Полцарства за Коня!

Полцарства за коня!

Анзорий Аполлонович работал начальником поездной бригады, обслуживающей состав 23/24, следующий по маршруту «Адлер – Москва». Был он бригадиром со стажем. Дело своё знал, уважал и любил. Отличался невероятной тягой к знаниям. Коллекционировал охотничье оружие. Слыл человеком суровым, но справедливым.
Внешне он выглядел действительно сурово. Можно даже сказать – угрожающе. Мощное мускулисто-волосатое тело. Косматые брови, которым мог позавидовать сам Ильич-II. Походка хозяйская, этакая боцманская. Взгляд подозрительный. Выражение лица, как у кока с пиратского корабля, вторую неделю кормящего свою оголтелую команду заплесневелыми сухарями.
Вообще его очень уважали. И его подчинённые, и его начальство, и даже ревизоры во главе с туапсинским цербером по прозвищу Косарь. Говорят, что Анзорий Аполлонович единственный удостаивался пожатия его руки. «За характер», – приговаривал неподкупный контролёр. Остальные довольствовались только сухим кивком головы.
И вот на фоне всего этого положительного, наш бригадир имел одну небольшую слабость. Просто ничтожнейшую слабость, которую даже слабостью назвать сложно. Он до неприличия любил играть в шахматы. Где попало, с кем попало и когда попало.
Так как основная часть его активной деятельности проходила (проезжала) на колёсах, то большинство шахматных баталий случалось непосредственно в нулевом купе девятого вагона, то бишь в «кабинете» самого начальника.
А постоянным соперником Анзория Аполлоновича был электрик Руслан. Долговязый детина с руками палача. Невозмутимый, как галапагосская черепаха. Немногословный и медлительный, как она же.
Расклад по партиям был таков: играя белыми, бригадир побеждал в восьми партиях из десяти; чёрные фигуры приносили ему сорок процентов выигрышных партий. Одним словом, перевес у Анзория Аполлоновича был достаточно внушительный, что позволяло ему играть раскованно, с чувством превосходства и даже с некоторой небрежностью.
Руслан и к поражениям, и к победам относился равнодушно и безэмоционально. Это немного уязвляло самолюбие «гроссмейстера», но выбирать не приходилось, – электрик был лучшим из всех его подчинённых. Владел терминологией, делал грамотные ходы и, главное, не поддавался, как это услужливо делали, с восточной лестью, все проводники, удостоившиеся шахматного внимания своего начальника. Анзорий Аполлонович страсть как не любил выигрывать нечестно. Справедливости ради, надо отметить, что проигрывать он не любил ещё больше.
И вот, во время очередного рейса, случилась беда. Из комплекта казённых шахмат пропал конь. Белый конь с отбитыми ушами и сигаретной подпалиной на боку. Пропажу обнаружили поздно, когда поезд уже проследовал Лоо. Здесь они  встречались с составом 24/23, возвращавшимся из Москвы. Во время короткой стоянки можно было успеть подбежать к бригадирскому вагону и попросить недостающую фигуру, но… Увы, увы!
Коня, после длительных поисков с криками и хлопаньем дверьми, заменили спичечным коробком. Тут и начали происходить странные и непонятные вещи. Анзорий Аполлонович стал проигрывать партию за партией. Причём, уступал он своему сопернику порой в самых простейших ситуациях. И не только чёрными, но и белыми фигурами.
На него страшно было смотреть. Волосы всклокочены. Глаза на выкате. Багровая физиономия – словно кусок застарелой говядины. С губ то и дело срываются замысловатые грузино-армяно-русские ругательства. Сигарета в руке – непременный атрибут – дистрофично сморщенная, с обкусанным фильтром.
Руслан флегматично ставит ему мат за матом и изредка предлагает, дипломатично отводя глаза в сторону:
- Может, прервёмся, Анзорий Аполлонович?
- Нэт! – с ненавистью восклицает бригадир и расставляет фигуры, в сердцах отпуская болезненный (для себя) щелбан ни в чём не повинному спичечному коробку.
Позже он рассказывал, что этот коробок чуть с ума его не свёл. Присутствие на доске инородного тела просто выводило из себя. Не давало сосредоточиться и продумать хоть какую-нибудь комбинацию. Эта чёртова картонка с надписью: «Берегите лес!» постоянно отвлекала от игры, рождая в голове одни и те же навязчивые образы поломанных деревьев с фотографии о последствиях взрыва тунгусского метеорита. Это было просто невыносимо.
