Былая Слава

–  Осторожно, па! Здесь ступеньки, – обратился сын к седовласому старику.
–   Да, ничего, как-нибудь взберусь.
–   Ты, наверно, устал. Возьми палку в другую руку, а я тебе помогу.
Иван Николаевичу всю жизнь старался никого не утруждать заботами о себе. Но года берут своё. И обходится без посторонней помощи становилось всё сложнее. Старик сделал так, как предложил сын, и не стал перечить, хотя прекрасно понимал, что будь он помоложе, то ни за что не согласился бы на это. Александр Иванович понимал чувства отца и всегда пытался делать подобные предложения как можно мягче, чтоб не унизить его.
Сын решил не выпускать руку Ивана Николаевича и после того, как они вышли наверх.
Голины неторопливо продолжили свой путь по уютному зеленеющему парку. На пригорке уже собралось много людей. Со специально построенного сооружения доносились отрывки слов. Ещё на сцене их подхватывал ветер и разносил по округе как хороший хозяин, раздающий пирог пришедшим на праздник гостям. Кому-то доставались большие ломти, другим лишь маленькие кусочки.
–  Хочешь послушать? Может, подойти туда? – спросил Александр Иванович.
–  Куда мне? С моими-то ногами? Я туда попросту не дойду. Да и нечего мне там делать. Опять, небось, будут вспоминать о победе, как о чём-то обычном и нехотя выдавят из себя пару слов приветствия. Почему-то о нас вспоминают только 9 Мая, а остальное время мы никому не нужны, – высказал наболевшее Иван Николаевич.
Голин младший молча довёл отца до лавочки и посадил его отдохнуть. Сам же вынул из пачки сигарету и закурил.
–  А знаешь, сынок, хоть что-нибудь для нас сделали хорошего. Посмотри, как здесь красиво! Везде подмели, на могилах цветы высадили... – с искоркой надежды произнёс старик. – Хотя, может, это только к празднику так подготовились. Вот если бы я сам мог сюда приходить, то всё бы стало ясно.
–  Я точно не знаю, но раньше Холм Славы был святыней, и он был в прекрасном состоянии весь год.
–  Сашуля, раньше всё было по-другому, – отчаянно произнёс дедушка.
–  Да, это уж точно! – ответил Александр Иванович.
–  Ну, что? Пойдём? А то у меня ноги разболятся, и я не смогу встать. Колени до того ноют, что аж в голове кружится.
Они пошли дальше. По бокам дорожки стояли плиты с фамилиями солдатов, похороненных здесь. С одной стороны всё было расположено в алфавитном порядке – это были погибшие в Отечественную войну. С другой – не было порядка ни в фамилиях, ни в именах. Были только списки ветеранов, умиравших в мирное время. И все эти герои похоронены вместе. Второй список был дольше. Не значит ли это совсем другое, в отличие от того, чему нас раньше учили? Люди ведь умирали не через полвека, а уже через несколько лет после окончания войны. Таких большинство!
Ухоженные железные братья бывших солдат, свидетели адских мук человечества, безмолвно стояли на своих пьедесталах. Они никому не смогут поведать историю своей судьбы. Да их никто и не станет слушать. Даже истории живых свидетелей тех страшных событий сейчас мало кого интересуют. Что уж говорить о каких-то грудах металлолома?
–  Знаешь, мне кажется, что здесь даже земля какая-то другая, – неожиданно сказал Иван Николае-вич. – Там, за оградой она преисполнена жизни, радости, счастья. Особенно это заметно весной, когда всё приходит в движение, оживает. А здесь она как будто осталась прежней. Эта землица несёт в себе невыносимую боль, отчаяние и пролитые людские слёзы. Даже цвет у неё более мрачный и тёмный. Она впитала в себя всё, чем люди здесь делятся с умершими Спасителями Родины. И стала как камень. Только сильный дождь сможет немного размочить её, но всё  равно изнутри она останется на веки сухой и затверделой.
Старик замолчал. Сын не решился дополнять отца. Все слова были уже произнесены. Они повернули и подошли к забору, у которого была могила жены и матери. На плите были аккуратно выгравированы слова:
“Мария Семёновна
Голина
Родилась в 1925году
Во время войны
сражалась за Родину
Умерла в 1972 году
Вечная ей память”
–  Здравствуй, родная! Я так долго ждал нашей встречи, – мысленно сказал ветеран и присел рядом с могилой.
Запахло цветущими сакурами. Они росли рядом с кладбищем и тоже воздавали честь Достойным, распустившись как раз в канун праздника. Аромат прекрасных розовых цветочков жадно манил к себе всех прохожих. Вдоль тропинки росли гордые зелёные кипарисы. Перед памятником на солнышке красовались алые тюльпаны. А чуть дальше неиссякамый поток людей подносил цветы к вечному огню.
Александр Иванович тоже давно не виделся с мамой и чувствовал себя не ловко из-за того, что не мог найти время приехать сюда. Он положил душистую сирень на землю, достал чистый платок из кармана и вытер пыль с надгробья. Жизнерадостное лицо матери появилось перед его глазами. Она как-будто проснулась.
