И зачем она звонила?..

Мы с Серёгой стояли у окошка и курили. Там, на улице, псевдоснег в виде огромных комьев тополиного пуха создавал иллюзию нежданной зимы посредине лета. В этом году тополиное братство как никогда страдало комплексом незамеченности и хотело таким образом привлечь к себе повышенное внимание. Это, безусловно, вызывало нездоровое возмущение у людей и водителей. Вчера, проходя мимо газона, затопленного тополиным снегом мне пришлось отговаривать Серёгу поджечь бледно-белую массу зажигалкой Cricket. Мне это не понравилось - я остерегался тех, чья служба и опасна и трудна. Их наверняка не устроил бы стремительно горящий газон, и к тому же тополиный пух приносил им дополнительный доход - из-за нескончаемого пухопада количество дорожных происшествий заметно увеличилось. Это случалось потому что маленькие семена, на деле управляющие каждым отдельно взятым пушистым комком стремились попасть в глаза пешеходов и водителей, где немедленно пускали корни. Разумеется, это раздражало слизистую и вызывало временное игнорирование правил уличного движения. Тогда-то появлялись те, чья служба и опасна и трудна и безжалостно пробивали бреши в кошельках несчастных. Серёга хороший человек, правда, он часто бывает грустен, а иногда агрессивен. Но меня это устраивает больше, чем горящий газон. К счастью, всё обошлось.

Мы не разговаривали о чём-то важном, а просто курили и смотрели на улицу. Сигарета, запущенная то ли мной, то ли Серёгой стремительно ворвалась в плотный поток тополиного отродья и стала отчаянно лавировать в нём, стремясь не потерять из виду свою последнюю цель - макушку прохожего. Подпортив смолами и никотином наши драгоценные здоровья, она спешила совершить ещё одну гадость. Мы не возражали. Где-то в недосягаемом зрению и слуху далеке приближался к остановке автобус, который повезет Серёгу домой. Видимо, почувствовав трение его поршней, товарищ засобирался. И тут телефон, мирно висящий на моём ремне издал короткую, но пронзительную трель. Меня и раньше раздражала его манера сообщать о чьих-то желаниях услышать меня или говорить сквозь занавешенный пухом воздух неприятности, но сейчас это казалось особенной подлостью. Просто я не выспался, да и к тому же с утра ко мне в провожатые набилась жертва бешенства матки, проведшая ночь на моей постели. Целый день работа не работалась, а чай был горьким оттого, что полгода назад я отказался от добавления в него сахара. В общем, пасьянс моего настроения был, мягко говоря, неконструктивным, а тут - звонок.

Выждав ничего не значащую паузу, я снял с ремня конвульсивно подёргивающийся телефон и строго посмотрел в его хитрый зелёный глаз, занимавший треть корпуса и занимавшийся, по большей части, предсказаниями. Глаз предсказывал звонок с номера, который мне был неизвестен. Выждав вторую, ещё менее значащую паузу я больно нажал на кнопку приёма звонка. Телефон вспискнул и совершил соединение.

После короткого приветственного перебора тон-сигналов сотовая телефонная станция передала первые звуки голоса с того конца несуществующего провода. Я знал этот голос и он не предвещал ничего хорошего, по крайней мере интересного. "Привет",- то ли визжащий, то ли стонущий, но желающий казаться приятным звук - "Ты не занят?" Не раздумывая (я об этом уже когда-то думал) отвечаю: "Для тебя я всегда занят". Серёгу это повеселило. "Ну ладно",- продолжила она, потому что это была она,- "Мне некогда, я уезжаю и когда вернусь перезвоню". Зачем, подумалось мне. "Зачем?" - я озвучил свою думку. Она, конечно, услышала вопрос, но решила пропустить его мимо ушей. Она всегда пропускает самое важное мимо ушей. "За мной уже приехала машина - нужно выходить" - "Выходи",- приоткрыв краник безразличия уронил я. "Ну, пока". Сотовая телефонная станция, похоже, ничуть не огорченная окончанием разговора щелкнула и оставила телефонный аппарат наедине со мной. Во избежание проявлений безответственности аппарата я посадил его под решетку и убрал обратно на ремень. Серёга до сих пор веселился. "Это ты здорово: "Для тебя я всегда занят",- сказал он, протягивая руку для прощального пожатия. На мгновение руки сцепились и акт прощания был совершён. Серёга побежал вниз, спеша к автобусу, уже, наверное, стоящему на остановке и страстно жаждущему снова пустить в ход свои поршни - потому что у него такая работа, а не любить он её не может - он ведь автобус, а не человек...

Сначала мне не хотелось возвращаться на рабочее место, потому что я был человеком, а не автобусом и работу не любил. Но вдруг стало жаль кофе, неосмотрительно оставленного мной на столе. Какое-то время он дожидался меня, источая аромат, приятно раздражающий обонятельные рецепторы. Но теперь, спустя то время, что я курил и разговаривал по телефону рецепторы вряд ли останутся довольны. Кофе остался рядом с деловыми бумагами, записными книжками, компьютером и прочими обитателями офиса и он, несмышлёный, не мог не поддаться их неблагоприятному воздействию, стал холоден и грустен, как и всё вокруг. Если бы в нём было что-то человеческое, то тоже не любил бы работу, но кофе был только кофе.

Зачем она позвонила - раскручивающейся спиралью гуляла по синапсам мысль. Для того, чтобы услышать меня, или для того чтобы я услышал её? Когда-то давно, года четыре назад она подговорила коварное вино. Вино услужило, сделав меня беспомощным и доступным для блуда. Блуд, разумеется, явился и опорочил меня, невинного (хотя, конечно винного - вино принимало непосредственное участие в этом процессе). После этого моя замечательная - потому что не заметить после этого её было невозможно - подруга, сама того не желая, попала в оковы и обвинила меня в этом. Поскольку вино я исключил из своего рациона и был уверен, что никаких оков не заказывал и не расставлял, я прямо, не сворачивая более с пути истинного, отказался в этом признаться и разделить заключение с ней. Видимо, ей это не очень нравилось, потому и появлялась по паре раз в квартал где-то на линии горизонта. Ближе я её не подпускал...

Зачем она позвонила? Ведь то, что она желала во мне не принесёт ей радости без перемены во мне самом. А я меняться не собираюсь. Когда я менялся в последний раз, метаморфозы и мутации моего сознания постарались как следует и результат меня удовлетворил. Но звонок, неожиданно выпрыгнувший из-за ремня вдруг сделал меня прежним и скучным.

Теперь пасьянс моего настроения совершено запутался и я почувствовал как псевдоснежный день весь в праздничном обрамлении полных решимости завоевать мир семян тополя торжественно шествует мимо меня. И меня в нём не было.