ОДНА НОЧЬ часть 2

А царевна стояла у окна и сквозь украшенную решетку смотрела, как он уходит, и глаза ее струили потоки горьких слез, а пересохшие губы шептали: "Вернись", — и она поняла, что полюбила бедного кочевника великой любовью, и хотела выбежать из дворца и указать его в толпе нищих, но он не вернулся в эту толпу, и она хотела открыть решетку и помахать ему, но он не обернулся. И она, увидев, что он одет как кочевник, и уходит в ту сторону, поняла, что он золотосердечник, и подумала про них, что все они таковы, и была в этом права. Но это не помогло ей, и грудь ее стеснилась, и лицо ее пожелтело, а члены ослабели и обстоятельства изменились, и она заболела и слегла в постель, и вот что было с нею. А Халварину она проткнула саблей жирное чрево, и он лопнул, как бурдюк с нечистотами, и пожалел о том, что радовался вероломству царевны и учил ее ему, но в сожалениях не было уже никакой пользы, ибо он умер в страшных мучениях, а Аллах приготовил для его души еще несравненно сквернейшие, и хватит о нем.

А эль-Койотль стал ходить по кочевьям и жаловаться всем на свою обиду и на нечестность серебросердечников, и подбивал золотосердечников отомстить им. И его речи, по милости Аллаха великого, находили отклик в сердцах кочевников, и они собрались в огромное влачащееся войско, и вступили в пределы соседних с Ню-Дагом стран.

Сторожа на вершине горы, которые всегда наблюдали, по приказу царя, все стороны света, заметили пыль, и дым от пожаров, и донесли царю. Царь Рукбат послал разведчиков, и они возвратились и рассказали, что сюда идет войско кочевников, какого еще не было, и в этом войске пятьсот миллиардов человек. И царь Рукбат понял, что, хотя они плохо управляются и плохо организованы, кочевники собрались в огромную силу, и он оставил пиры и забавы, и разослал гонцов подчиненным царям с требованием прислать войска, а сам во главе своего войска выехал навстречу кочевникам. И с ним было тридцать четыре миллиарда триста миллионов воинов, храбрецов, каких не видел свет.

И войска встретились на границе Ню-Дага, и разгорелась битва, какой не было прежде. Пыль вздымалась до неба, кровь лилась ручьями, удары падали тысячами и возвращались десятками тысяч, храбрец стремился вперед, а трус помышлял о бегстве, и градом падали отрубленные головы, а звон и грохот достигли отдаленных пределов и вернулись, отразившись от краев земли, и оглушали воинов, и умножились трудности, и стеснилось дыхание, и пала ночь.

Тогда войска разошлись и стали считать убитых, и у кочевников было убито и взято в плен сто миллиардов человек, а у войска жителей Ню-Дага — тридцать миллиардов. И это значило, что царь Рукбат проиграл битву, потому что у кочевников оставалось еще четыреста миллиардов человек, а у него — только четыре миллиарда триста миллионов, и это понимает всякий, кто учился в школе. А сам царь Рукбат был ранен.

Тогда царь со своим войском поспешно отступил на свою гору, и кочевники утром не нашли его на месте и двинулись следом.

А в Ню-Даг уже прибыли войска соседних государств, и было их двести миллиардов сто миллионов человек. И царь понял, что с этими войсками он победит кочевников (а он думал, что эти воины так же хорошо обучены и вооружены, как его собственные), и он хотел одеть доспехи и сесть в седло, но раны его разболелись, и члены ослабли, и он почувствовал, что близится его смертный час.

И он лег и велел призвать к себе свою дочь. И она, хотя и была больна от любви к эль-Койотлю (а царь думал, что от злости на этого кочевника), встала и собралась и пришла через небольшое время, поддерживаемая евнухами и невольницами.

