Пино-гри

Беру в руки увесистый том трудов Аристотеля, раскрываю его, а сам думаю о Диогене и его бочке, или, нет, даже не о Диогене, а о Дионисе и о его бочке, потому что ёмкость с Дионисом на вкус явно приятнее, чем тара с Диогеном.
     Раз такое дело, и Дионис не позволяет мне пообщаться с Аристотелем (не говоря уж о Диогене), то я, не прочитав ни единой строчки, закрываю книгу с древнегреческой мудростью и, выйдя прямо в домашних тапочках из своей квартиры, направляюсь к ближайшему магазину. Благо, он находится в моём доме и далеко ходить не надо.
      «Пино-Гри» - это десертное вино из отборных (на Украине говорят: вышуканых) сортов винограда, имеющее приятный сладкий вкус и пахнущее весной. И хотя стоит оно, как пять бутылок мурсулы, я покупаю именно его, потому что цель моя - пообщаться с прекрасным - светла, непорочна и ненавязчива, как ранняя осень.
      Откупорив бутылку, я наливаю её содержимое в заранее приготовленный, стройный бокал и, насладившись ароматом, делаю маленький глоток. По законам дегустаторского искусства (дегустационным бывает только зал), я должен покатать вино во рту, но, не понимая для чего это нужно (по крайней мере, мне), я позволяю ему проникнуть в моё, истосковавшееся по хорошему вину, нутро. Если «make love» так же приятно, как пить «Пино-Гри», то я понимаю женщин и завидую им.
      Сделав первый, самый вкусный глоток, я замечаю, что чего-то не хватает. Это ж надо было так опростоволоситься? Как же я мог забыть о музыке? Кассета. Магнитофон. Клавиша «рлау»,
что в переводе на русский язык означает «play». Я бы мог наделить зазвучавшую музыку различными сладкими эпитетами, однако, из соображений скромности, делать этого не стану, потому что я втиснул в магнитофон кассету со своей музыкой. Хотя, справедливости ради, необходимо заметить, что в ней из моего только голос и тексты, всё остальное дело рук и воображения Алика. А вместе всё это хозяйство называется «Пино-Гри». Я меньше всего думал о вине, когда предлагал Алику использовать в качестве названия для нашего совместного проекта это словосочетание. Просто, в нём я слышал дыхание гор и шёпот ветра, пробегающего по виноградникам Южного Берега Крыма, плеск морской волны и ночной стрёкот неугомонных цикад. Короче говоря, всё то, что незримо присутствует в нашей музыке.
      Начиналось всё, до боли, просто. Просто собрались, как-то четверо молодых парней, которых и назвать-то так можно с огромной натяжкой. Пацаны пацанами. Но им очень хотелось, чтобы их любили и причём, чтобы делало это как можно большее количество людей. А что нужно для всеобщей любви? Правильно. Стать звёздами. И не простыми, а непременно рок-звёздами.
      Я взял в руки барабанные палочки, а Алик бас-гитару, которой у него, к тому же, ещё и не было, впрочем, так же, как и у меня барабанов. Но мы усердно собирались либо в школе, где учились, и где водилась кое-какая аппаратура, либо у Алика дома и репетировали на чём Бог послал. Через пол года у нас уже водился кое-какой багаж песен, которые мы, к тому же, сами и нацарапали. В песнях своего нацарапывания есть два неоспоримых преимущества: во-первых: не надо снимать и затем учить песни, которые уже написаны; а во-вторых: имея  песни собственного сочинения, ты, как бы заявляешь о серьёзности своих намерений, и окружающие начинают воспринимать вас не как очередную школьную группу, а как коллектив, имеющий своё собственное, неповторимое лицо.

