Секретный пост и другие повести и рассказы

                АЛЕКСАНДР   ЧЕБАНЮК







                СЕКРЕТНЫЙ ПОСТ
         
 

   



                ПОВЕСТЬ













               
               
                ОТ АВТОРА

Много изменилось в нашей жизни за полсотни лет. В чем-то  мы выросли, стали сме-лее в личной жизни, более  напористыми и, к сожалению, бездуховными. Но самое страш-ное произошло в том, что мы потеряли нашу любовь к Родине. Мы перестали быть  пат-риотами, стали гнушаться  службой  в Армии, все-таки зная при этом, что государство без армии существовать, не может. Отмечая  день разгрома немцев под Москвой, я пришел в школу, чтобы выступить перед  школьниками. Директриса школы сказала мне, что я буду выступать перед седьмыми классами. « Десятые классы уже потеряны для нас».  Мне тогда стало страшно, страшно только от одного этого слова - ПОТЕРЯНЫ!
Как же так  получилось, как мы могли это допустить? Неужели те три медведя, о ко-торых Виктор говорил своему внуку, так легко могли отдать  нашу Родину и нашу Россий-скую молодежь за «сникерсы», за «пепси», за  возможность смотреть американские порно-графические  фильмы, чтобы  самое сильное и прекрасное  человеческое чувство - любовь превратить в секс?
И сколько мы уже потеряли и сколько мы еще потеряем? Если есть Бог, то он  когда-то принял миллионы душ тех героев, которые защищали  мир от мракобесия  немецких фашистов. Так что они там думают, смотря на нынешнее поколение, которое  стало обо-ротнями и очернило их славу, их великие дела, насмехаются над их  ЛЮБОВЬЮ к Родине, которая называется  великим словом - ПАТРИОТИЗМ.
Меня часто мучают горькие воспоминания о моих друзьях, с которыми прошло мое детство, с которыми я пришел в Армию, но с которыми не прошел всю войну. Они оста-лись  навсегда молодыми, но покинули нас, так как ушли из этой жизни, защищая нашу Великую Родину, чтобы она была свободной, суверенной, великой и сильной. Сильной, благодаря  людям, которых она воспитала.
Мы этого сделать не смогли.
Как же так? Выстояли против врагов внешних, сохранили все, а у себя против внут-ренних врагов устоять не смогли. Разгромили немецкий фашизм, и наша  Победа - это веха на пути цивилизации, характеризующая весь 20 век, и  сдались перед американской идеоло-гической диверсией. Неужели  мы не понимаем этого? Самое  страшное, что телевидение целенаправленно разлагает молодежь. Есть такая передача «Акуна матата». Меня пригла-сили на одну из них. Основной вопрос был - можно ли продать свою Родину - Россию и за сколько. Ведущее слово было предоставлено  студенту института  журналистики, который запросто  начал резать  территорию нашей страны, чтобы продавать. И, в частности, Крас-ноярский край оценил в 50 миллиардов долларов. Мне не дали  возможности выступить. Я и не думал ругаться с этим Иудой, просто хотел доказать на историческом  примере разви-тия мировой цивилизации, что деньги  не могут восстановить могущество страны. Это ре-шает только труд, только правильная организация народного хозяйства и экономики. Толь-ко труд! Такой пример в истории был. Это Испания, которая после открытия Америки гра-била  ее, вывозила громадное  количество золота и материальных ценностей. Изготовление предметов народного хозяйства внутри самой страны стало настолько дорогим, что выгод-нее было покупать в других странах. В результате Испания в своем развитии отстала от Ев-ропейских стран на 200 лет. Уж это-то не мое мнение, это объективная реальность.
А будущий журналист доказывал, что деньги решают все. Он буквально вдалбливал это молодежи 16-18 лет, сидящей в студии, и тем, кто слушал эту передачу. И нечего, мол, волноваться, потому и передача называется «Акуна матата», т.е. «все будет хорошо». Не волнуйтесь, ничего не переживайте, наслаждайтесь жизнью, вот только денег нужно по-больше. Однако кроме  Красноярского края в Сибири еще много  территорий, далеких от центра. Зачем они вам? Горбачев и Ельцин выполнили волю Гитлера и разгромили СССР, так как планировал он. Так что теперь, будем торговать дальше нашей территорией, со-гласно плану Даллеса?
Когда же  ты, наша молодежь, проснешься и поймешь, что сделали с великой держа-вой, которую создавал и за которую боролся  русский народ тысячелетия? Когда же ты, мо-лодежь, поймешь, что жизнь делается трудом, творчеством, а не наслаждениями. Когда? Когда мы перестанем жить за чужой счет и будем гордиться своим трудом, тем, что создано нашими руками! Трудиться так, чтобы труд приносил радость!
Я написал эти рассказы о моих друзьях и хотел это сделать с любовью. И главное в этой повести не военные действия, а люди. Их любовь к Родине, их забота о своих товари-щах. Не знаю, удалось ли мне это передать. Но вы знайте, что они были хорошими людьми и Отчизну свою любили, просто так, безо всякой корысти! Помните это!



               




                СЕКРЕТНЫЙ ПОСТ.


Повесть написана под впечатлением рассказа моего друга, прошедшего всю войну, от первого до последнего дня. Он был армейским разведчиком. Опытным и храбрым. И всегда его трудная служба служила тому, чтобы малой кровью, высокими знаниями и на-выкам, победить врага, которого он, как все мы ненавидел все душой.

Зима  наступила рано, и морозы стояли такие свирепые, которых не помнили старо-жилы. Это вызывало тревогу  у командира полка, так как люди на удаленном посту не име-ли  элементарных условий для нормальной жизни. Землянка была не приспособлена для отопления, люди мерзли, а это могло привести к потере бдительности, болезням и в резуль-тате к срыву важного мероприятия, так удачно задуманного.
На этом участке фронта, тянущего с севера на юг, среди девственных лесов были  громадные  труднопроходимые болота.  Держать на этом участке непрерывную линию обо-роны не имело смысла, но оставить участок фронта незащищенным было нельзя. Поэтому на одной из каменистых сопок, как бы выросшей из топи, был организован пост, благодаря чему на протяжении нескольких километров одним отделением  контролировался большой участок, занимаемый дивизией. Условий  быта на посту не было никаких и главное, чтобы не раскрыть местоположения поста, им не разрешалось  отапливать землянку. Можно было топить  небольшую печку только для приготовления пищи, причем ночью и исключитель-но сухими дровами, чтобы не было дыма. В мороз   поток горячего  воздуха от печи созда-вал хорошо видимый  белый столб  воздуха, образующийся в результате  конденсации пара  в практически невидимые кристаллики льда. Нужно было найти выход из сложившихся объективных трудностей, а пока - срочно сменить состав поста, чтобы  люди не заболели.
Вызвав  начальника штаба, комбата и командира роты, от которой  был выделен пост, командир полка выразил свою озабоченность, особенно в связи с резким похолоданием.
- Обстановка осложнилась не только тем, что люди могут простыть и заболеть, но и тропы через болота могут промерзнуть. Этим обстоятельством может воспользоваться про-тивник. В темное время он может близко подойти к нашим наблюдательным точкам, тща-тельно разведать и довольно скоро убедится, что там всего-то одно отделение. Думаю, что вы понимаете, что  получится... Командир роты, доложите обстановку.
- Обстановка, конечно, тяжелая, но доклады поступают точно в условленное время, так что там пока все в порядке.
- Когда была  проверка?
- Позавчера.
- Ну что вы так односложно отвечаете. Положение серьезное. Неужели вы не пони-маете, что всегда инициатива у наступающей стороны? Если они поставили свой пост хотя бы в полукилометре, то уже прекрасно изучили смену на  наших постах и могут воспользо-ваться тем, что люди устают, что они замерзают, что отворачиваются от холодного ветра и так далее.  Скажите нам, Иван Петрович, сколько  там заболело за этот месяц людей?
- Всего два человека.
- Всего два! Так это почти одна пятая личного состава. Как вы можете так рассуж-дать? Даю вам  два дня на подготовку. Одеть людей потеплее и включить в состав группы опытного разведчика. И еще. Продумайте  систему радиосвязи. Нельзя в одно и то же вре-мя передавать донесения и тем более из одного места. Начальник штаба, продумайте все вопросы и не устраивайте мне здесь детский сад. Подумайте хорошенько. Мы сняли с этого участка целый батальон и заменили одним отделением.
После совещания комбат предложил командиру роты собраться у него и обсудить все на месте.
- Иван Петрович, ты собери у себя  новый состав поста, пригласи разведчика, который пойдет с ними, и позвони мне. Вместе обсудим. Да, желательно, чтобы был командир по-ста, который  там бывал ранее, чтобы он мог подсказать, как они жили, какие трудности испытывали. В общем, давай по-серьезному, нельзя так относиться к людям. Согласен, пост маленький, но он имеет большое значение. Летом было спокойнее, кругом была зе-лень, топи за зеленым покровом видно не было, и тогда болото было практически непрохо-димым. Да и ночи были светлые, а сейчас  все по-другому. Я считаю, что вы этого не поня-ли.
- Виноват, товарищ подполковник. Все было благополучно, и мы успокоились.
- Я думаю, что нужно вообще усилить  этот пост. Во-первых, чтобы стояли по два че-ловека одновременно, и  выставить дополнительный пост на вершине сопки, для общего обозрение. Для отопления землянки нужно топить печь ночью, но сделать какое-то при-способление, чтобы   из трубы не вылетали искры.
- Вот обо всем этом и поговорим и послушаем  рядовых солдат, у них смекалки, тем более для себя, достаточно. Подбери людей, которые в мирное время ходили на охоту. Они там здорово помогут...
Землянка командира роты была  значительно меньше, чем у комполка, и  людей на-билось так, что не было пустого  места. Командир роты объявил, что смена поста будет произведена через сутки и он собрал личный состав, чтобы обсудить, как лучше организо-вать службу в связи с наступившими морозами и увеличением опасности атаки противника на данную высоту.
- Сейчас  старший поста, который был в прошлую смену, расскажет вам, как там ор-ганизована служба и на что нужно  обратить особое внимание. Давай, Пеньков, рассказы-вай.
Пеньков протиснулся к столу, где на  досках была прибита схема постов и начал свой рассказ.
- По нашу сторону  болота, которое считается непроходимым, на склонах сопки  мы оборудовали два поста, как раз напротив тропинок, которые знают только старожилы. Ко-нечно, эти  тропы могут знать и финны, поэтому нужно быть очень внимательными. И главное, не выдать себя, чтобы не обнаружил  немецкий снайпер. Летом это было все про-сто. Там всего две тропы, нам о ней рассказали  старожилы. Ну, мы и вели наблюдение у выхода их из болота.  А сейчас, когда выпал снег и морозы сковали лед, пройти стало  лег-че и так же проще  обнаружить наши посты. Кроме этого плохо стало с отдыхом в землян-ке. Там холодно и сыро, а топить печь нельзя, чтобы  дымом из трубы не выдать  располо-жение поста. Топить нужно ночью и сухими дровами. Вокруг «буржуйки» нужно впритык сложить камни, чтобы они нагревались, и на них можно было  бы сушить обувь, портянки и  верхнюю одежду. Сейчас там, конечно, стало худо. Ночью не успеваешь согреться, как снова на пост. Люди жалуются. Верно, службу несут. Но главное там - это бдительность, ибо это жизнь... И еще мой личный совет. Поставьте себя на место  противника и подумай-те, как бы вы  действовали  в аналогичных условиях. Вы же не полезете прямо в лоб, не пойдете и в светлое время.
Машина довезла  отряд до тропы, уходящей в лес. Здесь мы перегрузили продоволь-ствие и боеприпасы на самодельные сани, сделанные из лыж, и  потянули их волоком в лес. Было темно и кроме дорожки, извивающейся среди камней и вековых сосен, мы ничего не запомнили. В землянке было темно, сыро и тесно. Горела  только одна  керосиновая лампа, так как просто не хватало воздуха. 
- Внимание! Прекратить разговоры! - Командир отделения, Михаил Захаров, службу знал хорошо, так как он начал ее за два года до войны. И война застала его, когда он гото-вился к демобилизации. Так что  служба у него получилась очень длинной. - Слушайте все, повторять не буду. Один  час на устройство, затем сменить посты и через два  часа  сме-нившийся состав поста уходит. Жернов!
- Я.
- Вам сейчас необходимо тщательно осмотреть расположение постов и возможные места, к которым может выйти противник. Вы пока остаетесь здесь, но к отходу смены вам нужно подготовить  докладную записку. Идите.
Виктор Жернов, высокий, молодой человек лет 22, еще в школе мечтал стать  развед-чиком. Он много занимался физкультурой, развивал наблюдательность, читал книги о раз-ведчиках, но в училище КГБ его не приняли из-за яркой, запоминающейся личности. Он был симпатичный брюнет, серо-голубыми глазами, и его легко распознавали, а  разведчик должен  быть неприметным, не выделяться из толпы. Но его желание частично осуществи-лось на войне, где он  служил в разведроте и уже несколько раз переходил линию фронта. Опыт дал ему уверенность, спокойствие и кажущуюся медлительность. Он уже, как гово-рится, проявил себя, и поэтому все его предложения и замечания воспринимали как важ-ные, необходимые и срочно реализовывали. По его просьбе, его несколько раз посылали в лагерь военнопленных, где он совершенствовал немецкий разговорный язык. Он не терял надежды осуществить свою мечту. Вот и здесь в этой небольшой группе, он должен был проявить себя и обеспечить выполнение  задачи.
Жернов с разводящим вышли из землянки. Было темно. Едва  выделялась протоптан-ная  солдатами дорожка, которая шла к постам. Что можно было рассмотреть в этой темно-те, невозможно было представить. Он вспомнил свой Урал, те же вековые хвойные деревья, но что-то здесь было не то. В этом краю они  были какими-то сумрачными, не несли ра-дость. Может быть потому, что здесь в основном росли ели, причем такие старые, что вни-зу ветви были голые, без зеленой хвои.
Они прошли между вековыми елями и поднялись на холм. Было удивительно тихо. Ни ветерка, ни одна веточка не колыхалась, как будто все они застыли на морозе. Виктор стоял, всматривался в темноту ночи и слушал командира отделения, который провел здесь три месяца.
- Влево, метров 80, пост. Этот здесь главный. Он расположен прямо  возле выхода тропы из болота. Справа, метров 50, второй пост. Там  тоже есть выход, но он более трудо-емкий и  длиннее. Раз там труднее, то маловероятно, что  немец полезет туда.
- А я думаю, наоборот. Разведчик или диверсант всегда будет там, где труднее нести  охранную службу, где его не просто обнаружить. - Жернов говорил тихо, спокойно и как-то убедительно, и никто с ним не стал спорить.
- Сейчас ничего не видно, - продолжал докладывать сменяющий командир поста. - Но если кто-то будет идти по болоту, то будет слышно. Так что, если враг попытается  про-браться сюда, то ничего  у него не получится.
- А если болото промерзнет, его покроет снег и кто-то попытается пройти на лыжах, как вы его обнаружите?
- Практически это очень трудно. Но мы несколько раз проверяли, и тропа еще не за-мерзла.
- Так вот, запомни. Если образуется наст и его хорошо продует ветер, то он становит-ся очень крепким. Его на севере пилой пилят. Так что на лыжах можно будет пройти  сотне человек. Тогда  болото будет проходимо. Это точно.
- Ну, это когда еще будет!
- Да, легкая у тебя служба. Все за тебя делает болото. Ты что думаешь ждать? А не поздно  тогда будет?
- Ладно. Днем посмотрим.
- А  что будет, если к вам подойдут с тыла? Обойдут  болото  где-нибудь с севера или с юга?
- Но там везде наши.
- Где наши? Наш батальон к югу, в четырех с половиной километрах, а на севере дру-гая дивизия  в шести километрах. В деревне никого нет, и противника могут встретить только случайные, причем пожилые  люди. Все думают, что раз здесь болото, то никто не пройдет, а на тропах стоим мы. Подумай, что будет, если болота замерзнет?
- Если действительно так, как ты говоришь, то мы можем по радио связаться и к нам придет помощь.
- Однако они далеко и пока по вашему сигналу подойдет  помощь, здесь все будет за-кончено не в вашу пользу. Да, все не так просто и нельзя рассчитывать на дурака. - Жернов постоял, подумал и высказал свою мысль: - Сейчас темно и все  рассмотреть нельзя, так что давай,  отложим на утро. Но вообще, все сложно. Мне кажется, что мы совершенно не го-товы к обороне. Просто надеялись на непроходимость болота и думали не о бое, а только  о наблюдении. Тем более что летом было тихо, спокойно, и это расхолаживало. Вот солдаты, которые здесь были  летом, и болтают, что здесь, мол, дом отдыха.

Подумав и взвесив все, что ему удалось  увидеть и разузнать, Жернов решил пойти в деревню к старожилам. Кто-то же знает  тропу через болото. Доложив комроты, он отправился в деревушку.
Она расположилась на невысоком холме, у небольшого озера. До войны здесь был  леспромхоз, где заготовлялись доски, брус и строевой лес.  Но сейчас, когда  молодежь уш-ла в армию, а старики занимались сельским хозяйством и рыбной  ловлей, леспромхоз за-крылся сам собой.
- Тропу я  знаю, - сказал ему древний старик, - так ужо ноги мои не те, не могу я хо-дить. Показать, оно, конечно, могу, но я пойти не смогу. Нет, не смогу. - Он говорил мед-ленно, с сожалением, что не может помочь, но в то же время с достоинством. Вот он знает, а, мол, ты - нет. Но с другой  стороны, что толку, что он знает. Помочь-то он не может.
- Я понимаю, дедуль,  спасибо и за это. Но ты скажи, можно ли зимой в мороз на лы-жах по снегу пройти  через болото?
- Ну, это  как сказать? И можно и нет. Если снег выпадет хороший и полежит не-сколько дней и  при хорошем морозце, то мы в молодости ходили через болото охотиться. Финны  нам иногда приносили  снедь и водку с той стороны и меняли на наш промысел.
- Вы, дедуля, нам должны помочь. Мы боимся, как бы с той стороны немцы не пере-шли болото и не перебили наших людей. Скажите, пожалуйста, кто  еще знает тропу?
- Так многие знали, но ушли в армию. Но ты приходи, я на санях подъеду к вашей сопке, а там вы мне поможете  перейти ее и выйти к болоту. Это я могу. Раз надо, то смогу. Красной Армии помочь нужно, а как же без этого. А ты, сынок, сходи к соседям. Тебе нужны лыжи, наши, охотничьи. Так собери, чай не один пойдешь. Попроси, люди у нас с понятием, так что  тебе дадут. Это же для дела. Будешь идти на лыжах, так ты по бугоркам, по бугоркам иди, так надежнее. И смотри, где из-под снега торчат кустики и трава высокая. Это значит, что внизу земля. Там-то идти надежнее. Оно болото, а не озеро. Зимой болото все равно теплое. Оно медленно замерзает и то не везде. Но на нем есть много мест, где можно стоять, но надо их знать. Чуток в сторону, ну и пропал. Если будешь один, то ужо не выберешься.
- Спасибо, тебе дедуля! Я, значит, к тебе завтра приду. Если не будет пурги, то мы  довезем тебя до сопки, а там, на руках солдаты тебя перенесут! Дело требует, так что ты уважь.
- Конечно, надо. Я понимаю. Токмо, если не будет идти снег, а то во время снегопада, я ничего не увижу.
На другой день,  часов в 12, в самое светлое время, они перетащили деда Андрея че-рез завалы, укрыли тулупом, и он начал рассматривать берег и рядом лежащие сопки.  Вик-тор  слушал, всматривался в те места, которые показывал дед, и все  отмечал на карте. Главное нужно было наметить  ориентиры, чтобы  не сбиться с тропы.
Они накормили деда гречневой кашей с тушенкой, дав ему 50 граммов (больше он выпить не мог), и отвезли его  в деревню.
Написав донесение в батальон, Жернов, взял лыжи и прошел по кромке  болота, зна-комясь с береговой чертой. Через четыре километра на север стояла другая дивизия. Вик-тор зашел к командиру роты, представился и рассказал о своем  задании как разведчика по-ста, который  был расположен южнее. В этой роте с наступлением морозов  стало спокой-нее, однако, донимали холода. Но выручало то, что у них был сплошной фронт, и люди с постов уходили в  расположение рот, где грелись в землянках.
В южную сторону он пробежал пять километров и пришел в свою дивизию. Так Вик-тор познакомился со своим районом.

Через трое суток после снегопада, когда установился мороз, Жернов взял двоих доб-ровольцев и пошел через болото. Было тихо и морозно. Они осторожно прошли  почти до середины болота, когда вдруг заметили лыжные следы. Он сразу определил, что шли фин-ны. Шаг был широкий, лыжня ровная, чувствовалось мастерство. Люди шли гуськом,  но по следам от палок он определил, что их было не менее трех, и, во всяком случае, не более пяти.
Значит, немцы тоже делали разведку и проходили здесь всего несколько часов назад и, возможно, с целью разведки нашей обороны. - Подумав, Жернов   обежал на лыжах не-большой круг, чтобы убедиться, что больше следов нет. Сделав отметку на карте, они по-вернули назад. Нужно было менять нашу оборону и усилить ее. Но как? Он знал, что его спросят об этом, и с беспокойством  искал решения. В большинстве случаев важно  не только самому знать, а уметь донести  значимость того или иного вопроса начальству.
Вдруг в небе вспыхнула ракета и осветила болото.
- Ложись! - крикнул Жернов, и сам упал в снег.
Снег был еще рыхлый, и они прижались к нему так, что почти полностью зарылись в него и были невидимы.
- Хорошо, что  мы взяли халаты, а то  были бы прекрасной мишенью, - тихо сказал Жернов своим солдатам. - Сейчас, как только погаснет ракета, бегом в сторону поста. Если опять запустят ракету, то падайте в снег без команды. - Говоря это, он внимательно смот-рел по сторонам, вглядываясь в снег. Он искал чужие следы.
- А может быть полежим подольше, пока они не успокоятся? - тихо сказал кто-то из солдат.
- Хорошо, лежите, но не обморозьте руки, и главное внимательно смотрите кругом. И потом замечайте, через какое время немец  пускает вторую ракету. Они пунктуальные. Я заметил, что если  в течение трех минут они не повторят сигнал, то значит все спокойно. Тогда они стреляли по привычке. Мол, мы видим...
Они добрались до поста без приключений. Позвонив  в часть, Жернов кратко обрисо-вал обстановку и просил немедленно прислать  один взвод и минимум два пулемета. Немцы проводили разведку и естественно, они это просто так делать не будут. Очевидно, готовят нападение на пост. Хорошо бы дали нам еще и снайпера.
- Где вы будете размещать людей?  - Спросил его командир роты. - Это один из самых главных вопросов. Сейчас зима, мороз, люди долго не выдержат. И второе. Продумай  во-прос питания. Одно дело  накормить  10-12 человек, а другое  - целый взвод. Изучи все досконально, продумай и начинай готовиться к приему людей. Немедленно решите эти во-просы, и продолжай вести разведку. - Командир роты все говорил и говорил, а Жернов уже думал о том, как все это ему сделать, тем более что люди все на постах, специалистов - нет. - Я думаю, батальон нас поддержит и поможет.
Когда вернулся  с обхода постов командир отделения Михаил Захаров, Жернов ввел его в курс дела.
Я попросил людей, нам их дают, но требуют, чтобы мы подготовили теплое место для  целого взвода, организовали им питание... Что ты предлагаешь?
- А черт его  знает. Об этом нужно было летом думать. У меня в отделении есть один охотник, так он говорит, что, как только станет наст, так финны атакуют нас. Это элемен-тарно. Так что ты, Виктор, добивайся, чтобы нам срочно помогли. Потом, нужны доски, гвозди, инструмент. У нас кроме тупой пилы и топора, ничего нет. И главное,  стволы мо-жем навалять, а как сделать нары? Они должны быть сухие и ровные. А  у меня все люди на постах. О чем они там думают. Им тепло и мухи не кусают. - Михаил был  явно недово-лен тем, что предстояло сделать  громадную работу, а людей, инструмента и материалов не было.
- Ну, я тоже пока ничего не придумал. Давай пока поищем место, где можно что-то построить.
- Давай. Но учти, что нужно  строить два помещения. На всякий случай, если будет артобстрел, то чтобы одним снарядом все не побило.
Они нашли место, чуть ниже  и в метрах  20 от своей землянки. Это была ложбина, между большими валунами. Итак, место было и не плохое. Но как и из чего строить два дома для того, чтобы могли отдыхать в каждом по 25 человек? Жернов подумал, что гораз-до легче производить разведку, чем решать  такие хозяйственные вопросы. Здесь нужен строитель!
Он пошел в деревню посоветоваться с мужиками. Председателем совета была  Мари-нина  Ольга Ивановна, бойкая  женщина, лет 40, сильная, энергичная. Рассказав ей о своих трудностях, Жернов попросил помощи.
- Вот что, сержант. Я понимаю, что люди должны жить в таких условиях, чтобы не заболеть и отогреться  после мороза. Но как вам помочь, если в деревне мужиков-то нет? Что вам нужно?
- Пилы, топоры, молотки и гвозди. И вот на нары бы хорошо бы найти доски. Может быть у вас какой-нибудь сруб старый есть? На земле не будешь спать, да и на бревнах, то-же. Тем более что топить нам нельзя, чтобы  не выдать место  немецким наблюдателям. И еще, извините, пожалуйста, Ольга Ивановна, но у нас ни одного строителя. Можем соору-дить такой «дом», что он от ветра рассыплется. Кого-нибудь, чтобы подсказал, что и как делать.
- Ну, что с вами делать? Конечно, поможем. Инструменты  мы соберем по домам. Но только обязательно возвратить. Сами знаете, что работник без инструментов, как без рук. Да и что вам нужно. Пилы, топоры, молотки, скобы и  гвозди. Вот стекла у нас нет, так что будете без окон. На всякий случай я посмотрю, может быть  из старой баньки возьмем окошко? Но, как я говорила, инструмент нужно вернуть.
- Обязательно вернем. Клянусь.
Но она не слушала, а продолжала говорить.
- До войны мы заготовили доски, но не успели вывезти. Мы отдадим вам, все равно, без вас мы пропадем. Только пусть ваше начальство даст нам  расписку, с печатью, что вы получили доски для нужд армии. Это просто для того, чтобы мы могли после войны отчи-таться. Хорошо? - она шла и говорила, говорила, пока они  не подошли к громадному са-раю.  Она вскрыла его. Жернов, как увидел  штабеля прекрасных сухих досок, так и обом-лел.
- Спасибо вам громадное. Наши солдаты будут вам в ножки кланяться.
- Ладно. Это для дела. Ну, а если будет возможность, то пусть ваши люди нам помо-гут, а то у нас одни бабы остались.
- Заметано!
Пока Жернов занимался подготовкой, искал материалы, батальон прислал ему  двух солдат, которые до войны работали строителями. Обрадованный таким вниманием, Виктор поздоровался с ними и начал расспрашивать.
- Я каменщик, - сказал Никитич. - Могу кирпичи класть, полы настилать.
- Я  плотник, - объявил Сергеич. - Работал в колхозе. Мы дома строили, верно, не хо-ромы, но жить можно. Давай рассказывай.
- Спасибо, что приехали. Мы будем строить землянки и главное, чтобы вы умели  ра-ботать топорами и пилой. Кроме того, председатель сельсовета обещала нам прислать од-ного деда, чтобы он подсказал, как строить. Солдат я вам выделю человека два,  больше не могу. Люди на постах. А сделать нужно срочно.
Жернов собрал инструменты у стариков и записал, у кого что брал. Потом выделил несколько человек и назначил Сергеича бригадиром. Строили все очень просто. Из  бревен, свежеспиленных сосен делали  основания барака, к которым крепили бревна. Наверх, вме-сто крыши, сделали  накат из бревен, закидали их ветками. А потом засыпали снегом. Внутрь барака бросили несколько  бревен, как лаги, и настелили  на них пол, из сухих до-сок. Когда закончили стены и потолок, получилась большая, хорошая комната, в которой соорудили  нары. На эту стройку потребовалось чуть больше двух дней. Второй барак оста-вили строить вновь прибывшему взводу.
- Товарищ сержант, принимай хоромы! Таких  и в полку нет. Обживете, так не захо-чется уходить. Нужно только в деревушке попросить на снос какой-нибудь сарай. Сухие дрова нужны. Сейчас бы протопить хорошенько, чтобы прогрелось помещение. Эх!
Взвод прибыл ночью. Командовал им младший лейтенант Тарасов. Разместив людей и ознакомившись с обстановкой, Тарасов взял с собой Жернова и тщательно изучил весь район, который они должны были охранять, а так же подходы к нему. Были определены места возможной атаки  противника и  организованы два поста для снайперов.
Снайперами оказались две девушки. Совсем молоденькие и скромные. Пока всех раз-мещали, они молча сидели и ждали. Разместив взвод, Тарасов выделил двух плотников, и они в начале землянки, поближе к выходу, сделали для снайперов комнатку. Нары в два этажа,  столик четверть квадратного метра и у противоположной стенки - доска, вместо стульев. Между дверью и нарами прибили четыре гвоздя - вешалки для тулупов и шапок. Получилось уютно и не очень тесно. Комнатка  два с половиной метра на два. Через стенку были нары Тарасова.
Тарасову понравились девушки, и ему даже стало жаль их. Такие молоденькие, им бы на танцы ходить в шелковых платьицах, а не на снегу лежать в толстых ватных штанах  в жестокий мороз.
Все шло как в мирное время. Ни бомбежки, ни артобстрела. Размеренный распорядок  дня и такая изумительная тишина, что сердце радуется. А воздух, ядреный, чистый и с за-пахом  хвои, ну как на курорте.
- Здесь как в доме отдыха, - сделал вывод Тарасов. - Блиндаж ты сделал прекрасный, вот только печи нужно где-то достать, а то от этих каменных времянок один дым.
- Здесь нигде ничего я найти не мог. - Оправдывался Виктор. - Придется поставить бочки, а трубы сделать из жести и обмазать глиной. Пока ничего другого не придумать.
Бочки они нашли, быстро сделали трубы, но глины найти нигде не могли, так  как все кругом замерзло. Однако выход нашелся, хотя и не то, что нужно. Они нашли кирпич, об-ложили им трубу и обвязали проволокой. Главное, чтобы не было пожара.
Такие заботы  «мучили» их, как будто фронт был не рядом, а за тридевять земель.
Прошло две недели. Ничто не нарушало их покой. Все шло по заведенному распоряд-ку. Во время сменялись посты, во время  люди питались и спали «положенных» восемь ча-сов. Мороз прихватил верхнюю кромку болота, и нужно было начинать разведку. Жернов вышел на сопку и оглянулся назад
- О, Боже, что же это творится. - Он заскочил в барак  и позвал командира. - Товарищ младший лейтенант, мы такое натворили, что полностью демаскировали себя. Посмотрите. Везде следы, дорожки, черные пятна от мусора и рыжие от нетерпеливости солдат.
- Ну и что? Эта же сторона обращена в тыл.
- Как что? Подумайте сами, чтобы вы сделали сами,  перед тем, как  атаковать  этот  пост? Наверное, произвели бы разведку. Так  вот, здесь как на  ладони все  ясно...-  Жернов совсем расстроился, так как вся проделанная им работа  по маскировке поста летела в «бо-лото».
- Не расстраивайся, - сказал Тарасов, - завтра с утра уберем.
- Лучше бы сегодня. Мы же ничего не знаем о противнике. А он сразу определит, что на посту стало много людей.
- Ну, так разведай.
- Я без команды не могу идти в разведку в тыл немцам, тем более один. Мы уже один раз сделали пробную вылазку на передний край, вернее на нейтральную  полосу. Оказыва-ется, они тоже выходили разведать, что у нас творится. Мы едва на них не напоролись. Нас обстреляли, но мы успели упасть в снег, и отлежались. По-моему они нас не заметили или не были уверены, что шла наша разведка потому, что повторной стрельбы не было.
- Ну, вот сам видишь, что они нас разведывают с фронта.
- Да что вы, товарищ младший лейтенант. Какой здесь фронт? Как мне вам доказать? Дело в том, что когда после снегопада наступает сильный мороз, и задуют  ветры, то верх-ний слой снега укрепляется настолько, что через болото можно свободно идти на лыжах. На севере  снег даже пилой пилят... Немцы тоже соображают. Мне дед из деревни расска-зывал, что финны в мирное  время, зимой, запросто ходили к ним через болото. Контра-бандой занимались. Сейчас  они делали разведку нашего района, но это же не от нечего де-лать. Так я понимаю, а они не глупее нас. И если вы не согласны со мной, то забирайте своих солдат и уходите. При  таком подходе к обороне, мы все здесь погибнет. Они разве-дают, где стоят наши посты, потом ночью обойдут их и с тыла  нас атакуют. Наши землян-ки забросают гранатами, а тех, кто будет выбегать,  расстреляют в упор из автоматов, как цыплят. К тому же наши подошли к оборудованию постов  легкомысленно. Посты не укре-плены, даже просто из бревен ограждение не седлали. Солдаты стоят у валунов и прячутся  за них от ветра. Не готовы  мы  к обороне поста.
- Ладно, ладно. Не заводись, все будет в порядке. 
- Теперь еще один вопрос. - Жернов решил выложить все сразу. - Ваши люди пилят лес подряд и оголяют нашу базу. Крупные  сучья бросают, где попало. В общем, я очень вас прошу все самому тщательно осмотреть. Нужно, чтобы противник по-прежнему  думал, то здесь просто два-три поста, как было раньше. Тогда они пойдут малыми силами. А сей-час такой тарарам устроили, что немцы решат, что здесь целая рота и стукнут нас... Ну, вы как малые дети.
- Хорошо, ты меня уговорил, сейчас дам команду.
Они обедали, когда услышали звук мотора самолета. Крикнув команду «воздух», они замерли, прислушиваясь к гулу. Жернов поднялся, надел маскировочный халат и осторож-но выбрался из землянки. Низко над лесом летел самолет, типа У-2. Он шел с севера и, пройдя над ними, ушел на юг и, повернув на запад, скрылся.
- Ты как колдун, - сказал Тарасов, который стоял сзади. - Они действительно что-то планируют, и  мы выдали себя. Я виноват, прости, Виктор. Давай вместе, прямо сейчас, продумаем, что мы должны немедленно сделать? - Тарасов вдруг понял, что все очень серьезно и он выглядит как мальчишка в глазах этого солдата.
- У нас в том месте, где начинается тропа,  заложен заряд. Его можно взорвать с лю-бого поста. Больше никаких мер мы не можем предпринять. Единственно, что мы можем и нужно - это усилить посты и бдительность. Если на постах не увидят противника, то нас могут взять прямо в землянках. Таким образом,  мы полностью зависим от наших часовых.
- Черт возьми, положение действительно  сложное.
- Первое, нужно выставлять на каждый  пост по два человека. Кроме того надо очень грамотно и доходчиво  объяснить всем, в какой мы обстановке оказались. Второе, нужно просить командование  выделить нам один, а лучше два ночных бинокля. Третье,  нам  нужно будет завтра начать рыть в снегу траншею  вдоль  берега. Когда они будут подни-маться на этот  снежный  бруствер, их будет легче заметить, а когда они в темноте будут съезжать с него, то будут падать и кто-нибудь крикнет. В - четвертых, нужно кроме двух разводящих назначать еще двух поверяющих, чтобы  проверка часовых велась  один раз в час. В - пятых, нужно завтра днем пройти  на лыжах по кромке болота и поискать следы  лыжников противника. Там поставить противопехотные мины. И еще, нужно выяснить, может быть, у нас есть люди, которые  в прошлом занимались охотой, побеседовать с ни-ми.  Они имеют большой опыт в чтении следов,  в поведении человека в лесу. Они нам обязательно что-нибудь подскажут.
- Обожди минутку, я, пожалуй, все запишу, уж слишком всего много и все важно. Пойдем ко мне.
Они еще долго обсуждали  вопросы безопасности поста, а времени для  его приведе-ния в полную боевую готовность осталось мало.  Виктор достал схему, которую он  начер-тил, когда приходил на сопку дед. По ней получалось, что  зимой нужно иметь минимум три поста. Центральный, северный и южный, так как основная тропа при подходе к берегу разделяется на три тропинки.
После завтрака Жернов взял двоих солдат, мины и вышел на болото, на  то же месте, где уже был  раньше. Пройдя около 400 метров, они опять наткнулись на свежие лыжные следы. Солдаты начали ставить мины и маскировать их, а Жернов, пройдя  десяток метров вперед, сделал два ложных окопчика из снега и присыпал их для того, чтобы отвлечь вни-мание противника.
- Все сделано, товарищ  сержант, можете проверить.
Жернов осмотрел место установки мин и согласился с солдатами, однако он понимал, что  на снегу все равно остаются следы и их никак не уничтожить. Он только  собрался дать команду идти  на пост, как  раздалась автоматная очередь.
- Ложись! - крикнул он. - Огонь не открывать! Осмотреться!
Он вглядывался в морозную даль, но никого не видел. Автоматная очередь стихла, и мертвая тишина опустилась на болото.
- Вы, что-нибудь видите? - шепотом спросил  он  своих спутников. - Смотрите на все белое, над кромкой снега. Немцы будут в маскировочных халатах. Можно заметить только лица или оружие. А если они будут идти, их будут выдавать черные сапоги. Сапоги очень хорошо заметны. Когда человек идет, они мелькают и их хорошо видно.
- Нет, ничего не видно, - дуэтом ответили солдаты.
- Я то же ничего не вижу, но это не значит, что противника нет. Они могут хорошо замаскироваться.
- Да нет, товарищ сержант. Если бы они шли, то не только было бы видно сапоги, но и халаты  бы колебались и это заметно.
- Прошу вас:  хорошенько запомните место. Это будет наш передний край. Понятно? Сейчас тихо встать, проверить свои халаты. Лыжные палки и автоматы  спрятать под  хала-ты и медленно  пойдем назад. Смотрите на меня и запоминайте, как  буду делать я, потом осторожно вставайте и вы. Не торопитесь и будьте внимательны. Делайте все так, как будто на вас смотрят немцы из своих окопов. Любая небрежность может стоит вам жизни. - Жер-нов не говорил, а уговаривал солдат, так как он их не  знал, а в этой спокойной обстановке, в которой они оказались на посту, они могли успокоиться и допустить небрежность или быть неряшливыми. А то и другое может им стоить жизни.
Жернов накинул балахон на шапку, спрятал палки и автомат   под халат и, смотря  на  предполагаемую  линию вражеской обороны, медленно поднялся. Все было тихо.
- Если они откроют стрельбу, то падайте в снег и поворачивайтесь в сторону врага. Я думаю, на нашем посту уже слышали стрельбу, и  лейтенант догадался  выслать снайперов и послать нам помощь. - Он это говорил и думал, что это его вина, что он не предупредил командира взвода, что в случае обстрела ему нужно делать. Но может быть, он догадается сам. Он все же командир, чему-то его учили в пехотном училище, и он уже участвовал в сражениях, - успокаивал себя Виктор.   
- Идите, только не  делайте резких движений, - сказал он бойцам, - я пойду сзади вас.
Он смотрел на  их фигуры и видел, как у одного солдата мелькают черные сапоги. Он хотел его предупредить, но в этот момент  раздался выстрел и солдат упал. Буквально через секунду, раздался выстрел снайпера с нашей стороны и с  вражеской стороны залился пу-лемет.
Виктор подполз к раненому  солдату.
- Как ты себя чувствуешь?
- Ничего, живой.
- Куда ранило?
- Да стыдно сказать. В заднее место...
- Да, действительно плохо, - с усмешкой  сказал Жернов. - Но ничего, не так страшно, жить будешь. А на гражданке будешь рассказывать, что был в окружении. Мол, кругом враги. - Он   откинул халат и посмотрел на вход пули. Она прошла по самому краю  ягоди-цы, кость не задела. Что делать, он не знал. Если его перевязывать на месте, то  их могут обстрелять. Если везти  на пост, то он  потеряет много крови. И он решился, так и не зная, правильно ли делает. Он уловил главное, что нужно действовать незамедлительно. - Тебя как зовут?
- Николай Качков, я.
- Хорошо, Николай. Ты как себя  чувствуешь, только говори правду.
- Болит, но не очень.
- Перевязывать тебя я боюсь, так как  нас могут обнаружить немцы. Думаю лучше те-бя  срочно доставить  на место. Потерпи, ладно?
- Ничего, я выдержу.
Быстро  сняли лыжи и положили на них раненого.
- Тебя как зовут, - спросил Виктор второго солдата.
- Соболев Александр.
- Соболев, от тебя много зависит. Николая нужно как можно скорее доставить на ба-зу. Вези как можно скорее на пост, не думай ни о чем, я останусь здесь.   - Если немцы от-кроют огонь, я отвечу, а вы не останавливайтесь.
Жернов лег  на снег и смотрел  на вражеский берег. 
Пулемет молчал, и вообще была тишина. Если они не выдвинут  группу поиска, то на этом все может кончиться. «Наверное, наш снайпер  подбила их снайпера, и  поэтому все так благополучно для нас закончилось», - думал Виктор. Когда солдаты скрылись, Жернов встал и, спокойно шагая так, чтобы не раскрывались полы халата, пошел на пост. Лыжи он любил еще с детских лет. Тогда он со своими  школьными друзьями  каждый выходной пробегали по лесу десятки километров, не думая об усталости и холоде. В ту пору это было в охотку, и вот сейчас это здорово пригодилось.
Тарасов оказался молодцом. Как только  Жернов вышел на постановку мин, он рас-порядился выставить обоих снайперов. Сам лично их проинструктировал и поставил зада-чу. Они увидели немецкого снайпера, и, когда он выстрелил, он тем самым подтвердил их догадку. Наташа ответила мгновенно и поразила его наповал. Тем спасла группу Жернова.
- Ты хочешь посмотреть на своего спасителя? Сейчас я позову. Надо поблагодарить. Это уж обязательно. Захаров! - крикнул Тарасов, - Орехову ко мне.
Наташа была красивой и очень молоденькой девушкой. Такой бы на танцы ходить, а не в мороз лежать на холодном снегу.
- Мы пригласили тебя, чтобы поблагодарить. Жернов так испугался, что уже хотел сдаваться, а ты ... - Он засмеялся. - Ты садись, пожалуйста.
Наташа в тяжелых ватных  штанах села на чей-то топчан и сняла шапку. Целая копна темно русых волос рассыпалась по ее плечам. У Тарасова при виде этого сердце екнуло. Он даже забыл, что хотел спросить. Потом, не спуская с нее глаз, все же сказал, тихо - тихо, как будто про себя: - Какая ты красивая, - и смутился. Сказал и замолчал, но Наташа  это  уже успела услышать, и с этой минуты у них возникло взаимное влечение, которое  в этой обстановке было неуместным.
- Тебе сколько лет, Наташа?
- Восемнадцать исполнилось.
- Где ты научилась так стрелять?
- В детстве отец учил. Он любил охотиться. У нас же на Брянщине кругом дремучие леса. Я с ним на зайцев ходила. А потом инструктор  тренировал. Он говорил, что главное -  это глаза и выдержка.
- Ты замужем?
- Нет, сейчас война, а раньше  - маленькая была.
- А мама у тебя тоже красивая?
- И мама, и папа. Папа так особенно симпатичный. Он лучше всех.
- Так вот. Ты сегодня не просто отличилась, не просто жизнь разведчикам спасла, но ты сегодня за все время существования этого поста убила первого немца. Я буду писать представление, чтобы тебя наградили. Так как это первая медаль, то давай  напишем, чтобы тебя наградили медалью «За боевые заслуги».
Наташа  встала и громко отчеканила:
- Служу  Советскому Союзу. - Она помолчала, посмотрела на своих начальников и спросила? - Мне можно идти?
- Даже не знаю, может быть, Жернов хочет поблагодарить  тебя?
- Спасибо тебе, Наталья Павловна, от нас всех разведчиков. Мы там залегли и не зна-ли, как правильно поступить. А когда пошли на пост, то все было тихо и это только благо-даря тебе. Спасибо, Наташа!
- Ну, что ты так сухо, - сказал Тарасов. - Я бы ее обязательно поцеловал.
- А ну вас, - сказала Наташа и убежала.
- Я бы поцеловал ее, уж больно она красивая. Но когда я  увидел, как ты на нее смот-ришь, я спасовал.
- Спасибо, Виктор. Не дело об этом думать, но она мне очень понравилась. Ну, об это не время говорить, но, кажется, я получил занозу в сердце. Вот уж, никак не ожидал. Лад-но, все. Давай займемся делами.
Раненого перевязали, дали ему горячего чаю с водкой, и положили около печки.
- Как себя чувствуешь, Николай? Оставлять тебя здесь нельзя, тебе нужно тепло, так  что сейчас отправим в деревню. Ты выдержишь?
- Выдержу. Вот только еще бы граммов сто.
- Хорошо, на дорожку дадим. У тебя кровь хорошая. Кальсоны прилипли к ране, и кровотечение остановилось. Кровь быстро свернулась. Так что считай это  тебе предупреж-дение, чтобы был аккуратнее.
Подошел Соболев.
- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться.
- Да, говори.
- Нам  надо бы где-то собаку приобрести. Сейчас по снегу с ней одно удовольствие ходить. Она и раненого может вытащить и донесение  принести.
- А ты откуда знаешь?
- У нас дома была собака, и я с отцом  ходил на охоту. Собака часто нас выручала.
- Это было бы хорошо, но  где ее взять.
- Нужно поспрашивать в деревне. Здесь же до войны много охотников было.
- Хорошо, это мы поручим Жернову.
Это был первый раненый на посту, и все отнеслись к Николаю с повышенным внима-нием.  Чуть не весь взвод перебывал  около него, и все старались как-то выразить свое внимание. А Николай чувствовал себя героем.
Однако отправили его в деревню только утром. Через председателя сельсовета нашли дом, где было мало  жильцов, протопили хорошо комнату, где и поместили  его теперь уже в теплом помещении. Обо всем доложили командованию, и Тарасов  попросил  прислать в деревню медсестру.
Но, несмотря ни на что, даже на этот случай, все шло хорошо. Жернов  своевременно и правильно сделал выводы.  Он с Тарасовым  как бы догоняли врага в его намерении на-чать против нас разведку и бои. Получалось как в кино. Они  планировали то или  иное ме-роприятие, и когда начинали  его выполнять, то в этот момент кто-то как бы подталкивал нас. Не спите,  мол, к вам уже идут, и мы начинали готовить ответное мероприятие.
Жернов подробно  доложил командиру взвода, о результатах разведки и сказал:
- С левой стороны я заметил  лыжные следы, которые уходили к нам на левый фланг, и  терялись вдали. Предположительно, кто-то шел мимо поста к нам в тыл. Нужно сейчас предпринять разведку, чтобы определить, куда  они идут и есть ли лыжня, по которой они  отходили назад. Увидев ее, я подумал, что не даром над нами летал разведчик. Они увидели наш пост и решили произвести разведку с тыла. Думаю, что они ничего просто так не де-лают.
- Да, Виктор, думаю, что ты был прав. Давай отложим все до 15 часов. Люди  пообе-дают, подготовятся, и тогда можешь отправляться. Сколько человек ты хочешь взять?
- Думаю, как обычно, двоих, я третий. Только пусть с берега нас наблюдают и сопро-вождают человека два. Кто знает, что они задумали.
- Ну, а как бы ты сделал на их месте?
- Все зависит от задачи и числа людей. Если они решили занять нашу высоту, то они бросят сюда минимум  один взвод. И их  главной  задачей будет сконцентрировать одно, а может быть, и два отделения у нас в тылу. Во всяком случае, я в лоб не пошел бы, а создал ударную группу в тылу. Эта сопка, что крепость. Кругом  базальтовые глыбы, да их пушкой не пробить.
- Однако тогда мы со своим взводом ничего не сделаем.
- Поэтому сейчас очень важно  постоянно проводить разведку, чтобы знать их наме-рения. Более того, они могли пройти не только у нас с левого фланга, то же самое они мог-ли сделать на правом. Давайте вашу карту.
На карте они увидели громадное болото, тянущееся  вдоль фронта, с севера на юг. На краю болота, почти посередине, была  сопка, на которой они укрепились. Сзади небольшая полоса леса, а потом поля, сделанные человеком, который  на протяжении многих лет вы-рубал  лес. За полями или вернее сказать, за  долиной, расположена  деревня. Это примерно 2,5 - 3 километра. К северу и к югу от этой  долины, лес, перемежающийся вырубками.
- Вот в этом  или  в этом лесу, - показывая на северную и на южную часть леса около границы долины, - я бы устроил базу, для накопления войск. Если они знают хотя бы поло-вину о нашей базе, то понимают, что мы всю оборону устроили  для борьбы на переднем крае, а тыл у нас совершенно пустой. Единственное, что нас сейчас спасает, так это то, что они не могут сразу пойти большими силами. По болоту можно идти только цепочкой, что-бы не создавать большую нагрузку на поверхность и не провалиться.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Тарасов. - Надо что-то делать. - Он молча смотрел на Жернова и думал, что ему, пожалуй, крепко повезло, так  как Жернов от природы раз-ведчик и уже имеет большой опыт. Сам бы он до этого не додумался и мог опоздать с раз-вертыванием обороны.

