- такой уж человек Расманов, он и пошутить не против и вообще... не против, но работа первым делом.
Итак, решено, я сегодня сижу у Расманова, что познавательно и весело. Больше всего мне нравится сидеть у следоков, хоть и приписали меня к дознавателям, стажеров в следственный отдел направлять не любят, появляюсь я там крайне редко. У них работы немного, сами справляются, да и скучно,  бумажная работа и особо никому не нужная.
Сначала мы принимаемся за разгребание бумажной горы, которая памятником бюрократии правоохранительных органов вываливается из сейфа  на расмановский стол. Ой,  мать, тут только порванных носков и огрызков не хватает, остальное
все имеется в количестве и ассортименте: старые кодексы, какие-то конспекты, экспертизы без конца и без начала, сами уголовные дела, стопка бланков и еще черт знает что (хотя я сильно сомневаюсь,  что он,  будучи в трезвом уме и
здравой памяти, в расмановский сейф сунется,  недолго и ноги переломать).
Отделив собственно работу от остального мусора, который сразу же  сгребается обратно в сейф,  я усаживаюсь за стол и жду. Расманов долго молчать не умеет, ему общение необходимо как воздух, ага вот и двух минут не утерпел:
- Снова из БСМП на наших жаловались, чтоб им пусто было.
- А что такое?
- Да понимаешь, переборщили ребята конечно, но что теперь поделаешь. Короче, история такая, их бомжиха какая-то допекла, ну и придумали- взяли ей бутылку засунули понятно куда, а она возьми и тресни.
- Кто тресни, бомжиха?
 -  Бутылка!!! Бомжиху сразу в БСМП отвезли, а эта стерва взяла и здохла. Теперь они на нас пеняют,  кому ж  трупак лишний нужен? Ну, ничего, мы тоже не первый день замужем, прорвемся.
Несколько минут работаем молча.
- Тебе на допросах присутствовать приходилось? Нет? Сейчас поприсутствуешь. Придет один кадр, свидетель, типа он ночью откуда-то там возвращался и мог слышать, как киоск грабили. Не сам, конечно, вызвался, его соседи заложили, он, как домой пришел,  скандалить начал, а потом когда весь дом опрашивали, соседи и сказали. Вот и послушаем, чего он там видел и слышал.
 Тут из маленького радиоприемника в промозглость кабинета врывается жара испанского лета, звон кастаньет и  грохот корриды. Первым не выдерживает Расманов, он вскакивает, хватает пиджак и начинает изображать из себя доблестного тореро. Я решаю, что тореро без быка это совсем не тореро, а придурок с платком, вылажу из-за стола и нагибаюсь и  нападаю. Коррида в самом разгаре, бык или тореро, грохот барабанов и звон кастаньет, толпа ревет и неистовствует, яростная атака...
- Это как же, вашу мать, извиняюсь понимать?
  Это уже не коррида, увы... Сама Суровая Действительность в лице  начальника отдела дознания Малышева Сергей Юрьича стоит на пороге комнаты и взирает с убийственной серьезностью.  Мы молча садимся  каждый за свой стол, ощущения как после ЛСД, серо - серо по всей земле.
- Матеря от них человеков ждут, а они идиотничают. Стыдно должно быть, между прочим. А ну как не я, а этот ваш Ивченко зашел бы, тогда что? Хороша картина:
двое взрослых людей прыгают по комнате как... не знаю кто. Отделение Склифасовского, честное слово.      
    Малышев пожимает худыми плечами и удаляется, качая головой и бормоча себе под нос что-то про недоверие людей к тем кто в форме.
- Склифасовский вообще-то психами не занимался, с Павловкой перепутал, мудила?,- Расманов нехотя подвигает к себе бумаги. - Тээкс,  ну и кто у нас буфет?
- Фефочка, - пытаюсь угадать я.
