Подземная музыка

Едва спустившись по ступенькам в прохладу  подземного перехода, он услышал Музыку. Она была где-то там, за рядами киосков, торгующих  стандартным папуасским набором - стеклянные бусы, складные ножи, огненная вода. Она звучала из-за лотков продавцов прессы, разложивших пестрые пасьянсы глянцевых журналов, с обложек которых взирали на толпу суетящихся шестерок холеные морды финансовых королей и политических тузов. Она колыхалась легким дрожанием воздуха за спинами вечно опаздывающих людей. Можно было не слышать ее, просто идти, вглядываясь в спешащих навстречу людей - у тех, кто слышал музыку, она еще  угадывалась - в глазах, в легких улыбках, их лица были немного светлее. Музыка звала его пронзительным пением скрипок. Зачарованный дивной мелодией, он пошел, как шли дети города Гаммельна за дудочкой крысолова, как плыли греческие моряки, повинуясь прекрасному пению сирен. С каждым шагом Музыка становилась громче - он уже различал голоса отдельных инструментов, открывающих самые потаенные уголки человеческих душ скрипичным ключом гармонии. Играли Вивальди - «Времена года».

Он вышел из-за поворота и увидел, что в вечном водовороте людской возни образовался небольшой островок покоя - люди просто стояли, позабыв свои срочные и неотложные дела, на минуту прервав бег в извечном беличьем колесе - «магазин - дом - работа». Как путники после долгого перехода по пустыне окружают обнаруженный в оазисе родник, так и они обступили маленький оркестр. Пять скрипок. Пять человек. Каждый вплетал свою ноту в кружево великого Вивальди - скрипки то замолкали, позволяя одной из них исполнить сольную партию, то, внезапно взлетев к плечам музыкантов, обрушивали на замерших слушателей потоки Музыки, от величия которой холодок бежал по спине... Он прислонился к холодной стене и слушал, слушал... Прикосновение к великим произведениям искусства, несущим в себе частичку вечности, заставляет человека осознать свою малость, бренность, суетность. Он не знал этих слов, он просто впитывал в себя музыку, чувствуя, как перехватывает горло от внезапно нахлынувших ощущений, неведомых раньше.

Прозвучал последний аккорд. Молчание разорвалось аплодисментами и звоном медяков, бросаемых восторженной публикой в скрипичный футляр у ног музыкантов - за крупицу вселенской гармонии не жаль завалявшейся в карманах мелочи. Он кашлянул, прочищая горло, смахнул невесть откуда взявшуюся слезинку, наверно в глаз что-то попало, и решительно шагнул вперед, раздвигая толпу зевак. Хлопнув по ладони своей милицейской дубинкой, он внушительно спросил: «Разрешение имеется? Тогда пять минут на сборы, и чтобы я вас тут в мое дежурство больше не видел, понятно? Все, я сказал! А то огорчу!» Музыканты засобирались. Он немного еще постоял, потом порылся в карманах, бросил в раскрытый футляр скомканную десятку и, резко повернувшись, зашагал обратно по переходу. На душе было противно.