Жернов со своей группой шел по болоту до пересечения с лыжней. Затем повернул в сторону берега. Сосчитать, сколько шло по ней людей, было невозможно, но минимум пять человек. У самого берега они наследили, и  три человека повернули назад, но по новой лыжне, а двое или даже три человека пошли  на берег и скрылись в лесу. Жернов остано-вился и стал ждать  береговую группу. Было уже темно, и преследование вести было невоз-можно и потому, что в  лесу не видно и главное их могли перестрелять из укрытий, кото-рые, конечно, успела сделать вражеская группа, если она  укрепилась в этом районе.
Вернувшись на базу, Жернов доложил командиру взвода, который одобрил его дейст-вие, и они решили продолжить разведку утром.
Они ужинали, когда раздался глухой взрыв. Взрыв  был со стороны болота. Очевидно,  немецкая разведка подорвалась на минах, установленных днем. Тарасов  объявил тревогу, но оставил людей в бараке ждать указаний, а сам пошел с Жерновым на передовой пост. Было тихо и ничего не видно. Часовой поста  сообщил, что взрыв произошел в абсолютной тишине. После  взрыва был крик раненного, а  потом опять тишина.
- Как ты думаешь? - спросил Тарасов. - Это, наверное, их новая группа напоролась на ваши мины. Они  шли по следам первой группы. Действительно, идет накопление  людей в нашем тылу.
- Как я и говорил. Нам необходимо немедленно  что-то делать. Сейчас я пока доложу командиру разведроты, пусть и они голову ломают. Нам нужно срочно две подвижные группы и утром начинать прочесывание леса  в северной части  болота. Там укрепились два-три человека. Это к ним шла  помощь. Товарищ лейтенант, прошу  сейчас  организо-вать пост там, где мы заметили выход вражеской группы  на берег из болота. Туда они бу-дут, рано или поздно, высылать своих солдат.
Пока Жернов докладывал командиру разведроты, о положении  на базе, Тарасов ин-структировал  состав нового поста.
- Вас трое. Возьмете два автомата, ракетницу и ручной пулемет. На сопке, недалеко от лыжни, в месте, где она выходит из болота, устройте засаду. Заройтесь в снег. На землю набросайте побольше веток и возьмите  большой тулуп. Один, только один человек может отдыхать, двое все время бодрствуют. Через несколько часов немцы опять пойдут пример-но по той же дорожке. Подпустите их поближе и сразу со всех стволов. Старший у вас бу-дет  Недулин. Когда начнете бой, только тогда дайте ракету. Мы услышим стрельбу, будем смотреть в ту сторону. Ракета для того, чтобы  мы увидели точное место боя. Только сиг-нал давайте после открытия боя, чтобы наши люди, услышав стрельбу, смотрели  в вашу  сторону. Мы сразу пойдем  к вам на выручку. Недулин, ты понял?
- Да, товарищ лейтенант. Как только начнем отбиваться, после первого выстрела даем  ракету.
Когда будете оборудовать пост, не трогайте целину со стороны болота. Не наследите там, чтобы не дать врагу обнаружить себя. Недулин, ты понимаешь насколько это важно? Идите.
Тарасов пригласил Жернова, и они вместе начали планировать  жизнь  своей группы.
- У нас 44 человека рядовых и шесть младших командиров. Было три поста по два че-ловека, это  восемнадцать человек и три разводящих. Теперь ушло на новый пост 3 челове-ка, им на смену  нужно готовить еще  6 человек. На кухне 2 человека и один истопник. Да, один убыл, раненный. Остается в резерве  16 человек рядовых и ни одного младшего ко-мандира. Это плохо. Нам нужно сформировать один пост на южном участке, это три по три человека. Семь человек в твое распоряжение. Хотя нет, тебе четыре человека, а три мне, для охраны  наших  землянок. Ну, как? - Тарасов как-то  повеселел, увидев, что так здорово получилось.
- Учти, у нас один заболел. Ходит с температурой, так что его посылать на посты нельзя.
- Да, плохо. Нужно будет его подменить, пусть отлежится в деревне. Я думаю, что нужно  в деревне иметь какой-то дом, чтобы там организовать что-то вроде  маленькой ба-зы. Во-первых,  расположить там  лазарет на две-три койки, сделать своего рода перева-лочный пункт. Подумай над этим и поговори с председателем сельсовета. Что еще?
- Прошу вас, товарищ лейтенант, мне дать  тех, кто хорошо ходит на лыжах. И еще. Рано утром нужно будет двоих хороших солдат послать в деревню, чтобы предупредить председателя сельсовета. Дед говорил, что до войны к ним запросто ходили финны с кон-трабандой. Вдруг эти двое знают подходы к деревне? Они же ее практически займут, так как там некому, да и не чем оказать сопротивление. Прости, я об этом как-то не подумал. Ведь от болота добежать до деревни - это пятнадцать минут. А там занимай дом и жди под-крепление. Нет, нужно срочно послать туда пару солдат и предупредить  председателя сельсовета.
- Спасибо, что подсказал. - Тарасов задумался и  тихо, с грустью сказал, - опять не хватает людей. А ведь только что казалось, что все у нас хорошо.
- Это всегда  так бывает. Сначала хорошо, а потом плохо. - Жернов улыбнулся, по-смотрел на Тарасова и добавил. - Наверное, пока хватит, но это не надолго. Боюсь, что нужно будет просить еще один взвод.

Ночь прошла спокойно. Было морозно и тихо. Такую погоду прекрасно описал Джек Лондон в рассказе «Белое безмолвие». Но у нас этого не было. Если прислушаться, то ино-гда можно было услышать шаги солдат, да и мороз был не канадский. Кроме того, не было волков, всех война распугала. Утром Тарасов  послал трех человек на смену  северного по-ста  и с ними еще три человека, чтобы оборудовать пост. Дал им инструменты и  несколько досок. Оборудуйте  там  дот, чтобы было удобно нести службу и вести бой. Двоих человек послал в деревню. Жернов рассказал к кому обратиться и что выяснить и срочно вернуться  на пост. Сам Жернов с группой пошел искать  возможный выход на южном участке. 
Едва он отошел  от базы, как  услышал  шум выстрелов автоматов и пулемета, кото-рый шел с северного поста. Он немедленно повел туда свою группу. Бой был в разгаре. На снегу болота раскинулась  вражеская цепочка, человек  20. Они вели обстрел сопки, откуда короткими очередями им отвечал пулемет и автоматы.
- Никитин, ты и Тиунов остаетесь здесь. Незаметно, по-пластунски подбирайтесь к берегу и  укройтесь метрах в  пятидесяти. Мы втроем пойдем   через лес, так чтобы  подой-ти с другой стороны  нашего  поста. Как только вы услышите, что мы открыли огонь с той стороны, стреляйте  тоже. Они поймут, что подошло подкрепление, и убегут. Если подой-дет с группой лейтенант,  расскажите ему о моем решении.
Жернов сверну в лес, и крикнул:
- За мной, не отставать! - и побежал легко и быстро, как когда-то в детстве.
Они бежали минут  десять. Бой то взрывался  очередями, то затихал, то снова  полы-хал... Подбежав  к границе леса, они оказались в  метрах 80 от лежащих на снегу немцев. Виктор видел, что  немцы начали  огибать наш пост с двух сторон.
- Ложись! Бить  прицельным огнем! - скомандовал он. - Внимательно осмотреться. Сначала рассмотрите врага,  а потом бейте. Они пока нас не видят, так что нужно сразу бить наверняка. Виктор выбрал защищенное место и, удобно  разместившись в снегу между двумя валунами, открыл огонь. За ним, почти одновременно,  заговорили автоматы его солдат. И в это же время он услышал огонь своих  товарищей с юга.
Еще до начала их  огня он  увидел, что почти половина немцев были убиты  или ране-на. Сейчас их оставалось человек 11. Попав под  огонь с трех сторон, они  начали убегать, но падали под убийственным огнем автоматов и пулемета. Бой был закончен в течение  не-скольких  минут.
Подошел  Тарасов, с отрядом, но только для того, чтобы поздравить своих солдат с победой.
- У немцев забрать оружие и документы. Раненых забрать и сделать перевязку. Это пленные, кстати, все раненые, ни одного здорового. Их нужно будет передать в дивизию, - сказав это, он пошел на наш пост. А он был в плачевном состоянии. Все люди пострадали, один  убит, три человека были ранены, а командир отделения тяжело. Раненых забрали на базу, а на месте  оставили новых солдат, назначив из них и нового командира отделения.
День выдался тяжелый, и Жернов так устал, что с удовольствием лег на нары. Рядом  отдыхал Хрусталев.
- Что скажешь о бое? - спросил его Виктор. - Ему хотелось узнать настроение людей.
- С одной  стороны жаль наших ребят, но  мы этим гадам здорово  дали. У них раза в три больше погибло.
- Ну, не в три, ты это преувеличиваешь. Но общеизвестно, что всегда больше потери у наступающей стороны. И потом нам повезло, что мы оказались недалеко от поста и помог-ли нашим. А то могли бы опоздать. Ты Хрусталев, поговори с ребятами, чтобы серьезнее оборудовали посты. Ведь кругом скалы, это же прекрасное укрытие, нужно пользоваться этим.
- Вы правильно заметили. Но  мы пришли сюда с настроем, что здесь дом отдыха. У предыдущей смены не было ни одного боя. Вот и ребята не успели сообразить, что к чему. А вот как морозы схватят, так  гады полезут. Ну, ничего, мы тоже не лыком шиты...
- Опять ты не понял меня. Мы должны учитывать, что они не повторят ошибок, там, у себя, они проанализируют свои ошибки и следующий раз пойдут е только с большими силами, но и как-то по-новому. Понял? Так вот, делай вывод и готовься.
Из деревни посыльные не возвратились. Жернов доложил командиру взвода о своей тревоге.      явно был встревожен и, взяв троих солдат, пошел в деревню.
- Я боюсь, - сказал он Тарасову, - как бы они не попали в засаду. Вы срочно  доложи-те командиру батальона. Нам нужна немедленная помощь и опытная медсестра. Скажите им, что по всей вероятности, события только начинают разворачиваться.
- Согласен с тобой. Бери троих солдат и иди в деревню. Но будь внимательнее. Если ты прав, то тебя могут там  «встретить»!
Жернов медленно  бежал на лыжах, чтобы от него не отставали солдаты. Одновре-менно, он всматривался в окружающее его пространство, чтобы не попасть под огонь про-тивника. В километре от деревни, он наткнулся на нашего солдата, который, истекая кро-вью,  буквально полз в сторону поста.
- Куда ты ранен?
- В грудь, - прохрипел солдат.
- Ну-ка, ребята, давайте быстро перевяжем его. А ты рассказывай, тихонько, что там произошло. Виктор наклонился к нему, вслушиваясь в его тяжелый шепот.
- Немцы пришли туда ночью, - прошептал он с трудом. - Их трое и они захватили один дом. Староста хотела  идти к нам и предупредить, но ее убили. - Он замолчал, тяжело вздохнул и затих. Немного передохнув, он продолжил. - Когда мы подходили к деревне, одна женщина  открыла дверь и закричала, что в деревне немцы. Три человека. Что они стреляют, убили старосту, и она показала, в каком они доме. Мы решили все выяснить и, прячась за строения, пошли к тому дому. Но они видели нас, а мы их нет. Володьку убило, я бросился назад, чтобы доложить  вам, но меня ранило. Я сначала шел, а потом не смог. - Он замолчал и только тихо стонал.
- Что же делать? - думал Жернов. - Нужно  срочно доставить больного на базу и  нужно идти в деревню, задержать немцев. Верно, вдвоем  они ничего не сделают, но нем-цев из деревни не выпустят.
- Косырев и ты, - показал он на второго солдата, не зная его фамилию. - Вот вам мои лыжи, положите на них раненого, и как можно быстрее доставьте на нашу базу. Доложите  лейтенанту, что слышали. Мы с  Никулиным  пойдем в деревню. Нам нужна срочная по-мощь. Пусть командир пошлет человек пять  солдат, пулемет и гранат с десяток. Хотя нет, пулемет не  нужно. Раз они спрятались в доме, то лучше их выкурить только гранатами. Ясно? И поторопитесь доставить раненого, а то он может замерзнуть.
- Да, все ясно, мы бегом.
- Идите и побыстрее. И пусть лейтенант доложит в штаб дивизии по радио, может быть,  его услышат. А нет, так потом  позвоним отсюда, по телефону. – Посмотрев на уда-ляющих солдат, с раненым, он повернулся к Никулину.
- Ну, Никулин, повоюем?
- Да. У меня есть две гранаты. Главное  бросить их в комнату, где эти гады.
- Ну, да ты оказывается смелый! Тогда вперед. Только ты береги себя. Как тебя зовут?
- Емельян.
- О, так ты Емеля? Ну, тогда нам повезет. Теперь нам и черт не страшен. - Он весело засмеялся и стал  говорить, что и как  нужно будет делать, чтобы подбодрить солдата. Главное, чтобы тот не боялся и был уверен в себе. Сам он надеялся, что немцы сейчас ус-покоились, так как они  расстреляли нашу  разведку, и сейчас просто будут ждать  свои ос-новные силы, чтобы идти против нас со стороны деревни. Сейчас тихо и это сейчас нам по-зволит подобраться к ним поближе.
- Вы за меня не беспокойтесь, - говорил Емеля. Я стреляю хорошо. У меня даже гра-мота есть за отличную стрельбу.
- Это прекрасно, Емеля, но ты  только береги себя и всегда действуй с умом. Сейчас наша главная задача все разведать и удержать  немцев в деревне, пока не придет подкреп-ление. Ты как, уже обстрелянный? Не боишься...?
- А что мне их бояться? Пусть они меня бояться!
Жернов пошел к дому, расположенному с противоположной стороны, чтобы узнать обстановку. Он был уверен, что немцы, которые сейчас засели в деревне, ждут основную группу, они не знают, что мы разбили  их отряд. Этим нужно воспользоваться. Обойдя  де-ревню, он постучал в дом к деду Андрею, у которого был раньше. Тот открыл двери и  за-махал рукой, приглашая их быстрее зайти в дом.
Дед подтвердил то, что уже рассказал ему  раненый. Но главное, он рассказал, где на-ходится дом, в котором засели немцы и как можно к нему незаметно  пробраться.
Виктор достал лист бумаги и начертил план  деревни, чтобы точно определить, какой дом заняли немцы.
- Можно со стороны леса забраться в сарай, на чердак, - говорил дед. - Там сеновал и оттуда можно наблюдать за домом. Если делать с умом, то это легко. Там тебя никто не увидит и можно убить немца. А через улицу можно пройти к моему куму Сергею, там  окна его дома прямо напротив  ихнево дома. Но немцы, конечно, увидят, что вы будете идти к куму. Это нужно сообразить как.  С двух сторон вы их и накроете.
- Спасибо, дед Андрей, ты все правильно говоришь. Мы так и сделаем. Но вот как попасть в дом твоего кума?
- Так вы скажите ему, что я вас послал...
- Эх, дед, если мы к нему попадем, то уж, наверное, догадаемся, что сказать. Но ведь немцы не дураки, они следят и за улицей и за домами.
- Да, это таво, трудно, я это понимаю, - дед Андрей смутился и подобострастно смот-рел на Жернова. - Но ты придумай что-нибудь..., военную хитрость.
- Никулин, ты найдешь тот дом, где немцы?
- Да.
- Слушай внимательно. Подберись к сараю, со стороны леса и попробуй залезть  на сеновал. Не торопись. Лежи на сене и ничего сам не делай. Заройся в сено, там тепло и без нужды ничего не предпринимай. Смотри  в сторону нашей базы, вдруг  будет идти подкре-пление. Вот тогда и подай  нашему отряду сигнал. Ты все понял?
- Да вы не беспокойтесь. Я их возьму на мушку и всех...
- Хорошо, иди, Емеля, и будь осторожен. И не геройствуй. Ишь, «я их»! Мне главное, чтобы ты живой был и вел наблюдение. А если вдруг они выйдут из дома и попытаются уй-ти из деревни в лес, то тогда ты бей их прицельным огнем. Учти, что они тебя не видят, и ты имеешь время на подготовку. Если ты начнешь стрельбу, то я тебе помогу. Помни это. А теперь иди. И главное, пока веди себя тихо, ничем  себя не выдавай. Помни, что они то-же наблюдают, и они не глупее тебя. Главное, не прозевай наш отряд.
- Ну, дедуля, давай выручай, - обратился Виктор к деду Андрею. - Мне нужно одеться во все старое и усы наклеить. И дай мне шапку драную и валенки. Костыль мне свой пода-ри, на время конечно. Давай, попробуем  немцев обдурить.   Ты понял меня.
- Конечно, оно так. Нужно обмануть немца. Это ты правильно придумал. Я сейчас, я все тебе дам.               
Жернов явно рисковал. На словах получалось все просто, но в жизни часто  получает-ся наоборот. Они убили женщину, могут убить и старика, то есть и его. Но придумать что-то иное он не мог. Не мог пройти и огородами, так как не знал точно, какой дом занимают немцы. Надел старый, с дырами тулуп, чтобы не позарились немцы. Такую же старую шап-ку, с полу надорванным ухом, валенки и спрятав автомат под кожух, он медленно, едва  поднимая ноги, побрел по деревне, направляясь к дому дедова кума. Он шел, прихрамывая, не смотря по сторонам, так, как будто его ничего не интересовало и, якобы, главное, для него было не упасть. Вот он шел и смотрел себе под ноги.  Когда он был у самого дома ку-ма, из дома, с противоположной стороны вышел немец и крикнул:
- Хенде хох!
Виктор остановился и поднял руки, потом показал рукой на дом кума и с хрипотой  сказал: - Я к куму, куму.
Немец  внимательно посмотрел на него и махнул рукой.
Маскировка удалась, с облегчением  подумал Жернов и вошел во двор. Он громко по-стучал в дверь, молясь тому, чтобы дедов кум открыл дверь, а не стал бы расспрашивать, что и как. К счастью ему открыли, и он быстро сказал, что он от его кума, деда Андрея.
- Закройте дверь. Я у вас буду наблюдать за немцами. Он скинул шапку, сорвал усы, вынул автомат и сел у окна.
Свет в этой комнате, пожалуйста, не зажигайте.
- Ладно, ладно. Все будет путем. А я сразу и не понял, кто такой?
- Свой я, свой.
- Так я сейчас вижу, что вы свой. Вот  тебе стул, сидайте у окна.
Жернов сидел и думал. Немцы пока не должны выйти из дома. Они будут ждать ос-новной отряд и ждать минимум сутки. Очевидно, радиосвязи у них нет, а то бы они уже  давно побежали назад. А может быть,  ожидают, пока не наступит ночь? Бежать лучше но-чью. Сейчас бы  снайпера сюда, пощелкать их по одиночке. С автомата через стекло окон точно не выстрелишь. Здесь  метров  30, а то и все 40 будет. Нет, лучше все-таки ждать.                -       - Зря, пожалуй, я сюда забрался, - вдруг подумал он. Тарасов не знает обстановку и у него в этой деревне никого знакомых нет, к кому бы обратится. Сейчас в спокойной обста-новке, он все продумал, и ему казалось, что нужно было  поступить иначе. Главное, встре-тить группу, которая придет на выручку. Как же быть?
- Послушайте, хозяин, давайте познакомимся. Меня зовут  Виктор, я сержант. Сейчас я послал одного солдата  за помощью и жду, когда она подойдет. А вот предупредить их, где я нахожусь, я не могу.  Они не знают обстановку, и немцы могут кого-нибудь убить. Что делать, не знаю. Я бы сам пошел, но вдруг немцы выйдут из дома и будут уходить в лес? Если я уйду, то некому будет их задержать.
- Я в военном деле ничего не понимаю. Не воевал я, не приходилось, в ту войну я был в тыловой части, так что в сражениях не участвовал, а сейчас куда я гожусь? А зовут-то ме-ня дед Сергий. Конечно, я понимаю, что нужно знать, где враг, тогда и самому можно спрятаться и ближе к немцу подойти. Но, а больше? - Он пожал плечами и растерянно  смотрел на Жернова. - Ужо ты прости, ничего подсказать  не могу, не понимаю я.
- Да здесь и понимать не надо. Нужно  передать командиру нашего отряда, который будет идти сюда  со стороны болота, записку от меня, или просто  отвести их к деду Анд-рею, или пусть он по твоим следам придет сюда.
- Ага, это я понимаю. Но вот как я пройду? Он же, гад, увидит и догадается. Спраши-вать ничего не будет, а убьет - и все.
- А за сараями никак нельзя пройти? Пройти огородами, там же полно разных время-нок, сараев, подсобок. Можно  спрятаться и немцы  не увидят.
- Оно конечно можно.  Ладно, старый я стал и жизнь свою прожил. Чего только не видел, что только не делал. И трудился хорошо, даже грамоты есть. А вот военному делу не обучен. Но чую, что нужно помочь вам. Послужу-ка я Родине перед смертью. Она же, Ро-дина, у нас одна. Ты запиши, вдруг когда-нибудь вспомнишь и расскажешь людям, вот про это самое. Самое главное, что бы след в своей жизни хороший оставить. Чтобы люди пом-нили. Так ведь?
- Ты, дорогой кум, не прощайся. Мне нужно, чтобы ты живой дошел, а сюда уж не возвращайся. Оставайся у деда Андрея. Значит так, пройди подальше, чтобы тебя не было видно с того дома, где  засели немцы, и смотри в сторону  болота. Как увидишь, что отряд идет (они будут в белых  халатах), иди к ним навстречу.  Узнай, кто командир и передай ему, где немцы, где я сижу и скажи, что в сарае на сеновале, того дома, где засели немцы, еще один наш красноармеец сидит и наблюдает за домом, со стороны двора.  Пусть он часть людей пошлет в тот сарай, а сам, чтобы  по твоим следам пришел ко мне. Когда мы победим, я обязательно пошлю на тебя представление, чтобы тебя наградили. Ну, давай, иди, только осторожно.
- Я все сделаю. Это я понял. Чего уж там, мы завсегда Красной Армии помогаем. А сейчас тем более нужно помогать бить этого супостата.
Жернов послал его, в душе ругая себя, что послал такого старого человека на риско-вое дело. Но, с другой стороны, дед прав, он уже прожил жизнь, а если он  справится  со своей задачей, то будет спасена жизнь не одному  солдату. - Эх, если бы удалось, - думал Виктор.
Жернов смотрел на часы, и с каждой минутой на душе становилось легче. Было тихо, значит, дед прошел. Теперь только оставалось ждать. Уж Тарасов сообразит. Он понял еще вчера, что лейтенант в сложной обстановке  разбирается быстро и принимает дельные ре-шения.  Главное, чтобы ему показали дом, где немцы. На пролом он не полезет, а будет пробираться  дворами. И кого-нибудь пошлет на сеновал сарая. Там им Емеля уж точно все расскажет. А Емеля вроде сообразительный и храбрится. Все должно получиться, - успо-каивал он себя.
Тарасов влез через окно на кухне, не рискуя  идти через дверь, которая была видна из противоположного дома.
- Как ты здесь? Рад, что ты сообщил мне, а то пришлось бы идти в лоб. Ты, наверное, все продумал? Давай рассказывай.
- Эх, гора с плеч. А я послал деда и сижу, волнуюсь и ругаю себя, что на такого старо-го деда понадеялся. Ну, хорошо. - Жернов так обрадовался, что готов был обнять  Тарасова. - Там три человека. Они ждут основную группу, которую мы утром расстреляли. Они в до-ме, у которого окна на три стороны. Значит можно подойти вплотную с одной стороны. Можно забросать их гранатами, но жалко дом, там же люди должны жить. По-моему, так. Нужно подойти к дому со стороны, где нет окон, потом  проползти  по снегу, у самой сте-ны и стать  между окнами. Прислушаться и если будет слышен их разговор, то значит ми-нимум два человека из них в  этой комнате. Придется бросить одну гранату. А когда все стихнет, закричать, что дом окружен и чтобы они сдавались. Жалко, ты не захватил снай-пера, а то их по одиночке можно было перещелкать. Ну, как ты считаешь  нужным, так и поступай.
- Правильно! Я с тобой согласен. Это самое верное решение и мы можем обойтись без стрельбы.
- Тогда я пошел, а ты командуй людьми.
- Постой, постой. А может быть тебе не стоит рисковать? Так уж получилось, что ты мой заместитель и прекрасно разбираешься в обстановке. Честно говоря, ты как гадалка, все видишь впереди. Если бы не ты...
- Нет, я лучше справлюсь с этим. Я все видел, хорошо знаю расположение домов, так что лучше пойду сам. Дай только мне две гранаты. Если они гады после  первой не сдадут-ся и начнут стрелять, то придется бросить вторую.
- Правильно мыслишь. Только так, но ты осторожней.
- После первой гранаты, не стрелять. Ждать. Не рискуй людьми. Где твои люди?
- Часть  послал на сеновал, а двое со мной, за домом  в сарае.
- Хорошо, я пошел. И смотри за домом. Если немцы выйдут до того, как я доберусь, то бейте их, а то удерут в лес.
- Хорошо! Ты не беспокойся, уж я прослежу.
Жернов вылез через окно во двор, прошел огородами к центру  деревни, потом быст-ро перебежал улицу и пошел назад. Не доходя  метров 50, он прошел в чей-то огород, и огородами пролез до самого дома. Став у стены, он посмотрел на сарай, но ничего не уви-дел.
- Главное, чтобы они меня заметили и приготовились, - подумал он и подошел к углу дома. На улице никого не было видно. Стояла тишина. Он лег около стены дома и пополз вдоль нее, завернул за угол и  остановился между  окнами. Расстояние между ними было небольшое, так что, стоя у края окна, его можно было увидеть. Это было плохо, но выхода не было. Он ждал минут пять, пока не услышал  разговор на немецком языке. Быстро при-встав, он бросил в окно гранату и присел. Раздался взрыв, полыхнуло пламя, и вылетели стекла из окон.  Он услышал чей-то крик и ругань.
- Сдавайтесь! - крикнул Виктор на немецком. - Вы окружены! - и добавил, - «Хенде хох».
В доме замолчали,  и вдруг кто-то разбил кухонное окно. Раздалась автоматная оче-редь, одна, потом еще несколько, и все стихло.
- Ура! - услышал Виктор и вышел из-за дома. Во дворе, около разбитого окна лежали два немца. К дому бежали наши солдаты, а Емеля стоял, улыбался и  кричал:
- Что я говорил? Где Емеля, там порядок. Ишь, хотели убежать. Не на того напали!
- Молодец! Ну, Емеля, заберу я тебя в свою команду. - Говоря это, Виктор быстро вошел в дом и подошел к немецкому солдату, который лежал на полу и стонал.
- Ребята! У кого есть  перевязочный пакет, быстро перевязать немца. Нам он нужен. Его обязательно нужно допросить.
Вошел Тарасов.
- Как он, говорит?
- Сейчас, обождем минутку. Он ранен, и его нужно срочно перевязать. Потом допро-сим. Как там наши, все  целы?
- Здесь-то? Все. Вот только тот раненый, которого привезли отсюда, очень плох. Хо-рошо, ты оставайся здесь, а я  побегу на базу. Там никого из командиров нет, и я боюсь, как бы немцы не начали атаку. Жди здесь. Сюда должны прибыть из дивизии врач, медсе-стра и кто-то из штаба полка. Дождись их. И спасибо тебе! - Пожав Жернову руку, он по-бежал.
- Спасибо всем, - сказал  Жернов солдатам. - Сейчас прошу вас прибрать все в доме. Скоро придут хозяева, так хоть вот в этом им поможем. Окна забейте фанерой и затопите печь. Одному на улицу, на пост.  Скоро должны приехать из штаба дивизии. Я зайду в дом напротив, там у меня кум появился. - Вот уж истинно теперь он мне не меньше, чем кум, подумал Виктор. - Он действительно  сильно  нам помог. - Сказав это, он подумал, что  и в самом деле иногда вот такая помощь спасает людей и приносит победу. - Нет, дед оказался молодцом.
Он осмотрелся. Все было в порядке. Бойцы наводили  чистоту, и уже гудела печь. Жернов вышел на улицу и посмотрел кругом. Напротив, через дорогу, у своего дома, стоял дед Сергей. Стоял как солдат, подобрав живот, и смотрел на Виктора. Виктор про себя ус-мехнулся и пошел к деду.
- Ну,  дед Сергий, давай поздравим друг друга с победой. Вы нам здорово помогли. Давайте я вас обниму, от имени всех солдат!
- Да что там, раз надо. Это вы молодцы...
- Так вот давайте я запишу вашу фамилию, надо докладывать командованию. Это не просто так. Благодаря вашей помощи, мы бескровно  справились с диверсантами. А если бы мы шли в атаку на них в лоб, то, наверное, не один бы человек погиб.
- Знамо так. Ну, ты пиши. Значит  фамилия моя Семенов,  а зовут Сергей  Потапович. Лет мне уже... Даже не помню. Родился я в 1868 году, значит, что ж это, мне будет 76. Сын в Красной Армии, работаю  пока в колхозе, ведь некому сейчас работать, так вот помогаю... А сейчас вам помог. Как ты считаешь, могу я говорить, что был с вами в сражении?
- Конечно, можешь. И не только был, а помог нам. Спасибо тебе Сергей Потапович, что не испугался и помог нам победить этих гадов. И можешь всем говорить, что участво-вал в сражении, и помог Красной Армии победить в этом бою. А медаль тебе, я обязатель-но добьюсь, потому что ты помог нам победить. Ну, кум, извини, я пойду немца допраши-вать. - Виктор был рад  окончанию боя, и многословие его было от радости, что так хорошо кончилось, что вот такие у нас  в стране хорошие старики! (Ему тогда и во сне не снилось, что найдутся в нашей стране кинорежиссеры, которые  таких стариков назовут «старичьем» и покажут их лишними людьми. Дети будут презирать своих отцов, и пожалеют им  кусок хлеба, забыв о том, что они в страшные и тяжелые годы войны, не считаясь ни с чем, раз-громили немцев, спасая мир от фашизма...).
Немец пришел в себя. Виктор рассказал ему о том, что утром они разгромили отряд, который шел к ним в деревню. Так что врать ему бесполезно.
Пленный, в конце концов, подтвердил, что на днях их самолет разведал  нашу базу и они приняли решение уничтожить  ее. Так как в лоб атаковать бесполезно, они планирова-ли зайти к нам в тыл, собрать здесь группу побольше и атаковать  с тыла. В деревне они стали накапливать свои силы. Он считает, что только случайно  мы наткнулись на них...
Подъехала машина из штаба дивизии.  Жернов быстро доложил все события майору  штаба дивизии и просил  оказать помощь, так как немцы не откажутся от своих планов. Нужен минимум еще один взвод, который можно разместить в деревне, наладить телефон-ную связь с базой и дать посту пару минометов. Сейчас я хочу забрать вашего  врача и мед-сестру на нашу базу. Там у нас два раненых и один  очень тяжелый. Может быть, еще успе-ем спасти.
- Отправь их со своими солдатами, а ты мне нужен здесь. Еще раз допросим немца и обсудим необходимые мероприятия по охране  этого участка фронта.