Очередь была небольшой, и мы решили поизвращаться, стоя в последней. Извращались мы, как водится, в ней за двумя чашками кофе. Необходимо заметить, что отдел, в котором наливали кофе, торговал не только напитком, дарующим возможность с особым кайфом выкурить сигарету, но и различными пирожными, колбасами и иже с ними. Подошёл мужчинка спортивно-голубого вида (причём, от спорта в нём было только одеяние, а именно: спортивный костюм фирмы «Adidas», пошитый в лучшем случае в Одессе. Всё остальное - неуёмная голубизна небес) и, окинув взглядом содержимое прилавков, с вегетарианской грустью в голосе произнёс: «Колбаса-балабаса», после чего отправился в другие отделы магазина, я полагаю, с инспекцией, необходимой не только ему, но и тому волшебнику, который сотворил это чудо. Немного походив по магазину, он вернулся к нам и, подойдя к продавщице, спросил: «Скажите, у вас в продаже только колбаса?», на что та ответила, что, мол, весь товар на прилавке. Удовлетворившись подобным ответом, счастливый обладатель модного спортивного костюма и нетрадиционной сексуальной ориентации, молча стал в конец очереди.
      Мы с Аликом уже почти допили свой кофе (одна порция - двадцать две копейки), когда подошла очередь нашего временного героя (или героя нашего времени - это уж кому как). Ожидая развязки непростых отношений между советской торговлей и представителем (тогда тайного) общества сексуальных меньшинств, мы, не смотря на то, что выпитый кофе просто выталкивал нас на улицу, для общения с воспетой сигаретой, которая так вкусна после кофе, задержались, о чём впоследствии нисколько не жалели. «Взвесьте мне, пожалуйста, пол кило колбасы», - сказал сей вегетарианец.

Рок, если это не рок судьбы, отличается от других музыкальных направлений тем, что он совершенно безапелляционен в своих суждениях. Это хорошо, а это плохо. Есть только два цвета: чёрное и белое. Оттенки и полутона просто отсутствуют. Рок, так же, как и возраст тинэйджера (на мой взгляд, самый противный), не признаёт компромиссов, и сладкоголосые представители disco были нам просто отвратительны и постоянно являлись предметом наших язвительных насмешек. Высокомерно посмеиваясь над всем, что не являлось роком, мы постепенно перешли от панка (в котором умение, по-моему, необязательно, вполне достаточно желания) к тяжёлому року, потеряв при этом одного участника и сменив панковское название «Холодильник» на вполне хард-роковое «Водопад». Расставшись с Лёней (именно так звали нашего, так называемого ритм-гитариста), мы приобрели в качестве, которое выражалось в более продуманных и сложных аранжировках. О текстах я молчу. Мне стыдно вспоминать о той лирико-философско-социальной ахинее, которую я нёс, пытаясь подражать текстам Андрея Макаревича и Романова с Никольским из «Воскресенья». О Гребещикове я тогда, к сожалению, ещё не знал. В противном случае, я обязательно включил бы в наш репертуар ахинею любовную, потому что именно Б. Г. открыл мне глаза на песни о любви. Забегая вперёд, скажу, что теперь я ни о чём другом писать, не умею. Спасибо тебе, Борис Борисович. Удружил. Ничего не скажешь.
      Поменяв своё название, мы также изменили (выражаясь милитаристским языком) место своей дислокации, и теперь репетировали в сарае, уютно разместившемся в лесу, к тому же, в непосредственной и даже несколько опасной близости от летней резиденции генерального секретаря ЦК КПСС. Леонид Ильич, к тому времени склеив ласты «уважать себя заставил», но дачка, перейдя по наследству к его приемнику, по прежнему представляла тайную угрозу для простых смертных, коими мы и являлись. Впрочем, я наговариваю, если не на строй, в котором мы тогда жили, то на его главу - точно, потому что за всё долгое лето, что провели мы в сарае, при этом, издавая неимоверный шум, который, как вы понимаете, назывался тяжёлым роком («Этот шум у нас песней зовётся»), нас ни разу не потревожили. Не исключено, что генсек являлся нашим тайным поклонником, или просто был туг на ухо.

Катя умеет петь и, причём, делает это настолько хорошо… Короче говоря, её голос является предметом моей гордости. Всё остальное - предметом банальной любви. Но, при этом, она обладает феноменальной забывчивостью. Пример? Пожалуйста. Вот только какой бы из них выбрать? Пожалуй, чтобы не лезть в тайники своей не настолько уж прочной памяти, ограничусь тем, что лежит на её поверхности, то бишь, последним. Или даже двумя. Чтобы не промахнуться.
       Решив восстановить свою изрядно подпорченную память, Катя начала принимать ноотропил.
- Ну, и как? - спросил я через неделю после начала её терапии.
- Что как?
- Твоя память.
- Да я забываю пить таблетки.
Это раз. А вот два:
      Три часа ночи. Катя пришла с работы. Наташа вдохновенно сопит. Она занята просмотром если не цветных, то уж точно широкоформатных снов. Паша проснулся. Я ещё не ложился. Кухня. Чай. Балкон. Сигареты. Курим. Я и Паша. Упитанная луна бесцельно и бесцеремонно  уставилась в наше окно. А Катя, тем временем, пытается наскрести по сусекам полтора рубля, необходимые Паше для того, чтобы утром доехать до работы. Ну, нет денег. Первые пятьдесят копеек нашлись достаточно быстро. Дальше дело продвигалось, но отнюдь не с такой скоростью, как хотелось бы. Пятьдесят три копейки, пятьдесят пять. Окончательно оно (дело) застопорилось на цифре пятьдесят восемь. И всё. И ни туда, и ни сюда. Паша уже начал было вести пространственные речи о пользе пеших прогулок, но, при этом, на его лице появилось такое выражение, как будто идти ему завтра пешком не на работу, а к злобному дантисту…
      Сначала мы услышали смех. Вслед за смехом, появилась на балконе его обладательница, Катя, которая держала в руке хрустящий полтинник зелени (американского происхождения). Воистину не просечёшь,
Где потеряешь, где найдёшь. На лицо пример о положительном влиянии склероза, если не на человеческий организм, то на его благосостояние - это точно.

