Саксафонист

Саксофонист


Конец семидесятых. Расцвет загнивающего социализма. Славный город Донецк. Столица шахтёрского края пока ещё залэжной Украины. Самого кумачового и лозунгонавязчивого края бывшего Союза. Колбасная Мекка для жителей голодной ростовской области. Тихий, провинциальный город-миллионер, разрезанный на две рваные половины бесконечной улицей Артёма. Пристанище футбольной команды «Шахтёр» и прыгуна с шестом Сергея Бубки. Город трамваев, студентов, архитектурных монстров, пивбара «Зелёный Бор», широких проспектов и театров.
Вот так незаметно мы и подобрались к основной теме нашего повествования. Донецк осчастливил своим визитом энский академический театр имени Максима Горького, привезя на суд зрителей жемчужину репертуара, пьесу, поставленную по мотивам, как думалось тогда, нетленного произведения А. Фадеева «Молодая Гвардия».
Звёздная россыпь народных, заслуженных и не очень артистов. Гениальный, думающий, режиссёр-новатор. Свежие находки и идеи. Дивные декорации и костюмы. Сказочный, сладкоголосый оркестр.
Да-да, оркестр. Спектакль был музыкальный. Точнее, шёл в сопровождении музыки. Конечно же, молодогвардейцы не выплясывали канкан на руинах сгоревшей биржи, а фашисты не пели арий бессердечных палачей. Просто иногда, в меру, кое-где звучали тревога, праведный гнев, жизненный задор Любки Шевцовой, скорбь и прочие настроения, как нельзя лучше вписывающиеся в сюжетную линию.
Раньше для этих целей использовался магнитофон «Маяк-203». Неприхотливый и не требующий зарплаты. Но, к сожалению, он частенько выходил из строя (потому как был снят с конвейера в конце квартала), плёнка рвалась и жевалась, звук плыл, хрипел, скакал или включался не там где нужно. Магнитофон десятки раз забывали, теряли, пропивали. Представление только страдало от этого. Руководство театра, осознавая идеологическую важность пьесы, решило усилить её оркестром, который потерять, забыть или пропить было делом проблематичным.
Серёжа Бергман саксофонил в театре уже второй сезон. Работа не ахти какая, но постоянная. В тунеядстве не обвинят. Деньга маленькая, но стабильная. Стаж идёт. Ноты несложные. Опять же, во время гастролей расширяются границы географических познаний. Есть, правда, два минуса. Но маленьких таких минусика. Полное отсутствие творчества и вечный напряг со стороны администрации за длинные волосы, мушкетёрскую бородку и джазовую безрукавку в клеточку. С этим можно было мириться, что Серёжа и делал, прилизывая лохмы и зачёсывая их за уши, периодически подравнивая бороду и одевая «похоронный прикид с бабочкой» на самые ответственные выступления.
Гостиница «Москва». Шестой этаж. Буфет. Котлеты «по-киевски». Молочные сосиски. «Жигулёвское» по сорок копеек за бутылку. Потрясный «берлиоз»! Коммунизм в отдельно взятом «билдинге»! Утеха для, неизбалованной приличной жратвой, пищеварительной системы. Оргазм желудка! Величайший соблазн!
Соседей по номеру Дениса Тромбона и Вову Контрабаса долго упрашивать не пришлось. В широкополую ковбойскую шляпу из многократно прощупанных карманов перекочевали мятые-перемятые «рваные», «трояки» и «петрофаны», обильно разбавленные звонкой медью и серебром. Наличности хватило на две дюжины пива и огромное, дымящееся блюдо с котлетно-сосисочным изобилием и бонусным холмиком горчицы, щедро отваленным хохотушкой-буфетчицей за красивые глазки.
Пиршество захватило приятелей. Свежайший, пенный напиток и, тающая во рту, закуска очень даже способствовали приятной беседе, насыщенной яркими воспоминаниями типа «где, сколько, почём и с кем». Пошло, как говорится, хорошо. Даже слишком хорошо, а потому – быстро. Пришлось тревожить заначки. Продолжение было просто необходимо.
И они продолжили. Почему бы и нет, если масть пошла. Однако всё хорошее рано или поздно заканчивается. В самый кульминационный момент, когда вовсю обсуждалась прошлогодняя сопля, некстати вылетевшая из носа кларнетиста Яши во время концерта, посвящённого дню милиции, в номер вихрем влетел разъярённый администратор Семён Ильич и возопил, с возмущением заламывая руки и театрально хватаясь за сердце:
- Через полчаса представление!!! А вы… А вы!..
Пиво пивом, а представление дело святое. Через двадцать минут все трое сидели в оркестровой яме и вносили свой посильный вклад в традиционную предспектакльную какофонию. В голове немного шумело, но ноты-то были простыми, так что друзья не очень-то и волновались. В конце концов, можно было и шлангануть. Первый раз что ли!
Вскоре музыкальный сумбур, прерванный палочкой дирижёра, сменился напряжённой увертюрой – аранжировкой известной песни:

Это было в Краснодоне,
В грозном зареве войны.
Комсомольское подполье
Поднялось за честь страны…

Пьеса началась. И всё шло хорошо и правильно.
Последние безоблачные деньки. Светлые грёзы. Надежды. Счастливые лица. Глаза, светящиеся радостью и оптимизмом. Страна зовёт на трудовой подвиг! Юности не страшны преграды! Всё, всё впереди. Но людские судьбы безжалостно ломает война. Горечь. Слёзы. Разбитые мечты. Оккупация. Пожары. Унижения. Смерть. Разлука с близкими. Страх. Коммунистическая партия в авангарде борьбы с фашизмом. Комсомольцы создают боевую организацию под названием «Молодая Гвардия».
Напряжение в зале колоссальное. Монологи и диалоги пронзительны и проникновенны. Действие разворачивается стремительно и динамично. События проникнуты героическим пафосом и драматизмом. Оркестр в ударе, играет с подъёмом и без особой фальши. Все застыли в ожидании неизбежного, трагического конца.
Тут у Серёжи Бергмана случилась неприятность. Приспичило ему по-маленькому. Как известно, пиво помимо приятных вкусовых и метафизических воздействий, оказывает существенное давление на почки и, как следствие, на мочевой пузырь. Ещё древние китайцы говорили, что терпеть подобное давление глупо и чрезвычайно вредно. Серёжа знал это, и терпеть не собирался. Хотя уже терпел весь длинный проигрыш, пока мама Олега Кошевого провожала сына на очередное подпольное мероприятие.
Наконец наступила долгожданная пауза. Сейчас будет монолог минут на десять, достаточно времени, для того чтобы смотаться в туалет и обратно. Сжимая подмышкой саксофон, он под испепеляющими взглядами дирижёра и под завистливыми Вовы и Дениса выбрался из ямы. Длинный, узкий коридор. Крашенный, облупленный кирпич. Пожарный щит. Налево гримёрки, направо технические помещения. Вот и заветная дверь с милыми сердцу буквами «М» и «Ж». На ручке двери табличка с ненавистными буквами, составляющими убийственную фразу: «Закрыто на ремонт».
Дьявольщина! Наверх! Бегом! Сломя голову! Через две ступеньки! Туда, где свою нужду справляют простые смертные, не причисленные к сонму артистов и иже с ними. Тяжёлая бархатная штора, за ней дверь и… новое разочарование. На двери красуется кокетливый женский силуэт. Заведение для джентльменов в другом крыле фойе. Дьявольщина! Дьявольщина! Бежать? Невозможно! Можно оконфузиться! И… всё же бежать…
Обратно Серёжа летел, сбивая на своём пути урны и зазевавшихся тётушек в зелёных ливреях. Его заносило на скользком паркете, словно вечно убегающего Чарли Чаплина. Его трусило, как в лихорадке, на стёртых тысячами ног ступенях. Но он успевал. Успевал! Время его щадило.
Пожарный щит. Гримёрки туда, туалет туда. Коридор с облупленными стенами. А что это за красная стрелка с надписью? Что там, что там? Не было её… как будто…
Взъерошенный и запыхавшийся он выбежал на сцену. Мама Олега Кошевого сидела за столом. Подбородок на тыльной стороне ладони. Взгляд устремлён в никуда. На лице гамма чувств. Мука, печаль, решимость, сила, ожидание. Народная артистка, между прочим. Очень даже достоверно и неплохо играла. Срывала аплодисменты на раз.
Увидев растрёпанное чучело, появившееся на сцене из какого-то другого чуждого и безумного спектакля, она, надо отдать ей должное, почти не растерялась. С лёгкой дрожью в голосе, которая в общем-то и должна присутствовать у матери, чей сын пошёл на смертельный риск, она сказала, вложив в свои уста всю вселенскую печаль:
- А Олега нет дома… Он ушёл.
Бергман, восстанавливая дыхание, понимал, что уйти просто так со сцены нельзя. Спектакль сорвётся, и ему этого не простят. Скандал будет ужасный и к тому же политический. Но вот как выкрутиться из создавшейся ситуации, он не знал. Ступор. Столбняк, если хотите. А народная, видя такое дело, продолжает спасать представление.
- Его долго не будет… Приходите в другой раз… Что ему передать?
И тут Серёжу прорвало. Он откашлялся и очень даже уверенно, скажем прямо, небрежно произнёс:
- Скажите, что знакомый саксофонист заходил.
Лучше он выдумать не мог, как бы сказал классик. Для достоверности музыкант предъявил свою золотую трубу, изогнутую фантастическим морским коньком, и поспешно удалился со сцены.
Как оказалось навсегда. Из театра он был изгнан. Слава богу, по собственному желанию. А что ни случается, то к лучшему. Теперь он лабает в престижном ресторане. Иногда принимает участие в джем-сейшенах с заезжими джазменами. Носит длинные волосы, бородку как у Атоса и клетчатую жилетку. Зарабатывает, как говорят, очень неплохо. И времени на творчество хватает.