Вечером  Жернов вернулся на базу. Там было тихо. Все, кроме  часовых отдыхали.
- Идите ко мне, - позвал его  Тарасов. - Я назначил людей на южный пост, но не по-слал, ожидая тебя. Давай вместе решать. У нас пять раненых, двое  из которых тяжелые. Один убит. Таким образом, мы потеряли  одну шестую часть личного состава. Вот так, - с глубокой грустью сказал он.
- Немцы не знают, что погиб их пост в деревне, поэтому они будут рваться туда. Так как им не удалось пройти через северный участок, они сегодня обязательно попробуют пройти на южном. Наверное, они скоро будут там. Нужно выступать немедленно.  Пойдут три группы. Всем взять гранаты и оба пулемета. Готовьте солдат, а я пока поужинаю. По-моему, другого пути нет.
- Я возьму одного снайпера. Она первой откроет огонь. Обе группы, услышав  вы-стрел, сближаются и вступают в бой.
Хотя люди были в  полушубках и валенках, им все равно было холодно. Человеку без движения трудно  поддерживать свое тело теплым.  Тарасов дал команду, что каждая груп-па может на несколько минут оставлять одного человека наблюдателем, а  остальные отхо-дить за какой-нибудь выступ и там попрыгать или помахать руками, пока не согреются. Так периодически  согреваться. Будем ждать.  Разрешая солдатам этот способ согреться, чтобы не замерзнуть, Тарасов понимал, что это не выход. Впереди была большая зима, и нужно было что-то делать кардинальное, чтобы обеспечить высокую бдительность, боеготовность его группы и сохранить здоровье людей.
Так прошло три часа. Наконец Виктор увидел тени, которые безмолвно  двигались через болото, почти прямо на правый фланг, где он находился со своими людьми.
- Тихо. Смотреть всем внимательно. Подпускаем  немцев на дистанцию броска грана-ты и все вместе  бросаем. Приготовить по две гранаты, а потом огонь из автоматов. Бросать в середину  их группы как можно дальше. - Виктору хотелось передать всем своим  солда-там свою уверенность и спокойствие, которое воспитывается с боями. А он  участвовал во многих  битвах.
Немцы уже вышли из болота и остановились на самом берегу. Двое из них начала подниматься вверх, на сопку.
- Разведчики, - подумал Виктор. Этого он не учел. Он рассчитывал, что они пойдут всей группой, и  планировал открыть прицельный огонь по всем. Он смотрел, как они ос-торожно поднимались и вдруг остановились. Затем один из них  помахал рукой, и весь от-ряд пошел вперед.
Первый из них поравнялся с отметкой  40 метров. Следя за их движением, Виктор по-считал, что за три секунды они проходят два метра. То есть  через  десять секунд они будут на отметке 30 метров.
- Делай, как я, - сказал он  и взял гранату, спокойно  рванул кольцо и, глядя на нем-цев, говорил: - Три, два, один, ноль, - сказав  это, он с силой бросил гранату в середину строя. Затем схватил вторую и  бросил в тех, кто развернулся бежать вниз. Подняв автомат, он прицелился, как из винтовки, и начал бить немцев короткими  очередями. С криками «ура», им на помощь бежали солдаты из второй и третьей группы.
Для немцев это было полной неожиданностью, и они, беспорядочно отстреливаясь, побежали  вниз и скрылись в темноте.
- Ну, вот и сейчас получилось, - сказал Виктор, идя навстречу Тарасову. - Пока удача сопутствует нам.  Потери у нас есть?
- Сейчас соберемся и подсчитаем... Но, действительно, это удача. Хорошо, что ты на-стоял, чтобы  мы выдвинули этот пост. Я не думал, что немцы так быстро бросят вторую группу.
- Однако согласитесь с тем, что мы идем  после них. Не мы планируем, а наши «пла-ны» только  едва успевают предотвратить их замыслы. А по всем правилам войны, мы должны их опережать. Я где-то читал, что планы победителя должны  быть на порядок впереди замыслов защищающегося, тогда он добьется победы. Если бы мы сегодня не вы-ставили этот заслон, нам бы досталось. Я боюсь даже думать, что мы может когда-нибудь опоздать.
- Да, ты прав.
Подошел командир отделения Денисов и доложил, что у нас убитых нет,  четыре ра-неных, и один тяжело. Его уже понесли в землянку к врачу.
- Пошли  на базу. Нужно отдохнуть, а то, кто знает, что будет завтра. Ты, Виктор, проверь, как  несут службу на постах. Только сам не мотайся, пусть доложат командиры отделений. Отдохнешь, потом пойдешь сам. Пост на левом фланге усиль. Возможно,  нем-цы  придут за ранеными  или просто могут в отместку  ударить по этому пункту.
Однако ночь прошла спокойно. Тарасов с Жерновым долго не решались спать и тихо разговаривали, чтобы не будить отдыхающих.
- Расскажи о себе. Я смотрю на тебя и иногда удивляюсь. Ты же не учился в училище, а многое знаешь, хорошо разбираешься в обстановке.
- Рассказать? Я уж не помню, когда и почему, но мне захотелось быть разведчиком. Как говорится, шпионом. Смешно даже. Ведь надо же, такое втемяшилось. Нет, серьезно. Как бывало начинают опрос в школе, кем ты будешь, так обязательно говорят, что препо-давателем, врачом или инженером. А вот разведчиком? Не слыхал. Ну, вот, я и читал много литературы, думал, как бы я повел себя в той или иной обстановке. По-моему, это самое главное - думать, как бы поступил сам или думать за врага. После школы хотел пойти учиться  в разведшколу, но меня не приняли. Не прошел собеседование. Говорят, что нуж-но быть незаметным. А у меня сам видишь, рост  метр восемьдесят с гаком и волосы чер-ные, лохматые... А вот в Армии стал разведчиком. Здесь это проще. Изучил немецкий язык, много беседовал с немцами в лагерях военнопленных. По-моему, главное  нужно думать, а как бы ты поступил на их месте.
- Я заметил, что ты отлично бегаешь на лыжах.
- Ну, это я научился еще в школе.  Жил на Урале, зима длинная, а рядом с городом прекрасные  сосновые леса, горы... Там в лесу отдыхаешь, и мороз не так чувствуется. Мы с ребятами ходили на лыжах, как на прогулку, и все воскресенье проводили в лесу, иногда делая по 40-50 километров. Хорошо было до войны.
- Да, в последние годы жить стало хорошо. Я жил в Куйбышеве и, может быть, по-этому чаще вспоминаю лето. Мы с другом купили старую большую лодку, поставили  мач-ту и переделали ее в маленькую яхту.  Избороздили всю Волгу, от Ульяновска до Саратова.  А в Жигулях  все прекрасно. Красиво, удивительно. А рыбалка...
- А как ты в армию попал?
- Как? Да, просто. Весной 40-го года к нам  в класс пришел офицер из военкомата, рассказал о международной обстановке и что уже началась вторая мировая война. В общем, он  пришел нас агитировать в военное училище. Осенью 41 мы ускоренно  его закончили, я получил взвод и вот командую.  Я посмотрел на все, подумал, и считаю, что нам армия  и очень сильная армия нужна. Всегда нужна. Нет, не думай, что я стал военным и так рассу-ждаю. Нет. Мир поделили еще в прошлом веке, новых земель нет. Теперь все сильные и агрессивные страны будут  завоевывать новые территории силой. Это точно. Немцев мы разобьем. Это точно. Япошек - тоже. Англия в военном отношении слабая, Франция отвое-вала свое,  еще вначале 19 века. Я думаю, что США станут сильной державой потому, что они начинают развивать свой военно-промышленный комплекс. Торговля оружием, это же золотое дно. А Германию США возродят. Это точно, что бы ни говорили политики. США хотят воссоздать сильного и коварного противника против нас. А немцы - извечные наши враги. То есть американцы обязательно будут помогать Германии. Я недавно читал одну книгу и встретил там удивительно  определение поведения политиков. Вот слушай: « Есть у правды одно свойство... Если ты за торжество правды, с тобой будет все в порядке. Повре-дить может только ложь. Но есть способы так показать эту ложь, что ее неприглядные сто-роны становятся  незаметны. Вот для этого-то и созданы политики!» А в жизни как? Что политики скажут, то военные  будут делать. Это закон. Но об этом ты не распространяйся.
- Значит, так, как ты говоришь, мы зря воюем? Пройдет время, и они опять станут сильнее сатаны.
- Нет, не зря. Их бить нужно и крепко бить, чтобы подольше помнили. Да и наши  не-которые политики чтобы не забывали. А то, как мы думали? Решили, что немецкий рабо-чий против нас воевать не будет. Ты хорошо знаешь немецкий и поинтересуйся у пленных, кем они были до войны? Поговоришь и увидишь, что они в большинстве своем рабочие.
- Я не понимаю, да и не люблю политику. Слишком там идет нечестная борьба. А за свою Родину я буду воевать и крепко. Пусть эти гады, кем бы они ни были, но если они идут против меня с автоматом, то я их буду бить. Я за то, чтобы жить в мире, потому что прекрасно понимаю, что жизнь возможна только в мирное время. Ты, извини, может быть, я неграмотно излагаю свои взгляды, но я насмотрелся столько убитых и изувеченных лю-дей, что без агитации понимаю, что мир - это счастье человека. А я хочу жить, и хочу, что-бы жили мои дети и внуки... И чтобы они помнили, что я за них, за их счастье и свободу бил врага.

Утро было тихое, морозное. Все небо затянуло облаками, и было как-то серо. В зем-лянках, которые обычно отапливались в ночное время, было тепло. Пришла сменившаяся часть ночных дежурных. Они негромко шумели, стараясь  как можно скорее окунуться в тепло и прийти в себя. К этому времени был готов и завтрак - жидкая каша и чай. Все бы-ло, как обычно и так хорошо, что не  хотелось верить, что идет война и где-то гибнут люди.
- Жернов, к лейтенанту! - крикнули в землянку.
Одним глотком, допив свой чай, Виктор пошел к командиру.
- Нас запрашивает командир резервного взвода из деревни. Спрашивает, как у нас де-ла и какие  его перспективы. Я думаю, что отчитываться мы перед ним не будем, но ввести в курс наших дел его нужно.
- Правильно. Но передай ему, пусть развернет взвод где-нибудь  в деревне. И немед-ленно подберет  пустой дом  и оборудует там медпункт. Здесь оперировать нельзя. Нужно тепло и чистота. У нас останется только сестра, а врач  поедет к ним. Пусть запрашивает  штаб, как развернуть медпункт и что  для этого требуется. Кроме того, нужно достать сани  и лошадь. Это пригодится. - Подумав немного, Виктор добавил: - что-то мне не нравится в этой тишине. Не такие немцы вояки, чтобы молчать, когда их бьют по носу.
- А я думал  вначале, что здесь у вас дом отдыха. Отосплюсь, покатаюсь в лесу на лыжах, да и «старушку» какую-нибудь найду в деревне. А у вас не посидишь. Да, и еще он передал, что мне  присвоили очередное звание, так что можешь поздравить.
- Поздравляю, - сказал Виктор, пожимая руку молодому лейтенанту. - Желаю тебе расти дальше и побыстрее.
Далеко раздался гул и через мгновение взрыв на сопке. Потом второй, третий. Немцы начали артобстрел нашей базы.
- Тревога! - крикнул Тарасов. - Всем одеться, выйти из барака  и занять места в укры-тиях у скал, которые прикрывали  бы вас от обстрела. Стреляют с запада. Ясно. Никакой суеты. В землянках останутся истопники и кухонные рабочие. Огонь в печи потушить, что-бы не было пожара.
После артобстрела, всем бегом  занять свои места на постах, за которыми  расписаны. Думаю, что это стрельба перед штурмом.
- Всем, бегом, на выход! Где наши снайперы?
- Мы здесь, - ответили девушки.
- Вам немедленно выйти на свои точки. Сейчас немцы сосредотачиваются у берега болота. Не дожидаясь атаки, бейте их. Виктор, ты пройди и проверь северный пост. Я - на южный, встретимся на центральном посту. Нужно определить, где у них главное  направ-ление. А пока я сообщу об артобстреле в штаб дивизии и в деревню. Оттуда нам нужна поддержка, пусть выделят  три отделения. Как?
- Согласен. А где медсестра? Ее ты предупредил?
- Зайди во вторую землянку. Она там. Скажи, пусть приготовит несколько  нар. Ну, она понимает. Иди.
 Виктор зашел в землянку. Слабый свет от солдатской «люстры» еле освещал поме-щение, и было плохо видно. Он прошел вперед и около небольшого стола, покрытого  чис-той простыней, увидел  медсестру.
- Сестра? Как вас зовут?
Она повернулась, широко  раскрытыми глазами взглянула на  Жернова и крикнула:
- Виктор! Это ты? Ой!
- Аня? А ты что здесь делаешь? Прости, как ты здесь оказалась?
- Вот так, как и все. Я медсестра.
Он поднял руки и шагнул к ней, готовый ее обнять. Она бросилась к нему навстречу, и они обнялись.
- Я никак не ожидал.
- Я тоже.
- Но ты училась в мединституте.
- Да, но я подала заявление, чтобы меня направили на фронт. Все очень просто.
- Вас же не берут из институтов... Да, что я. Скажи, ты давно здесь?
- Уже год, вернее, пошел второй.
- Ты замужем?
- Нет.
- А как же Сашка, он же тебя любил. Мы с ним  из-за тебя  часто ссорились.
- Саша? Он оказался настолько стеснительным, что и признаться мне в любви не смел. Я его не забыла, но где он, я не знаю. Наверное, тоже в армии, где же еще. Но ни я, ни он не знаем, ничего не знаем.
- Прости меня. У нас сейчас  осложнились дела. Я убегаю. Через несколько минут начнется бой. Ты, разверни здесь прием раненых. Не знаю, что и как будет, но будет тяже-ло. Ты только не выходи, Аня. Раненых будут приносить. Я убегаю, но вернусь. Ты же зна-ешь, что я люблю тебя, и ничего с тех школьных дней во мне не переменилось.
Виктор выскочил из землянки и побежал на северный участок. Он не бежал, а летел, так взволновала и обрадовала его встреча с Аней, его первой большой любовью. Он мучал-ся в любви к ней весь десятый класс, показывая в каждом своем поступке и взгляде любовь к ней. Тогда ему мешал  его друг, однокашник Сашка. К сожалению, Аня симпатизировала этому Сашке, что-то у них было общее. Возможно, взгляды на жизнь, отношение к учебе, да и к дружбе. Они оба считали, что главное найти путь в жизни, а для этого нужно много учиться. А Виктора учеба не прельщала, так как он учился посредственно, без особого же-лания.  Окончание школы  всех разогнало. И Аня, и Сашка поступили в институты, а он провалился на отборочных собеседованиях в школе КГБ. Сейчас другое дело. Война многих уравняла.
Он выскочил на гребень сопки и увидел, что внизу, на самом краю болота, шел бой. Повернувшись назад, он побежал к центральному посту, что был всего в пол сотне метров и  оттуда послал посыльного к Тарасову.
- Передай командиру, что на северном  участке идет бой. Нужна помощь.
Он  взял из группы, приданной  посту  для усиления, двух человек, и они побежали на северный, спускаясь все ниже и ниже, чтобы внезапно ударить немцам во фланг. Бой был в полном разгаре и немцы, упорно лезли вверх, на сопку, подавляя сопротивление наших бойцов. Увидев это, он понял, что их троих  очень мало, чтобы сломить врага. Но они мог-ли  задержать на некоторое  время  продвижение немцев, и, если на центральном и южном участке спокойно, то им помогут.
- Нам нужно скрытно подойти к месту боя, как можно поближе. Прячьтесь за укры-тия и пробирайтесь вперед. Не теряйте меня из виду и будьте внимательны. Гранаты при-менять с умом. Одну бросьте в группу немцев и как только они повернуться к вам, открой-те огонь. Остальные бросать по обстановке. Мы сейчас каждый за отделение. Так, спокой-ствие. Приготовились... Огонь.
Удар с фланга был неожиданным, и немцы от первого броска гранат потеряли не-сколько человек, но не растерялись.  Они немедленно перестроились. Но теперь и наши, на посту  воспрянули духом и выбросили вниз на врага последние гранаты. Немцы медленно отступали, прячась за каменные валуны и деревья, и оттуда вели прицельный огонь.
Сражение принимало затяжной характер, и в таких условиях могло погибнуть много наших бойцов. Но что делать, Виктор не знал. Пока он был просто, как и все, бойцом и старался вести прицельный огонь, наблюдая за противником. - Хоть бы Тарасов скорее по-мог, - думал он.
Внезапно он услышал  выстрел позади себя, оглянулся и увидел  две группы, по пять человек. Одна шла вниз, к нему, а вторая пробиралась по гребню сопки к основному посту. Пока он рассматривал движущихся людей, опять прозвучал выстрел, и он на мгновение увидел нашего снайпера.
- Порядок, - обрадовался он. - Теперь не будет проблем.
Огонь сразу  усилился, и немцы почувствовали  это, а может быть,  тоже заметили подкрепление, и начали отходить. Они отступили к самому берегу, но не пошли через бо-лото, где их могли перестрелять как цыплят, а побежали на север вдоль берега и там в лесу скрылись. Наши солдаты бросились за ними с криками «ура», но у самого берега прозвучал взрыв. Виктор бросился туда и увидел несколько тел наших ребят, которые подорвались на мине, установленной немцами при отходе. Три человека были тяжело ранены и один скон-чался во время перехода в базу. Кроме того, было убито в перестрелке  два человека и трое ранены. Да, победа в этом небольшом бою, далась им большой ценой. Всего в бою участ-вовало 22 человека. Немцев было больше, но от этого не легче. Они  наступали и знали, что наступательная сторона теряет больше. И хотя их погибло  11 человек и осталось четверо раненых, всем было не до радостей в этой маленькой победе.
Отдав распоряжение охранять пост и перенести всех раненых в землянки, он отпра-вился к Тарасову. Приближаясь к южному посту, он услышал редкую перестрелку. Там вроде бы бой продолжался. Он оставил на гребне  сопки снайпера и, предоставив ей самой  выбирать позицию, пошел  через густой лес к южному посту. Как оказалось, немцы  посла-ли сюда отвлекающий отряд. Они  залегли в кустарнике и среди валунов на берегу болота вели  огонь, сковывая наши силы. Было такое впечатление, что никого нигде нет. И вдруг где-то на секунду выглядывало какое-то лицо, и раздавался выстрел. Затем оно исчезало, чтобы возникнуть чуть в сторонке, где противник его не ждет.
Виктор доложил о бое и о том, что они потеряли три человека убитыми, и пять  ра-ненных.
- Жалко, - проговорил Тарасов. - Тяжело у нас все складывается. Здесь-то они просто отвлекают наши силы. Их, наверное, не больше десяти человек. Двоих из них уже убила наш снайпер. Ну и кое-кого ранили наши  автоматчики. Так что положение здесь не страш-ное. Но все равно они  отвлекают нас. Что ты предлагаешь?
- Я сам не люблю такие бои. Они тянутся  долго и обе стороны теряют много людей. Это бой на выдержку. Нужно послать две группы в обход, справа и слева, чтобы они подо-шли вплотную и забросали гранатами. Их немного, задача у них второстепенная и они бы-стро  сдадутся. Но нужен крепкий удар. Давай пошли кого-нибудь  слева, а я поведу людей справа. Нам нужен пленный.
Тарасов наблюдал сверху, как двигались обе группы и когда они подошли на расстоя-ние броска гранаты, он приказал усилить огонь. Для  фланговых групп это было сигналом для штурма. Они бросили  гранаты.
- Стой, не стрелять! - крикнул Виктор и на палке поднял белый флаг, сделанный из носового платка. И когда  стихли выстрелы, он на немецком языке, закричал.
- Солдаты, вы окружены! Сдавайтесь! Мы гарантируем вам жизнь в плену до конца войны. Потом вы вернетесь домой. Драться сейчас вам бессмысленно. Вы окружены с трех сторон, а с четвертой стороны болото. Ваш отряд на северном участке разбит и отошел с потерями. Выхода у вас нет.
Стояла тишина, все молчали.
- Еще раз предлагаю вам сдаться, иначе мы просто забросаем вас гранатами. Даю вам на размышление три минуты. Затем он повернулся  и закричал так, чтобы  слышали все наши бойцы.
- Я им дал на размышление три минуты. После этого сказал, что мы забросаем их гра-натами. Будем ждать.
Кругом стояла удивительная тишина. Виктор даже удивился, как быстро природа вос-станавливает покой после  нашего варварского боя. Молчали деревья, стволы которых бы-ли побиты пулями и осколками гранат, тихо лежал снег, окропленный людской кровью. Кругом была тишина и спокойствие, только человек был в страшном напряжении и каза-лось, что от него  мог снова взорваться этот хрупкий мир.
- Вдруг он увидел белый лоскуток на палке.
- Выходите вперед и бросайте оружие! - крикнул Виктор  на немецком языке. Среди камней поднялись четыре человека, которые поддерживали еще двоих раненых. Их разо-ружили и повели наверх, в базу.
- Никитин! - крикнул он командиру южного поста. - Здесь все осмотреть, собрать оружие и проверить следы на берегу. Прошу быть очень осторожными, а то на северной группе  наши ребята подорвались на мине.
- Ну, что? Пойдем на базу. Надо докладывать начальству и снова просить по-мощь. Пленных отправить в деревню, пусть их забирает дивизия. Прикажи нашим сопро-вождающим, чтобы оттуда вернулись на санях. Нужно отправить  раненых. - Тарасов заду-мался и продолжил. - Неспокойное здесь оказалось место. А ведь говорили, что здесь как на курорте, да я сам так думал. Как у тебя дела?
- Все пока нормально, - ответил Виктор. - Нужно думать, как нам теперь расставить силы.
- Возьмем половину взвода из деревни и полностью укомплектуем  все наши посты.
- А ты знаешь, у меня событие крайней важности. Оказалось, что наша медсестра -  моя  школьная любовь. Верно, ничего такого у нас не было, но в любви я ей тогда признал-ся. И вдруг, захожу утром в землянку, чтобы передать ей  твое распоряжение, и вижу... В общем, я сейчас на седьмом небе.
- Да, везет же людям. Ладно, иди к ней, только не мешай  работать. Она там одна и все надежды раненых  только на нее. Парадоксально, но факт. Хорошо, хоть тяжелых  от-правили в деревню. А мне сейчас придется посидеть. Такая это тяжелая  задача, написать письма родителям погибших. Ну, как вот им писать? Был у них сын, красивый молодой. Приносил он им радость, надежды, что будет настоящим человеком и в старости надежной опорой. И вот  получат они клочок бумаги. И, наверное,  они будут хранить его, поливая слезами вечно. Так разве можно  написать там только казенные слова, что, мол, ваш сын, геройски погиб, сражаясь с  немецко-фашистской нечистью, в борьбе за нашу  великую Со-ветскую Родину. Так всем пишут, придумал же кто-то такой стандарт. Нет, надо что-то конкретное, чтобы  это письмо отличалось чем-то от всех других, нужно сказать, каким он был здесь среди нас. Как он себя вел, что его любили товарищи и за что. Что он был весе-лым и красивым или умным и спокойным. Ну, храбрым... В общем, нужно написать и правду и так, чтобы родителям всю жизнь было чем гордиться. Чтобы они могли показать это сообщение своим друзьям, знакомым и те поняли, какого они хорошего сына потеряли. Нет, это горько и сложно. Но что делать? Надо.

Земля! Как много у тебя могил
И как ты допускаешь зло такое -
Чтобы о юном говорили, Был.
И чтоб не знали матери покоя.
Ведь ты богата, синяя планета,
Есть океаны, и тепло, и свет -
Все для того, чтоб жизни эстафета
Спокойно длилась миллионы лет.

Да, тяжело и сложно все. И сколько люди не говорят о мире, а войны идут, одна за другой и нет им конца. Так зачем родиться, если человек не может познать жизнь, если не способен оставить  в ней свой след, внести свою, хоть маленькую лепту в человеческую ци-вилизацию. Разве у человека мало  трудных и великих дел, разве мало природных катак-лизмов. Человеку есть, с чем бороться. За то, чтобы жизнь была легче, красивее и насы-щеннее. И приносила радость…
Тяжело вздохнув, Тарасов взял ручку и начал писать так, как хотел бы, чтобы когда-нибудь написали о нем.
Виктор заглянул к Ане, посмотрел, как она работает. Все в нем бурлило, и он ясно слышал, как сильно бьется его сердце. Неужели судьба послала ее к нему? Неужели он бу-дет счастливым, и она останется с ним на век, на всю оставшуюся жизнь. Он постоял не-много, с восхищением наблюдая за ее работой, и ушел, чтобы не мешать. Ей там помогали  наши снайперы. Им это было сподручнее. А он должен воевать, бить немцев, уничтожать эту мразь, чтобы скорее был мир и люди были счастливы. Мир, какое простое и короткое  слово и как трудно его удержать!
Ночь и весь следующий день прошли спокойно. Тарасов настойчиво  просил коман-дование послать на позиции немцев самолеты  и  разбомбить их линию обороны, но коман-дование отказало, так как среди базальтовых скал никакого  эффекта бомбовый удар не даст. Обещали прислать саперов, чтобы  сделать несколько взрывов на болоте. В тех мес-тах, где проложена лыжня.
Виктор проверял все три  лыжни, и они шли строго по следам  летних троп. Значит, немцев вел проводник из финнов. На большой и зыбкой  трясине, относительно большая группа людей могла провалиться. Все этого боялись, поэтому  ходили по уже знакомым тропам и маленькими группами.
Тарасов вызвал Хрусталева и Жернова. Когда они доложили о прибытии, он тихо предложил им сесть прямо на его топчан и, подумав, медленно сказал:
- Люди у нас гибнут, оно и понятно, война. Я вас пригласил, чтобы решить вопрос о захоронении. Из дивизии мне ответили, чтобы мы решали этот вопрос на месте. Вот я ре-шил с вами посоветоваться. В свое время война закончится, и родители  приедут  на моги-лы своих детей, чтобы  помянуть их. Что вы скажете? - Он посмотрел на своих товарищей. Они молчали. Слишком  все было грустно.
- Я думаю, что нужно сходить в деревню. Где-то там у них есть кладбище. Поговорить с председателем сельсовета, пусть нам помогут. Как вы считаете?
- Правильно, товарищ лейтенант. О людях должно быть память и она должна жить, как будет жить то дело, за которое они воевали.
- Тогда давайте ты, Виктор и Хрусталев, сегодня сходите в деревню, решите этот во-прос. Пусть нам выделят место. Сейчас земля мерзлая, так что придется взрывать. Сделайте так, чтобы не повредить соседние могилы. А весной мы все там благоустроим. Что скаже-те? Что молчишь, Виктор?
- Все правильно, я никогда над этим не думал. Но понимаю, что это важное дело. Возможно, мертвому  все уже безразлично, но живой, в той или иной мере думает иногда, что с ним будет, если его убьют. Ведь люди ходят на кладбище и это не просто так. В этом заложен глубокий смысл и в первую очередь в том, что люди помнят тех, кто ушел в небы-тие и благодарны им за их вклад в нашу жизнь, сделал что-то такое, за что люди будут бла-годарить. Так  из всех таких маленьких дел рождается большая жизнь. Да, каждый человек, нормальный человек, делает свой вклад в развитие цивилизации. А эта война особенная, и она останется великим маяком в истории всего человечества. Да, иначе не скажешь, слиш-ком это серьезно. И спасибо тебе, что ты вспомнил об этом.
- Спасибо вам. После обеда отправляйтесь, и выберите место покрасивее.
На третью ночь взорвали три группы заложенных зарядов, на трех тропах. Столько же они установили в других местах, и решили, что взорвут их тогда, когда немцы постараются вновь начать переправу через болото.
Установилась тишина. На пост выделили рацию и радиста. В деревне стоял второй  взвод, который через  каждые десять дней обеспечивал полную смену людей. Кроме того, они приобрели два транспорта, для перевозки продуктов питания, боеприпасов и раненых. Это были сани и две кобылы, которые, хоть и не рысью, но исправно перевозили  нужные вещи. И главное - продукты питания.
На посту было спокойно, и служба приобрела установившийся порядок. Тарасов  ежедневно обходил обе землянки и прислушивался к тому, о чем говорят  бойцы. Ему нуж-но было знать настроение людей. Но везде  было спокойно.
Он вернулся к себе и прилег. В углу землянки он увидел Никулина, который о чем-то беседовал с Никитой Мухиным. После боя в деревне Никулина взял к  себе Жернов и это его как-то сразу преобразило. Он стал энергичнее, откуда-то взялась  инициатива, и он стал заводилой в хорошем смысле этого слова.
- Я смотрю на тебя, Никита, и думаю: парень ты видный, высокий и здоровый, но уж лентяй, жуть. Ну, как так можно. Поел и бросил, ничуть за собой не убрал. И постель твоя самая неряшливая. Почему так? У нас дома насчет этого было строго. Мама любила поря-док, и мы все ей помогали. И как-то я привык к чистоте и порядку. Утром мама подоит ко-рову и будит меня, чтобы я  выгнал корову в стадо. Я возвращаюсь обратно, а меня ждет кринка парного молока. Я ее как жахну, ну и на бок. А днем - то дров напилить и нарубить, то воды принести, то в магазин сбегать, то двор подмести. Мы маму любили и жалели. А уж кровать за собой убрать, так об этом и речи быть не могло. Это святое место. На пись-менном столе - порядок. А у тебя какая-то..., не знаю, как и сказать, ну свинячья, что ли культура.
- Ну, ты, Емеля, потише. Меня мать воспитывала так, как раньше графы и князья жи-ли. Они ничего не делали. Верно, у них были слуги... Но мама решила сама все делать или отца заставлять. Она говорит, что ей приятно за мной  ухаживать, так как она хочет, чтобы я вырос сильным, здоровым, общительным и умным человеком. Чтобы для меня люди  что-то делали, а не я им. Я должен быть руководителем.
- Да ты и учился чай плохо. Та всегда говоришь, что это ты знаешь, другое знаешь, а как доходит до дела, так ты ничего не можешь сделать. Какой из тебя руководитель? Смешно.
- Ну, это ты зря. Я все знаю.
- Вот, вот. Так всегда. И в бою, как говорят ребята, ты стрелял в «белый свет...». Как же ты жить будешь?
- Я в институт поступлю. Когда я уходил, отец сказал: «Ты только вернись, а посту-пить в институт я тебе помогу. У меня, говорил он, друг ректор». Да и что ты ко мне при-стал. Разве сейчас об этом думают? Лучше расскажи, девушка у тебя была?
- Была и есть. Мы еще в школе подружились, и когда я уходил, то она сказала, что будет ждать. Как вернусь, сразу поженимся. Хорошая она у меня.
- А ты с ней уже спал?
- Нет. Я ее очень люблю и хочу, чтобы все было по настоящему.
- Эх ты, деревня. Я уже попробовал. У нас в Москве это проще. Мать с отцом уходят куда-нибудь, я девчонку зазываю к себе. У меня своя  комната. Дед у нас глухой и ко мне он не заходит. Его моя мать выдрессировала, чтобы он не ходил в другие комнаты. Поря-док! Ей же тоже ведь хочется, иначе зачем она ко мне домой идет?.
- Нет, я так не могу. Жизнь это трудная, тяжелая штука. Она слишком короткая, что-бы только наслаждаться. Мой отец говорил, что человеку дается жизнь, чтобы он трудился, и хорошо трудился, так чтобы после него остался хороший след жизни, добрая память. И я с ним согласен. Ты помнишь бой в деревне? Нам там помог старик. Ему уже под 80 лет, а он говорит, «пойду, помогу Красной Армии. Я уже прожил жизнь, а может сейчас и помо-гу, так что никто не пострадает». Видишь, что думает дед? А ведь его никто не заставлял. Командир представил его к награде и сказал, что  когда получат ее, то этого Сергея  Пота-повича привезет к нам и вручит перед строем всего взвода! А я первым поздравлю его и в ножки поклонюсь. Ведь он чью-то жизнь спас, а может, и мою. Он о нас думал, а не о себе. Эх, Никита!
- Ты как замполит говоришь. Вот мой дед, на что строгий и пытается меня воспиты-вать, но все равно говорит, что я добрый. И всегда, когда ему нужна помощь, то он обра-щается ко мне.
- Эх, Никита, не понял ты  меня. Пойми, что сейчас главное. Если мы не будем друг за друга, если не будем внимательны, то нас разобьют. Ты можешь понять это?
- Никулин, - позвал Тарасов, - иди сюда. Садись рядом.
Когда Никулин подошел и сем, Тарасов спросил:
- У тебя какое образование?
- 9 классов. Когда я учился в десятом, то подал заявление и добровольно попросился в армию.
- Я сейчас слушал ваш разговор с Никитой. Правильно ты рассуждаешь. И в бою в деревне правильно действовал. Ты подумай, если хочешь учиться на офицера, я буду хода-тайствовать. Решай. А будешь писать домой письмо, передавай от меня  привет родителям и спасибо, за то, что правильно воспитали тебя.
- Спасибо, товарищ командир.
- Я сам иногда задумываюсь над жизнью. Много мы делаем ошибок, торопимся и не замечаем главного. Это же не богатство, не жратва, не девушки, а то, что ты сделал сам для  людей. Построил дом, посадил сад, спас кого-то, рискуя жизнью, написал хорошую книгу или сочинил прекрасную песню. Если ты кому-то делаешь хорошо, то тебе кто-то что-то даст, поможет... Ладно, иди отдыхай. А Никиту не бросай, говори с ним. Он еще молодой и должен понять, каким должен  быть человек.
Успокоенный тишиной и,  вероятно, тем, то немцы смирились с поражением на этом участке, Жернов жил как на седьмом небе. Днем, он находил пару часов и на лыжах бежал в деревню. Прогулка туда длилась всего-то минут 15. Там он  все время проводил с Аней, стараясь возобновить у нее чувство любви. Она была с ним ласкова, внимательная и забот-ливая, но он внутренне чувствовал, что  между ними существует какая-то грань. Что это, он не мог понять и страшился того момента, когда  она поставит ее между  их отношениями. Часто они вспоминали школьные годы, как учились, как баловались и почти всегда она вспоминала  того противного Сашку.
- Саша почти всегда  давал мне списывать задания, особенно во время контрольной по математике, если у меня не получалось. Он, бывало, быстро решит задачи, но не сдает учи-тельнице, а поставит тетрадь в сторону, чтобы я видела и проверила ответы...
Однажды он  сделал мой фотопортрет. Удивительно удачно у него получилось. Там я была даже красивая. У него было художественное чутье. Он как-то сразу видел что-то пре-красное и мог об этом просто и доходчиво рассказать. А вот тот снимок попросил у него Лешка, ну помнишь, такой маленький, он всегда на первой парте сидел. Саша ему его дал. А я обиделась. Почему он это сделал без моего разрешения. А он вдруг такое мне сказал...  - Аня смолкла, как будто думая, говорить ли дальше.
- Я бы всему миру раздал твое  фото, пусть смотрят, какая ты прекрасная! - Потом Аня опять замолчала, раздумывая над этим. - Он покраснел и убежал. И больше никогда мне  такого не говорил. И на лыжах он ходил хорошо. Я и тебя, и его помню. Все выпенд-ривались передо мной. Или удерете далеко, далеко или с какой-нибудь горы летите, да ино-гда падаете так, что страшно становилось...
- А, правда, у нас счастливое детство было? - И когда Виктор соглашался, она, гово-рила, что  такое детство бывает  только в нашей стране. Мы были  беззаботные и могли о чем угодно мечтать. Мы могли все. Да, да, все. Жалко, что вот война эта началась. Кругом все так страшно. Ведь убивают людей, хороших, добрых и таких красивых, молодых ребят.
- Виктор, а ты не боишься, что тебя убьют? Мне было так страшно, когда ты ринулся в тот бой, на болоте... Ты вспоминал  меня там?
- Пока бежал туда, у меня как будто крылья выросли, оттого, что тебя встретил. А там, так все завертелось, что в голове был только бой. А потом, опять о тебе думал. Скажи, а ты Сашку сильно любила?
- Как тебе сказать, - она задумалась, посмотрела вдаль, помолчала, а потом тихо ска-зала. - Да, я его любила, но как-то по-детски. Он же самый молодой был в нашем классе. Он ни разу не попытался меня поцеловать, хотя мне этого часто хотелось. Хотелось почув-ствовать, что такое поцелуй, а он так и не решился.
- Я должен признаться тебе, только ты не сердись, все равно, все, что мы не делали, все было по -детски. Мы дружили с ним, и я как-то сказал  Сашке, что я тебя люблю, что мы с тобой встречаемся, и если он мне друг, то пусть не мешает. В общем, я его тогда  убил этим признанием. Он долго не ходил ко мне... Прости, я же просто боролся за свою лю-бовь.
Аня долго молчала, о чем-то думая, а потом  прошептала:
- Теперь мне стало все ясно.
- Ты не сердишься?
- Да нет, - как-то безразлично сказала она. - Это было так давно, в другой стране, в стране детства. - Она опять замолчала, смотря на далекий лес и белую пелену снега. Потом тихо прошептала: - Как странно, другая страна, страна детства. Как мы торопились уйти из нее, вырасти, мечтали поскорее стать взрослыми. Какими глупыми мы были. Торопились. Куда? А сейчас с глубокой любовью и тоской ее вспоминаем, и уже никакими силами не можем исправить те ошибки, которые тогда сделали, иногда просто по глупости, что ли.
Она вдруг поняла все и, очевидно, впервые увидела все так, как оно было. Да, Сашка был стеснительный, уж слишком  осторожный, но за него говорили его глаза. Такие чис-тые, серые. Она часто видела, как он, увидев ее, тушевался, а когда был с другими, то ре-шительным, бойким. Хотя не дрался. Она не только не видела, но и не слышала, чтобы он дрался. Значит, что-то хорошее было в его воспитании. Драка, думала она, вроде это и сила, но зачем она между товарищами? Нет, все же это плохо. А Саша как-то уходил от этого, находил слова к ребятам и ссоры прекращались. Она вспомнила, ей нравилось, что он мно-го читал и умел хорошо рассказывать. И рассказывал так, как будто сам там был, то ли о диких прериях и или об островах Тихого океана или  Африке. И не только излагал события, но и рисовал картины того, что хотел сказать автор. Ее поражала то, как он хорошо знал географию и не просто описание стран, но он все представлял так, как будто он там бывал, жил, видел и участвовал в удивительных приключениях. Удивление? Это тоже, наверное, какой-то дар. Раз человек чему-то удивляется, значит, оно задело его и чем-то привлекло. Удивление. Что это такое? Это же познание того, что окружает нас, познание мира, Зем-ли... Все-таки он был талантлив.
Ей нравилось то, что он хотел учиться и познавать мир. Он как бы жаловался, что у него не хватает времени, чтобы все узнать. И еще, как он увлекался физикой и ее хотел к этому приобщить. Наверное, он думал быть с ней, а она тогда не поняла его. Все вечера, когда физик проводил занятия с кружковцами, он был там и уже помогал учителю. А потом хвастался... А со мной он был трусливым, вспоминала она. Как бы случайно вдруг иногда заденет, вроде невзначай и в сторону. А если я, бывало, посмотрю на него, он краснеет. Жалко, что у нас ничего не получилось. Теперь  все ясно... Но где он? Почему он не ищет ее?
- Ты что-то сказал? Прости, я не слушала. Я думала о нашем детстве...
Он посмотрел на нее и понял, что она ушла в воспоминания и, конечно, об этом Саш-ке.
Расстроенный Виктор вышел от Ани и побежал в базу, стараясь в напряжении от бы-строго бега утихомирить бушевавшие в нем страсти.