«Водопад - низвергающийся поток
 Водопад, как нашей жизни тайный рок.
 Что принесёт нам? Радость, иль ненастье?
 Водопад стремится в бездну для того,
 Водопад. Чтобы узнать, а что там? Что?
 Или в паденьи познать всего один миг счастья…» - типичный образчик моих текстов того времени. Самое интересное заключается в том, что нам они нравились. И ещё, что я до сих пор, как это ни странно, их помню.
      Отыграв выпускной вечер в своём классе (это был единственный полноценный концерт, за всё время нашего существования) и записав полуторачасовой магнитоальбом с пространственными комментариями к нему, мы с Аликом, проводив нашего гитариста в армию, остались вдвоём. Но тосковали мы не долго. Вернее сказать, мы вообще не тосковали. Мы, просто, по уже заведённой традиции, изменили название и стиль. Теперь, став дуэтом, мы назывались «Анна» и пытались играть jazz. Познаний для этого было явно недостаточно, зато желания - хоть отбавляй.
      Странно, но пока дело не дошло до наших джазовых извращений, мне писалось относительно легко и только стоило мне добраться если не до самого интересного, то до наиболее плодотворного этапа нашего творчества, как кто-то возьми и сорви стоп-кран в поезде моего повествования.
      Дул ветер, но было солнечно. Море смеялось, и только прибрежная галька недовольно бурчала под моими ногами. Баклан чинно выхаживал вдоль линии прибоя, охраняя покой чаек и двух нырков, которые, подтверждая своё имя, без устали ныряли под воду в поисках несуществующей рыбы. Вообще-то, рыба в Чёрном море водится, но только не у наших берегов. Похоже, что эта страна не нравится даже рыбе. Впрочем, хватит о политике. Джаз тем и хорош, что он аполитичен. Мне могут возразить, и, не смотря на то, что я по своей натуре, человек покладистый, я буду утверждать обратное до хрипоты в горле, стоя на своём. Джаз - порождение свободы (и в первую очередь: от политики). Это всё.
      Я отложил в сторону барабанные палочки, возомнив себя певцом, а Алик поставил в угол свой бас для того, чтобы больше внимания уделять гитаре. Поскольку мы работали в акустическом режиме и к тому же использовали метод наложения, ни о каких концертах не могло быть и речи. Да мы о них и не мечтали. Три месяца мы пыхтели над записью первой песни и столько же над остальными вещами. Через пол года наш первый джазовый магнитоальбом, включавший в себя семь или восемь песен, был готов. Тексты в нём изменились так же, как и музыка. Я стал проповедовать то, что впоследствии обозвал текстуальным джазом, в котором самому тексту уделял довольно мало внимания, концентрируясь преимущественно на настроении:
«Твои дома, что возвышались над моей богиней
(а она была не из простых),
Остались в изгнаньи. Только радость не стихнет,
Как каприз бетона их…» - смысл этих строк мне до сих пор не понятен. Да это и неважно. Гораздо важнее смысла здесь настроение, а оно, как мне кажется, тут есть.