-  Нет, не фефочка, хотя как раз фефочку очень бы хотелось. Мда... Но у нас будет мальчик, что не радует и совсем не возбуждает. Ты сиди, сиди, мы с ним быстренько разберемся, а вот и мальчик.
Мальчиком зашедшего в дверь можно было назвать лет 15 назад, да и то с большой натяжкой, потому что в наш кабинет ввалился весьма мрачного вида тип лет 35-40
в вылинявших джинсах китайской родословной, турецком свитере протертой кожаной куртке. Он зашел и остановился посреди кабинета, приняв совершенно непостижимую для непосвященного в йогу позу: ноги вместе, плечи сведены вперед, одно значительно выше другого, голова почти прижата к подбородку и при этом он еще умудрялся исподлобья смотреть на нас.   
- Проходите, присаживайтесь, в ногах правды нет. , - Расманов подвинул типу свободный стул. Тип сел,   продолжая так же исподлобья осматриваться. Естественно, что при таком способе видел он мало, и для того, чтобы охватить
весь кабинет ему пришлось сильно покрутить головой. Тут его взгляд остановился на моих руках, и глаза несколько округлились. Он что, совсем дикий, фенечек никогда не видел? Да нет, ерунда, ладно фенечки, браслеты то он видел, а это тот же браслет, только из бисера. Тип заерзал на стуле, явно обеспокоясь затянувшейся паузой.
- Ну-с, гражданин Ивченко, приступим, - Расманов закончил заполнять бланк и наконец-то посмотрел на мрачного субъекта.
- Я Иванченко., - выдавил из себя тип.
- Хорошо, Иванченко, а я Расманов Богдан Рахмедович, следователь, как вы могли прочитать на повестке., - Если только он читать умеет, подумалось мне.
- Где вы были в ночь с  10 на 11 марта?, - продолжал Расманов.
Дальше допрос шел не шатко, не валко,  Расманов пытался втолковать мрачному Иванченко, что его лично ни в чем не подозревают, требуется всего лишь выяснить, слышал или видел он хоть что-то в ту злополучную ночь с 10 на 11
марта.  Иванченко сопел, пыхтел, хмурил лоб и беспрестанно ерзал на стуле, ничего по сути не говоря. В конце концов, это непрерывное ерзанье на старом скрипучем стуле мне порядком надоело и я привстав из-за стола,  заглядываю под
стул.
- Странно, мне показалось вас там кто-то кусает.,-  от моих слов с обоими происходит занятная метаморфоза - Ивченко зеленеет, а Расманов краснеет, причем краснота эта усиливается  от щек к ушам. Я углубляюсь в свои бумажки, а когда поднимаю голову, оба уже вернулись к своему нормальному цвету лица. Повозившись еще с пол-часика, Расманов делает вид, что убедился в полном неведении
Иванченко относительно той ночи, а Иванченко вместо ерзанья начинает подпрыгивать на стуле, предвкушая окончание мучений.
- Ладно, Ивченко, можете идти, если потребуетесь, мы вас еще вызовем., - Расманов устало откидывается на спинку стула.
- Я Иванченко., - не забывает поправить он, выскакивая из кабинета.
Расманов закрывает лицо руками и только сейчас начинает хохотать.
- Нет, ну ты даешь, нельзя же так, я думал лопну, это же надо ляпнуть "кусает
кто-то"! Ой, мама, так и умереть недолго.   
А потом вдруг оказалось, что уже почти час и мне пора от живой практики возвращаться к своим теоретическим изысканиям, я собираюсь и иду домой.
А потом, потом много чего было: диплом, экзамены и совсем неинтересный выпускной с непременными обещаниями держать связь и не расставаться до гроба, летняя жара, от которой мне удалось отдохнуть только в Скандинавии, и ранняя, холодная, полная неоправдавшихся надежд  и туманных предчувствий осень.
Только почему-то мне кажется, что весна 99го была одной из самых счастливых в моей жизни.