Было тихо, спокойно и как-то по мирному. Люди во время ели, спали, ходили в кара-ул, на посты. Все было так, как когда-то давно, до войны. Прошел день, второй, третий... пятый,  десятый. Тарасов расслабился, и все больше думал о  Наташе. И, наконец, решился. Утром, когда она пошла на свой пост, он догнал ее.
- Наташа, я хочу серьезно поговорить с тобой. Я много думал и знаю, что сейчас не время. Но я люблю тебя, и хочу, чтобы ты это знала и ждала меня. Если  ты меня любишь.
Наташа повернулась к нему, посмотрела  прямо в глаза. Щеки ее горели, толи от мо-роза, толи от смущения. 
- Ты мне очень нравишься, и я давно жду, что ты об этом скажешь. Но сейчас  война. Ну, куда мы с тобой денемся? Ты же командир.
- Спасибо, родная. Давай подождем до конца войны. Ты согласна быть моей женой?
- Да!   
- Ты извини меня, но я буду относиться к тебе, как и раньше. Я считаю, что мы не должны афишировать свои отношения. Мы же на службе.   
-Леша! Я на все согласна…
Они решили написать о своем решении родным.
А пока на их боевой посту было спокойно.
Люди уже решили, что немцы смирились с поражением и не хотят больше терять своих солдат.
«Жернова к лейтенанту»,  - услышал он голос дневального по землянке.
- Давно этого не было, - подумал Виктор и пошел к Тарасову.
- По тебе соскучились в батальоне. Сказали, чтобы ты срочно прибыл. Так что соби-райся, прощайся и завтра из деревни поедешь в дивизию. Там тебя будет ждать машина, которая привозит нам продукты. Как у тебя с ней, с Аней?
- Трудно понять. Вроде любит и в то же время душу не раскрывает. В общем, завтра я сделаю ей предложение. Прямо скажу, зачем ходить вокруг да около. Может быть, я торо-плюсь, но сейчас война и мы не знаем, что будет завтра или через неделю.
       - В этом вопросе я ничего посоветовать тебе не могу. Я другой человек и я бы не торопился. Очевидно, нужно вести себя так, чтобы  она  поняла  твое состояние и пошла навстречу. По моему, не нужно на нее давить.

Утром он собрал свои  скромные пожитки, засунул  за пояс трофейный немецкий пис-толет, взял свой родной автомат и закинул за плечи вещмешок.
- Я готов, товарищ лейтенант!
- Да, Виктор, жаль мне тебя отпускать. Не знаю, как бы все сложилось, не будь тебя. Я об этом написал. В дивизии все знают. Но от меня и всех тех, кто воевал с нами, плечом к плечу, тебе большое спасибо. И впредь, зови меня  Алексей. Мы же одногодки. Они крепко обнялись. Напиши, как-нибудь...
Жернов зашел в землянку, попрощался, услышав на прощание, что все  жалеют, что он уходит. Но надо. Он взял лыжи и пошел.
Чем он ближе подходил к деревне, тем шел медленнее. Он думал о том, что сказать Ане и главное, как? Идя по улице, он увидел двух солдат, которые, завидев его, перешли на другую сторону улицы. Это показалось ему подозрительным и он, ускорив шаг, направился к ним. Те, двое понимали, что бежать нельзя и на его окрик, они остановились.
- Ваши документы, - потребовал Виктор. Они, довольно спокойно достали документы и передали их Виктору. Он взял их и еще не раскрыв, спросил:
- Что вы здесь делаете?
- Нас направили из дивизии, договорится здесь насчет досок. Здесь сказали, есть ле-сопилка, ну и нам нужны доски, для  обивки стен блиндажей.
- Номер вашей дивизии?
Как не странно, они ответили правильно. Виктор знал, что севернее их расположена именно эта дивизия. Но что-то в них было не то, и он никак не мог понять. Он развернул их солдатские книжки. Оба были русские, Иванов и Петров. Но что, что его насторажива-ет?  Этого он понять не  мог, и  приходилось отпускать. Уже закрыв солдатские книжки и складывая командировочные удостоверения, он вдруг понял. Бумага! На такой бумаге ни одно командировочное удостоверение у нас не печатается. И вообще, это бумага не нашего производства, а финская. Он посмотрел на обратную сторону, где внизу мелким шрифтом писали, где печатались бланки, и ничего там не увидел. Не было и отметки о том, что они прибыли в населенный пункт.
- Почему вы не отметились у коменданта села?
- Так его здесь нет.
- Но здесь есть командир взвода, офицер. Значит, нужно было отметиться у него. Пойдемте  со мной.
- Хорошо, - ответили они, и вдруг оба одновременно набросились на Виктора.   Вик-тор успел ударить одного, но получил внушительный удар от второго, а первый  успел под-ставить ножку. Виктор упал, с него сорвали автомат, и  один  из них ударил его ножом в левый бок. Не оглядываясь на него, они побежали вдоль улицы, в сторону леса.. Они не хо-тели стрелять, чтобы  не выдать себя.
Виктора спасло то, что с левой стороны под шинелью у него было толстая тетрадь в коленкоровом переплете и нож диверсанта, скользнув по ней, распорол ему тело на груди, не  задев сердце.
Выхватив из-за пояса немецкий вальтер, Виктор разрядил всю обойму вслед убегаю-щим диверсантам. Один из них упал, упал лицом вниз, уткнувшись в снег, а второй,  от-стреливаясь, скрылся за углом. А по улице к месту стрельбы уже бежали солдаты. Увидев лежащего на снегу раненого сержанта, они положили его, на кем-то данную шинель, и по-несли в медпункт.
- Там еще один немец побежал. Ловите его, - говорил  Виктор, думая о том, что враг может скрыться, - и автомат мой у них, принесите мне.
Первым, кого увидел Жернов, была Аня. Она смотрела на него и командовала, куда и как его положить.
- Что с тобой Витя? Где это тебя?
- Вот видишь, к тебе пришел, думал проститься. Меня же в мою часть отзывают. А вот теперь я отдохну у тебя.
- Молчи, дай посмотрю, что у тебя там, - и ловким движением она разрезала гимна-стерку на его груди...
Погоня за вторым  диверсантом  ничего не дала. Он, очевидно, прекрасно ходил на лыжах, знал местность. А пока собралась погоня, он уже был в десятке километров от де-ревни. Обо всем этом командир  взвода передал Тарасову, так как понимал, что эти люди бродят здесь из-за нашей базы на болоте.
Тарасов, выслушав донесение, задумался. Как-то только вот теперь он понял, что ос-тался один и не с кем ему посоветоваться. Только теперь он оценил все то, что говорил и делал Жернов. Он, не думая, доверял и принимал его предложения. Он  знал, что если  в той или иной точке будет  Жернов, то ему, Тарасову, не нужно беспокоится, так как там будет сделано все и наилучшим образом. Он чувствовал, что Виктор подготовлен не хуже, чем он, более того, он знает не меньше командира роты и имеет  опыт, который на войне дается с большим трудом, и часто кровью.
- Послушай, Власов, как же так получилось, что у тебя по деревне, где размещен це-лый взвод, свободно ходят немцы?  Ты понял, что случилось? Будь добр, сделай выводы. - Сказал и опять задумался.
Теперь все нужно будет делать самому: и воспитывать Никулина, Мухина и всех, всех.  Пусть хоть часть обязанностей  разведчика выполняет Емеля. Он понравился Тарасо-ву, но понимал, что знаний у него несравненно мало.
- Дневальный, - крикнул Тарасов, - передай всем младшим командирам, чтобы при-шли ко мне в 14 часов. - Теперь нужно  их  учить и  воспитывать, чтобы они  мне помогали и  знали, что от них требуется.
- Тишина действует разлагающе, - начал он свою беседу с молодыми командирами. Он смотрел на них, совсем еще мальчишек, и думал о том, что трудно ему будет с ними. Что они знают о войне, что они знают о бое, о тактике... - Я вас собрал, чтобы  вы поняли, что эта тишина обманчива, и она в любую минуту может  взорваться громом выстрелов. Это требует, чтобы  мы всегда были начеку. Сегодня утром, уезжая в часть, Жернов разо-блачил двух диверсантов, которые проникли в деревню, и свободно там ходили в  нашей  красноармейской форме. Его ранили и он сейчас в нашем медпункте. Этот пример  говорит о том, что немцы не отказались захватить нашу сопку и  разгромить нашу небольшую базу.
В лоб они не полезут. Будут действовать хитростью, чтобы обмануть нас и застигнуть врасплох.
Я от вас требую, чтобы вы были бдительные и наблюдательны. Не успокаивайтесь, ибо это может привести к поражению. Проверяйте  лес, береговую кромку и если появить-ся что-то новое, немедленно  докладывайте. Если нас застанут врасплох, это поражение. Передайте свое чувство настороженности всем своим солдатам. Паниковать не нужно. Надо быть бдительными. И еще. Каждый раз, после обхода постов, приходите ко мне и доклады-вайте. Если заметите что-то новое, приходите ко мне в любое время.
Вопросы?
- Все ясно, - за всех ответил Никитин. - Есть вопрос не по теме. Как с почтой? Мы не получаем и не можем отослать свои письма родным.
- Хорошо, я это улажу. Но я хочу  отметить, что вы не анализируете обстановку. Вы же командиры отделений. У вас 10 солдат. Неужели вы не  чувствуете ответственности за их жизнь. Я вот ждал, что вы скажете мне что-то новое, чего я не видел, упустил. А вы просто соглашаетесь. Я же собрал вас чтобы не приказывать вам, а поделиться  тем, что  нам каждому известно. Вы обратили внимание, что враг практически все  время нападает на северный  пост? Почему?
- Там к деревне ближе и наверное тропа лучше изучена.
- Да, согласен с тобой, Хрусталев. Но вывод какой? Плохо мы несем службу на по-стах. Наверное, разговариваем, не маскируемся, много двигаемся. Вы забываете, что за ва-ми все время следит враг. Я вам не могу приказать молчать и так далее. Вы сами должны это понимать, так как нарушение - смерть! Учитесь у наших снайперов. Хоть так...
Прошли сутки, вторые. Из деревни привезли продукты, и Тарасов узнал, что Жернова увезли в госпиталь. А остальное было  как всегда. Верно, теперь по деревне ходит патруль. По два человека, гуляют туда-сюда. Выбрали простым собранием нового председателя сельсовета. Им теперь, несмотря на возраст, стал дед Андрей. Он распорядился пустить ле-сопилку для того, чтобы сдавать  доски и взамен получать хоть какие-нибудь продукты. Собрал мальчишек по 13-15 лет и  вместе с дедом Сергеем направил на  дальнее озеро ло-вить рыбу. Сколько не поймают, а все подмога, - объяснял он...
Казалось, что все утихомирились и перешли на мирный лад.
Тарасов вернулся с  утреннего обхода постов и отогревался у печурки. Он считал дни и думал о том, что,  возможно, скоро придет ему смена. Вроде бы здесь не плохо, но нет у него здесь друзей и не с кем просто перекинуться шуткой или каким-нибудь воспоминани-ем. Он здесь командир и старался соответственно  себя вести. Но жить так было трудно. Ему очень понравилась Наташа Орехова. Но ухаживать за ней он не мог. Это могло создать  нездоровое отношение и к нему и ко всему делу его солдат. Но он так смотрел на нее, что она, конечно, догадывалась о его чувствах. Он часто думал о том, что нужно найти слова и рассказать Наташе  о том, что он любит ее и что у него серьезные намерения. Он считал, что это необходимо, чтобы Наташа помнила о нем и ждала его.
Вдруг вбежал  командир группы с северного поста и закричал:
- Беда, товарищ лейтенант! На посту убило  одного  человека. Днем, вот сейчас. Было тихо, потом один  выстрел, вроде издалека, и наповал.
Тарасов встал и начал одеваться.
- Возьмите двоих солдат и снайпера Тимофееву. Быстро.
Все  взяли лыжи и построились в цепочку. Тарасов стоял рядом с Натальей и разгова-ривал.
- По-моему, это стрелял снайпер. Вы пойдете с нами, вам легче определить, откуда  был выстрел. Потом осмотрите окрестность и выберите место для нашего поста. Похоже, они решили перейти на снайперскую войну. Продумайте сами, в какое время вам организо-вать свой пост. Орехову я направлю на южный пост.
На посту он начал расспрашивать солдат, чтобы определиться.
Расскажите, как вы стояли, когда прозвучал выстрел. Главное, как стоял ваш напар-ник. Только не торопитесь, постарайтесь вспомнить. Мы должны  определить, откуда стре-лял немецкий  снайпер. - Тарасов говорил  спокойно, терпеливо выслушивая солдата. Он старался, чтобы тот успокоился и восстановил картину, вернее тот момент, когда погиб его друг.
Наташа смотрела, слушала их  разговор и, наконец, сказала:
- Все, спасибо, я определила то, что мне необходимо. - Она взяла веточку и ее концом показала на группу  елей, среди  валунов базальта.  Это место выбрала бы я сама.
- Никитин, выберете недалеко отсюда новое место для поста. - Приказал Тарасов. - Хорошенько проинструктируйте  своих людей. Пусть  знают, что за ними наблюдает враг. Причем каждую минуту, каждую секунду. На ночь он уходит к себе, а рано утром, пока еще темно, он придет сюда. Может быть, в то же место, а может быть,  где-то рядом и будет ждать свою жертву. Закончите здесь, придете ко мне обсудить вопрос, как нам быть даль-ше. Пойдемте, Наташа, если вам все ясно.
- Нет, с вашего разрешения, я останусь. Во-первых, снайпер уже убежал к себе, так как  понимает, что у нас тревога и его могут обнаружить. Сюда он придет, как вы правиль-но сказали, завтра утром.  И второе - мне сейчас, пока светло и я хорошо все вижу, нужно найти место для наблюдения...
- Хорошо, оставайтесь. Через  час я  жду вас с докладом.
Тарасов  вернулся в землянку, сидел за сколоченным  из не струганных досок столом и рассматривал карту. Он думал о том, что теперь, когда нет Жернова, ему не с кем посове-товаться, а сейчас это, ой как, нужно. Он так долго сидел и думал, что  стемнело, и природа успокоилась. Было тихо, морозно и  сумрачно. Наконец, он принял решение.
Взяв с собой трех человек, он пошел на северный пост и начал искать  место, где си-дел финский  снайпер. Это было не трудно. Лыжня, которую оставил  снайпер,  шла вдоль болота, а через метров 200 повернула к немецким окопам. Тарасов осторожно прошел  поч-ти полкилометра. Следы шли дальше, но он считал, что идти дальше неразумно, так как его могут увидеть. Он вернулся к тому месту, где снайпер выходил на  берег.
Здесь в кустах, нужно установить засаду. Встретить его нужно  утром, пока еще тем-но. Он объяснил все командиру  резервного отделения Захарову  и дал указание, разместить пост из двух человек в 5 часов утра. - Может быть, придется сидеть долго, поэтому преду-предите людей о выдержке.
- Я понимаю, - ответил Захаров.
- Главное, не выдайте себя. Снайперы  готовятся особо, по специальной программе.  У них развивается чутье, как у охотника и он видит то, мимо чего проходит обычный чело-век.
Они пошли на южный пост и обследовали  окружающую местность. Тарасов  поду-мал, что снайпер может не прийти повторно на северный пост, а пойти на южный, где его не ожидают. А вдруг он  выйдет против центрального поста? Верно, здесь ему будет труд-нее, но нужно предупредить людей. Рассказав о положении дел, сложившихся на базе в связи с тем, что появился финский или немецкий  снайпер, он направил Орехову на южный пост.
Немецкий снайпер на второй день  никуда не вышел. Его встретили только на третий день, на  южном посту. Люди уже начали уставать, от напряжения и холода, когда появился лыжник. Он шел, как тень, и в темноте его было очень трудно заметить. Первой его увиде-ла Орехова и, подпустив на  расстояние пятьдесят метров, она выстрелила. Солдаты на по-сту подпрыгнули от неожиданности, но быстро поняли,  в чем дело. Уже через десять ми-нут к ним прибежал  Тарасов.
Его нужно убрать и очень осторожно. Не наследите, потому что, возможно,  они бу-дут проверять, так  пусть лучше гадают, куда делся их человек.
Они  замели все следы, но все равно на снегу остались нарушения покрова и спасти их задумку, мог только  хоть маленький, но снегопад.
Прошло два дня. И хотя  было тихо, напряжение все время возрастало. Тарасов каж-дый день собирал командиров, обсуждал положение, которое сложилось у них на  сопке, но его подчиненные были настроены оптимистически.
- Товарищ лейтенант, - докладывал Никитин, - мы их уже несколько раз наказали, и везде они получили отпор. И в деревне погибли  их люди, и во время штурма  высоты они потеряли много людей, и Жернов поймал их диверсантов  опять-таки в деревне. И вот  сей-час они попали к нам в ловушку. Мы раскрыли их планы со снайперами.
- Да, вы слабые помощники. Зарубите себе на носу: они не успокоятся, пока не дове-дут дело до конца. Нужно что-то  придумать, чтобы  встретить их вылазку, а не ждать, ко-гда они  кого-то убьют. Мы почти всегда действуем как в обороне, с опозданием. ( Говоря это, он понимал, что повторяет то, что когда-то говорил ему Виктор). Мы только реагируем на их действия. Верно, пока удачно, но... Ты Никитин, наверное, по своей натуре хвостист.
- Как? - опешил  Никитин.
- Я хочу сказать, что ты идешь в хвосте событий, понял? Таких людей я называю хво-стистами. Не нравится?  Тогда перестраивайся.
- Виноват, товарищ лейтенант, я просто хотел сказать, что мы их бьем и всегда, так что они уже, наверное, одумались.
- Ты сам подумай. Что у нас получается? Раз мы их разбили, два, три, пусть еще пять, шесть раз, но, в конце концов, вечно так не бывает. И вот наступит момент, когда они нас разобьют. Ты это понимаешь? Так вот, для нас это смерть. Мы обязаны менять нашу так-тику и  готовится встречать врага там, где он нас не ждет.
- Я понял, товарищ командир, - тихо  сказал Никитин.
- И что ты предлагаешь?
- Нужно быть бдительнее.
- Это общие слова и на людей они не произведут никакого впечатления. Я думаю, что нужно попросить наших снайперов провести  занятия со всеми бойцами. Чтобы они расска-зали, как работает снайпер, как маскируется, какие у него особые приемы и как нам обна-ружить вражеского снайпера до того, как он открыл огонь. Тебе ясна задача? Вот и займись этим. Поговори с Наташами и вечерами собери ребят перед тем, как им идти на посты. Я завтра позвоню в дивизию и попрошу на каждый пост бинокль, чтобы  вы могли тщательно рассмотреть то, что впереди вас и главное, что изменилось за сутки.
- Есть, сделаем. Я думаю, что мы сумеем их перехитрить.

Тарасов понимал, что нельзя проявлять нервозность и часто дергать начальство. Но нервное напряжение  достигло такого накала, что он не выдержал и позвонил комбату. Рас-сказав о борьбе против снайперов, он  поделился своими предположениями, что немцы не успокоятся и скоро предпримут  новую, комбинированную атаку. Силы же у нас малые, -  жаловался Тарасов.
- А мы считаем, что дела у вас идут хорошо, - бодро начал говорить комбат. – Все, что предпринимали немцы, не привело ни в одном случае к их успеху. Они сейчас действуют вам на нервы. Успокойтесь и будьте бдительны, совершенствуйте укрытия, больше бывайте с людьми, чтобы они не успокаивались. У вас достаточно сил, чтобы отразить нападение.
- Ничего не вышло, - думал Тарасов, анализируя ответы комбата. - Воистину, нужно  сидеть здесь, каждый день думать об опасности, чтобы понять, что следующий удар будет  очень серьезным. Неужели они считают меня какой-то истеричкой. Неожиданно он решил посоветоваться с командиром взвода, который размещался в деревне. Он послал туда Ни-китина и теперь сидел с Михаилом Власовым над картой и  рассказывал положение, в ко-тором они очутились.
- Как ты можешь нам помочь в случае нападения на базу?
- Как только я получаю сообщение о нападении, немедленно высылаю тебе три отде-ления, а одно перевожу на готовность  для  защиты деревни.
- Ну и сколько займет это времени?
- Через двадцать пять минут после получения сигнала люди будут у тебя.
- Да плюс двадцать минут посыльный будет идти к тебе. Практически это один час. К этому моменту от нас останутся рожки да ножки. А нам нужно продержаться  еще полтора месяца. Я не пораженец, но  считаю, что если мы ничего не изменим, мы проиграем. И не просто проиграем, а погибнем.
Тарасов понял, что разговаривать со своим коллегой  бесполезно, и предложил ему только сыграть тревогу: - Давай посмотрим, что получится. Да и твоим людям пора  стрях-нуть жирок. И еще один важный вопрос. Займись баней, посмотри, как улучшить помывку людей. Наведи с этим порядок. И вообще, подумай, как бы ты хотел организовать совмест-ную работу в то время, когда ты будешь со своим взводом вот здесь!
Они прощались, когда зашел Хрусталев.
- Товарищ командир, разрешите обратиться.
- Да, давай проходи. Что ты так официально?
- Так вопрос у меня тяжелый, и не личный. Хотя, что у нас сейчас личное? Я вам хо-тел доложить и посоветоваться. У солдата Соболева беда. Получил письмо от матери. Она сообщает, что немцы убили отца. Они в оккупации были. Соболев страшно переживает, он мне рассказал, а я что могу?
- Но ты же комсорг у нас. Поговори с ним.
- Так я говорил, а он, вижу, места себе не находит. Жалко его. Он какой-то не как все. Все время  старается все сделать по-хорошему и быстрее. Ребятам в их просьбах, не отка-зывает. Никогда не кричит, не ругается, наверное, все «носит» в себе. Таким людям труд-нее жить, но зато они надежные!
- Зови его ко мне, и пусть письмо возьмет.
Тарасов помнил Соболева по бою на северном посту. Он был в группе, которая при-шла выручать пост. Ему тогда еще понравилось, что он правильно выбрал позицию и так быстро прополз в снегу по-пластунски, что оказался впереди всех и первым открыл огонь.
- Садись, Соболев, - сказал он вошедшему солдату. - Тебя Александр зовут?
- Да.
- Я сочувствую твоему горю, и хотел бы тебе как-то помочь, но не  могу. Просто не знаю как. Да и никто не может. Самое дорогое, что есть у нас каждого - это отец и мать. Мы им всем обязаны и должны свято их чтить, любить, помогать, заботиться, как когда-то они о нас с тобой. Они всегда дороги нам и нет меры тому горю, которое приходит с их смертью. Особенно вот в такое время. Ему еще жить, да жить. Знаешь, Саша, мы сейчас часто говорим одни и те же слова, но лучше все равно выдумать  трудно. Ты должен мстить за отца. Он же, как и ты воевал с врагом, только в партизанском отряде. Он боролся против  фашистов, страшнее которых нет ничего на свете, бил врага, который пришел всех нас уничтожить. Я думаю, я уверен, что он сделал правильный выбор, и ты должен гордиться им. Напиши матери, что ты отомстишь за отца, что у немцев здесь будет гореть  земля под ногами. И напиши, как ты любил  своего отца, и будешь помнить его всю свою жизнь. И,  Саша, обязательно напиши, что ты вернешься домой и будешь ей помогать. И старайся служить хорошо, приходи ко мне, когда будет трудно, я постараюсь тебе помочь. А в бою я тебя видел и приметил. Ты правильно живешь, правильно действуешь и бьешь врага.
- Спасибо, товарищ командир. - Он встал и пожал командиру руку, как старшему то-варищу, который здесь на поле боя был ему вместо отца.
- Хрусталев, ты что скажешь? Ты же у нас комсорг.
- Если вы разрешите, то я соберу  в свободное время комсомольцев. Зачитаем письмо, поговорим с Сашей. Пусть он напишет письмо своей матери и скажет, что мы все сочувст-вуем ее горю, что мы будем мстить фашистскому зверю, и будем бить его, пока не уничто-жим. Мы его друзья, скрепленные огнем не одного сражения, никогда не бросим его, нико-гда не откажем ему в помощи. И мы помним, как он сражался с нами, и считаем его луч-шим среди нас.
- Я согласен, но давай соберемся лучше не сегодня. Я думаю, мы ночью сделаем про-верку готовности взвода, который в деревне. Я уже спланировал, и давай не будем комкать эти два мероприятия. Понял?
- Конечно, понял. Давно надо их пошевелить, а то они там как в доме отдыха.
- А ты что, против? Пусть немного отдохнуть. Не из дому приехали, так ведь. Ты бы что, отказался?
- Виноват, товарищ лейтенант. Я это так с ходу, - смутился Хрусталев. - А вообще всем нам отдых нужен. Просто отдыхать некогда.
- Ну и что ты предлагаешь?
- Я думаю, раз у нас целый взвод в резерве, то мы может давать нашим ребятам хотя бы сутки отдыха после бани. Пошло отделение в деревню в баню, помылись и там оно но-чует, а на другой день возвращается  на пост. Люди будут чистыми и отдохнут. Как вы ду-маете?
- Что ж это дельное предложение. Я думаю, что мы решим с командиром взвода Вла-совым. Да, нет, я считаю, что во время затишья мы точно может это сделать. Спасибо, что подсказал... Ты, Хрусталев, как замполит. Больше у нас никого нет. Членов партии только я один. Вот так. Так что ты учти это и помогай мне. Ты из Ленинграда, да? Я слышал, что это  красивый город.
- Да! Лучше Ленинграда нет. И не только сам город красив, он весь как музей. Там собрано все самое лучшее, что есть в России. Дворцы, фонтаны, Нева. Какая прекрасная река. А сколько театров, институтов! А как хорошо и точно сказал о нашем городе Пуш-кин. Я всегда с восхищением читаю его стихи:
Люблю тебя, Петра творение,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит.
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный, ...