День первого января для Алика просто отсутствует. При этом сказать, что он для него прошёл впустую, было бы неверно, потому что он выпивал и даже закусывал, просто он об этом не знает. Следующий день был более плодотворным и запоминающимся. Процесс похмелья проходил плавно, а по сему, вино, медленно и органично вливаясь в его организм, наделяло последний жизнью и силами, вызывая во мне чувство зависти. Но завидовал я не долго. Пока не накатил. А, накатив, мне вспомнился один зарифмованный слоган, который почему-то не понравился тем, чью продукцию он рекламировал и поэтому я опущу название фирмы:
«Огненный water с тобой не напрасно.
Употребил и жизнь прекрасна». Именно так я почувствовал себя. Именно так…, потому что жизнь прекрасна и удивительна, когда смотришь на неё сквозь призму стакана. Я полагаю, нет надобности говорить о том, что в стакане этом отнюдь не продукция местного молокозавода.
      Мы выбрались к морю. Было ещё светло, но солнце уже спряталось где-то за Ай Петри. Время серых полутонов и чёрного цвета. Серые волны облизывали серую гальку, и от этого она становилась чёрной. Мы сели метрах в трёх от мокрой чёрной полосы, и Алик выудил (в двух шагах от моря-то) из глубокого кармана своей белой (сейчас она была естественно серого цвета) бутылку крепленого вина «Изабелла». Это был один из тех случаев, когда можно сказать дёшево и со вкусом, потому что вино имело вкус одноименного винограда, пилось достаточно приятно и было, что немаловажно, недорогим.
      Звёзды. Они, как люди. Некоторые беспредельно одиноки, а другие (и таких, на первый взгляд, большинство) кучкуются в бесконечной ночной пьянке, радуясь тому, что они даруют свой пьяный свет тем, кто за ними наблюдает. Интересно мне знать, видно ли в какой-нибудь самый мощный телескоп, что стоит у них на столах, и чем именно они разбавляют своё непростое существование? Хотя, оно может показаться нам беспечным. Казалось бы, чего проще? Виси себе на небе и свети. Однако, я хочу уверить вас, что это не так. Звёзды, так же, как и люди любят, страдают, рождаются и умирают.
      Наверное, многие наблюдали процесс рождения звезды на ещё светлом, но уже не голубом небе. Вообще-то, первой на нём появляется вездесущая Луна, но сейчас речь не о ней. Сначала приходит самая яркая звезда (явление звезды народу), которая одиноко ждёт своих сестёр. Но те не спешат появиться на небосклоне, давая возможность насладиться красотой своего первенца. И лишь потом к ней присоединяются более ленивые, или менее пунктуальные звёзды.
      Насчитав тринадцать штук, мы, охладив свои задницы, стали собираться в обратный путь. Добравшись до ближайшей стоянки, мы сели в такси, которое положило нас туда, откуда взяло, сиречь, домой.

      Затем была армия. Время, проведённое там, достойно отдельного рассказа, который я, наверное, обязательно когда-нибудь напишу. Однако, сейчас оно похоже на Луну, потому что речь не о нём. Расскажу лишь о двух  малозначительных, но запоминающихся эпизодах моей армейской жизни: первый: со мной служил один азербайджанец, который «к» произносил, как английскую «j». Так что, в итоге слово «кирпич» у него звучало, как «jарбич», но при этом «киномеханик» он произносил, как «чуномеханик». И эпизод номер два: расхожую фразу: «Закрой окно. Не май месяц» у нас употребляли двенадцать месяцев в году. Май не был исключением.
      Разделавшись с тем, что принято называть священной обязанностью и вернувшись на свою малую родину, которая для меня всегда являлась Родиной с большой буквы и, попив на радостях, пару месяцев, мы с новыми силами взялись за нашу музыку. Засев в студии, имевшую в своём арсенале простенький микшерский пульт, бас (прямой закос под Fender Jazz Bass), гитару (чехословацкий инструмент «Star»), несколько примочек и два кассетных магнитофона (один из них японец), мы приступили к записи. Описывать мучительный процесс создания очередного музыкального шедевра я не стану, и лень здесь не причем. Просто, если я исключу из своего повествования то, что я обозвал мучительным процессом, мне не придётся поливать грязью ни себя, ни Алика, потому что в данном рассказе, впрочем, так же, как и во всех остальных, мы положительные герои. А положительным героям не пристало непристойно выглядеть. Достаточно того, что мы киряем и, причём, делаем это не редко. Короче говоря, создание песни, особенно если ты занят этим не один - процесс неблагодарный, а зачастую и бесполезный.
      О. К. - это не только аббревиатура  всем известного американизма, но и название нашего следующего концерта, записанного на кассету. А расшифровывалось оно, как «Объёмная Контузия», потому что Алик, экспериментируя с хорусом, добился не только и не столько объёмного звучания, сколько моей контузии, вызванной этими экспериментами. Через год «ОК» был готов. Полтора часа музыки, из которой три или четыре песни были записаны дважды. Нам так и не удалось выбрать из двух зол меньшее, и поэтому на кассете звучало несколько песен исполненных не один раз. Однако, «ОК» отличался от предыдущей работы не только повторенными несколько раз одними и теми же песнями. Было ещё несколько существенных отличий. А именно: а) мы использовали барабанные паттерны, предварительно записанные на плёнку (на drum-машину у нас просто не было денег); b)  наложенные на барабаны бас и несколько гитар сыграли с и без того не лучшим качеством записи злую шутку; и, наконец, с) попса, записанная при помощи гитар, автоматически становится глэм-роком, и добрая половина песен из «ОК» была записана именно в этом стиле. В оправдание скажу только, что другая половина всё-таки отводилась джазу.