— Видишь, дочь моя, — сказал ей царь Рукбат. — Не думал я, не гадал, что пригодится тебе твое воинское искусство, а все же обучал тебя ему не напрасно, и теперь этого не миновать. Говорил я тебе, что беды обрушатся на наше государство из-за твоего поведения, и так оно и случилось. Так что тебе и спасать государство. У нас есть войско, чтобы победить кочевников, но я сейчас умру, ибо грудь моя стеснилась и уже не расправится иначе, чем с последним вздохом, а ты отомсти за меня. Встань во главе войска и напади на этих грабителей золотосердечников, и бей их, пока они не пожалеют, что напали на нас, и еще бей, пока не поймут, что этого никогда не надо делать впредь, а потом еще бей, пока они не пожалеют о своей неправильной вере, а потом еще, пока не пожалеют, что родились на свет, и тогда, если кто останется, пусть бежит в свои степи. Эх, если б я мог встать!..

И, вымолвив эти слова, царь Рукбат умер с ожесточением и сожалением в сердце, и Аллах забрал его душу и вверг ее в огонь за его преступления, а это скверное обиталище. Но этого царевна не знала, а увидев, что отец ее умер, она преисполнилась ненависти и поклялась спасти Ню-Даг и отомстить виновному в смерти царя кочевнику эль-Койотлю. И она придумала хитрый план мести и спасения государства, а вся хитрость от Аллаха великого, как и бесхитростность.

Приказав одеть себя в роскошные одежды, она велела войскам оставаться на месте и ждать наготове, и одна поехала к войску золотосердечников. И она подъехала к их лагерю, и они, поняв, кто перед ними, отнеслись к ней почтительно и проводили ее к большому шатру, где на главном месте сидел кочевник эль-Койотль — а кочевники сделали его тысячником за его ярость, а царевна думала, что он командует всем войском, и не знала, что такого командира в войске кочевников вообще не было. Но Аллах затмил ее ум, и она сняла покрывало, и улыбнулась эль-Койотлю, и метнула взоры, и ее взгляд оставил в его груди тысячи вздохов, и она сказала: "Вот я, Витт-эс-Сенья, царица Ню-Дага. Забери меня, если хочешь, в жены, а если хочешь, в невольницы, но оставь нашу землю и ее жителей, и уведи своих воинов."

А этот план внушило ей чувство любви к нему, убийце ее отца, и она презирала себя за это чувство, но не могла справиться с ним, и злилась на эль-Койотля, и так она стояла с обольстительной улыбкой на коралловых губах и злобой в любящем сердце и ждала ответа.

А эль-Койотль видел, что она поступает так не по доброй воле, но страсть ослепила его, а ненависть к серебросердечникам лишила разума, а безумие, как и разум, только от Аллаха, и он призвал свидетелей, и сделали запись о браке, и он забрал ее, и приказал своей тысяче воинов сопровождать их, и поехал в степь. И вот что было с ними.

А войско кочевников стало разделяться на отряды и грабить Ню-Даг. А царица Витт-эс-Сенья не вернулась к войску Ню-Дага, и тогда войско Ню-Дага напало на кочевников, и разразилась битва, невиданная прежде. Пыль поднялась выше неба, кровь лилась реками, удары падали десятками тысяч и возвращались сотнями тысяч, храбрец помышлял о бегстве, а трус падал и умирал от великого страха, и лавиной падали отрубленные головы, а звон и грохот достигли неба и, отразившись от него, оглушали воинов, и трудности возвелись в степень, и остановилось дыхание, и пала ночь. Тогда воины попадали на землю, кто где стоял, и погрузились в сон, подобный смерти, от великой усталости, и вот что было с ними.

А эль-Койотль с женой уехали в степь, и там остановились, и разбили шатры, и устроили пир на тысячу человек, а потом эль-Койотль вошел к Витт-эс-Сенье и нашел ее кобылицей необъезженной и жемчужиной непросверленной, и так пятнадцать раз. А она все больше тонула в своем чувстве любви к нему, и все больше ненавидела его за это, и не отказывалась от своего плана. И она думала про себя, что брак был заключен по обряду золотосердечников, и потому она может по-прежнему считать эль-Койотля убийцей отца и гнусным насильником и совратителем. А он знал, что она пошла за него замуж не из-за любви к нему (и тут он ошибался), и что она ненавидит его (а это было верно), и знал, что она может не признавать их брак правильным, но что он мог сделать (а он мог — раньше — не уходить из толпы нищих и не собирать войска, и не устраивать войны, но Аллах, да будет благословенным его имя, не дал ему тогда этого понять, а теперь было поздно). И от этих мыслей грудь его стеснилась и белый свет стал ему не мил и жить не хотелось.