- Вы понимаете, как он каждым своим словом четко и ясно описывает наш город! Это же что-то удивительное. Так мог писать только великий талант! - Он замолчал, и оба они задумались над величием человеческого гения. Вот писал Он, да так, что его слова, его сти-хи врываются в тяжелую и опасную жизнь солдата войны и заставляют  человека оторвать-ся от будничной сутолоки и вспомнить прекрасное.
- Аркадий, давай как-нибудь соберем людей, и ты прочтешь им стихотворения и рас-скажешь о Пушкине.
- Есть, товарищ командир!
- Однако мы с тобой  размечтались. Спасибо тебе, но наше время вышло. Объявляй тревогу!
- Через две минуты Тарасов собрал  своих командиров  по тревоге. Они явились уже одетые, готовые к бою.
- Какое отделение у нас в резерве? - спросил Тарасов.
- Мое, четвертое, - ответил Малов.
Сейчас 3 часа 5 минут. Немедленно пошли  одного солдата в деревню. Передать ко-мандиру взвода, что на наши  северный и южный посты напали немцы и идет   сильная пе-рестрелка. Дайте  ему листок бумаги, и пусть  командир взвода отметит  время прибытия посыльного. После этого он пусть возвращается  на базу. Все!
Всем  остальным, взять лыжи, через двадцать минут выходим проверять посты. Я с Никитиным  и Хрусталевым  идем на северный, Захаров - на центральный, а Малов и Гав-рилин - на южный. И не болтаться, а заняться  делом. Тщательно проверить береговую ли-нию. Нет ли там новых выходов лыжни с болота на берег?
Резервный взвод из деревни прибыл  только через один час двадцать семь минут. По-сле  расстановки всех солдат на местности Тарасов сделал отбой и  пригласил к себе  Вла-сова.
- Мы объявили тревогу в 3 часа. Вы прибыли только 4 часа 27 минут. Да, мой по-сыльный вышел в 3.06 и шел 18 минут. Там он стучался в дома, искал тебя, будил и так да-лее. Таким образом, взвод прибыл через  один час три минуты. Как, по-твоему, мы смогли бы продержаться  такое время? - Тарасов был зол, и не без причины. Это были не просто расхлябанность и разгильдяйство. Фактически второй взвод бросал их на произвол судьбы.
Власов сидел и молчал. Потом  пытался  что-то сказать в свое оправдание, но ведь он сам написал время прибытия посыльного, сам виноват в том, что не предупредил  карауль-ного, где он будет спать. Он понимал, что в случае фактического нападения, он ничем бы Тарасову не помог. Более того, подставил бы своих людей под вражеский огонь, так как после разгрома поста немцы бы ждали атаки со стороны деревни.
Тарасов  доложил в штаб о проведенной проверке и просил поддержать его предло-жение: Он принял решение взвод перевести на базу, а в деревне оставить  одно отделение  из наиболее слабых, больных и раненых солдат.
Получив разрешение, он перевел группу Власова  на сопку и начал строить две зем-лянки. Одну у северного поста, другую - у южного. Он понял, что люди должны быть ря-дом с постом и быть немедленно готовыми к отражению  атаки.
В лазарете осталось трое солдат и Жернов, который вернулся  туда долечиваться из госпиталя. Ежедневно приходил кто-то из взвода, приносил воду, топил печи и помогал Ане в уходе за ранеными. Кроме того, он приносил еду.
Жернов все свое время посвятил Ане. Он не обращал никакого внимания на боль, хо-тя рана была глубокая и опасная. Он поставил свой целью  добиться ее любви и дать согла-сие стать его женой. Но Аня вела себя, как хороший друг, заботливый и внимательный и только. Старалась избегать разговора  на личные темы. В день выписки, Виктор сделал Ане предложение, на что она ответила, что сейчас не время и нужно подождать.
- Ты будешь ждать меня? - напрямую спросил ее Виктор.
- Да. Я думаю: давай мы с тобой подождем.
Такой ответ его расстроил, но ничего сделать он не мог.
Он с жаром  поцеловал ее, на что она ответила нежным и кротким поцелуем. Он схва-тил свой вещмешок и выбежал из  лазарета.
Как оказалось, машина, на которой привозили продукты должна, была уходить в ди-визию только через 2 часа и Виктор решил навестить свою базу, поговорить с ребятами и проститься.
Было солнечно и тихо. Мороз небольшой, всего-то градусов 10, что здесь считалось теплой погодой. Виктор медленно шел к базе, стараясь не разбередить рану. Иногда он прислушивался к ней, как будто она могла что-то ему сказать. Но все было хорошо.
Его встречали  дружелюбно, радостно, как встречают друзей после  разлуки. С Тара-совым они обнялись, как старые друзья.
- Ну, как  побывал в дивизии? - с юмором спросил Алексей. - Тебя лучше никуда не посылать, так как за тобой все время «друзья» с той стороны  бегают...
Алексей  расспросил Виктора о лечении, об Ане и потом рассказал о том, что «война» на их базе никак не останавливается. Так они беседовали, спокойно, непринужденно, как друзья после разлуки.
- Я твоего Никулина определил в разведчики. Хороший он парень! Ты, попроси ко-мандира роты, чтобы присвоил ему звание хотя бы младшего сержанта. Как, ты согласен?
- Он мне понравился. Хороший, честный, открытый человек и не трус. Я доложу ко-мандиру роты. Ну, пока. Машина из поселка уходит в 16 часов. Я пойду, потихоньку.
- Ну, ты нас не забывай. Расскажи, какие у нас дела и приходи сюда с ротой. - Так разговаривая, они вышли из леса, к лыжне,  которая шла по дороге в деревню.
Вдруг Тарасов увидел, что со стороны деревни шло отделение солдат прямо на их ба-зу.
Жернов тоже внимательно посмотрел  на них и сказал.
- Сегодня никто  в деревню из дивизии не приезжал. Смотри, как они четко держат строй. Нет, это не наши. Но форма наша.
- Да, я тоже это заметил, -  сказал Тарасов и, повернувшись к землянке, крикнул:
Дежурный, Никитина ко мне, а для остальных «тревога». Всем незаметно занять  мес-та для боя. Враг со стороны деревни. Главное - тихо!
- Никитин! Видишь строй? Как, по-твоему, это наши?
- Не должно быть. Наши так не ходят.
Слушай внимательно. Выйди из леса и когда они подойдут на расстояние слышимо-сти, крикни, чтобы они остановились, а их командир подошел к тебе. 
- Есть! - сказал  Никитин и хотел бежать.
- Стой, не торопись. Если они начнут стрельбу, ты падай и ползи назад в лес. А когда  их командир подойдет к тебе, то будь предельно внимателен. Если это враг, то он может выстрелить в тебя. Ты даже не успеешь автомат снять с плеча. Вот возьми пистолет и дер-жи в кармане. В случае чего, стреляй через шинель. В общем, будь внимателен. Сзади тебя будут солдаты, учти и это. Веди себя нормально. Встречай по-дружески. Нам важно, чтобы он поверил тебе и подошел к нам. Ты скажи, что документы нужно показать  старшему. Если он пойдет с тобой, то не иди впереди. Иди рядом! Ты понял меня? Сейчас некогда  инструктировать тебя. Иди. Покажи, что ты рад подкреплению.
Тарасов повернулся к землянке и крикнул:
- Хрусталев! Ко мне!
Когда командир отделения подбежал, он потребовал.
- Незаметно и срочно найди обоих снайперов. Они сейчас, наверное, отдыхают. Объ-ясни им обстановку. Немедленно пусть займут позиции. Перестрелка может начаться в лю-бую минуту. Бегом!
- Ну, что еще  делать? - спросил он у Виктора.
- Пока ждать. - Потом не удержался и добавил: - А ты здорово здесь подучился. Я рад.
- Стоп! Давай смотреть, что будет.
В этот момент выбежали обе Наташи. Не ожидая их вопросов, Тарасов показал рукой.
- Вон видите строй. Это диверсанты. Никитин пошел навстречу с командиром их группы. Следите за ними, потому, что они пришли нас убивать и встреча с Никитиным не будет мирной. Они, возможно, уже догадались, что их раскрыли. Если раздастся выстрел, то второй должен быть ваш. Идите, занимайте позицию. На таком расстоянии вы винтов-кой больше сделаете, чем  мы автоматами. 
Никитин вышел из-за деревьев и закричал:
- Стой! - громко и протяжно. - Командира ко мне, остальным оставаться на месте.
Тарасов и  Жернов стояли за деревьями и внимательно  наблюдали.
Строй остановился, и было видно, что они совещались. Потом отделился один чело-век и медленно пошел к Никитину.
- Смотри, видишь, как солдаты незаметно перестроились. Они же шли  колонной, а сейчас стали в одну шеренгу, лицом к нам.
- Вижу, - прошептал Тарасов. - Сейчас главное нужно следить за Никитиным. Быст-ренько  передай Ореховой, пусть возьмет на мушку того, кто пойдет с Никитиным. Скажи, что жизнь Никитина в опасности.
Жернов быстро перебежал к месту, где лежала в укрытии Орехова, опустился рядом и, наблюдая за  Никитиным, сказал:
- Это точно диверсанты, у нас уже сомнения нет.
- Я поняла.
- Никитин пошел, чтобы отвлечь их, и если удастся, то захватить их командира. Но на это надежда  очень маленькая, - тихо говорил он, наблюдая за передвижением врага. - Ты держи его на мушке и стреляй без команды, когда увидишь, что он нападет на Никитина. Пока инициатива в его руках. Тебе все ясно?
- Да. Успокойся, этот гад от меня не уйдет.
Жернов встал и пошел к Тарасову.
- Старший из диверсантов подошел к Никитину, отдал честь. Никитин ему ответил, и что-то сказал.
Диверсант полез во внутренний карман, за документами и отдал их Никитину. Тот их быстро просмотрел и, показывая в нашу сторону, что-то сказал. Очевидно, приглашал его пройти к нам. Мы видели, что диверсант не соглашался, что-то настойчиво говорил и пока-зывал на свой строй.
- Наверное,  он хочет пригласить сюда всех своих людей, - сказал Виктор.
- Да, очевидно, так.
Все это было, как в старом немом кино. И они, и вражеские солдаты наблюдали за передвижением этих двух человек и те и другие знали, что события, которые они наблюда-ли, кончатся трагически. Тарасов смотрел с напряжением, думая о том, что, наверное, все-таки он зря послал Никитина. В этом положении вся инициатива у врага. Нужно было  эту операцию спланировать по -другому, хотя времени для размышления не было и пришлось все решать экспромтом.
Потом они увидели, что диверсант согласился и сделал  пару шагов вперед, стараясь идти за Никитиным. Но Никитин  остановился и предложил  ему пройти вперед.
Молодец, - подумал Тарасов, - все же он настоял на своем. А в это время диверсант шагнул два шага вперед, и  в его руках блеснул нож. Он сделал это мгновенно, но... Два вы-стрела  грянули одновременно. Выстрелил  Никитин и Наташа. Неизвестно, куда попал Никитин, но выстрел Наташи был смертельный.
Когда оглянулись на строй  диверсантов, то увидели, что они разбились на две части и  полукругом  бежали в сторону базы, стреляя из автоматов.
База ответила дружным автоматным огнем, среди которого прослушивались выстрелы из винтовок. Ни одна снайперская пуля не прошла мимо. Через 2-3 минуты бой был закон-чен. На снегу чернело  семь трупов, среди которых стоял один немец, высоко подняв руки. Два человека все же скрылись в лесу.
- Хрусталев, - крикнул Тарасов, - иди возьми пленного. - Сам же быстрым шагом по-шел к Никитину, который стоял у дерева, опираясь на него, правой рукой  прижав шинель к телу, в районе сердца. - Таки достал его вражеский клинок. Но ведь стоит! Значит, стоять будем.
В наступившей тишине они услышали разрывы гранат на северном и южном посту.
- Хрусталев, берите своих людей и бегом на  южный пост. Я пошел на северный. Ма-лов, возьми Никитина, быстро перевяжи и отнеси в барак. А потом с оставшимися людьми, обороняй центральный пост и базу. Жернов, я прошу тебя, все равно тебе  теперь не уйти, помоги здесь на центральном посту и главное, если будет время, допроси пленного. - Отдав приказания, он побежал на северный пост, которому почему-то все время доставалось больше всех.
Пленный  рассказал, что они должны были к  трем часам выйти к  нашей базе и ровно  в три начать бой внутри расположения поста, чтобы вызвать панику. Буквально в это же время  немцы атаковали  северный и южный наши посты. Они так и начали в три часа, но  диверсанты с тыла их не поддержали.
Виктор слушал ответы пленного и прекрасно понимал, что здесь могло произойти. Их выручил «господин» случай. Но можно ли на него все время надеяться? Нет, конечно. Пора делать что-то кардинальное.
Сражение скоро закончилось, и противник немцы отступил. Опять значительный урон им нанесли наши девушки. Они находили цель и с большой дистанции, практически безопасной для них самих, расстреливали немцев.
Тарасов пришел расстроенный. Несмотря на то, что мы все нападения на  посты ус-пешно отбивали, с каждым разом у нас оставалось все меньше людей. Опять было убито 3 человека и шесть ранено.
- Давай, Виктор, иди. Еще успеешь на машину. Передай в штаб, как у нас дела. Нам нужна помощь. Пусть кто-нибудь приедет из оперативного отдела, а то немцы будут нас постепенно выбивать.
- Я обязательно разъясню всю обстановку. Но это будет трудно, так как мы успешно отбиваем атаки немцев и  они больше теряют.
- Ну и что. У них здесь рядом все части, и они быстро пополняются. А потом поду-май, что было бы, если бы  мы с тобой случайно не оказались здесь, и не догадались в чем дело.  Они бы вплотную подошли к нашим землянкам и начали бы расстреливать всех, кто оттуда выбегал. Ты это  понимаешь? Нет, на случай надеяться нельзя.
- Я - то понимаю. Постараюсь сегодня уехать. А что доложить, я знаю, хотя убедить будет трудно. Я пока разговаривал с немцем, все думал. Для нас это беда, что погибли два или три человека. Но в масштабе дивизии мы выглядим хорошо. Держим пост, отвлекаем какие-то силы врага и несмотря ни на что успешно отбиваемся. Думаю, что нам добавят сил, но все равно, вся задача обороны будет лежать на нас.
- Ты прав. Но ты добейся, чтобы людей дали нам побольше.
- Я сейчас  был у Никитина. Там ребята собрались, все  восхищаются им. Я думаю, что  надо бы его представить к награде. Ты только подумай, как это вот так идти навстречу врагу, знать, что в любой момент он может выстрелить в тебя и так вести себя. Ты пом-нишь, как он шел, спокойно, да еще, наверное, и улыбался, чтобы не выдать врагу свои мысли.
- Спасибо, что подсказал. Я еще тогда, когда он шел подумал, что поспешил я. Нужно было что-то другое сделать. Но не было времени. А Никитин дал нам время занять  пози-ции и подготовиться к встрече врага. Я напишу, обязательно напишу. Как ты думаешь, «За храбрость» пойдет?
- Да! Только напиши по-хорошему, чтобы за душу брало. - Они попрощались, и Тара-сов остался один. 
Что-то мы недорабатываем, - думал Тарасов. Получается так, что ас спасает какая-то случайность.  Часовой на сопке смотрит в сторону болота, так как там враг. Таким образом мы с тыла не защищены. Нужно выбрать место, оборудовать его, замаскировать и сделать пост около  землянки, так чтобы  у часового был хороший обзор с восточной стороны, и сектора перекрывались с наблюдателем на сопке. Иначе может случиться беда.   
 
Вечером Жернов был с докладом у командира  батальона. Там же был и офицер из оперативного отдела дивизии. Выслушав все и поняв действительное положение дел, они все же не смогли принять  однозначного  решения. С одной стороны было хорошо, что один, пусть даже  два взвода держали оборону на таком большом участке. С другой сторо-ны, было ясно, что, в конце концов, может все кончится разгромом их  базы.
- Что вы предлагаете, товарищ Жернов?
- Так или иначе, но база там нужна. Очевидно, ее нужно усилить, разместив  там  роту только до оттепели и  наладить телефонную связь. Нужно человек шесть спортсменов лыжников, для постоянного контроля за выходом из болота вражеских разведчиков. Сейчас они, правда небольшими группами пробираются на наш берег по флангам и могут  выхо-дить в тыл базы. Мы уже встречали  их и в деревне и самом тылу базы. Нужно  временно  ставить небольшие заслоны. Нужны ночные бинокли. Они позволят ночью просматривать  все болото. Если будут ночные бинокли, то можно будет  поставить  на центральном посту пару  минометов и бить прямо по движущимся целям, а на болоте им некуда будет деться. В таких случаях мы не будем терять людей, да и у них спеси поубавится.
- Хорошо, мы рассмотрим все эти предложения.
- Если вы примете хотя бы часть их, то  на базу нужно  направить врача.
- И это мы рассмотрим, а пока вот вам карта, и покажите на ней направления всех ударов  по вашей базе.
Жернов прекрасно чертил и писал, поэтому он так разрисовал карту  стрелами атак противника и ответных ударов, что создавалось  впечатление угрожающих, бесчисленных атак и успешных отражающих ударов.
На второй день Жернов докладывал обо всех атаках, проведенных противником на ба-зу. В итоге было принято решение, практически полностью соответствовавшее просьбе Та-расова и Жернова. Командование  положительно оценило деятельность базы. Она полно-стью выполнила свои функции, при относительно небольших потерях.
- Ну, что, Жернов, давай разберемся с тем,  что ты натворил. С чего начнем? С хоро-шего или плохого.
- Какая разница. Все равно нужно через все пройти.
- Ну, хорошо. Приказом командующего армией вам присвоено  воинское  звание младший лейтенант. Поздравляю. Ну, что вы не радуетесь? Ошалели?
- Спасибо, товарищ майор.
- Второе. Вы назначены  командиром группы разведчиков. Подобрать людей вам по-может комроты. Пока дадим вам 11 человек. Подчиняться будете командиру роты. А  дан-ные разведки докладывать мне лично. Нам нужно узнать, действительно там, по ту сторону стоит большая группа войск или они просто имитируют свою силу, попеременно нападая на вас. Вот это ваша главная задача. Но более того, как ты, наверное, догадываешься, сей-час наша армия готовится к большому наступлению. Мы тоже должны быть готовы, и по-этому нужно знать расстановку сил  у противника. Тебе ясно? Сейчас твоя задача - развед-ка! Проводи ее серьезно и готовься к большим делам.

Командир роты, он же  командир  базы, созвал своих подчиненных в помещении сельсовета. На улице свирепствовала  пурга и за несколько часов она  сравняла все прога-лины, сдув снег с бугров, ликвидировав следы дорог и тропинок.
- Взвод Тарасова - это первый взвод роты, и Тарасов мой заместитель. Сейчас службу на базе будут нести 1-й и 2-й взводы. Третий взвод будет занят строительством. Через не-делю четвертый взвод сменит первый и так далее. Разведчики  действуют по особой схеме,  и мы должны им помогать.
Жернов  поставил своих людей на лыжи. Они  каждый день проходили по 50 и более километров, изучая район и тренируя свое тело. Постепенно увеличивая  протяженность пробега, он хотел довести  его до  100 километров и, главное, чтобы это не  влияло на бое-способность людей.
Постепенно они  изучили вся береговую линию болота. По несколько раз прошли по  лыжне, проложенной ранее через болото и, наконец, освоились так, что знали весь район, как свой двор. Виктор  несколько раз ходил к деду Андрею, где обсуждал один и тот же  вопрос: как перейти  болото, не рискуя погубить людей. Дед же говорил всегда одно и то же.
- Нам в мирное время не зачем было рисковать. Мы знали, что в суровую и снежную зиму, образуется такой крепкий наст, что на лыжах можно ходить без страха. Но мы всегда ходили  по два, ну, максимум три человека. А как будет себя вести  болото, если пойдет много людей. Тогда будет на верхний покров большая нагрузка. -  Это у деда стало основ-ной причиной ничего не раскрывать больше, чтобы не быть виновным в гибели солдат.
И главное, что было полезным в его описании болота, так это то, что самая надежная тропа зимой - это по направлению торчащих  из-под снега кустиков. Там можно идти сме-ло. И еще нужно очень тщательно смотреть, нет ли где  выхода  из снега теплого воздуха. Кое-где его хорошо видно. Влажный теплый воздух поднимается из болота  и пары воды в нем  застывают, и его видно. В таких местах образуется темноватое пятно, с кристаллами льда, и оно выделяется на белоснежной целине. Там особенно опасно, это значит, что внизу  образуется много ядовитого газа и там не замерзшая топь.
Жернов  все время хотел выяснить, есть ли кто в деревне, кто бы мог показать тропы через топь... Но безрезультатно. Рисковать же своими людьми  он не хотел.
Он понимал, что сплошного фронта  у противника тоже нет. Но как найти  пустое ме-сто, чтобы проникнуть в тыл?  Он десятки раз рассматривал карту и представлял себе, как бы поступил он сам, на их месте. Естественно, что посты у них тоже расположены на воз-вышенности, так как это улучшает обзор и в каменных глыбах легко создать временное ук-рытие, которое не пробьешь  даже снарядом. Так же естественно, что их посты расположе-ны против троп, которые проходят через болото. Раз о них знали мы, то знали и они. И у них и у нас были следопыты.
Вдруг он подумал о том, то на протяжении более одного месяца они  сделали мини-мум  шесть  вылазок против нас, а мы ни одной. Не думают ли они, что мы и впредь будем молча ждать, когда они придут и будут нас бить? Верно, мы всегда эффективно отражали все их нападения, ну и только. Может быть, они и не ждут нас? Естественно, что они бди-тельны, но это их обычная, повседневная, а не повышенная бдительность. Нужно пробо-вать.
Была зима, и долго оставаться на холоде было невозможно. Много с собой не возь-мешь, а в дом там, на той стороне, не спрячешься.
- Ночью делаем первую вылазку. Со мной пойдут четыре человека. Кто желает? Так, значит все? Ладно, придется  самому назначить.
Они вышли поздно вечером, чтобы вернуться рано утром, с темнотой. Цель: разведка вражеских укреплений на берегу болота.
Они шли по следам, уже  оставленным противником. Оказалось, что они системати-чески наведываются на наш берег. Пройдя половину пути, Жернов сказал:
- При первом  же выстреле или  световой ракете всем падать на снег.
Впереди потемнело, возникла сопка, закрывая часть неба. Отряд  остановился. Нужно было сворачивать, так как лыжня шла прямо к немецкой  обороне. Жернов присмотрелся к поверхности болота и, выбрав  места, где торчали коротенькие, сухие ветки кустиков, по-шел по ним в сторону берега. Очутившись на берегу, он оставил одного человека.
- Смотри внимательно. Ты остаешься здесь, чтобы мы, когда будем возвращаться, не пропустили тропу.
Поднявшись на  высокий берег, они  осторожно пошли вдоль  гребня сопки, прислу-шиваясь к тишине. Жернов шел, считая шаги. Через некоторое время он остановился и по-дозвал солдат.
- Мы прошли двести метров, - прошептал он. - Почему-то никаких признаков живого человека. Ни шума, ни запаха дыма. - Ничего не понимаю. Пошли вперед.
Он шел еще медленнее,  с большим напряжением всматриваясь в темноту.
Вдруг послышался шум, как будто открывалась дверь. Чуть блеснул свет, затем по-слышался слабый хлопок, как  обычно бывает при закрытии дверей. Потом они услышали  разговор двух человек. Разобрать было невозможно. Через несколько секунд кто-то прошел в сторону, потом вернулся. Опять сработала дверь.
- Пошли вниз, - тихо скомандовал Жернов. - Нужно найти  дорогу, по которой они ездят к себе в часть.
Они с трудом спустились, так как это было значительно труднее, чем подниматься, и пошли вдоль сопки. Метров через 150, они наткнулись на дорогу.
- Смотрите внимательно. Кому-то придется здесь остаться и продежурить сутки. Где-то выбрать место, большое дерево,  залезть на него и днем просчитать все, что творится на этой дороге.
Они молча постояли несколько минут, всматриваясь в окружающую их окрестность  и вошли в лес.
- Какие будут предложения? Что молчите? Давайте решим, один или два  человека ос-танутся здесь?
- Два. Легче будет.
- Понятно. Теперь так. Попеременно  подменять друг друга на дереве и только на-блюдать. Никакой инициативы. Нужна информация и чтобы вы были живыми. Вечером мы подойдем к той же точке у болота и будем там в 20 часов. Там может быть засада, так что вы из леса на болото не спускайтесь, а ждите сигнала. Я буду мигать  красным светом: два раза  продолжительный свет и три раза короткий. Через пять минут буду повторять. Если услышите  перестрелку у кромки болота, то я считаю, вам будет лучше вступить в бой, так как  сутки на морозе вы не выдержите, а другую дорогу не найдете. Все ясно?
- Да. Все, только кто останется?
- Это мы решим дома. Пошли назад. Прошу каждого, про себя, считать шаги до каж-дого поворота и запоминать. Потом  мы сверим, кто сколько насчитал.
На  базе Жернов сделал разбор проведенной разведки. Он хотел убедиться, насколько  люди серьезно относятся к заданию.
- Я хочу вас послушать. Как вы представляете это задание? Что нужно еще сделать, чтобы не сорвать его и не погибнуть? Ну-ка, Овчаренко, расскажи,  что ты будешь делать и что для тебя  самое главное?
- Да, все ясно. Но пока мы не проведем день в наблюдении, мы не сможем сказать главное.  А самое главное - как выдержать мороз. Ведь нам придется там просидеть  12 ча-сов.
- Этого никто не знает. Просто нужно себя настроить. Надо и все. А сейчас всем спать. Подъем будет в 5 часов, завтрак в 5.30. Мы должны выйти в 6 часов.
Все повторилось так же, как и  вечером.  Только теперь он оставил двоих разведчиков недалеко от дороги и  вернулся на базу. Операция прошла тихо, и никто их не обнаружил. Теперь главное, как там будут вести себя его бойцы. Нужно было выдержать 12 часов на морозе и на вражеской территории. Весь день, чтобы он ни делал, Жернов думал о своих людях, которые остались в тылу  врага, и сейчас мерзли на морозе, не имея возможности укрыться от холода, и они обязаны были вести себя очень тихо, чтобы не выдать свой пост.
Вечером они встречали своих разведчиков. Кто больше переживал, сказать трудно. Самое тяжелое для них был мороз. Оба солдата, которые находились в засаде, порядком замерзли, но были рады, что остались живые.
Из доклада следовало, что  у немцев там тоже база, хотя никаких строений они не увидели. Три раза проезжала машина с завтраком, обедом и ужином. В обед было  три бач-ка. Если считать, что один бачок на 25 обедов, то, следовательно, там дежурит  не больше  25 человек, то есть два отделения, связист и, наверное, один или два снайпера. Машина грузовая, крытая сверху, а сзади открытая. Кроме этого, она проезжала еще один раз. В ка-бине был офицер, а в кузове пять или шесть солдат. Утром  прошло четыре лыжника, днем туда и обратно тоже прошло  по десяти лыжников с оружием. Вот и все. Наблюдать хоро-шо, но холодно.  Чтобы не окоченеть, разведчики менялись через каждый час.
- По сто грамм водки и сутки спать. Потом пойдете туда же. Так что хорошенько ото-спитесь. Если проснетесь, то поешьте и опять спать.
Вечером Жернов пошел в новое место, по старой схеме. Там он оставил еще двоих человек и на третий день еще двоих в третьем месте. Все вроде наладилось, но люди жало-вались на холод. После  трех дежурств Жернов сделал перерыв. Он подытожил результаты, но ничего  необычного не увидел. У противника было  все сделано почти так же, как и у нас. Только связь была лучше. Там был автотранспорт и они более оперативно могли  дос-тавить подкрепление, в случае нападения на тот или иной пост.
В один из дней, уже ставший обыденным в деятельности разведчиков, при подходе к вражескому берегу, их встретил огонь противника. Жернов дал команду отходить, и, не приняв боя, они вернулись на свою базу с одним раненым.
Оставив по два разведчика на каждом посту, Виктор собрал все материалы, и выехал с докладом в штаб дивизии. После  изучения материалов, он осмелился спросить, зачем  нужно было тратить столько времени и сил, если и до этого все было примерно ясно.
- Сейчас можно раскрыть тебе наш оперативный секрет. Ты хоть газеты читал?  Ты видишь, что творится на всех фронтах? Скоро будет наша очередь. Мы должны провести  наше наступление оперативно, в сжатые сроки и с меньшими потерями. Так вот, после тво-ей доскональной разведки о положении по ту сторону болота мы пришли к выводу, что можем сбросить туда авиадесант. Вот на эти две площадки. - Начальник оперативного от-дела показал на карту, с которой они работали. -  Твоя задача принять активное участие во встрече этого десанта. Подумай и ответь, только серьезно: сколько людей ты можешь пере-вести на ту сторону и сосредоточить  в этих пунктах? 
- Смотря, сколько вы дадите.
- Так мы можем выделить хоть один, хоть два полка. Ну?
- Нет, это невозможно. Людей  можно переводить только ночью и цепочкой по одно-му.  Все люди тяжелые. С вооружением, с запасами питания... Потом, нужно сделать это незаметно. И главное - когда? Сейчас бы, пока крепкий наст, я сумел бы перевести две ро-ты. А весной или летом - нет. – Он сказал это категорически, так как был уверен. Для него это было элементарно.
- Когда, по-твоему, крайний срок?
- До конца февраля, думаю, можно. Но, у меня там, в деревне  есть дед. Я с ним посо-ветуюсь. Он, наверное, знает, какая будет весна: ранняя или поздняя.
- Может у тебя еще и бабка есть?
- Нет, я говорю серьезно, - и Виктор подробно рассказал о деде Андрее.
- Мы даем тебе две роты и два дня на переброску. Они придут к вам за неделю, чтобы ты их там тренировал. Через два дня после сигнала, точное время я еще скажу, вы должны начать там бой. Одна рота пойдет на захват деревни, а вторая против  их базы на сопках. Через два часа выступим мы. Это время нам нужно, чтобы все сообщения прошли по их каналам и они часть войск бросили против вас. Конечно, они не успеют туда перебраться. Возможно, часть из них только будет садиться в машины, а часть будет на половине доро-ги. Этого нам будет достаточно. За час до начала начнется выброска десанта. Десант не-большой, думаю, не больше роты, но нам нужно, чтобы противник запаниковал. Ну, чем еще тебя удивить? Командиром роты  только что назначен твой  друг, Тарасов. Ему мы  на время операции придаем  батарею орудий, чтобы немцы прятались в блиндажах. Тебе там все легче будет. Только ты заранее протяни там связь. Все ясно? Какие вопросы?
- Вопросы будут потом, а пока нужно все проработать и готовиться. И потом, зачем нам орудия, если мы не можем  перекинуть их через болото. А в отношении срока - жалко я не знаю когда. Я бы мог  лучше спланировать  подготовку.
- Давай назначим, это только для тебя, так числа 30 февраля, пойдет?
- Так 30 февраля не бывает.
- Ну, вот и хорошо. 
Продумав немного, Жернов сказал:
- Ночью, вернее, в темное время суток десант  выбрасывать нельзя. Люди погибнут на деревьях. А днем - их увидят немцы и многих перестреляют еще в воздухе. Вся неожидан-ность нашего удара пропадет.
- А, по-моему, нет. Это еще больше напугает немцев.
- Вы начинаете атаку утром через час, бой у вас разгорится. Вот в это время ударят батареи и начнется выброска десанта. Тогда вслед за первым донесением о том, что атако-вали их укреп район, они пошлют второе донесение о том, что в бой вступила артиллерия и авиадесантные  войска. По-моему это прекрасно, хотя тебе там  за этот час здорово доста-нется. Но вам же не ставится  задача любой ценой захватить базу и населенный пункт. Вам нужно создать ложное положение на данном участке фронта. Ну, теперь понял?
- Все ясно, товарищ майор.
- Впереди у тебя месяц. Хватит времени на подготовку?
- Хватит, даже с запасом.
- Даю тебе два дня отпуска. Говорят, что у тебя в госпитале зазноба появилась, так?
- Это еще моя школьная любовь. В одном классе учились, а здесь вот встретил ее слу-чайно. У нас все по-серьезному.
- Как говорится, повезло. Желаю удачи.
Аня обрадовалась его приходу. Он это видел по ее радостному лицу, по тому, как она пошла ему навстречу и еще что-то особенное, что он воспринимал шестым чувством.
- Я так рада тебя видеть, Витя. Кругом прямо-таки гуляет смерть. Столько убитых и  замерзших раненых, которых не успевают к нам во время доставить, что  в голове страх и горе. Я иногда боюсь сорваться. Это же молодые парнишки, что они видели, что испытали в своей  жизни. Они только начинали жить и не успели даже понять, что такое жизнь, ка-кая она прекрасная. Оставили только горе матерям и невестам.
- Здравствуй, родная. Я страшно соскучился по тебе. - Он обнял ее и прижал к себе. Он  вдруг  почувствовал, что  она не сопротивляется, и поцеловал ее.
Она прижалась лицом к его шинели и тихо спросила:
- Ты надолго?
- По меркам войны, страшно надолго. На целых два дня. Начальник штаба  вызвал меня, чтобы дать задание. Буду готовиться почти целый месяц, а пока - отпуск на два дня. Ты пустишь меня?
- Так я не одна живу. Нас четверо в одной комнате. Ты сам, где-нибудь остановился?
- Как всегда.
- Ладно. Давай договоримся так. Ты иди, где-нибудь устраивайся, а я быстренько сде-лаю всю свою работу и отпрошусь. Хорошо?
Аня договорилась с хозяйкой, что та переночует в общей комнате, на ее койке, а она в ее клетушке примет своего мужа. Вот так и сказала, осознав, в конце концов, что ни Вик-тор, ни она  могут не дожить до конца войны. Он хороший, сильный, честный  мужчина. Она видела, как его уважают, как он бесстрашно бросается в бой, какой он находчивый. Наверное, он будет неплохим мужем. Она постарается его обтесать, сделать более культур-ным.
Они ели свой армейский ужин, приготовленный хозяйкой. Выпили в честь встречи  немного разбавленного медицинского спирта  и опять вспоминали свою юность.
Вдруг Виктор спросил:
- Ты согласна?
- Да.  Ты мне давно нравишься. Но меня пугала  твоя прямолинейность и часто нетак-тичность. Не знаю, как и сказать. Я боялась, что это может мешать в нашей совместной жизни. Я буду тебя поправлять? Хорошо?
- Я  буду тебя слушаться. Ты такая умная, вежливая и хрупкая, что тебя нельзя оби-деть. Тебя нужно защищать. И я буду  беречь нашу дружбу и защищать. А этому я  уже научился.
Когда они ложились спать, она с грустью  сказала.
- Я ведь глупая. Для кого-то берегла себя. Правда, смешно.
- Ну, что ты. Это прекрасно! Я, наверное,  самый счастливый человек. Не знаю, что и сказать тебе. Но пусть это будет нашей тайной.
- Спасибо тебе, что ты понял меня. Только ты не  делай мне больно...
Двое суток пролетели как во сне. На третий день Виктор принимал теперь уже раз-ведвзвод.  Это было ядро всей операции. Ее они будут готовить, и   сами будут в огненном центре операции. От них, их подготовленности, их умения будут зависеть жизни сотен лю-дей. Он все это знал, а они нет. Значит, они были счастливее его, так как в добром неведе-нии проживут еще месяц, занимаясь стрельбой и  бегом на лыжах. На войне  это подарок.
Жернов установил жесткий  режим тренировки. Каждый день двадцать километров пробежки на лыжах, один час борьбы и, постепенно увеличивая, начиная с двух часов, - сон в снегу.  Кроме того, он выбирал людей, умеющих хорошо стрелять. В лесу автоматный огонь мало эффективен. Нужно  было уметь ждать, уметь выбирать место и метко стрелять.
Вместе с тем, он через  день  ходил  через болото в тыл немцам, каждый  раз меняя солдат. Так он приучал своих людей. Он знал, что каждая минута  трудной, тяжелой трени-ровки, увеличивает вероятность победы, и главное уменьшает потери.
Как-то он встретился с Тарасовым, теперь уже командиром роты.
- Я прошу тебя помочь мне, - как-то обратился он к Тарасову. - Мне попросту страш-но, что от меня зависит жизнь сотен людей. Ведь если я ошибусь, то сорву операцию.
- Это у тебя  реакция от психического напряжения и  необычности задания. Операция зависит не только от тебя, но и от меня и вообще многих людей. Если ты это поймешь, то тебе станет легче. Что тебя сейчас беспокоит?
- Ну, во-первых, правильный выбор места. Оно должно обеспечивать нам какое-то преимущество. И главное, чтобы мы могли  пройти туда  незаметно и занять позиции. Немцы и финны - не дураки. Особенно финны. Они в этих лесах, как у себя дома.
- Давай рассказывай, что и как ты хочешь организовать. И что тебя больше всего бес-покоит.
- Так. Я думаю, что всю  нашу группу нужно разделить на примерно две равные части и разместить их по обе стороны дороги, идущей от их форта или укреп района (даже не знаю, как правильно назвать) к деревне. Я там сейчас уточняю места дислокации для наших групп. Когда  начнется операция, то одна часть идет на штурм  дотов, а вторая на захват де-ревни. Мой взвод обеспечивает высадку десанта, перекрывает дорогу и после  высадки де-санта, переходит в твое распоряжение.
- Что ж, я считаю, что это правильно. Давай подготовь  карту, с разметкой маршрутов следования и укажи примерное время на преодоления той или иной дистанции.
- Хорошо. Это я сделаю. Но у меня еще один важный  вопрос. Как перебросить целую  роту через болото так, чтобы немцы не обнаружили перемещение и не встретили нас  ог-нем? На болоте укрыться негде.
- Да, я считаю, что это, пожалуй,  твоя главная задача.
- Тогда прошу тебя, выдели мне от каждого отделения по одному человеку, чтобы  я из них подготовил проводника. И еще: если ты можешь, то попроси  командование произ-вести фотосъемку местности между немецким укреплением на  болоте и деревней. Я ду-маю, там есть дома лесничего, а может быть, пустые заимки лесорубов. Нам ничего не сто-ит их захватить, а это  были бы наши базы на одни, а может быть, и двое  суток. И туда можно было бы  доставлять  раненых и обмороженных. В общем, вопросов так много, что я боюсь  что-то упустить.
- Виктор, давай сразу определим. Твоя задача разведка, это главное. Второе, не менее важное, провести туда роту и третье, принять десант. Все остальное мы будем решать вме-сте. Нельзя объять необъятное. Так что ты не распыляйся. И не думай, я тоже  волнуюсь. Между нами говоря, нам больше никто не поможет, и если сорвется общее наступление, то нам придется удирать назад и с громадными потерями.
Все шло своим путем, как запущенная  громадная машина, которую уже не так просто остановить. Виктор был страшно занят, но все же  часто, особенно перед сном, вспоминал Аню и мечтал о том, чтобы она забеременела. Тогда, думал он, ее отправят в тыл, а там безопасно. Думая об этом, он не считал себя эгоистом. Он говорил себе, что он будет вое-вать за двоих.
На фронте было затишье, и это понимали медики в первую очередь, так как резко уменьшился поток раненых. Аня чувствовала себя прекрасно и, успокоившись после всех переживаний и колебаний, жила нормальной жизнью, если это  так можно сказать о работе в прифронтовом госпитале. Она шла  от главного врача в свое отделение, когда впереди се-бя увидела  страшно знакомого человека. Он шел впереди, и иногда его было видно сбоку, но ее  внутреннее волнение вызывала его походка. Такая знакомая и особенная, которую  некоторые называют летящей. Это невольно заставляло ее подумать, что это кто-то из сво-их и близких знакомых. Но его  странная, не пехотная одежда, сбивала ее с толку. Тогда, выходит, он не наш, но почему, откуда у нее такая уверенность, что это знакомый? Вдруг что-то  вспыхнуло в ее сознании, и она невольно  крикнула:
- Саша!
- Шедший  впереди человек повернулся и посмотрел на Аню, потом широко раскинул руки, шагнул навстречу и крикнул:
- Аня, Аннушка! Родная! Это ты?
Он схватил ее в свои объятья и крепко обнял.
- Ну, разве это не  чудо! Аннушка, да я все время мечтал о тебе, но никак не думал, что вот так могу встретить? Ты не представляешь, как я рад!
- Я тоже рада. Я часто вспоминала тебя, а ты  после школы уехал и пропал. Никогда, ни разу даже слово не написал.
- Прости, я был такой глупый. Совсем мальчишка и не мог тебе написать, так как в свое время дал слово, не быть с тобою. Тогда, еще когда мы учились, этого потребовал  Виктор. Тогда я  ничего не понимал и просто не знал, что за любовь нужно бороться. Вот только  спустя годы понял, что он тебя любил, а ты его нет, иначе он не грозил бы другим, кто приближался к тебе. Настоящую любовь просто так не разрушить. Тогда ты его не лю-била. Так ведь?
- Тогда? Да. Но ты не изменился. Такой же молодой.
- Ну, вы даете. По-моему все молоденькие женщины любят стариков, а старые - мо-лодых?  Пуды косметики тратят, чтобы  быть помоложе.
- Перестань. Лучше скажи, как ты здесь очутился.
- Сорока на хвосте  принесла, что ты здесь, вот я и прилетел.
- Ты летчик?
- Называют так.
- Ты долго здесь будешь?
- Смотря как смотреть. - Он рассмеялся своему каламбуру. - Сейчас мерки другие, во-енные. Но все равно, не один день. Давай  встретимся. Я хочу с тобой поговорить. Ты не представляешь, что я все время мечтал  с тобой встретиться и, наверное, так  со мной будет всю жизнь. Помнишь, когда мы были маленькими, в девятом классе. Я приходил в школу  раньше и выглядывал в окно, чтобы не пропустить, когда ты будешь идти. А потом бежал на лестницу, которая шла на второй этаж, чтобы тебя встретить и поздороваться. Глупый я был? И сейчас буду мечтать о встрече и все время ждать тебя, как  свое  счастье. А ведь счастье бывает так редко, особенно сейчас, когда кругом война и гуляет смерть. Аннушка, я хочу побыть с тобой, можно?
- Я тоже хочу. Приходи вон в том дом, третий справа. Там мы  живем. Часов в семь, раньше я не освобожусь.
- Хорошо. Я обязательно буду. Пока!
Саша вновь ее обнял и, приблизив ее лицо к себе, спросил:
- Ты не против? Я так хочу тебя   поцеловать, что не могу  сдержаться.
- Ты все еще такой робкий? - Она сама крепко обняла его и поцеловала.
Он задумчиво, с какой-то болью, посмотрел на нее и тихо сказал:
- Мне иногда хотелось, когда-то давно, в детские годы, чтобы ты была бы моей сест-рой, чтобы всегда была бы  рядом со мной, чтобы не волноваться, не переживать, когда те-бя нет, а то иногда так болит сердце. Но то время ушло, и я хочу просто, чтобы ты была моей, всегда и насовсем, нет, не то, а вся!
В штабе дивизии  Александр Чуткий получил задание. Его звену нужно было выбро-сить десант, но предварительно и срочно, произвести воздушную разведку и  сфотографи-ровать участок территории. Место они обсудили и согласовали время.
- Нас интересуют два вопроса: - первый, найти удобное  место для десантирования, так как там леса и болота, это главное и второе, произвести съемки местности, чтобы найти там жилье, между   укрепрайоном противника и  деревней. НШ дивизии указал  Чуткому район, который интересует командование. - Снимки нам нужны срочно, для  планирования операции. - Предупредил он Чуткого. - Лететь нужно один раз, чтобы не настораживать противника. Все.
Вечером Чуткий был у  Ани. Едва взглянув на нее, он почувствовал какое-то отчуж-дение  или грусть, которая  настораживала его. Глаза ее были красные и грустные, как буд-то она плакала.
- Саня, давай я тебе скажу сразу, чтобы не было недомолвок. Ведь мы друзья?
- Но я тебя люблю, и это больше чем дружба. И я давно знаю, что я тебе не безразли-чен. И я все время  жил   с верой, что найду тебя, возьму и никому не отдам!
- Обожди Саня. Ты пропал, от тебя не было никаких вестей, и две недели назад, Вик-тор сделал мне  предложение. Я дала согласие. Вот так.
Он не шелохнулся. Как сидел и смотрел на нее, так и замер. Она его просто ошараши-ла, он ничего не мог сразу сообразить, только понял, что Виктор - это Жернов. Он пресле-дует его всю жизнь, и, несмотря на так называемую дружбу, он всегда  приносил ему  ка-кое-нибудь несчастье, и вот опять он настиг его здесь. Вернее - опередил.
Он долго молчал, переваривая сказанное ею, и, наконец,  с грустью произнес.
- Ты права. Я действительно мальчишка. Думал, что у меня впереди еще вагон време-ни и опоздал. - Он встал, вынул из кармана шоколад, который он взял для нее из своего НЗ. Он знал, как сейчас трудно с такими лакомствами, и хотел ее обрадовать. - Никогда не опаздываю на службу, да и никуда, а вот к тебе опоздал и очень, очень сильно. Ладно, про-сти, я пойду.
- Нет, Саня. Мы же друзья. Не уходи.
- Нет, - как эхо, повторил он. - Я не этого хотел. Когда-то я действительно думал, что меня устроит дружба с тобой. Но сейчас - нет. Я тебя так люблю, что все отдал бы за то, чтобы  ты была моей. Я тебя хочу всю и безраздельно. И хотел, чтобы это было навсегда, на всю жизнь. Хочу всегда носить тебя у своего сердца и никуда не отпускать, потому что ты,  какими-то высшими силами, была предназначена для меня, но я был тогда слишком молод и не понимал этого. Я проиграл, и самое страшное, что сам виноват в этом. - Он за-молчал, согнулся, упрятав лицо в ладони, и так сидел, слегка  покачиваясь из стороны в сторону, как будто его пронизывала страшная боль, а он старался от нее уйти.
- Саня, милый, перестань, а то я заплачу. Иди сядь рядом. Я не знаю, как случилось, но ты же знаешь меня. Мне было трудно решиться. Он здесь целый месяц меня обхаживал.  Он лежал у нас в госпитале. А я не знала, что ты меня так сильно любишь, где ты и встре-тимся ли мы когда-нибудь. - Она смотрела на убитого горем  Сашу и почувствовала, как тихо, непроизвольно потекли ее слезы и закапали на ладони сложенных рук. «А ведь все, что произошло - это на всю жизнь, - думала она, - и это уже не поправимо». И такая тя-жесть навалилась на нее, так сжалось сердце, что она готова была закричать. Собрав все силы, она затихла и молча плакала. « На всю жизнь», - молотом стучало ее сердце, отзыва-ясь в голове страшными ударами. Это теперь я всю жизнь, всю жизнь буду с одним, а вспоминать другого. Как жестоко распорядилась судьба. И почему? Наверное, виноват не только Саша, а где-то и я, сама. Судьба предоставила ей выбор, самой сделать выбор своего счастья. Она этого не поняла, принесла  боль любимому человеку. Да и себе тоже, и это на всю жизнь.
- Саша, милый... - Но он покачал головой.
- Я должен  осмыслить все, что ты сказала, и  справиться с переживаниями сам. Что теперь мои слова, клятвы, объяснения, оправдания?
- Перестань. Не делай мне больно. Мне самой стало страшно. Так страшно, что серд-це разрывается, но ты же сам меня возненавидишь, если я буду как флюгер.
- Но почему? Почему так случилось? - спрашивал он больше себя, чем ее. - Почему-то я всегда делаю то, что мне говорят, подчиняюсь судьбе, а не борюсь за то, что хочу, за то, что люблю и уступаю силе, и наглости. Сейчас мне начинает казаться, что я посредственый человек и ни на что большое не способен... Да же и на службе. Предложили мне  летать в десантных частях. Я согласился, хотя мог добиться, чтобы идти в истребительную авиацию. Вроде бы и не боялся погибнуть. - Он медленно рассуждал вслух, не зная, что и как делать. - Опоздал. Столько было времени, почти три года, а все-таки опоздал, и всего-то на не-сколько дней. - Он стиснул зубы, чтобы не закричать от боли и не заплакать.
- Если бы ты сказал мне тогда - жди. Я бы ждала, сколько угодно...
Они сидели, как побитые, грустные в этот радостный час  встречи. Аня утирала слезы, которые непроизвольно  текли из ее прекрасных глаз, и ничего не могла с собой поделать. Она долго держалась, долго ждала своего Сашу, и думала, что навсегда потеряла его, как это часто  случается на войне. А сейчас? Ничего ни он, ни  она не могли уже сделать. Так распорядилась жизнь. И почему? Никто из них не знал. Аня только знала, что Саша оста-нется в ее душе на всю жизнь. Она будет жить с другим, растить от него детей и вспоми-нать свою прекрасную, ласковую юность и несбывшиеся надежды.
Они все же засиделись до позднего вечера, в воспоминаниях о школьных днях.
Когда  они расставались, он целовал ее, а она плакала. Он глотал ее слезы, которые были такими же горькими, как это расставание. И они были такими чистыми, как их жизнь до этого времени. И они были такими жгучими, что выжигали в его сердце страшные раны, которые останутся на всю оставшуюся жизнь. А какая это жизнь, длинная  или короткая, никто из них не знал, как и не знали миллионы других людей, одетых в серые шинели.
- Прощай, Аня. Если можешь, то никому не говори об этом вечере. Давай, сохраним его в наших сердцах. Поверь мне, что никому это не нужно, и никто нас  не поймет. Это было наше, только мое и твое.
- Ты хоть иногда напиши мне, хоть пару слов. Я всегда буду рада твоей весточке.  Хоть ты не стал мне мужем, но все равно ты мне родной. Помни, что ты мне роднее всех родных, и это на всю жизнь. Она опять заплакала.