– Машенька, прости! – сказал про себя Николай Иванович и слёзы потекли по избороздённой морщинами коже, – Я так хотел к тебе прийти, что иногда даже сердце чуть не выскакивало из груди от безвыходности. Саша занят, у него своих проблем достаточно. Поэтому он не смог бы мне ничем помочь. Возникало желание просто добраться сюда, отдав последние силы, и умереть рядом с тобой. Но сил не хватало... – остановился старик.
Отец сидел рядом с сыном на скамейке. Между рядами ходили люди. Кто-то приходил навестить близких, кто-то просто почитать фамилии. Но добролицый дедуля их вовсе не замечал. Он склонил свою белую голову и разговаривал с супругой.
Праздничный костюм ветерана был увешан орденами и медалями, которые живо звенели при каждом его движении. Его глаза были наполнены грустью. За этими глазами измученный инвалид уже давно спрятал свою душу от посторонних. И только сейчас можно было разглядеть его внутренний мир. Но никто не захотел этого сделать.
–  Сколько всего произошло за то время, пока мы не виделись. В основном, лишь плохое. Довели нас до такого состояния, что и жить не хочется. Но раз Земля-матушка носит по свету моё бренное тело, то моя миссия тут ещё не закончена. Наверное, мало настрадался. Другого объяснения я не вижу... Ты думаешь, что-то изменится к лучшему? – Мне кажется, нет. Сижу по вечерам дома и размышляю над тем, жили ли мы в войну хуже, нежели сейчас. Нет!  Пусть мы изнемогали от усталости, страха и голода. Но друг никогда не предавал друга. Среди нас всегда присутствовало моральное единство, какая-то невидимая сплочённость. А теперь такого нигде не увидишь. Общество стало бездуховным и злым.
Александр Иванович тоже делился с любимой мамой своими мыслями. Но понял, что и отец общается с ней. Его удивило то, что она может разговаривать с обоими одновременно.
–  Как же это может быть? – подумал он и прекратил свой разговор, чтобы не мешать родителям.
–  Надеюсь, тебе там хорошо и ты обрела спокойствие. Скоро мы снова будем вместе, и тогда уже ничто не разлучит нас. А пока мне придётся донести свой крест до конца, – продолжил старик.
Они ещё долго “говорили”, а сын смотрел то в голубую высь неба, то на окружающих, то на цветущие деревья. Только-что ожившие комары ютились в прохладной тени. Денёк выдался на редкость жарким. Мужчина закурил сигарету, чтобы дымом отогнать насекомых, но те продолжали звенеть рядом, как маленькие колокольчики.
Для отца время пролетело, как один миг.
–  Ну, что ж. Наверно, будем заканчивать. Может, я что-то сказал не так. Прости меня за это. Я стал таким не по своей воле, – уже вслух сказал Иван Николаевич. – А помнишь как мы гуляли по алее, в саду? И всё у нас было хорошо: и Саша рос хорошим мальчиком, и горевать было не от чего. После твоего ухода всё изменилось. Мир как будто перевернулся вверх дном. Саша вскоре женился и уехал. Мне стало тоскливо одиноко. И я даже не смог приходить к тебе, когда этого так хотелось. Видимо, это не спроста. Просто так ничего не бывает.
После этих слов он замолчал ненадолго и вскоре закончил:
–  Может, мы не успели всё рассказать друг другу, но я обязательно приду к тебе ещё, когда буду чувствовать себя лучше... и когда здесь не будет столько народу.
–  Да, я найду время, и мы с папой навестим тебя, – подтвердил сын.
–  До свиданья, Маша, – сказал Иван Николаевич, и его глаза снова заслезились.
–  До скорой встречи, мамуля!
Молодой человек помог встать пожилому отцу и обнял его, чтобы помочь идти. Старик устал и шёл очень тяжело. Сын не стал предлагать ему сходить к братской могиле из-за его самочувствия, но инвалид войны не мог не повидать своих однополчан и других солдат.
–  Саша, сходим туда, – сказал он, указывая в сторону вечного огня.
Они подошли к толпе и остановились сбоку. Сын положил специально оставленный букет на мраморную плиту и отошёл.
Иван Николаевич вспомнил всех друзей, с которыми воевал, и выразил им свою благодарность. Голины постояли у мемориала и отправились домой.
Они спускались вниз по приветной узенькой улочке, совсем не похожей на современные проспекты. Сегодня по ней шло много народу. Как правило, это были взрослые люди с маленькими детьми. Молодежь осталась в стороне от этого торжества.
–  Папа, а ты слышал о книгах Суворова? – спросил Александр Иванович, не подумав.
–  Да о чём может написать изменник Родины? – резко прозвучал ответ отца.
–  А Солженицын? Он же не был ни в чём виноват. Но стал свидетелем такого, что не поддаётся описанию. Разве это всё не доказывает вину Сталина? Разве это не открывает глаза на события тех лет? – увлечённо продолжал молодой человек.
–  Нет, я никогда в это не поверю!
–  А зачем же вы все тогда сражались? Чего ради воевали?
–  Нам было приказано стоять до последнего. Мы все пошли на войну, чтобы защитить свою Родину, которой сейчас мы стали просто не нужны, – уверенно ответил старик.