      Пришёл Саша Длинный. Принёс мне, кем-то скачанное из и-нета и перенесённое с помощью принтера на бумагу, «Соло на IBM» Сергея Довлатова. На бумаге дословно значилось следующее: «Сергей Довлатов. «Соло на IBM». Коротко об авторе», после чего начиналось собственно само соло. Более коротко о Довлатове мне читать не приходилось.
      Прочитав «Соло» Довлатова, я ощутил прилив творческих сил, или, говоря иначе, мне очень захотелось написать, что-нибудь доброе и смешное, тем самым, посеяв в душе читателя вечное и разумное. Однако, побоявшись, что у меня может получиться, как Довлатова, я решил развеяться на балконе, заодно проветрив свои лёгкие никотином. Прикуривая вторую сигарету от предыдущей и всё ещё находясь в литературно-приподнятом настроении, меня вдруг осенило. Этим осенним сиянием являлись мне две фразы, и я саркастично успокоил себя: «Не переживай. Как у Довлатова у тебя не получится».

      С приобретением ворованной и поэтому дешёвой PSS “Yamaha” (впоследствии, Алик её довольно удачно пропил, впрочем, как и всё остальное, оставив себе только японский магнитофон), мы приобрели в качестве звучания, которое, как и подобает в подобной ситуации, мы постарались воплотить в записи.
      Через полтора года был готов наш следующий магнитоальбом, который назывался просто «Пино-Гри» и стилистически включал в себя не только джаз и глэм-роковые композиции, но и, по крайней мере, одну песню, записанную в стиле фанк. Ведь джаз - это не только свинг, дождь и кофе с сигаретами. Далее, мне, судя по всему, нужно пояснить, а что же, собственно, по моему разумению, джазом является. Однако, делать этого я не стану, потому что у каждого своё собственное представление об этом стиле. Стиле жизни.
      О том, что было после, я, пожалуй, умолчу, потому что мои дальнейшие похождения я более или менее подробно описал в своём «Кумаре» так же, как и причины моей болезни, помешавшей нам заниматься тем, на что мы потратили больше двадцати лет, то бишь, делать музыку.
      Впрочем, сейчас меня больше заботит другое? А именно, каким образом мне выбраться из ахинеи, которую я скрупулезно и заботливо городил в течение трёх последних месяцев? А. Вот. Кажется, придумал.
      Стол. На столе стоит початая бутылка «Пино-Гри» и бокал с вином из неё, а рядом лежит несколько стандартных листков бумаги, аккуратно исписанных чернилами. Это мой рассказ, который называется так же, как и вино. «Пино-Гри». Из магнитофона, стоящего рядом со столом, звучит музыка из репертуара команды с одноименным названием. Идиллия, да и только. Я доволен и, исходя из всего вышеперечисленного, почти счастлив. Однако, в эту идиллию, гвоздём по стеклу, ножом по пенопласту и, прошу прощения у блюстителей морали, просто серпом по яйцам врезается звук зажеванной пленки. Это мой магнитофон (чтоб ему всю жизнь питаться лентой фирмы «Свема»), проголодавшись, решил пожевать плёнку с записью нашей музыки. Потянувшаяся к бокалу, рука предательски дрогнула и опрокинула его на стол. Вино, выбравшись на свободу и обрадовавшись этому, с легкомысленностью мотылька, залило семь стандартных листков бумаги. И я видел, как чернильные буквы, опьянев от счастья общения с вином, растворялись, оставляя на бумаге лишь фиолетовые разводы…

      Красный. Так звали одного из моих собутыльников в пору юношеских пьянок. Довольно оригинальный тип с достаточно тонким чувством юмора. Пример, говорите? Да пожалуйста. Наливает он себе, как-то полный стакан водки (ну, чуть больше) и залпом выпивает его. После чего, отерев тыльной стороной ладони рот, удовлетворённо выдыхает и произносит: «Не напился».

                15.02.01. г. Ялта.