Чуткий облетел и заснял территорию, о которой его просили. Вместе с НШ они рас-сматривали фотографии и карту. Оказалось, что все  небольшие поляны  это болота.  На них ничего не росло.
Давайте сделаем так. Пусть они начинают операцию и перекроют дорогу из деревни. Как только они это сделают, мы выбросим десант прямо на дорогу. Но это можно только с рассветом, чтобы люди видели, куда они спускаются.
Ждем ваше решение, сообщите нам в авиаотряд за  сутки, до начала операции.
Наш бывший скромный пост СП-10 превратился в муравейник. Когда-то здесь бази-ровалось 11 человек, а теперь  было более двухсот. Противник почему-то молчал, не беспо-коил пост, и все  здесь  жили как на курорте. Бегали на лыжах по хвойному лесу, занима-лись борьбой и ориентированием  на местности. За все время была стычка с немцами толь-ко один раз. Тарасов приказал подпустить их на бросок гранаты, а в это время окружил их,  обойдя с двух сторон по берегу. Бой был короткий и жесткий. Опрос пленных ничего ново-го не дал. Жернов пытался выведать, что у них находится в деревне, есть ли  контрольные посты в лесу. Но пленные отвечали, что они ничего, кроме своей базы на сопке, не знают.
Получив  фотографии участка леса с той стороны болота, Виктор съездил к деду Анд-рею. Они долго сидели и пытались разобраться, где, что и в каком виде. Но дед Андрей там не бывал и ничего не знал. Фотоснимки читать он не умел. Для него это была тайна «за се-мью печатями». Он признался Виктору, что до войны несколько раз ходил через границу, но только  до деревни. Менял там продукты, мех, рыбу, на мануфактуру.  Финны его не за-держивали, но никуда в сторону ходить не разрешали.
- Что там за деревня?  - спросил Виктор.
- А черт ее знает. Там большая  лесопилка, есть ферма, коровы у них там. Домов не-много, наверное, десятка три-четыре. Я всегда ночью ходил, - говорил дед Андрей, - так что особенно ничего не увидишь. Есть у них электричество и радио. Это я слышал и видел.
После разговора с дедом Виктор обсуждал  этот вопрос с Тарасовым. Они предполо-жили, что сейчас там, наверное, стоит небольшая часть, личный состав которой обеспечи-вает охрану границы по краю болота. Расстояние там  полтора километра, дорога прямая. Они возят  на посты пищу и ездит смена.
- Вроде все  ясно. Для тебя задача, Виктор. Как-нибудь пробеги вдоль этой дороги и посмотри, можно ли будет посадить там  самолет? Нам нужно будет вывозить  оттуда ране-ных, и если бы сел самолет, то это было бы прекрасно.
Взаимные тревоги и страх  за  жизнь людей сблизили  Тарасова и Жернова.  Они оба  отметили, что чем больше они думали и чем больше делали, тем больше возникало вопро-сов, которые они не знали, как правильно решить. Каждый из них  прекрасно понимал, что перевести  всех людей  незаметно, через это гиблое место, невозможно. В тот или иной мо-мент  противник их заметит и  откроет огонь по колонне, причем, все  точки, все тропки, все  открытое пространство  там уже пристреляно, и укрыться было негде.
Как-то разбирая  этот вопрос и ища  наиболее приемлемый вариант, Тарасов  предло-жил единственное, что им оставалось.
- Переход должны обеспечить твои люди. Я думаю так. Два своих отделения, ты пе-реправляешь на ту сторону, и пусть они занимают позицию вокруг немецких  постов на подступах к форту. И там будут ждать, готовые в любую минуту  открыть огонь по их огне-вым точкам, чтобы отвлечь их от нашего десанта.
Затем мы начинаем бросок. И еще  два отделения придут тебе на усиление этого при-крытия. Эти люди должны заранее знать свою задачу и что от них зависит  переброска всей роты и успех операции. И второе: когда нас  заметят, движение нужно усилить и  прово-дить людей мимо форта в заранее отведенные  районы. И последнее. Как только вся рота перейдет, нужно будет ваших людей быстро снять и сделать обманный отход назад, чтобы немцы не догадались, что мы зашли им в тыл. Виктор, ты меня понял?
- Я согласен. Сейчас нужно будет распределить командный состав. Где, кто, когда бу-дет. И когда  мы начнем захват дома лесника и заимки...
Приказ пришел неожиданно, хотя его все ждали. В три часа начать операцию, в 8 ча-сов принять десант.
В три часа ночи потянулись две длинные цепочки. Впереди шли разведчики, а за ни-ми, через каждые пять метров, солдаты роты. Виктор остановился у кромки  берега и на-правлял своих людей на исходную позицию для отражения огня противника.
Пока было тихо.
Пошла рота. Они шли в лес, в обход немецкого укрепрайона. Хотя  на их пути никого не было и они шли в лесу, где их никто не видел, была опасность  случайного столкнове-ния.
Прошли уже два взвода. С каждым человеком Тарасову становилось легче, хотя он не был уверен, что они могут пробраться незамеченными.
Ровно в 4 часа, когда оставалось меньше взвода, немцы запустили осветительные ра-кета. Все люди на снегу болота должны были упасть в снег и лежать, не двигаясь в снегу и укрывшись  белым маскировочным халатом. Ни единого выстрела не последовало, но вдруг снова вспыхнула  серия осветительных ракет и раздались несколько автоматных очередей. Немцы стреляли наугад. Это был точно огонь со стороны вражеской сопки, но стрельба ве-лась не прицельная, наугад, и наши солдаты пока молчали. Ждали команду. Прошло минут пять. Никаких команд не поступало и все тихо лежали в снегу. Тарасов передал по цепи: - Не двигаться и не стрелять!
Прошло несколько минут, и выстрелы стихли. Тарасов выждал  10 минут и дал ко-манду начать движение. И в это время подъехал Жернов и сообщил, что немцы сделали вылазку и их лыжники идут в нашу строну.
- Хорошо! Я с этим взводом начну отражать  атаку, а ты забирай своих людей, бери  второй взвод и быстро начинай операции по плану. Перекрой дорогу и окружай  деревню.  Огонь не открывать, пока не  займешь позицию. Учти,   они передадут в деревню, что мы штурмуем их  базу и пошлют подмогу. Ты  должен ударить неожиданно.
Жернов  подал команду и, уже не остерегаясь,  бегом повел людей, чтобы перекрыть дорогу и брать деревню.  Когда  взвод начал выходить на дорогу, Жернов услышал, что Та-расов вступил в бой.
- Началось, - сказал он  командиру взвода. - Так. Оставь одно отделение у дороги, где она выходит из леса. Перережь провода связи и пусть они ждут. Я с ними оставлю одного своего человека для связи. Если связи не будет, то немцы обязательно пошлют связиста.
Жернов торопился к своим  людям, которые с третьим взводом заняли оборону у вы-хода дороги из деревни. Там пока было тихо. Командир  3 взвода сообщил, что несколько минут назад в деревне началось движение. Наверно, они готовятся идти на помощь  своим.
- Как дела? Что уже  успели сделать?
- У края дороги  поставили две мины, в снегу. От них скрытно провели провода в лес. Там наш подрывник. Два человека готовят сушняк для сигнальных костров. Остальные  за-легли вдоль дороги, у самой кромки леса.
- Положение у нас следующее: Тарасов начал бой  со стороны болота с постами нем-цев. Он пока их штурмовать не будет, просто  будет вести перестрелку. Одно отделение на-ходится на выходе дороги из леса. Я сейчас пошлю туда подкрепление. Пусть будут готовы  задержать вылазку, если  немцы попытаются прорваться к деревне. И пусть готовят костры для десанта. Я беру своих людей и иду в обход деревни, чтобы ударить с тыла. Тебе  сейчас направлю еще один взвод, чтобы ты не дал немцам выйти из деревни и помешать нашему десанту. Учти, я буду с южной стороны деревни. Огонь открою позже тебя, так что ты не волнуйся за меня.
В это время  прибежал посыльный и сообщил:
- Дом лесничего взяли. У нас один раненый. Этот дурак лесник пытался  в нас стре-лять из ружья. Наших там осталось 10 человек, готовят  помещения для лазарета. Фильков спрашивает, какие будут указания?
- Телефон там есть?
- Да, есть.
- Лесник успел сообщить в деревню о том, то вы его штурмуете?
- Нет, мы обрезали провода.
- Молодцы, - похвалил  Жернов, сам еще не зная, как распорядиться. Слишком все быстро совершалось.
- Передай  Филькову, пусть оставит себе четыре человека, а  остальных направит ко мне. Я буду  с южной стороны деревни, там, где выходит дорога на юг. - Жернов достал карту и показал место, где он будет. - Смотри внимательно. От дома лесника примерно один километр,  идти нужно на северо-запад. Приведешь их сам.
Жернов поднял людей и дал команду идти в обход деревни. В этот момент подошел Тарасов. Он оставил  четвертый взвод, чтобы  блокировать  укрепрайон, все  равно его, си-лами даже  целой  роты не взять. Виктор доложил обстановку и пошел со своими людьми.
Положение было сложное. Они  должны были начать в 7 утра, а пришлось открыть  ответную стрельбу в 4.30. Это имело исключительно большое значение, так как десант все равно начинался в 8 часов.
Тарасов разместил свой КП между деревней и  укрепрайоном на болоте. У себя он ос-тавил первый взвод. Два взвода были у деревни и один  на болоте. Тарасов не знал, что за часть расположена в деревне, и поэтому не стал ее атаковать. Пусть немцы думают, что мы  штурмуем форт на болоте. А они знали, что форт неприступен и поэтому паниковать не бу-дут. Сейчас главным стала деревня. Сколько там размещено войск? Какие они, есть ли ар-тиллерия? Эти мысли вертелись в голове, а пока он готовился к бою. Одна половина груп-пы Жернова была у выхода на дорогу из леса, а  вторая часть ушла на юг деревни.
Пока было тихо. Со стороны болота, слышалась трескотня автоматов. Значить там все хорошо. Тарасов предупредил, чтобы  наши не развивали никакой активности и не приме-няли гранаты.
- Гранаты, в крайнем случае. Я их услышу и буду знать, что вам туго и требуется по-мощь.
Жернов  занял позицию через пять минут Дорога, которая шла на юг, была значи-тельно шире и  на ней были видны следы колес от автомашин.
Из деревни машины на юг не пойдут. Скорее, следует их ожидать с юга, - думал  Жернов.  И он вспомнил, что основная их  задача отвлечь силы противника, которые  он пошлет на выручку этой базы. Следовательно, нужно  успеть заминировать дорогу. Место для расположения  своей группы он выбрал на повороте дороги и там срочно начал  закла-дывать мины.  -  Мало людей, - подумал он, наблюдая, как солдаты срезали телефонные провода.
Провода  они решили использовать против мотоциклистов, натянув их  через дорогу и закрепив на высоте полметра.
Пока они не трогали деревню, было спокойно, только едва слышно доносился звук автоматных очередей. Там, наверное, наши все ушли в укрытие под деревья, и ответная стрельба велась для  предупреждения  нашей атаки. С поста успели  сообщить  о  нападе-нии на них в свой штаб, расположенный в деревне. Там естественно подняли солдат, но ждали подтверждения. В то же время из деревни было послано сообщение в соединение. Сейчас шла «штабная война», где решался вопрос о  противнике. Нам было выгодно, чтобы это продолжалось, возможно,  больше.
В 6 часов из деревни вышла машина.
Тарасов наблюдал за ее движением и  вдруг принял  решение:
- Машину не взрывать. С двух сторон расстрелять пулеметами. Машина нам приго-дится.
Это была удача. Первой же  очередью убили водителя, машина свернула с дороги, въехала в сугроб и остановилась. Вскочившие  из кузова немцы, которые остались живы, подняли руки.
В плен взяли шесть солдат и одного офицера. Немецкий лейтенант сообщил, что он ехал на выручку поста у болота и, главное, чтобы узнать положение дел. Они сообщили в  соединение, что здесь было нападение на пост, но оттуда потребовали подробностей.
- Сколько у вас людей в деревне? - спросил Тарасов.
Немец не хотел отвечать. Пришлось пригрозить. Тарасов  подозвал двоих своих сол-дат и командира отделения и приказал им отвести немца в лес и там расстрелять. И когда они  двинулись к лесу, у немца развязался язык.
Он сообщил, что в деревне  два взвода и одно вспомогательное  отделение. Это обра-довало Тарасова, так как он мог, не ожидая десанта, взять деревню. Он быстро  снял людей с дороги, передал один взвод  Жернову и начать одновременный штурм  деревни.
- Начнем все вместе по сигналу: две зеленых и одна красная ракета, - разослав  сооб-щение с нарочными, он подозвал немецкого  лейтенанта, и сказал:
- Я требую, чтобы вы передали своим солдатам, что мы предлагаем им сдаться.  Мы гарантируем им жизнь.
- Они не послушаются меня, - ответил  немец.
- Я тоже так думаю, но такое предложение я должен сделать. Пошлите своего солдата и скажите, что деревня окружена.  Мы даем  вам  20 минут на размышление. - Тарасов знал, что этого времени достаточно, чтобы всем подразделениям занять свои позиции для штурма.
Немец написал  записку:
« Деревня окружена  советскими войсками. Они предлагают сдаться и гарантируют нам жизнь. Форт окружен. Дорога к нашим войскам перекрыта. Я прошу  вас сдаться. Мы должны беречь солдат  Рейха»
Прошло двадцать минут. Немцы молчали. Тарасов дал команду. В небо взвились три ракеты, и начался штурм с трех сторон.
Через десять минут все было закончено. В деревне никого не было. Было только три человека с пулеметами, которые  стреляли в наших бойцов. Все  остальные  из деревни уш-ли в лес.
Тарасов понял, что его провели. Теперь где-то в лесу  бродит  почти два взвода не-мецких солдат. Это было плохо, но с другой стороны, давало возможность  в спокойной обстановке принять наш десант.
Тарасов снял группу  Жернова и поставил на дороге два взвода.  Рассказав  Виктору, как его обманули немцы, он приказал  послать разведгруппу, чтобы выяснить, куда они сгинули.
Бой, не  успев начаться, закончился. Осталось ждать. Что будет раньше, десант или немцы из соединения. Осмотр немецких склада и домов дали незавидные результаты. Из вооружения было найдено десяток автоматов и несколько ящиков патронов. 20 штук  про-тивотанковых мин и 100 -противопехотных. Были медикаменты, продовольствие, шнапс. И самое главное, там было два  миномета.
- Машина исправна, товарищ лейтенант. Боковые окна разбиты, а так все в порядке.
- Виктор, загрузи все противотанковые мины в машину, возьми оба миномета и по-едем на южную дорогу. Ее нужно  хорошенько заминировать.
В темноте было плохо видно. Но все-таки удалось  установить, что впереди шла лег-ковая, а за ней четыре больших дизеля. Для нашей группы это было нетрудной задачей. Та-расов  решил взорвать на минах первую и последние машины, а две остальных забросать гранатами. Всех, кто будет прыгать с машин, уничтожать  автоматным огнем. Главное, не пустить немцев в лес.
Силы были равные, однако  немцы не видели наших  солдат, а сами были как на ла-дони. Кроме того, удачный взрыв сразу выводил половина немцев из боя. Машины шли медленно, километров 25-30, что облегало задачу  наших взрывником.
- Алексей, - обратился  Жернов к Тарасову. - Давай  попробуем их минометы. Все-таки  у наших ребят появится  навык
- Не возражаю, - займись сам, - подскажи, а то наши солдаты, наверное, никогда из миномета не стреляли.
Все замерли и смотрели на свет фар, которые  тонкими лучами освещали дорогу.
- Приготовиться, - передал Тарасов. - Стрелять после взрыва.
И в этот момент прогремел  взрыв. Немцы оказались в кольце шквального огня. Впе-реди и сзади прогремели взрывы, а с двух сторон стреляли автоматы и летели гранаты. Немцы сопротивлялись недолго. Они попрыгали с машин и залегли в кювете по обе сторо-ны дороги. Однако их же минометы и наши гранаты завершили дело.
- Что будем делать с пленными? Их уже  почти взвод. Охранять их, одно мучение. Это же целое отделение  нужно  на их  охрану.
- Сейчас что-нибудь придумаем. Товарищ командир, есть предложение. - Обратился кто-то из солдат.
- Ну, говори, что там у тебя.
- Я думаю, что нужно у всех отобрать  ремни поясные и брючные, а пуговицы штанов срезать. А то ведь гады разбегутся, пока до деревни дойдем.
- Как твоя фамилия?
- Боец  Маслов.
- Не знаю, как это положено или нет по международной конвенции, но для нас это хорошее предложение. Ну, так сам и начинай работать.
- Хрусталев!
- Есть!
- Возьми четырех человек, отведи пленных в деревню и запри в сарай. Проверь, пря-мо здесь, чтобы ни у кого никакого оружия не было. В том числе и ножей. Начинай с этого. Этим гадам верить нельзя. - Потом повернулся к Виктору и  продолжил: - Я останусь здесь. Сейчас это будет главным  направлением. Скоро те немцы, которые убежали из деревни, придут в свою часть и расскажут, что здесь творится. Оттуда нужно будет ожидать  серьез-ное  подкрепление. Теперь внимательно слушай. Возьмешь двух моих солдат и машину. Нужно, чтобы они  в деревне нашли пилы. Я хочу здесь делать завал. Пусть они сами этим занимаются. Ты же возьми одного пленного и с ним поезжай в форт. Пускай он расскажет тем, кто держит, что мы уже сделали. Предложи им сдаться. Наверное, они не сдадутся, но духу  у них поубавится. Сделаешь это, встречай воздушный десант. Найди время и напиши короткое донесение. Пошли с ним одного своего разведчика в нашу деревню, пусть пере-даст  по телефону в дивизию. Напиши, чтобы десант сбрасывали на дорогу, в любое место. Финская деревня наша! Пусть поскорее выбрасывают десант. Пока у нас спокойно.
- Слушаюсь! Это я быстро сделаю. Слушай, Алексей. Меня беспокоит группа, которая сбежала. Они на лыжах могут привести  по лесным тропам  целую роту. Продумай, пожа-луйста, оборону с учетом этого их маневра.
Жернов выполнил все указания и  снял своих людей с дома лесника. Теперь у них бы-ла вся деревня, так что нечего распылять силы.
Десант выбросили в девять часов. Оглушенные  шумом моторов и  нервным напряже-нием, возникающим из ожидания опасности, десантники хватались за оружие и смотрели, куда стрелять, готовые немедленно вступить в бой. Но кругом были свои.
Жернов через своих людей передавал, что сбор десантников на середине  дороги, у костра. Туда один из первых прибыл командир десантной роты.
- Я младший лейтенант Жернов. Разрешите ознакомить вас с обстановкой.
Командир десантников протянул руку и сказал.
- Майор Шубин, - и протянул Виктору удостоверение.
- Давайте вашу карту.
Склонившись над картой и показывая местность, Виктор доложил  обстановку.
 - Задача сейчас такова. Нужно оказать помощь Тарасову, который прикрывает этот район с юга. Там дорога лучше этой. Мы уже разбили первое подкрепление, четыре маши-ны с солдатами. Сейчас там может быть очень серьезная атака. Второе направление - это форт. Туда нужно направить взрывников. Там держит в осаде немцев четвертый взвод на-шей роты. Форт нужно брать, пока к ним не прибыло подкрепление. И третье, наверное, очень важное. Во время штурма деревни они оставили трех автоматчиков, которые  изо-бражали оборону. А все немцы или  финны на лыжах ушли в свое соединение, на юг. Они могут скрытно привести сюда сразу целую роту автоматчиков. И идти будут не по дороге, а через лес. Нужно выставить секреты. Дорогу мы сейчас перекрываем, делаем завал из веко-вых елей. А вот автоматчики могут просочиться безо всякого сопротивления.  Да, в деревне 27 пленных. Их охраняет четыре наших солдата.  В двух домах развернуты лазареты, но медперсонала - одна сестра и один медбрат.
- Минутку, - сказал майор и крикнул: - Командиров взводов ко мне!
- Жернов, извини, я так буду обращаться, это проще. Что ты считаешь нужно немед-ленно сделать?
- Один взвод с подрывниками нужно  направить на штурм форта. Он у нас в тылу и будет все время мешать. Кроме того, он держит целый взвод наших солдат. Я пойду с ни-ми, сам покажу. Второму взводу дайте команду охранять эту дорогу с юга. Это пока. Потом нужно будет принять второй десант. После, как распорядитесь, съездите к нашему коман-диру роты, Тарасову. Вон от него идет машина.
- Сорокин, ты поступаешь в полное подчинение Жернову. Он поставит задачу и отве-дет на место. А ты, Бакулин, бери свой взвод и строй оборону вдоль этой дороги, с южной стороны. Деревня наша, но финские лыжники могут выйти сюда с юга, через лес. Ясно?  Я вернусь через 20 минут.
- Меня зовут Жернов Виктор, давайте   вашу карту.
Они развернули карту, и Виктор подробно рассказал Сорокину, каково действитель-ное положение дел.
- Ваша задача, совместно с нашим  взводом, возможно скорее разгромить форт. По-шли.
Виктор вызвал командира  4 взвода и познакомил с Сорокиным.
- Вам воевать вместе. Делить нечего. А пока, доложи, как у тебя дела. - обратился Жернов к командирам взводов. - Немцев по нашим подсчетам, 11 человек. Сколько было, не знаю, но нескольких мы ранили, а может быть убили, в основном гранатами и то в са-мом начале. Сейчас они не вылезают из дотов. Огонь они ведут в основном в сторону боло-та. Туда, наверное, у них направлены амбразуры. Как их взять? Я думаю, что нужно  идти в атаку со стороны дороги и пробиваться гранатами. А когда подойдем вплотную, то гранаты кидать сверху, прямо в амбразуры.
- Как тебя зовут? Алексей? Порядок. Сейчас  иди к своим. Нужно усилить огонь. И медленно, с учетом безопасных мест, пробирайтесь вперед. Но на амбразуры не бросайтесь. Мы пойдем с тыла и попробуем подложить заряды. По зеленой  ракете, лечь и прижаться к земле, за камнями. Мы взорвем доты.
Раненых было немного.  Один человек из разведгруппы и семь человек из 4-го взвода. Сколько раненых у Тарасова, Виктор не знал.
Начальство разделило  между собой командные посты и определило задачи. Старшим отряда был майор Шубин. Он подчинил себе разведгруппу и  взял на себя  задачу, по борь-бе с  вражескими частями, которые  будут прорываться  к деревне и форту. Тарасов назна-чался помощником Шубина, и он  должен был защищать деревню и форт. Шубин согласо-вал все вопросы взаимодействия с Тарасовым и право  оперативного распоряжения всеми людьми...
Три взрыва последовали один за другим. Начался штурм форта.
Шубин решил расположиться в деревне и готовить свой отряд  к рейду.
- Жернов, всем вашим людям три часа сна. Тебе тоже, так как во время  рейда спать будет негде. В 13 часов  получите задание. Сколько у вас человек?
- Вчера было 21. Один точно ранен.
- Так, значит 20. Хорошо, пока достаточно. Вам нужно разбить отряд по пять человек и совершать  круговые (вокруг деревни) рейды.  Одна группа идет по часовой стрелке, а вторая - против. Примерно через  два часа  идут вторые две группы. В случае опасности, давать  сигнал ракетами, и если будут обстреляны, то с боем отступать в деревню. Они на-ши глаза и уши. Кто приходит с рейда -  отдыхать. И так  круглые сутки до особого распо-ряжения. Тарасов,  как только будет взят форт, я выхожу в рейд. Южнее нас есть такая же деревня. Мне нужно  ее атаковать и попробовать захватить. Но все равно мы должны соз-давать видимость наступления,  пройти и расчистить максимально большой район. НШ ди-визии поставил задачу, чтобы  мы обследовали  возможно больший участок. Вот так. Это главная задача. Где возможно, с боем захватывать их населенные пункты и уходить, чтобы найти новый поселок или деревню и опять атаковать. Таким образом, мы будем сеять па-нику, уничтожать их оборонные пункты и разведывать их силы и определять дислокацию частей.
- После взятия форта дайте людям  отдохнуть, по паре часов, сначала одной, потом второй половине роты.
Раздался еще один взрыв. Форт еще жил.
Наступила передышка. Сорокин прислал донесение. Форт взят. Сдались два  немца, три раненых, остальные убиты. Наши потери: один убит и шесть человек ранены.
- Спасибо вам, товарищ майор. Без ваших подрывников мы бы уложили там весь свой взвод.
Шубин приказал:
- В форту оставить два отделения. Навести порядок и построить линию обороны  так, чтобы  можно было отбивать врага со стороны леса. Остальных людей, на укрепление обо-роны деревни. С южной стороны деревни, пусть из бревен делают укрепления и укрытия от огня. Учтите, что форт и эта деревня - наше место базирования до конца операции. Сюда доставлять всех раненых и по возможности переправлять в дивизию.
После обеда майор Шубин взял свою роту и выступил из деревни, планируя сделать налет с боем на населенный пункт, находящийся в 9 километрах к югу. Оборону деревни и форта, возглавил Тарасов.
Тарасов  собрал комсостав и подвел итоги. Пока все шло благополучно, но это только до тех пор, пока немцы не узнали действительное положение дел у них в тылу. Они запро-сто могут бросить  механизированный батальон и сметут обе наши роты.
- Я хочу с вами посоветоваться. У нас один выход: нужно просить у комдива помощь,  чтобы  развивать более мощное наступление отсюда. Одни мы долго не продержимся.
Все согласились с этим предложением, и Тарасов направил в старую базу Жернова, чтобы он убедил в этом НШ дивизии.
После доклада  Жернова, НШ сказал:
- Вам наступать нет нужды. Удерживайте занятые позиции и делайте рейды в тылу немцев. Ваша задача отвлечь на себя силы врага. У него против вас в основном стрелковое оружие. Заминируйте дорогу и усильте снайперский огонь. Я вам дам еще троих снайперов. Используйте минометы, я пошлю вам  один из лучших наших расчетов.
Жернов доказывал, умолял, но ничего не мог сделать.
- Они нас сметут, если бросят против нас только один механизированный батальон. Мы погибнем и ничем вам не поможем. Зачем тогда  нужно было огород городить? Майор повел свою группу на юг. А север у нас оголен. Если они нас сметут, то и группе майора конец.
- Что вам необходимо?
- Еще одну роту, пулеметный взвод, 5 минометов и 10 снайперов. Самолет еще не-сколько часов может безопасно сесть на нашу дорогу. Часть же людей, всех  лыжников, я могу сам перевести через болото.
- Хорошо. Жди. Через два часа я из своего резерва дам  вам один взвод, два миномета и трех снайперов.  Об остальном я доложу генералу и отвечу тебе завтра в 11 часов.
Через три часа Жернов привел новый взвод, и его поставили на северный участок. Трех снайперов определили при штабе, чтобы в случае штурма деревни, бросить их на опасный участок. Минометчиков оставили в деревне на  случай нападения с севера.
В 17.30 прибыл  зам командира ударной группы. Они заняли южный населенный пункт. Но немцы были предупреждены о высадке десанта и  ждали нас. Так что, несмотря на разгром  немецкой  обороны, рота понесла большие потери. 23 человека убитых и 39 ра-неных.
Майор приказал, срочно выслать ему пулеметный взвод и двух санитаров. Обо всем он просил передать в штаб дивизии. Передайте НШ, что для развития операции сюда нуж-но перебросить  не меньше двух рот.
Тарасов  передал ударной группе взвод, который только что прибыл из дивизии и ед-ва успел пообедать.
Утром тарасовцы начали принимать десант. Все радовались, главное тому, что их не бросили, им помогают. Однако, наверное, наступил конец успеху. На второй прилет  само-летов, несущих десант, напали немецкие истребители. Десант был беспорядочно выброшен, многие парашютисты упали в лесу. Один из самолетов был сбит, один подбитый успел сесть на «взлетную полосу», вернее на дорогу. После этого нам стало ясно, что немцы рас-кусили нашу операцию и принялись ее уничтожать. Командование в эту мясорубку людей больше не даст. Такова правда.
А пока, майор со своей группой воевал, а мы «отдыхали» и вели разведку. Но это «отдыхали» умещалось в одну ночь. Утром Тарасов дал указание каждому взводу через ка-ждый час высылать группу в три человека на три километра вперед, для проведения раз-ведки.
Вдруг в 11 часов налетели самолеты противника и начали бомбить деревню и форт. Тарасов немедленно вывел весь личный состав в лес. Но все равно без боя мы потеряли  17 человек убитыми и 11 ранеными. Так после прямо скажем триумфальной победы, мы нача-ли терять людей. И виноваты мы были сами, так как, не ожидая бомбардировки, поздно объявили воздушную тревогу, и люди, выскакивая из домов, не знали, куда бежать.
Как только улетели бомбардировщики, началась немецкая атака сразу с двух  направ-лений. Возникла  ожесточенная перестрелка, особенно с южной стороны. Тарасов  выждал несколько минут и по характеру боя понял, что с запада наносится отвлекающий удар. Он  послал в обход этой группы противника  группу Жернова, чтобы он ударил с их тыла. Через 15 минут он услышал «Ура!». И постепенно стрельба на этом участке прекратилась.
- Это только начало, - сказал  Тарасов на совещании командиров. - Но мы уже можем сделать вывод. Как вы видели, они нахально идут вперед, не думая о своем тыле и флангах. Впредь при вражеской атаке один взвод отражает ее на данном направлении, а второй идет в лес и заходит врагу с тыла. Ясно!?
- Сейчас выставить посты и всем отдыхать. Дежурный взвод Бакулина.
        С этого дня начались непрерывные бои. Противник, как обычно, начинал атаку с двух направлений. Когда тарасовцы отбивали атаку хотя бы на одном направлении, на дру-гом участке противник быстро отходил. Все атаки были из лесу и внезапными. Наш взвод  крепко перекрыл дорогу и стал, как говориться насмерть. Дважды они пытались атаковать форт, но безуспешно. Не сдвинувшись ни на иоту, они, побросав своих убитых, отошли.
Летчики и механики возились с самолетом. Осколком снаряда был перебит  бензо-провод. Его  отремонтировали, но не  хватало бензина, чтобы долететь до нашей  базы. В деревне была неполная бочка  автобензина. Если бы удалось достать столько же авиацион-ного, чтобы хотя бы взлететь, то можно было бы рискнуть. Жернов выделил одного раз-ведчика, чтобы сопровождать  летчика в нашу деревню, откуда тот мог связаться с авиато-рами. Нам же хотелось, чтобы вывезли раненых. Это было сложно, но нужно. Люди долж-ны верить, что их не бросят, тогда и здоровые будут драться без оглядки. Ибо они будут знать, что как бы ни было трудно, командование примет все меры, чтобы их спасти.
Два дня шли почти непрерывные бои. Немцы наскакивали на наши  посты, открывая шквальный огонь, пытаясь прорваться в деревню. У них пока ничего не получалось. Через полчаса автоматной трескотни, они уходили в лес. Эти два дня были трудными и потому, что никаких сведений от  майора Шубина не поступало. Не было связи и с дивизией.
Четвертый день прошел тихо. Не было ни одной атаки. Люди вздохнули.
На пятый день выбросили новый десант и на парашюте бросили бочку  бензина. Кро-ме этого сбросили вымпел с приказом:
«Раненых отправить  на самолете в дивизию. Форт укрепить, увеличив число людей и выделив им необходимое  количество пулеметов. Деревню оставить и всему составу идти на соединение  с группой майора Шубина в  заданный квадрат. По пути уничтожать  все диверсионные и мелкие отряды противника.»
Тарасов собрал всех командиров, подвел итоги и сказал:
- Нам дали время отдыха и подготовки к походу 14 часов. Остатки 4-го взвода идут на защиту форта. Связь с дивизией через нашу деревню. Докладывать НШ раз в сутки. Наш третий взвод  расформировывается. Командир взвода назначается моим заместителем, а людей распределить между 1 и 2 взводами. Из вновь прибывших десантников  образуются 3 и 4 взводы роты. 5 взвод разведчиков усиливается за счет пулеметного взвода.
В общем, Тарасов сформировал подвижную, ударную группу.
Утром мы пошли в рейд, как говорится, уничтожая вражеские  группы и посты и те-ряя своих товарищей. 21 километр до группы Шубина, отряд Тарасова прошел за 7 часов, участвуя в трех незначительных атаках на подвижные группы немцем.
Когда немцы бросили против нас танки, мы ушли в леса и оттуда делали  стремитель-ные набеги на отдельные небольшие укрепления противника. Если атака шла удачно, то после разгрома  немецкого или финского отряда мы  шли вперед. Если мы не могли  раз-громить  какую-нибудь часть, то обходили ее и шли дальше, громя противника, если это были стрелковые части. Наконец мы соединились с частью Шубина.
Прошли два дня тяжелых боев без нормального  сна и отдыха. Люди падали от уста-лости. Но кругом был лес и снег. Отдыхать было негде.  У многих были обморожены ноги, лицо или руки.
На третий день Шубин созвал командиров и обратился к ним с вопросом:
Я вижу, что люди на пределе. Какие будут предложения? Дело в том, что когда пла-нировалась наша  операция, то предполагалось, что мы соединимся с частями   нашей ди-визии на пятый день. Сегодня седьмой день. У меня нет никаких известий  из штаба диви-зии.
Мне  кажется, что мы не вызываем особой тревоги в тылу врага. Здесь глухие места, коммуникаций никаких нет. И хотя мы совершаем рейды, но это напоминает позиционную  войну. Немцы понимают, что в отрыве от базы мы скоро выдохнемся и где-нибудь в лесу замерзнем, так что они возьмут нас голыми руками. Нужно придумать что-то  необычное. Мы у себя посовещались и думаем, что нам нужно хотя бы на один день  сделать перерыв. Это успокоит немцев, а в это время можно дать людям отдохнуть и  подготовить нападение на штаб их соединения.
Как? Во время этого затишья мы отойдем в селение в квадрате  43х29, а Жернов со своими людьми  произведет разведку.
Шубин замолчал и окинул взглядом командиров. Он видел, как устали люди, что все уже на пределе, но хотел услышать их предложение, чтобы обсудить всем вместе.
- Есть другое предложение. Люди настолько устали, что могут не выдержать  дли-тельное  сражение. Нужно собрать все силы и бросить наш отряд на прорыв линии фронта, и перейти к своим. Здесь всего-то 14 километров. - Сорокин  посмотрел на всех команди-ров, потупился и продолжил. - Я не о себе говорю. Людей жалко. Вы же сами понимаете, что  еще сутки и люди будут падать на ходу и замерзать. Мы прошли с боями через фрон-товые тылы противника и имеем представление, о том, где и какой перед нами враг. По-моему, сейчас наступает перелом, когда мы не в силах будем бить врага.  Зачем же губить народ?  Я хочу сказать, что если мы сейчас прорвемся с боями, то это будет победный рейд. А если останемся, то это будет поражение. - Он смешался и замолчал.
- Пожалуй, мы попробуем принять  оба предложения. - Подытожил высказывание ко-мандиров майор Шубин. - Готовимся и делаем нападение на штаб немецкого соединения, а потом отходим и с боем прорываемся к своим. Всех легко раненных и обмороженных от-править через форт и болото в нашу деревню.
Как ни тяжело было впереди, все вздохнули с облегчением.
Наступила ночь. Было тихо, морозно. Небо закрыло тучами, и в данный момент впол-не подходили слова, что ночь союзница всех разведчиков.
Жернов взял  с собой трех самых отчаянных парней и сейчас они пробирались  между застройками к дому, где был расположен штаб. У дверей штаба ходил один часовой, но че-рез окно на улицу падал свет. Значит, кто-то там был. Может быть один, а может быть и три человека. Самое главное было в том, чтобы ворваться в штаб противника без выстрела. Не только тихо снять человека, чему разведчики были обучены. Но как войти в помеще-ние?
- Давай Женя, вперед. Только осторожно. – Шептал Жернов, своему лучшему развед-чику. - Убери часового так, как это ты делал дома, на тренировках. Чтобы мы смогли тебе поаплодировать. Главное - осторожно!
Панин замер так, что казалось, он не дышал. Когда  часовой прошел освещенную часть дорожки, потом еще несколько шагов в темноте к  нему навстречу и повернулся. В этот момент Панин бросился на него, как тень. Беззвучно и молниеносно.
Часовой не  издал ни звука. Его быстро отволокли за угол дома и  сняли шинель и  шапку.
- Быстро надень  и становись на пост. Когда кто-то выйдет, он, конечно, окликнет те-бя. Ты бросай нож. В этот момент  мы выскочим. - Жернов говорил  и молил Бога, чтобы обошлось все тихо.
Было бы идеально, чтобы  тот, кто выйдет из дома, не закрыл дверь, и тогда  можно было бы ворваться в штаб. Но этого не получилось. Уже падая, немец рукой схватился за дверь, и она захлопнулась. По заранее разработанному плану выстрел или взрыв гранаты служил сигналом, для начала всеобщей атаки на селение со всех сторон  этой деревни.
Разведчики бросили одну за другой две гранаты в окно, двери распахнулись и они во-рвались в штаб. К ним уже бежала вся группа разведчиков, чтобы обеспечить защиту Жер-нова, пока он  и его два  сопровождающих будут  брать документы в штабе.
В проходной комнате Виктор увидел, как офицер, очевидно, дежурный по штабу, ли-хорадочно вынимал пистолет. Он уложил его автоматной очередью.  Настойчиво звонил телефон... Они взорвали сейф, забрали оперативные карты, планы, приказы.  Читать было некогда, поэтому Жернов быстро просматривал и негодное  отбрасывал в сторону.
Они настолько увлеклись отбором документов, что не заметили, как в открытой двери появился раненый немец, пришедший в себя после взрыва гранаты. Он с трудом поднимал свой автомат, чтобы поразить советских разведчиков. Какой-то шум отвлек Виктора, он повернулся, но было поздно. Очередь прошила его. Одна пуля попала в папку с документа-ми, а вторая вошла в грудь.
Разведчики отступали тем же путем, теперь неся на себе тяжело раненного Жернова. Он еле слышно  хрипел, очевидно, были задеты легкие. Выйдя  дворами к лесу, они поло-жили его на лыжи, и поволокли  в лес. Ершов, побежал вперед, чтобы доложить команди-ру, что  задание выполнено.
Шубин понимал, что оставаться в тылу, где нет теплого пристанища, где негде приго-товить пищу, и лечить больных и раненых было равносильно постепенной гибели всего от-ряда.  Он понимал, что  в буквальном смысле задачу они не выполнили, но это была не его вина. Они прошли по тыловым частям, захватили три населенных пункта, ждали  перехода в наступление наших частей, но  дивизия никак не проявлялась. Он  не считал  себя трусом. Тем, что он сделал за эту войну, мало кто мог похвастаться и не его вина, что немцы не сняли с фронта армию и не бросили против  его небольшого отряда. Финны сидели в бе-тонных укреплениях, хорошо укрытые и в тепле. Они посылали против отряда Шубина рейдовые отряды  финских лыжников, которые с каждым разом все больше уменьшили численность его отряда.
Известие о тяжелом ранении  командира разведчиков огорчило Шубина. Разведчики играли большую роль во время всего рейда, и он рассчитывал, что сумеет передать через них НШ о месте и времени прорыва. Он вызвал Ершова, который остался за Виктора.
- Нам нужно срочно связаться со штабом. Данные секретные и жизненно важные для армии и всего нашего отряда. Что ты  можешь предложить?
- Есть два пути. Ночью пройти через линию фронта, и если нас не заметят, то через три часа  наша группа будет там. Если заметят, то будем прорываться с боем, и кто-то  до-берется до дивизии. Второй путь, через форт и болото. На машине до форта минут 20-30. Через болото до деревни тоже минут 30 можно передать сообщение через час. То есть  по телефону. А они передадут, что нам делать.
- Что ты скажешь, Тарасов? Сейчас уже утро. Посылать группу через линию фронта можно будет часов через 12. А это значит, что еще провести  сутки в тылу врага. Выдержат ли люди? Я думаю так: готовить группу из 3 человек и послать ее в деревню. Если что-то  с ней случится, то посылать вечером  вторую группу...
- Я думаю, что  лучшего не придумать. Нужно посылать разведчиков.
- Все ясно. Ко мне лейтенанта Сорокина, водителя  автомашины и вашу  тройку. Хотя нет, давайте шесть человек.
- Разрешите, я пойду старшим  команды через болото.
- Хорошо, Ершов, только оставьте кого-нибудь за себя.
- Останется  младший сержант Никулин.
Когда  все собрались, Шубин сказал:
- Сорокин, ты доставишь группу в  форт. Возьмешь туда и Жернова, в наш лазарет. Группа Ершова, 3 человека пойдет через болото, а ты с тремя солдатами останешься там и будешь ждать возвращения  Ершова. Он должен передать  решение НШ дивизии. Эти три человека даются тебе для охраны. Жду тебя через  3 часа. Приложи все силы для решения этого вопроса,  ибо это важно для всего отряда. Учти, главное - ты должен вернуться жи-вым! Как бы тебе ни будет трудно, думай о нас, о твоих друзьях, тех, кто остался здесь. Они все на пределе...
- Я это понимаю и сделаю все возможное и невозможное.   
- Тарасов, я думаю, что снайперы нам при переходе фронта не потребуются, поэтому Орехову и Тимофееву  отправь с Ершовым. Пусть останутся в вашей деревне.
Перейдя болото, Ершов вошел в деревню и нашел дом, где расположилось отделение наших солдат, и попросил:
- Ребята, дайте нам чего-нибудь горячего поесть. Мы уже неделю на сухом пайке. И главное, не давайте нам уснуть. Через 40 минут нам нужно идти обратно. - Затем снял трубку  и  дозвонился до НШ.
Доложив НШ, Ершов  попытался есть, но так с ложкой в руке, он за столом уснул. Дневальный  смотрел на него и не знал, что делать. До выхода оставалось еще минут  10, и он решил  дать им поспать шесть минут.
Дневальный чуть не заплакал, когда будил разведчиков. В тепле, после еды и чувства безопасности, сознание их не хотело возвращаться в разбитое и утомленное  тело. Первым пришел в себя  Ершов. Он позвал  командира отделения и приказал:
- Выдели мне двух человек. Они пойдут  через болото в форт. Там в деревне остались тяжело раненые. Их заберет самолет. Но он может взять только тяжелых. Врачей и легко раненых нужно будет  перевести сюда через болото. Завтра сюда  прибудет взвод, для  ох-раны форта. Вы его проведете через болото.
- Я вам  налил во фляжки крепкого сладкого и горячего чая. На дорогу. - Сказал дне-вальный. - Счастливо вам.
Обратно они шли как во сне. Уже  на месте, Ершов доложил Сорокину и упал на лав-ку. Не было сил, сон требовал свое.
Сорокин не знал, хорошо это или  плохо, но он приказал набросать в кузов веток, и положил туда  трех разведчиков, закрыв их одеялом. Лучшего придумать было некогда.
Ровно через три часа Ершов докладывал.
- НШ  благодарит за отличное выполнение задания. В деревню к финнам они пошлют  самолет, который заберет тяжело раненых. Легко раненых приказал отправить в нашу де-ревню. Завтра  на смену Сорокина придет новый  взвод.
Для нашей группы. Он указал место  нашего перехода. В 20 часов они начнут артпод-готовку на нашем участке перехода, потом перенесут ее южнее. Мы должны  ждать  сигна-ла: две красных и одна зеленая ракета. Артподготовка будет продолжаться, а мы должны начать переход к линии фронта. Когда нас обнаружат, мы должны залечь. Они в этот мо-мент усилят огонь по окопам и укреплениям немцев. Будет шквальный огонь 6 минут. Как только  артогонь стихнет, мы должны подняться и идти в атаку. Нам навстречу будут идти наши войска. НШ сказал, что «у вас должно получиться»!