Когда он играл белыми, то старался поскорее избавиться от своего комплектного коня, подставляя его под удар и, жертвуя, как правило, напрасно. Он поспешно убирал коробок с доски и ставил на его место убитую фигуру.  Естественно, рисунок игры терялся, а электрик, умело используя материальный перевес, доводил партию до победы.
Имея чёрные фигуры, Анзорий Аполлонович продолжал находиться под гипнотическим воздействием спичечного хранилища. Теперь все его мысли были направлены на то, чтобы поскорее «съесть» опостылевший коробок. Убрать его подальше. Спрятать в мельхиоровом подстаканнике. Закинуть под подушку или на верхнюю полку. И пока он пытался реализовать свой план, Руслан преспокойно ставил ему мат.
Проводница Зина сбилась с ног, обхаживая своего начальника. Анзорий ничего не ел, не пил чай и даже не читал газеты! Он не выходил на перрон ни в Туапсе, ни в Белореченске, ни в Ростове-на-Дону, нигде! Он только курил, играл и проигрывал.
В Москве он облазил все киоски и ларьки в поисках шахмат. Побывал у всего вокзального начальства. Совершил опрометчивую вылазку на такси в ближайший магазин спорттоваров, наивно позабыв, что ночью в стране развитого социализма купить что-либо абсолютно нереально. Он предпринял всё, чтобы раздобыть новый комплект фигур, но его усилия не увенчались успехом.
Как он выдержал обратный путь, не знает никто. Партии возобновились и прерывались лишь изредка. Когда электрика вызывали устранить какую-либо поломку или, когда он, придумывая невероятные причины, убегал в вагон-ресторан перекусить и выпить минералки. А Анзорий Аполлонович с завидным (скорее незавидным) постоянством проигрывал и проигрывал.
Проводники даже перестали шутить по этому поводу, понимая, что с их начальником происходит нечто невероятное. Стихли колкие замечания, мол, лошадью ходи, или, – а теперь ход конём по голове. Все были подчёркнуто вежливыми в отношении своего бригадира. Но он не замечал вокруг себя ничего, кроме опостылевшей клетчатой доски и изрядно засаленного коробка, так его перетак!
Что произошло на подъезде к Сочи, на станции Лоо, хорошо запомнили обе бригады встречных маршрутов.
Начальник поезда Лаврентий Жвания, услышав гудок локомотива, сигнализирующий о скором отправлении, ступил на подножку своего вагона, но был остановлен истошным криком, донёсшимся из раскрытого окна прибывающего состава:
- Ляврик! Не уезжай! Подожди меня, Ляврик!
Он не успел ещё осознать, как это он сможет не уехать, а из движущегося вагона встречного поезда выпрыгнул растрёпанный Анзорий, друг детства, и со всех ног бросился к нему.
В тот момент, когда колёса поезда 24/23 остановились, колёса его близнеца 23/24 стали вращаться. Так было предусмотрено расписанием, и так было всегда. Лаврентий, покачнувшись в такт с вагонами, обернулся и приветливо помахал взъерошенному другу. Анзорий, тяжело дыша, бежал за набирающим скорость вагоном.
- Ляврик! Коня! Дай мнэ коня!
- Что!? – Сказать, что на лице Лаврентия отразилось изумление, значит, ничего не сказать. – Слушай, биджо, какого ещё коня?
- Бэлого! Бэлого коня! Ляврик, мнэ нужен конь! Я его то отдаю, то съесть хочу… Руслан… Эх! Нэ могу так! Дай коня, умоляю!..
- Где возьму коня, Анзорий? Смеёшься?! – Лаврентий обиженно пожал плечами, держась за поручни вагона, всё веселее перестукивающего своими колёсами на стыках.
- Ну, гдэ обычно. Под нижней полкой! Скорее, а то я уже задыхаюсь!
- Не смешно! – Лаврентий захлопнул дверь, в полной уверенности, что его дружок подвинулся рассудком.
А проводники соседнего состава умирали со смеху. Сдерживаться больше не было сил. Забыв все табели о рангах, они надрывали животы и ничего не могли с собою поделать.
Анзорий Аполлонович ценил здоровый юмор. Но с тех пор в его купе всегда было два комплекта шахмат. И следил он за ними зорко. Особо не спускал глаз с коней. И ещё перестал он прикуривать от спичек, а купил себе у знакомого моряка хорошую зажигалку. Говорят, до сих пор ею пользуется.