И когда утром царевна поняла, что не избавится от любви к убийце своего отца, она дала ему в вине яд, который прятала в перстне. Она думала в своем ослеплении, что без него войско кочевников не нападет на Ню-Даг (а ей жить уже не хотелось). И эль-Койотль выпил вино, и вспомнил, как ему не хотелось уходить от дворца, как его заставила ненависть к серебросердечникам, и понял, что она все-таки любила его, пока он не напал на ее страну и не стал причиной гибели ее отца и многих жителей, и он подумал, что все еще можно как-нибудь исправить с помощью его хитрости, и ему снова захотелось жить, по воле Аллаха милосердного, чтобы иметь Витт-эс-Сенью, но тут свет в его глазах потух, и он упал и не смог встать, и мясо его размякло и отделилось от костей, и он умер, а Аллах забрал его душу и вверг ее в огонь за его преступления — а это скверное обиталище!

Простодушные кочевники ни в чем не заподозрили хитрую Витт-эс-Сенью, потому что она сказала, что хочет быть похороненной вместе с мужем (а у золотосердечников был такой обычай). И они устроили пышные похороны, и вырыли яму, вогнутую как чаша, и покрасили ее в синий цвет, как отражение неба, и положили туда покойника в богатых одеждах, в доспехах, застегивающихся сзади, и с оружием, и поставили на краю ямы его вдову в роскошных одеждах, черном шелковом покрове на голове и с незаметным волосяным арканом на шее, держа за руки, ибо считалось, что вдова сама молча умирает от нестерпимого горя, поддерживаемая под руки.

А Витт-эс-Сенья огляделась и увидела тысячу человек, а вдали, где был ее дом, великий дым во все небо, и Аллах открыл ей ее ошибку, и она рванулась и хотела воскликнуть в отчаянии: "Стойте! Я раздумала! Я должна туда! Я — царица!" — но настала уже пора тонкую петлю на ее шее незаметно затягивать, и волосяной аркан легко вошел в нежную кожу, и горло царицы больно сжалось и не пропустило ни звука, и даже черная ткань не шевельнулась от ее дыхания, ибо оно прекратилось, и грудь ее нестерпимо стеснилась, и два граната мучительно набухли, как это было с ними, когда их с великой страстью целовал мертвый теперь эль-Койотль, и она, по милости Аллаха великого, безумно захотела этого и пожалела о том, что промедлила со своими возражениями, но в сожалении не было уже никакой пользы, ибо ее удавили и положили в яму к ее мужу, и засыпали землей, как вещь, никому, кроме него, ненужную, а Аллах еще раньше вверг ее душу в огонь за ее преступления — и скверное же это обиталище. И вот что было с ними.

А на поле боя проснулись воины, и встали, и напали друг на друга, с прежней ненавистью вгоняя железо в мясо, и битва захватила весь Ню-Даг и сопредельные страны, а когда кончилась, потому что некому стало сражаться, не осталось в той земле ни одного человека, ни женщины, ни ребенка. И все кочевники тоже погибли, потому что на войну отправились всем народом, с семьями, и это был их обычай. Так погибли все золотосердечники и все серебросердечники, равно ненавистные Аллаху милосердному, а он всегда прав. А души их Аллах великий вверг в огонь, а это скверное обиталище. И осталась только та тысяча воинов-кочевников с семьями, что сопровождали эль-Койотля. И они, увидев, что стало с остальными, приняли истинную веру и вверили свои души Аллаху и уцелели, и ушли из тех мест, и там теперь пустыня.

Так рассказывают, а Аллах знает лучше."

И тут настало утро, и Шахрияр воспретил дозволенные речи и пошел в диван. И грудь его расширилась от этой сказки, и он возликовал, ибо верил в Аллаха великого милосердного, и мог не опасаться гибели всего своего царства на этом свете и огня на том, а Аллах знает лучше.