Они лежали  на снегу, тесно прижавшись к земле, а всего в двухстах метрах бушевал огонь от взрывов артиллерийских снарядов. Эти взрывы, которые убивали и ранили, их ра-довали, так как это стреляли для них, чтобы они были живы и пришли домой. Внезапно все вдруг стихло, как ножом отрезало. Они лежали в снегу, готовые вскочить и пробиваться к своим, и вслушивались в безмолвие, чтобы не опоздать с атакой. Потом вновь всколыхну-лась земля от грома взрывов и стрельбы. Вдруг в небе вспыхнули три зеленых ракеты...
- Вперед! - раздалась команда по цепи, - и как бы в ответ на нее со стороны наших окопов раздалось громкое «Ура». Грозное для врага и  радостное для наших людей.
Тарасов бежал в гуще солдат  своей роты. Рядом, чуть справа, был Хрусталев. Он ви-дел, как прогремел взрыв, и за Хрусталевым блеснуло пламя. Он оглянулся и увидел на черном снегу тело Аркадия. Он успел крикнуть, чтобы помогли Хрусталеву, и упал в наш окоп. Вскочив, он оглянулся, пытаясь разглядеть своего комсорга, и увидел, как  два солда-та  несли  Хрусталева, а за ними уже никого не было.
Кольцо замкнулось. Прошло всего-то девять дней. Но каких?! Для кого-то это просто девять дней, а для них? Для них это подвиг, который они запомнят на всю жизнь.
Кроме ценных штабных документов, хорошим известием было то, что фактически  за линией болота, у немцев частей не было, поэтому довольно легко далась победа нашему небольшому отряду. Теперь  штабным чинам осталось подумать, как воспользоваться эти-ми сведениями.
Наш отряд оживил и госпиталь. Мы заняли четыре больших палаты, где лежали все свои. Было в этом и что-то хорошее. Несмотря на то, что кто-то был с одной, а то и двумя дырочками, у кого-то что-то лишнее отрезали или, наоборот, зашили, главное  все были  крещены одним огнем, а это не просто. Это было как крещение кровью, за святое дело. За любимую Родину, над которой  хотел надругаться враг. Из палаты в палату ходил на кос-тылях Хрусталев и читал своим родным товарищам стихи. Читал своих любимых поэтов, Пушкина, Лермонтова, Маршака...
      

Прощай, синева, и листва, и трава,
И солнце над краем  земли,
И милые дружбы, и узы родства.
Свой жизненный путь мы прошли.
........................................................

Умрем, не сдаваясь, - ни шагу назад
В неравном и славном бою.
Кто в блеске победы грядущей не рад,
Стоять и погибнуть в строю?
               
Жернов выжил.
 - Надо жить, - говорил он. - Я еще до конца не рассчитался с фашистами. Нужно их уничтожать, как сорняк, как чумные микробы, чтобы не было их на земле. И это можем сделать только мы, солдаты войны. Только мы понимаем, кто это такие, ибо найдутся лю-ди во многих странах, которые возьмут  под свою защиту  эту нечисть. Так уж лучше пусть их останется  поменьше.
А на СП-10 новые люди, но он существует и это главное. Солдаты должны быть на посту. Чтобы видеть врагов, своих и чужих. Нужно быть  бдительными, друзья мои.
Рота Тарасова вернулась в свой полк. А Жирнов с оставшимися разведчиками были переведены в рахведроту дивизии. Наступило временное затишье. Но в то же время по всем  фронтам, от Черного моря до Балтики, шли наступательные бои. Наша  армия вышла на старую государственную границу СССР. Наконец, в июне пошла в наступление и наша ди-визия. Это были последние дни войны с Финляндией.   

Из истории второй мировой  войны:
«Наступление на Корейском фронте началось в июне 1944 года и продолжалось до августа. Выход Советских войск на границу с Финляндией, заставил правительство Фин-ляндии через министерство иностранных дел Швеции обратиться к Советскому  правитель-ству с просьбой о мире. Правительство СССР потребовало от президента Финляндии при-нять наши условия. Однако  президент Финляндии Р. Рико выбрал путь сохранения союза с гитлеровской  Германией. Но вскоре, под натиском Советских войск и  ухудшением воен-но-политического положения Германии и ее сателлитов, часть правящих кругов Финляндии настояли на ее выходе из войны.
25 августа новое правительство обратилось к правительству СССР с предложением начать новые переговоры о перемирии. Однако этому воспротивилось правительство Вели-кобритании. Поэтому было решено подписать соглашение о перемирии между Финляндией с одной стороны и Советским Союзом и Великобританией  - с другой.   
Признав предварительные условия перемирия, Финляндия 4 сентября заявила о своем разрыве с фашистской Германией. В этот же день финская армия прекратила военные дей-ствия. В свою очередь, с 8.00 5 сентября 1944 года Ленинградский и Корейский фронты, по распоряжению ставки Верховного Главнокомандования закончили военные действия про-тив  финских войск.»

Прошло 50 лет. Я сидел у постели  Виктора, которого доконали старые раны и холода болот 1943-44 годов. Он рассказывал  мне длинную «сказку»  о нашей великой и справед-ливой войне, которую прошел и я. Мы вспоминали и наших  далеких школьных товарищей. Где они? Слышали, что Женька Белоусов  прошел всю войну и окончил ее полковником артиллерии. А жена его - наша умная, но тихая  и трудолюбивая  Таня, когда-то Соловьева? А друг наш, идеалист и умница Володя Аблин, погиб при защите столицы нашей великой Родины - Москвы в 1941, когда вел в атаку свой взвод.  Нет уже всезнайки, спокойного и уверенного в себе математика и энциклопедиста  Вальки Недоспасова, да и мало нас оста-лось после войны.
- А как сложилась судьба Тарасова? - спросил я Виктора.
- Он счастливчик. За всю войну его ни разу не ранило. Окончил войну командиром дивизии, но  генерала не получил. Долго служил на севере. Да, женился он таки на своей подчиненной, снайпере, Наташе Ореховой. После того перехода, через линию фронта, все дали три дня отдыха. Тарасов  обратился к командиру дивизии, и ему разрешили жениться. Я случайно их встретил в санатории в Сочи. У них трое мальчиков. И все похожи друг на друга и на мать - Наташу. В общем, мы многое вспомнили, пока  отдыхали. Сейчас он в от-ставке, где-то в Ленинграде. Да, помнишь про деда Сергия? Так вот его наградили медалью «За боевые заслуги». Радости было! Награждал его капитан Тарасов. Он приехал в дерев-ню, построил  взвод и пригласил деда Сергея. Наградил его, а  солдаты устроили ему овиа-цию. Дед храбрился, а потом заплакал. Сейчас его нет, немного не дожил до ста лет.
- А как Емеля? Помнишь, ты рассказывал о нем?
- Да. Емеля молодец, но нет его. Тогда  мы его назначили командиром отделения, а через некоторое время послали на курсы младших командиров. Во время  прорыва  фронта в Карелии он был уже младшим лейтенантом. Это случилось, когда армия шла в наступле-ние. Люди были на подъеме, ну сам знаешь, как это бывает, когда чувствуешь, что пахнет победой. Так вот,  во время одной атаки весь его взвод  прижали к земле шквальным огнем из форта. Ну, ничего не могли сделать. Кругом была смерть. На встречу огню идти было нельзя, так как было открытое пространство. Назад отступать то же нельзя, таким сильным был огонь. Люди лежали на снегу, и финны постепенно выбивали их. Емеля понял это. Вот он и вызвался подорвать дот. Связал три  противотанковых гранаты, подполз, буквально разрывая  снег до земли,  до дота, чуть привстал и бросил их в амбразуру. И это было, как говорят, на глазах у всего взвода. Во время  броска его и ранило. Смертельно ранило, так что даже не довезли до  госпиталя. Зато весь взвод  был цел. Доложили  командующему и попросили написать в его город, чтобы в память назвали улицу, на которой он жил его именем. Да, присвоили ему звание  героя Советского союза. Жаль его. Вообще то всех жаль, но вот тех, кого лично знаешь, всегда больнее. А он был наш, уральский! Всегда ве-селый, с юмором и никогда не унывал.
- Да, жаль. Из твоего рассказа о нем он мне понравился. Такие люди особенные. Они, простыми, незамысловатыми  словами, своими действиями увлекают людей и делают жизнь легкой, прекрасной.
- А Соболева ты помнишь? Его отца немцы убили. Тарасов его приметил и назначил командиром отделения. А через полгода его отправили на курсы младших командиров, и войну он закончил старшим лейтенантом, героем Советского  Союза. И что интересно, он  таким же тихим и скромным остался. Что-то в нем было особенное. Он всегда был спокоен, всегда был готов помочь любому, кто к нему обращался, и никогда не кричал, никогда не  выпендривался. Но дело знал прекрасно. После победы его комиссовали в связи с тяжелым  ранением, и он уехал на свой Кавказ. Тарасов рассказывал, что  Соболев каждый год на день Победы  присылает ему письмо, рассказывает о себе, вспоминает  товарищей и по-здравляет с праздником. Какой-то он обязательный человек. Я иногда думаю, что олухи мы царя небесного, не понимаем таких, как Соболев. Это же сокровище русского народа. А мы рекламируем артистов, наших эстрадников, от которых и толку никакого... И лезет туда всякая шушера, потому, что это выгодно и  их «работа»не требует никакого труда. У меня где-то есть  письмо от него. Возьми  его, там адрес, вдруг будешь в тех  краях, зайди, пого-вори и напиши о нем. Хорошо напиши. Ты понимаешь меня, да? Нужно  рассказывать о таких, как Соболев, чтобы люди ими гордились, а молодежь брала пример.
Зашла к нам в комнату  жена Виктора, Аня и передала мне конверт.
- Вы, наверное, будет писать о том, что говорил Виктор. Это посмертное письмо от Саши. Напишите и о нем несколько слов. Он был нашим другом со школьных лет, и одна-жды мы встретились на фронте. Он руководил десантом, когда Виктор ходил в тыл фин-нам. Больше мы его не видели. Пожалуйста, напишите о нем. Он был грамотным, смелым и добрым к людям. И ненавидел фашистов, так как считал их хуже зверей. Нам очень  жаль Сашу, хотя смерть его была героической. И еще. Он был не только талантливым, умным и удивительно любознательным, но и добрым человеком.  И всю свою короткую жизнь он боролся со злом. В детстве мы дружили, но как обычно бывает, не распознали в нем  его прекрасную душу, его стремление познать мир и рассказать о нем людям, чтобы они люби-ли и берегли свою планету, нашу Землю. В своей жизни, которую заедает быт, мы как-то не думаем о большом и забываем  о нашей планете, о такой родной, что когда задумаешься, то сердце схватывает. Считаем, что это слишком напыщенно или казенно, что ли. А вот Саша мог об этом сказать, не стесняясь, и находил слова. Слова любви и протеста  в защиту на-шей Земли. И слова находил такие, что становилось больно оттого, что мы такие черст-вые...
Иногда приходил внук Виктора, садился  рядом на диван и слушал нас. Порой он вступал в наш разговор и говорил:
- Деда, ты уже это говорил. Лучше расскажи  нам сказку. Пусть дядя писатель напи-шет сказку, это же интереснее.
Пока Виктор рассказывал сказку, я развернул и прочитал небольшое письмо:

«Аня, обычно в начале пишут «Здравствуй», но здесь это не имеет смысла, ибо этот маленький привет тебе перешлют, когда меня не будет. После той грустной встре-чи я добился и перешел летать на истребителе. Давно это нужно было сделать. Он вос-питывает  характер, закаляет волю и делает человека самостоятельным, и все-таки, на-верное, и смелым!  А мне что теперь делать? Никого у меня не  осталось, и я решил бить этих фашистских гадов везде, при каждой возможности за то, что они всем нам, всем людям, большим и малым, и вот мне тоже, принесли столько горя, что ничем его не изме-рить. Наши, дорогие советские люди  построили и дали мне прекрасную машину, штурмо-вик «ИЛ-2», которую немцы прозвали «черная смерть». Я сделаю так, чтобы это стало для них фактом. Все те несколько секунд, которые самолет будет нести меня  к цели, чтобы сокрушить врага, я буду думать о тебе. Прощай»

Я с трудом разбирал слова, так как все письмо было заплаканное. Наверное, не раз над ним лила слезы Аня. Да и мне стало грустно. Какая в нем, в этих нескольких строчках, сила!

В приложенной к письму записке сообщалось, что Александр Чуткий, участвуя в атаке против танковой колонны неприятеля, расстрелял все снаряды и РСы. Самолет его был подбит и загорелся. Вместо того чтобы выброситься  на парашюте, он повел маши-ну на скопление танков... Его кровь окрасила пламя взрыва в алый цвет...

- Спасибо, - сказал я Ане. - Я возьму его, можно?
- Да, пожалуйста. Я уже переболела, пусть это письмо увидит свет, и люди будут знать своих героев. Сколько их было! – Она приложила платочек к глазам и тихо вышла. А я с внутренним удивлением подумал: только что, читая это письмо, в моих мыслях было желание сказать эти же слова – он был героем, и таких были тысячи. Помните их люди.
Сложив письмо, я спрятал его во внутренний карман и стал слушать сказку, которую Виктор рассказывал  внуку.
- Ну, ладно, внучек, слушай, - устало произнес Виктор. - Слушай  сказку, только луч-ше, чтобы это действительно было сказкой.
- Жили - были люди. Много людей и разных. Жили они не очень богато, но дружно. Трудились и по-новому строили свою великую страну. Любили и уважали друг друга. Лю-били они нашу землю, небо, горы, моря, деревья... любили они и зверей...
- Каких зверей? - спросил внук.
Виктор помолчал, видно  он уж очень устал, потом  продолжил.
- Ты не перебивай меня. Разное зверье бывает. Зверь он и есть зверь, мало ли каково его обличие. Слушай  дальше. Раз в сосновом бору собрались три медведя и решили разо-гнать всех людей, разделить их на небольшие группы, чтобы они не были такими сильны-ми... Решили, подписали  бумаги, и... - Виктор замолчал.
- Дед, а дед, а что дальше?
- Дальше? - Виктор помолчал, как будто собираясь с силами, а потом продолжил. - Дальше, внучек, это тебе решать. Расти скорее и люби свою Родину, тогда все поймешь. И еще, слушайся свою бабушку. Она святая. Люби ее, ибо нет на целой Земле, лучше ее.
- Дед, а дед, ну что ты молчишь?
Но дед все сказал и умолк, успев только передать этот короткий наказ внуку. Понял ли он? Наверное, сейчас нет. Но пройдет время, и эти слова выжгут в его сердце  любовь к своему отечеству, к родной и большой планете Земля. Полюбит ее поля и леса, горы и озе-ра, реки и долины. Полюбит небо и вообще все то, что кем-то великим и мудрым сделано для человека, чтобы он радовался жизни...
Так будьте же разумней и добрее,
Земляне - люди века моего,
Ищите все, ищите поскорее               
Преград на дорогу в ничего.
Крадется к сердцу - нет, не сожаленье,
А липкий страх, мурашки на спине
При мысли, что детишек поколенье
Последнее на голубой Земле.
И нету  зелени, и вся планета -
Оплавленные камни и зола…
Так неужели мы допустим это,
Дадим, чтоб победили силы Зла?!
А ты, солдат, всем расскажи повсюду,
Что вынесла Земли шестая часть,
Пусть люди о прошедшем не забудут
И не дадут грядущее украсть!

Отдав всю жизнь защите отечества, я на старости лет стал писателем. Возможно, для молодых это большое счастье. Но не для меня. Я и представить не мог, как мне будет труд-но, а иногда и больно. Писательская обязанность потянула меня к людям, и в первую оче-редь к тем, с кем я провел молодость. К тем, кто посвятил свою жизнь Родине и советским людям. Советские люди совершили подвиг, который пока еще полностью не оценило чело-вечество. И в Большой Истории 20 век будет веком  Великой Победы  Советского народа над фашизмом, которого все народы мира прозвали  «коричневой чумой».
А  кто они, те победители? Как живут сейчас? Как вы молодежь относитесь к ним? Не жалеете ли вы для них кусок хлеба? Не обзываете ли вы их дармоедами или нахлебниками? Не смеетесь ли над тем, что они плохо слышат? Что в руках их дрожит ложка? Они не ви-новаты, что так сурово обошлась с ними жизнь. Ведь жили они не для себя. И, наверное, слова «живи сегодняшним» они бы признали издевательством, а может быть, и проще, про-сто ругательством.
Вот добрый, милый, простой и скромный Женька Литвинов, с раненной в войну но-гой. Ему скоро 80. Болит сердце, не ходит нога, и плохо видят глаза. А операцию не делают из-за слабого сердца. И никому он сейчас не нужен. Живет на нищенскую ельцинскую пен-сию. Не живет, а существует. Мне хотелось бы спросить его дочь. Как она к нему относит-ся? Понимает ли она то, что если бы не он, не его товарищи по оружию, то ее бы не было на свете? Поймите нас, молодежь. Если бы ОНИ не победили, то вы были бы рабами. Ну, не все, кто-то бы продался и жил бы за счет народа, но не имел бы Родины.
Старший лейтенант Ковтун. Приехав в город Курск, я с большим трудом нашел его: и позвонил, чтобы договориться о встрече. Ответила его жена. «У него сердечный приступ. Уже второй день. Я поднесла ему телефонную трубку, но он не может ее удержать... По-звоните  в другой раз». А будет ли он, этот  «другой раз»?
А полковника Павлущенко Дмитрия  я застал дома в городе Воскресенске. Он с тру-дом вспомнил меня. Я хотел записать его рассказ о танковом бое под Житомиром, когда немцы бросили все, чтобы вернуть  назад освобожденный нашей армией  Киев! Они рва-лись к Киеву, бросая технику и людей в военную мясорубку, не считаясь ни с чем. Но Красная Армия была уже не та. В ту, первую встречу, он очень живо, подробно и долго  рассказывал мне об этом сражении.. Но это было 25 лет тому назад. А сейчас он не смог говорить и 5 минут... Я обнял его, поцеловал, пожелал здоровья, а самому хотелось пла-кать. Что сделали с человеком годы? Да какие годы!
Передо мной фотография  старшины первой статьи, моряка Валерия Браткова в мор-ской  форме. Он всегда в тельняшке. Открытое честное лицо. На пятидесятилетие Победы мы встретились с ним в Ленинграде. Я нашел его в шумной толпе, обнял... Мы начали вспоминать  молодость, боевые дни, которые он провел на Балтике, освобождая прибал-тийские республики от фашистов. Вдруг он спросил меня: «А где Сашка Чебанюк? Давно его не видел, нужно поискать. Я никогда не забуду, как он меня выручил...». - Господи, по-думал я, что сделало с нами время, горе и раны, нанесенные войной. «Валь, - говорю ему, - так это же я, Сашка. Ты что, не узнаешь...? Всю жизнь он прослужил на Севере, подводни-ком. Сейчас тоже на севере, в отставке. Работает в Мурманске, хотя коренной житель Кав-каза.
На год моложе меня Николай Полотов, парашютист-десантник. Сколько раз он пры-гал из самолета в небе Европы, чтобы спасти чехов, венгров, румын, поляков от фашист-ских варваров! И нет числа его ранам и переломам. И он сейчас один на далеком Урале, в рабочем Челябинске, кузнице великолепных и непревзойденных танков Т-34. И одна его радость воспоминания, да письма друзей. Кода я приехал к нему, то он не знал, как меня встретить. Он потчевал так, как будто я месяц голодал… А потом пошли его рассказы. За-мечательные повести о его героической жизни. Но это ведь  когда-то было, давно было, а теперь?
А Авенир Юртов, заводила и честный парень. Он  прекрасно учился и все время что-то изобретал. Раненый и контуженный попал в плен. Без сознания… Бежал, но за пленение был разжалован в рядовые.  И снова пошел в бой и опять бил немцев. А после войны,  уе-хал в красавицу Башкирию, город Уфу, и там трудился, пока были силы. А мы такие уже все старые, что не увижу я его, и хотя память просит, но уже нет сил. Ведь детство мы про-вели с ним. Вместе учились, играли в детские игры и думали о большом счастье и больших делах. Но помешала война.
А Ваня Овчаренко, удивительно спокойный и трудолюбивый человек. Прошел всю войну, героически сражался с немцами в соединениях первого Украинского фронта и после войны, за месяц до демобилизации был зверски убит украинскими бендеровцами. За что вы, звери, убили человека? Человека освободителя, который принес в Европу мир и избав-ление от коричневой нечисти.
Или хирург, майор Вербенко. Раненый врач, опираясь на простую, срубленную в лесу толстую палку, длиной  2 метра, оперировал раненых и потом, делая обход по госпиталю, стучал ею так, что слышали его все и ждали. Ждали, чтобы услышать его слова. Его люби-ли, потому, что здоровье и жизнь людей он ставил превыше всего. Был добр и прост. Я помню его, хотя прошло больше половины века. Дай Бог ему здоровья. И если он жив, то пусть узнает, что  я, как и сотни спасенных им солдат, помним его и желаем ему счастья и здоровья.
Много, ой как много их, но обо всех не скажешь. Все они били  врагов нашей Роди-ны, внешних, а  вот внутренних не  заметили и потеряли свою великую Державу, за кото-рую  когда-то проливали свою кровь.
Вы, люди! Поднимитесь ввысь. Выше, выше, так чтобы не мешали  повседнев-ные хлопоты и окиньте взором нашу историю, от Рюрика и Невского, до нашей Вели-кой Отечественной. Посмотрите на свою великую Родину. Она тысячелетие собира-лась нашим  великим народом и достойна любви и того, чтобы мы ее берегли. Враг всегда останется врагом, в какую  бы шкуру он ни рядился.

К несчастью, не услышали мы, не дошли до нашей души вещие и тревожные слова чешского писателя - великого патриота  Юлиуса Фучика - « Люди, будьте бдительны».  А это, ой как нужно, ибо растет рядом с нами сильный и коварный враг -   национализм США, а он беспощаден. И пусть меня не обвиняют в тенденциозности и преувеличении. После окончания второй мировой войны, империализм  развязывал локальные войны более 300 раз. От его снарядов, ракет и бомб, от напалма и оранжа погибали  простые люди во Вьетнаме, Ираке, Корее, Югославии, Сирии, Палестине и Никарагуа, Кубе и многих стра-нах во всех частях мира. И никому неизвестно, куда еще придет американская военщина, чтобы устанавливать свой порядок. Так в США говорят сейчас. Так говорил Гитлер полве-ка назад.  И мне хочется еще раз повторить слова Юлиуса  Фучика: «Люди, будьте бди-тельны».

Москва. 1997 г.























                Сын Белоруссии.

               
         Из всех Советских республик Белоруссия  в Великой Отечественной войне по-страдала больше всего. Она первой встретила врага, и он обрушился на нее всей своей мо-щью. Путь на Москву был через Белоруссию, и это определило судьбу народа этой респуб-лики в Великой Отечественной войне. Народ Белоруссии во время всей  войны вел неприми-римую борьбу с оккупантами и не только в городах, но и в  деревнях и селах. И на борьбу с немецким зверьем поднялся весь народ, от «мала до велика». На долю народа Белоруссии выпала в этой войне, как и русскому народу, тяжелейшая  доля.  О борьбе советского на-рода написаны тысячи, сотни тысяч книг, но, услышав незатейливый рассказ  военного врач - белоруса,  о его жизни во время оккупации, я решил написать  этот рассказ о нем, чтобы внести еще одну правдивую страничку в историю ВОВ, откровенно и с докумен-тальной точностью рассказанную ее участником. Это  пример великого и, одновременно, обычного для нас старых русских, патриотизма. 
      
 Мы жили в великое время, сами не подозревая тогда об этом. Всем нашим народом   владела пассионария, которая проявлялась в  труде, научных подвигах, строительстве но-вого общества. Народом  овладела великая созидательная  страсть, и он делал невозмож-ное. В течение нескольких лет была ликвидирована  всеобщая неграмотность, началась  невиданная индустриализация страны и уже к 1941 году у нас были самолеты, которые  покоряли  непредсказуемые пространства, был создан лучший в мире танк Т-34, строились электростанции, и тракторные заводы  дали на громадные просторы колхозных полей первые тысячи тракторов и комбайнов. Впервые  начался выпуск отечественных грузовых и легковых автомобилей.
Страна радовалась покорению полюса, полетам наших самолетов через северный по-люс в Америку,  первому метро и проникновению в деревню электричества. Впервые появи-лось радио... Все это было нам в диковинку, как сказка.
И действительно, народ тогда пел и искренне верил:
... Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...
 И все же, и все же, так или иначе, все думали о войне, которая уже два года полы-хала в Европе. Все понимали, что рано или поздно  пламя ее может перекинуться на  нашу Родину. И чтобы ни говорили современные оборотни, как бы они ни пытались исказить историю, Советский Союз не мог избежать этой войны. Так же, как и не могли ее избе-жать Франция, Англия, Австрия, Югославия, Греция, Болгария  и Соединенные штаты Америки. И многие другие страны Европы, Азии и Америки. К великому несчастью народов мира, никто не мог  остановить немецкий национал-социализм, и только глупец  мог ве-рить в чудо.

Все случилось неожиданно для меня, так как я  никак не мог предположить, что мой лечащий врач, полковник медицинской службы был активным участником партизанского движения. Это же nonsens, бессмыслица.
Я получил из печати свою книгу с воспоминаниями о Великой Отечественной войне и принес, чтобы подарить Михаилу Васильевичу. Он, взяв книгу, вдруг начал с воодушевле-нием рассказывать, как он жил и участвовал в борьбе с фашизмом. Я поднял обе руки и за-кричал:
- Михаил Васильевич, обожди, не говори. Я принесу диктофон, и тогда ты все расска-жешь, а я запишу. А так я забуду. Договорились?
Так получился этот рассказ, а я узнал прекрасного человека удивительной судьбы, под скромным обличием белого халата врача.

                *                *              *

«Мы жили в деревне Бородулино, недалеко от Витебска, - рассказывал мне знакомый, мой лечащий врач. - Отец  мой Шинкевич Василий Данилович, инвалид первой мировой войны (ему  было 56 лет) уже испытал на себе германское оружие. Раненый на поле боя, он попал в плен, и немцы сделали его инвалидом. Но, несмотря на инвалидность, он работал в колхозе, имел большой жизненный опыт и его уважали односельчане. Я любил своих роди-телей, любил отца, за его знание и понимание мира, за доброту и удивительную работоспо-собность. И мне дико смотреть на так называемую современную молодежь, которая с пре-небрежением относится не только  к старшему поколению, но и собственным родителям.
 Отец не верил мирным заверениям немцев, он часто говорил, что это наши враги. И не просто враги, а каннибалы, так как на собственном опыте познал их лживость, их нена-висть к славянскому народу, ибо еще в то время, в первую мировую войну, проявлялся их расизм. Немцы были не только  более грамотным народом, не только славились своей пунк-туальностью, но еще и лютой жестокостью по отношению к слабым народам. А славян они не только ненавидели, но  и называли их просто свиньями.
«Когда  началось  наступление  немецко-фашистских войск, и Красная  Армия  отсту-пала под натиском отмобилизованной и превосходящей по численности  армии  лютого вра-га, отец и еще несколько активистов  нашего колхоза погнали  скот, чтобы передать его Красной Армии». Примерно так начал свой рассказ Михаил Васильевич Шинкевич, по-знавший  жестокость войны в свои двенадцать лет.
Немцы вошли в наше село большой колонной, которая двигалась несколько дней. Они шли  как на прогулке, с засученными рукавами. Орали, смеялись, как будто  на учении у себя, в Германии. Заходили во дворы и кричали:
- Матка, давай яйки, млеко. - Сначала они просили, а когда не давали, то...
На моих глазах произошел такой случай. Это случилось как раз, когда немцы вошли в деревню. Я был мальчишкой, и меня толкало любопытство. Я хотел выйти на улицу и по-смотреть, что делают немецкие солдаты, какие они, но отец мне строго запретил.
- Миша, и не думай выходить. Это звери, их людьми назвать нельзя. Ты еще малень-кий и не поймешь. Но верь мне и будь от них подальше. Для них ничего святого нет.
Через некоторое время, мама послала меня  к соседке, уж и не помню зачем. Да и не в этом суть дела. Я зашел к ней  в дом и начал что-то говорить, как вдруг   дверь с шумам распахнулась, и в хату вошел  немец, с автоматом, который висел у него на шее.
- Матка, - закричал он, - давай яйки! Шнель! Шнель!
Перепуганная соседка, говоря, «Сейчас, сейчас дам», пошла в комнату, где у нее ле-жали яйца. Я спрятался за  выгородку, которая отделяла комнату от кухни и смотрел.
В этот момент из-под лавки выскочила собака и залаяла на немца. Он вскинул автомат и очередью расстрелял собаку, а потом и бабку. Я в ужасе спрятался за печку. Я понял, что если он увидит меня, то так же спокойно и хладнокровно  убьет и меня.
Убив ее, немец спокойно забрал яйца, вышел из хаты и пошел  дальше с колонной своих солдат. Вот тогда я почувствовал страх. В этом  было что-то жуткое, дикое, во всяком случае, для меня просто противоестественное. Меня поразило его хладнокровие, безразли-чие к  жизни  человека. Я смотрел на труп старушки, лежащей в луже крови, и мне было страшно. Всю мою тогда еще маленькую жизнь, все наши люди считали убийство самым большим  грехом. Даже когда человек умирал от старости или болезни, это вносило в семью  большое горе. И переживали не только родные, но и просто знакомые. Я прожил тогда поч-ти 12 лет, но в нашей деревне не было ни одного случая  насильственной смерти. Меня баб-ка учила, что жизнь человека священна. Ее дал человеку Бог и никто е имеет никакого пра-ва на ее посягать.
Так для меня началась эта  страшная и долгая война. Таким для меня на всю жизнь ос-талась память о враге - том немце, в упор расстреливающем беззащитную  старуху, которая несла ему  яйца, отрывая пищу от своих детей, семьи. Она  привыкла подавать тому, кто просил, будь то нищий или бандит. Он просил ее, значит, был голоден. А наши женщины были  именно так воспитаны. Голодному нужно подать. Они еще не знали, не представляли, даже в самых кошмарных снах, что за звери к ним пришли. Ни один нормальный человек в такое не мог поверить.

 Сдав скот, отец вернулся домой. Лошадь он спрятал в лесу, так как  немцы немедлен-но бы ее  забрали. И с самых первых дней создания партизанского отряда он  стал помогать партизанам.  Отряд сформировался в лесах, расположенных недалеко от деревни вблизи  города Орши. Туда шли молодые мужчины и парни из деревни и часть солдат, которые ока-зались в окружении. Отряды были небольшие, по 40-50 человек. Во главе их стояли опыт-ные командиры Красный  Армии. Они установили там жесткий порядок, так, чтобы каждый знал свои обязанности.  Они заботились о людях и не вообще, а уделяли внимание каждому человеку. Но так как не было врача, то раненые гибли. Я видел, как мучались раненые, как постепенно уходили из жизни. Это было тяжелое зрелище и я запомнил это на всю жизнь и может быть тогда, в моем еще детском  сознании зародилось желание стать врачом.
 В то тяжелое время в начальный период войны, много наших  солдат оказывалось, в силу независящих от них обстоятельств, в тылу у немцев. Часть  их пыталась дойти до ли-нии фронта и пробиться  к своим подразделениям. А те, кто не имел достаточного вооруже-ния и сил, остались в лесах и потом вместе с партизанами боролись с немцами всю войну. Туда же ушел мой старший  брат Николай.  Вернее, он бежал туда. А дело было так.
Полицай в нашей  деревне, предатель народа Стефан Арсеньевич (еще до войны, он неоднократно был судим за разбой и кражи) доложил немецкому офицеру, что якобы парни из нашей деревни, и в их числе мой брат, стреляли из мелкокалиберной винтовки по немец-ким самолетам, стараясь их сбить. Их - пятерых парней взяли, и немцы повели расстрели-вать. Но староста, которого немцы назначили, был грамотный и, я бы сказал,  порядочный человек. Несмотря на то, что его назначили немцы, он ни разу не предал ни одного нашего человека и всегда старался защитить их от произвола фашистов.  Так и на этот раз он отсто-ял ребят. Он принес немецкому офицеру  эту мелкокалиберку и показал патроны. Естест-венно, пуля из нее не могла долететь до самолета, не говоря о том, чтобы причинить ему вред. Узнав, что  ребят повели на расстрел, туда сбежались со всей деревни женщины и на-чали со слезами просить, отпустить детей. Правда, все эти парни уже были комсомольцами, но, к счастью, немцы не знали этого. В конце концов, немецкий  офицер принял решение  наказать ребят палками и отпустить. Вот тогда мой  брат  Николай и его друзья ушли в пар-тизаны, в Шаровский отряд.  Мой брат был очень боевой. Смелый и решительный. Удиви-тельно было то, что в школе он учился  неохотно, да и не очень хорошо. А вот когда при-шли немцы и началась  народная борьба с оккупантами,  он сильно изменился.  Он  стал неузнаваем: находчивым, инициативным, как будто бы переродился. Что-то сдвинулось в его сознании. Он часто ходил на задания и справлялся с ними блестяще. Среди тех пятерых ребят один оказался предателем, вернее, шкурником. Он потом прислуживал немцам за продукты...  Правда, он никогда никого из партизан не выдал. Но тогда среди молодежи, такие случаи были исключением.

Захватив  деревню, немцы начали создавать  полицию из местного населения. Такие нашлись. И теперь я не удивляюсь этому, так как через полсотни лет нашлись оборотни, которые изменили Советскому Союзу и России, начали прислуживать американцам, цело-ваться с немцами, разоряя нашу страну, армию, и обворовывая  свой  народ. Мне даже страшно говорить, что наши бывшие коммунисты выполнили заветы Гитлера, ликвидирова-ли великую державу, Советский Союз, отделили от  России все республики и начали  про-давать все, все богатства нашей страны.
В 1942 году полицаи выследили отца, и он был арестован. Вместе с ним забрали и мать. Немцы  передали стеречь арестованных «партизан» полицаям. Отец воспользовался этим и откупился от полицаев, охранявших их, отдав  свои продукты и кое-что из одежды. Когда его выпустили, он ушел  к партизанам и провоевал там всю войну.
Жить  было очень трудно. Я практически остался один. Конечно, никаких магазинов, да и денег не было. Осенью мы накопали бульбы, собрали немного пшеницы и овощей с огорода и как-то жили. А вот партизанам было совсем плохо, так как большая земля им не помогала, и они  просили помощи у селян, которым и так было плохо. Связь с Москвой бы-ла по радио, а самолеты, в основном с оружием и медикаментами, прилетали  только в крупные отряды в большие леса, где было безопасно приземлиться самолету, и у партизан были достаточные силы, чтобы отбиться от фашистов, если бы они вдруг выследили наш аэродром.
Тяжело было и с оружием, особенно с патронами. Мой брат привлекал меня, давал за-дания, чтобы я у населения просил сала, хлеба и приносил оружие, брал у немцев  лимонки, пистолеты. Автоматы мы не могли взять, вернее, выкрасть, так как они были и тяжелые и большие. Их не спрячешь под одежду. А вот гранаты и пистолеты нам иногда удавалось выкрасть...
Партизаны нападали на немцев, стреляли, забрасывали дома, где они располагались гранатами и сжигали их. Так вот,  тогда немецкие солдаты стали жить в землянках. Они за-ставляли население  копать землянки и благоустраивать их.  Когда немцы уходили на какое-нибудь задание,  мы воровали пистолеты и  гранаты. Ну, вот, например, такой случай. Я прекрасно помню этого уже пожилого фрица. Он был близоруким и ходил в очках. Отхоже-го места у них не было, и он сделал себе П-образное сидение из досок и сидел там на этом толчке, за землянкой, никого не стесняясь.. Сидел он долго, наверное, не меньше  получаса и читал газету. А мы, изучив его поведение, все узнали и в это время, ну, в тот момент, ко-гда он справлял нужду,  действовали. Я вдвоем со Страхолюдом (почему этого мальчишку так звали, я  не знаю) подбирались незаметно к землянке. Я  сторожил, а Страхолюд нырял в землянку, хватал пистолет и гранаты и выскакивал. Мы быстро убегали, так как если бы нас схватили, то за это немедленно расстреляли бы. Прямо на месте. Таким образом, мы, когда удавалось, снабжали партизан. Иногда удавалось стащить и кусок сала, и это было  очень нужно:  партизаны были голодные. Нам это сходило с рук, так как  мы были детьми. Ходили мы - ребятишки в рваной одежде, шапке-ушанке, разбитых сапогах или ботинках. На нас просто не обращали внимания, поэтому нам многое удавалось такое, что не могли сделать взрослые, так как они были приметными. Появление любого взрослого человека около немецких землянок сразу их настораживало. Их сразу же останавливали, обыскивали и допрашивали.

                *     *     *               

Самое  серьезное и опасное мое «знакомство» с фашистскими оккупантами было та-ким.
В декабре 1941 года мы получили сообщение из партизанского отряда, что тяжело ра-ненный мой двоюродный  брат Семка  Б-в попал в лапы фашистов. Семка был  старше ме-ня, но относился ко мне  хорошо. Он был  умным, очень спокойным и добрым.  Узнав от  Николая, , что Семку забрали фашисты, я побежал в немецкую комендатуру, куда его дос-тавили. Это было в деревне Борщовке. Там я увидел неприглядную, страшную картину, до-проса Семки. Фашисты его истязали. Он не выдержал пыток. От ран и побоев он умер. Я и сейчас с болью вспоминаю об этом, так  как брат был славным парнем. Его все уважали и любили. В свои 16 лет он ушел в партизанский отряд воевать с фашистами, с оружием в руках. Уже в эти  молодые годы он был физически крепким человеком, со здравым рассуд-ком. Я  любил его еще и потому, что он всегда уделял много внимания нам младшим брать-ям. Придумывал различные игры и забавы, которые были добрыми, развивали ловкость, смелость и смекалку. Его игры несли доброту, а не жестокость. Часто он  собирал нас и чи-тал интересные книги, рассказывал разные  истории, сказки... Мы долго горевали и даже плакали о нем...
Вот тогда, мой старший брат Коля Шинкевич и сказал:
- Мы должны с тобой отомстить фашистам за  Семку. Я хочу  дать тебе первое боевое задание. Ты, согласен?
- Да, - твердо  ответил я, так как никого ближе Семки у меня тогда в жизни не было. Он был лучшим моим другом, и  я непроизвольно подражал ему, так как считал его героем.
-  Слушай внимательно, - начал Николай меня инструктировать. - Фашисты часто ез-дят на лошади, запряженной в сани, пьянствовать в другую деревню и возвращаются оттуда поздней ночью. Когда едут, то они орут на их языке наши национальные песни.  Так вот, на обратном пути их можно подкараулить. Их нужно всех взорвать, к черту. Вот тебе  лимонка (это ручная граната). Слушай меня, это очень важно, так как это оружие! Перед тем как ее бросить, возьмешь лимонку в правую руку, зажмешь ее и левой рукой выдернешь чеку. Уч-ти, что она будет на боевом взводе и это нужно сделать перед самым броском!  Ясно?
- Ясно, я уже видел, как ее бросают. - И я вспомнил, как однажды в партизанском от-ряде один красноармеец учил наших  мужиков бросать гранату. Он рассказал ее устройство, как она действует, и, главное, меры безопасности, чтобы самому не подорваться. Потом за-ставлял каждого сначала бросить камень, а уж потом гранату. И только одну, так как их бы-ло мало. Мне казалось все ясным.
- Ты засядешь на кладбище в сугробе, - продолжал Николай. - Дорога там проходит рядом и тебе будет легко бросить  гранату в  возок. ( Это по-белорусски так называются са-ни). Возьми  туда пару камней или замерзшей  земли и там потренируйся. Все не так про-сто, как кажется.
Я кладбища не боялся. Мне это внушил отец  с самого детства.
Ночь. Ярко светила луна и было все хорошо видно. Но страшно холодно. Как раз это были рождественские морозы. Наверное, градусов под тридцать. Я залез в сугроб, прямо на кладбище, постарался там удобнее разместиться. Утоптав снег, так чтобы мне было свобод-но  действовать, я стал ждать. Мне дали хорошую теплую одежду - полушубок, валенки, шапку ушанку и меховые рукавицы. Сидел я долго, думая о том, как получше выполнить задание. Вспоминал Семку.  Как рано оборвалась его  прекрасная жизнь. Кругом стояла глухая тишина. Нигде и никого не было.  Ниоткуда не слышно никаких звуков. Время шло  медленно, но я ждал. Около часа ночи вдруг услышал до боли родной мотив нашей песни:
                Вольга,  Вольга, мутер  родна,
                Вольга,  русленд река...
Хотя это была наша песня, но по искаженным немцами  русским словам я сразу понял, что это едут фашисты.
Я взял  замерзший комок грязи и бросил на то место, где должны были проехать нем-цы. Все получилось, как я и ждал. Когда  их сани поравнялись с сугробом, в котором я си-дел, я выдернул чеку и  бросил гранату. Через одну-две секунды  раздался взрыв. Меня даже не оглушило, так как я скатился вниз с сугроба. Буквально через пару секунду после взрыва, я выглянул из-за сугроба. Трое немцев были убиты, а лошадь - ранена осколками от грана-ты. Она, бедная, сидела на крупе по-собачьи и храпела от боли. Мне было ее очень жаль.
Я вылез из сугроба и, убедившись, что все фашисты мертвые, пошел в противополож-ную от деревни сторону, так, чтобы те, кто будет проверять, увидели, что  гранату бросил кто-то не из нашей деревни.  Это было наивно, но другого способа обмануть немцев приду-мать я не мог.
На другой день в  нашу деревню приехали жандармы   и устроили облаву. Никого они не нашли. Они  допрашивали и избивали  сельчан. Требовали сказать, где скрываются  пар-тизаны. Потом, в отместку, немцы сожгли две хаты. Но, все равно, они не нашли никого. Даже у нас дома никто не подозревали, что все это сделал я. В  душе я радовался, что отом-стил  за смерть Семки и тому, что выполнил такое  важное боевое задание и, говоря по правде, гордился этим.
Я и сейчас, вспоминая этот случай, считаю, что  поступил правильно. Это они пришли  на нашу землю и убивали наших людей. Они сеяли смерть, разрушали и сжигали наши до-ма, отнимали наш хлеб, оставляя нас на голодную смерть. Это они, потеряв свой человече-ский облик, становились  хуже зверей, убивая женщин, стариков и детей. Это они с факела-ми, как сатана, метались по селам и деревням Белоруссии и сжигали  наши дома и хаты. Они хотели поставить весь советский народ на колени, хотели уничтожить нашу страну. А даже в библии написано: «Око за око, зуб за зуб».
Прошло полсотни лет. Сейчас немцы другие, их не за что ненавидеть. Но они должны знать и помнить, что делали их отцы и деды, кем они были тогда,  когда хладнокровно уничтожали советских  людей.

                *                *               *

Мой брат, Коля, был удивительно храбрым. Своими смелыми поступками, дерзостью в сражениях с немцами он завоевал авторитет среди партизан. И вдруг он влюбился. Это было удивительное, ибо он вел себя как добрый, ласковый, внимательный ко всем  человек. Влюбился так, как это  бывает первый раз в юности, чистой и нежной любовью. Он даже стал другим и в обращении и даже в походке. И о каком бы он деле ни говорил, его выдава-ло сияние глаз.
Она была очень  красивой, привлекательной девушкой, но строгой. Многие  сверстни-ки на нее  поглядывали, но никто не мог к ней подойти. И вдруг вот наш  Николай решился. И для нас было странным, так как она была выше Николая. Он был вообще-то низенького роста, а она на целую голову выше его. Но они дружили, как это можно представить в то время, когда была война, и он был в партизанском отряде, а она - дочерью старосты, то есть нашего врага. Правда, нужно сказать, что хотя его поставили немцы, и он служил им, но он никого из наших людей, ни  одного, не выдал и всегда старался нас, деревенских, защищать. Никто о нем не мог сказать ни одного плохого слова. Он всегда  старался защитить одно-сельчан от зверств, чинимых немцами, и все это знали. О том, что Николай влюбился, ко-нечно,  узнали в отряде и, обсудив все, решили  устроить радиопередачи из дома старосты. Тогда уже немцы имели машины, которые пеленговали радиостанции, и довольно быстро засекали их работу. Прошли две  передачи, все было нормально. Но на третий раз, немцы засекли работу радиопередатчика и указали район, где работала рация. Староста сам об этом  ничего не знал. А радист находился в подвале дома, да еще и за перегородкой, которую там временно соорудили.
Немцы приехали к дому  старосты. А староста, хотя и был назначен немцами и служил им, но он никого из наших партизан не выдавал. Когда я увидел немцев, то свистнул, как было условлено, и предупредил своих. Партизаны быстро уехали, а остался один староста. Мне тоже приказали  остаться в деревне и посмотреть, как будут развиваться события, что будут делать немцы и чем это все кончится. Они начали допрашивать старосту, а он и гово-рит:
- Что вы, господин офицер, у меня никого и ничего нет. Вы же меня знаете. Я смотрю, чтобы соблюдался ваш порядок, чтобы в деревню не приходили партизаны и их не кормили. Все как вы меня учили. Я за новый порядок!
- Нет, - отвечает он. - Мы будем проверять. Такой, мол, наш порядок.
Начали проверять, но ничего найти не могли. Партизаны все очень тщательно спрята-ли, и этот обыск окончился (для нас) благополучно. А передачи   с этого места состоялись еще несколько раз. И ночью, и рано, рано утром.  В эти часы немцы были не очень бди-тельные. Я в них всегда участвовал и помогал партизанам. Передачи были очень короткими, и это нас спасало. Но  большую роль сыграло то, что немцы доверяли старосте. Он всегда приглашал их в дом и говорил:
- Вот, пожалуйста, смотрите. Проверяйте. У меня никого и ничего нет.

                *        *         *

О партизанах. Хочу вам об этом рассказать, так как всегда их вспоминаю с глубоким уважением. В нашем районе было несколько  небольших отрядов, так как невозможно было разместить большое количество людей в одном месте. У нас леса не очень большие, не как на Брянщине. В каждом  из  них были командиры, и костяк отряда состоял из числа военно-служащих, прорвавших кольцо  окружения под  Минском, Гомелем. Несмотря на тяжелей-шие условия, там была  высокая организация, дисциплина. Каждый знал свое дело, и ко-мандиры всячески старались помочь людям,  тем более что условия их быта были чрезвы-чайно тяжелые. Я как-то остался там ночевать. Принес донесение, сдал его, но  было уже поздно. Идти обратно лесом было боязно. Идущего ночью человека немцы немедленно  арестовывали. А если он  пытался бежать, то они его  расстреливали. А вообще-то ходить  было  очень трудно. Нельзя было попадаться  на глаза немцам. И, в крайнем случае, нужно было всегда иметь  «правдивую» легенду о том, куда, к кому и зачем я иду. Кроме этого, нельзя было идти по снежным тропкам, чтобы не выдать расположение партизанского от-ряда. Так вот, я тогда  остался в отряде. Партизаны жили в палатках, а часть устраивалась на открытом воздухе, устилая землю  ветками деревьев и создавая из них же ограждения. Это делалось для того, чтобы не задувал ветер. Мне дали  шубу, я был в валенках. Мне на-бросали лапника прямо на снег, и я лег спать. Ночью проснулся оттого, что замерз. Мороз был приличный, так примерно градусов 10-12. Снег скрипел. - Михаил Васильевич расска-зывает и смеется. Теперь этому можно улыбнуться.
Были и предатели. Правда, редко, но они приносили столько  страшного горя, что  на-род этих гадов никогда не забывал. В один отряд попал предатель. Конечно, его проверяли и посылали  на задание. Он выполнил его, что-то взорвал и втерся в доверие командования отряда. После этого он навел немцев. Они окружили отряд и почти полностью всех убили. Тяжело об этом вспоминать. Вообще предательство - страшная вещь. Ведь живет человек, прикидывается своим, высказывается как друг. С ним делятся кровом, едой и, наконец,  душой, а он оказывается иудой. По-моему Иуда это страшный бич человечества и как не странно, он стал торжествовать в наш ХХ век, когда все население стало грамотным и Иуду легко поймать. И все же некоторые люди продаются. Денег что ли стало больше?

В конце концов, и меня поймали, - продолжает рассказ Михаил Васильевич. - Я шел из партизанского отряда. Была зима, холодно. Я замерз в своем стареньком пальто и худых валенках, и у меня  не было никакого боевого духа. Ничего подозрительно. Так  что я не думал, что меня схватят.  Немцы ехали на лошади, догнали меня и все-таки схватили. Связь у партизан была хорошая, и Николай  сразу же узнал, что меня поймали и я  в гестапо. Три дня меня держали в подвале. Ни воды, никакой еды. Потом начали допрос на ломанном  русском языке. По-моему переводчиком был поляк. Лейтенант спрашивает:
- Ты партизан?
Я, конечно, отказывался. Но он настойчиво добивался моего признания. Кричал, гро-зил пистолетом. В конце концов, он приказывает мне раздеться. Лейтенант  дал какую-то команду. Фельдфебель принес березовые палки, двадцать штук и начал  ему подавать их по одной штуке. А он, гадюка, бьет одной палкой только один раз. Ударит один раз, палку бросает, и фельдфебель подает ему другую. Бил меня, пока кровь не пошла изо рта. Отбил мне легкие, и они болят у меня до сих пор.
Побили меня и бросили в подвал. Я лежал на полу и отплевывался кровью.
В подвале было несколько человек. Один из них помог мне лечь, укутал, чтобы мне было теплее и спросил:
- Как ты, мальчик, сюда попал?
Я ничего ответить не мог, да и зачем? Потом мне дали что-то поесть. У немцев  был хлеб для кормления пленных - хлеб пополам с опилками. Они сами его не ели. На него по-ложили  граммов пять маргарина. Больше ничего не  было. И я впервые за четыре дня съел кусок  хлеба, примерно граммов 200.
Как потом оказалось, в партизанский отряд передали, что меня  задержали, и я нахо-жусь в гестапо. Об этом рассказали Николаю. И ночью партизаны сделали налет на село. Перестреляли немцев и начали освобождать пленных.
Вдруг я услышал голос Николая:
- Михаил, ты где!?!
Я закричал, и ко мне  ворвались мои друзья партизаны. Господи, какое это счастье! Оно для меня было настолько большим, огромным, что сейчас я даже боюсь об этом гово-рить. Я тогда выскочил, обнял  брата и заплакал...
Так меня  освободили, а помещение, где нас держали, партизаны сожгли.
Когда партизаны ушли, в деревню пришел усиленный отряд немцев, и  они половину деревни сожгли. Я видел, как полыхала деревня, и мне было очень жаль. Ведь это было на-ше родное  село. И, к сожалению, мы ничем не могли помочь нашим людям, слишком мало нас было.
Дома у меня не осталось, родителей не было, и  зимой я жил в деревне у друзей или хороших знакомых. Приютили меня наши родственники. и их бабка меня лечила. Мыла ра-ны каким-то настоем из трав и перевязывала полотняными  полосками, из разорванных про-стыней. Это было самое тяжелое время - зима и весна 43-44 годов.  Тяжело было не только крестьянам, но и партизанам. Голод охватил весь наш район.

 Как-то немцы провели облаву, и я попал в лагерь для военнопленных и подростков в деревне Кропивна. Они нас использовали для рытья окопов, блиндажей и противотанковых рвов. Там мы работали несколько дней, как вдруг подъехали машины и нас, все трудоспо-собное  население погрузили на них и везли  несколько дней. Мы ехали где-то в районе  Орши, и, в конце концов, нас привезли  в район Смоленска. Там  всех нас  заставляли рыть окопы.
Мне отмеряли участок такой же, как и взрослому человеку. Нужно было рыть окоп глубиной  метр восемьдесят, длиной - два метра. Попробуй, выброси землю, когда это выше моей головы. Я ослаб. Переболел дизентерией и «коростой» (это чесотка).
Меня лечили  полынью и какой-то травой. Вот такие русские люди! Сами находились в кошмарных условиях, но  помогали другим, чем могли. Потом как-то завели меня в баню. Я чуть там не умер. Чем больше паришься, тем больше чешешься. Один  старик, который лечил меня полынью, говорит: давай помажем тебе тело керосином. Ну, я согласился. Дей-ствительно, что можно было  сделать в той обстановке? Ведь никакого лекарства не было, а керосин  обладал дезинфицирующими  свойствами.
Я помазал себе  все места, где чесалось тело, а на другой день  у меня все распухло. Особенно в области мошонки. Было больно, ведь тело  было еще  детское, даже волос там еще не было. На  другой день у меня все распухло, - повторил Михаил Васильевич, усмех-нулся, что-то подумав  про себя, и продолжил. - Но все же, в конце концов, все прошло. Я выздоровел, чесотка исчезла. - Михаил Васильевич задумался, посмотрел в окно, за кото-рым  было красивое голубое неба, да и в кабинете было тепло и чисто. А я смотрел на него и думал о том, как много вытерпел этот человек! Может ли сейчас представить  его состоя-ние современный мальчишка 13-14 лет? Выдержит ли он такие побои, голод, холод и бо-лезни?  Не знаю. Вернее, я боюсь  ответить на этот вопрос.

Работать все равно заставляли. Как-то подошел ко мне  кто-то, мне кажется, из наших  командиров. Такой вид у него был командирский. Он взял и укоротил мне задание, которое мне отмерил немец. Просто выложил  часть земли дерном и заровнял. Получился меньший участок. В общем, он хотел мне помочь. Но немец, который давал задания, обнаружил это и наказал. Он палкой ударил меня четыре раза и особенно сильно по шее, так что я не мог двигать головой несколько дней. Даже сейчас, когда об этом рассказываю вам, я ощущаю эту боль.
Кормили нас ужасно. Хлеб давали пополам с опилками, маргарин и баланду с кони-ной. Но она была недоваренная, и такая жесткая, что  разжевать ее было  невозможно. Вот тогда  мне один бородач и говорит:
- Сынок, вот тебе ножик. Ты режь мясо на мелкие кусочки и просто глотай. Желудок как-нибудь переварит. - Я его запомнил по этой бороде. Уж больно она была красивая и видная.
Я попробовал  есть так, как он советовал. Вроде получалось. Но главное было в тех людях, с которыми я работал. Они так по-доброму заботились друг о друге, помогали, вы-ручали, хотя сами испытывали страшные невзгоды и голод. Тогда я им был благодарен, по - детски еще не понимая все величие их поступков. То были люди  чистой, благородной и великой души!
Мы работали  в конце марта и начале апреля. Мне сейчас трудно передать  свое со-стояние, так как меня настолько изматывал этот  поистине каторжный труд, что после по-хлебки единственно, что хотелось, так это  спать. И мы засыпали не как люди сейчас, а про-сто падали на грязные дощатые топчаны и проваливались, теряя сознание.

Вдруг ударили «Катюши». Это потом я узнал, что эти реактивные установки прозвали «Катюшами». А тогда это было чем-то сверхъестественным, невиданным и непонятным. Было что-то страшное. Какой-то огненный ураган. Каждый снаряд - это полоса ревущего  огня длиной метров пять. Страшный шум от летящего чудища и потом взрыв. Мы  остались одни. Немцы сразу разбежались, их нигде не было видно. Побежали и мы.  Нам тоже было страшно. А кругом распутица: вода, грязь. Одеты мы были плохо. Все рваное - и сапоги, и пальто. Мы побежали  в лес, это как всегда, худо-бедно, но все же какое-то укрытие. Был он реденький, но все же это не голое поле. Мы со Страхолюдом добежали до леса и спрятались там. А было это еще очень рано, часов  пять утра. Мы залезли на деревья. Страхолюд был  старше и сильнее. Он помог мне  устроится на суку большого дерева, и привязал меня, что-бы я мог поспать и не свалиться с него.
- Ну, сколько там, на суку, поспишь? Я совершенно обессилел, так что не мог сидеть даже привязанный. Тогда мне помогли слезть, и  наломали лапника, чтобы можно было спать не на земле. И хотя было мокро, холодно и не было теплой одежды, я не простужи-вался. Меня это тогда не удивляло, а сейчас я как врач иногда задумываюсь над этим фено-меном. Мы немного отдохнули, и тогда Страхолюд мне предложил.
- Давай пойдем на гору. Там машины едут медленнее, и мы заберемся и на них подъе-дем к нашей деревне...
Немцы на машинах возили на фронт боеприпасы, оружие, а назад они шли порожня-ком. Мы приглянулись к машинам и увидели, что у них сзади идет длинная труба, диамет-ром так  15-20 сантиметров. Зачем она, я не знал, да и не задумывался над этим.
Мы на эту трубу навалились, как белье на веревке и поехали на животе. Немцев в ку-зове не было, так что никто нас не видел. На горку машина ехала медленно, и нам было терпимо. А под горку она поехала быстро, и так затрясло, что стало невмоготу: От тряски  заболел живот. Мне иногда кажется, когда я этот эпизод вспоминаю, что живот болит у ме-ня до сих пор. Такое впечатление, что мое тело помнит все те невзгоды, и когда я о них рас-сказываю, то оно тоже вспоминает и болит.
Так мы ехали. Труба качалась, и, холера его знает, сколько мы проехали. В конце кон-цов, стало так больно, что я не мог терпеть. И я говорю другу, Страхолюду:
- Я больше не могу. Я сорвусь...
- Так ты прыгай! - Крикнул он.
Прыгнули мы, а немцы уехали. Мы пошли пешком. Бродили, бродили, не зная, где мы находимся. Главное было то, что сбежали от  немцев. А куда идти, что делать? Нужно было искать деревню. Идем дальше, видим речка. Ну, раз речка, то значит где-то должно быть и селение. Идем, вода под ногами хлюпает, ноги замерзли, но мы настолько устали, что на-ступило безразличие и мы уже ни на что не обращали внимания. Нужно было до темноты найти что-то, хотя бы наподобие жилья, чтобы переночевать в тепле и хоть что-нибудь по-жевать.
Вдруг видим:  коза привязанная пасется на только что появившейся молодой траве. Страхолюд посмотрел на козу, подумал и говорит:
- Ты давай держи козу за рога, а я буду ее доить прямо в рот.
Я осторожно подошел к козе, ласково погладил ее, а потом взял ее за рога и начал держать. Вроде  все получилось, и пока что коза  тихо стояла. А  Страхолюд стал на колени и пытался ее доить. Молоко больше  лилось мимо. Сначала коза стояла, а потом вдруг  как закричит. Чего это вдруг? Непонятно. Оглянулись и видим: идет к нам какой-то мужик и кричит:
- Вы кто такие? Вы что делаете? - мы струхнули, но не побежали. Нам было так плохо, что хуже быть не могло. Мы стояли и ждали, пока он подошел. Я отпустил козу, стоял и слушал, что хозяин говорил.
- Что же вы делаете? Как вам не стыдно. Неужели вы не видите, как нам всем трудно жить. А коза у нас со старухой одна...
Мы рассказали ему все, что с нами было, и говорим, что мы голодные. В общем, он нам посочувствовал и провел нас и свою козу к себе домой, в деревню. А деревня почти  вся пустая, дома сожжены и разрушены. Я смотрел, и мне плакать хотелось. Сколько добра людского пропало. Какими зверями нужно быть, чтобы все сжечь! И ведь это все отняли у стариков и малых детей. Больше никого тогда в деревне не осталось. Но я не плакал. Злость была сильнее жалости.
Выслушал нас  старик, и вижу, что ему стало нас жаль.
- Ну, чем вас покормить? - говорит он. - Ничего у меня нет. Есть немного  сухой  засо-ленной колбасы и хлеб черный и черствый. - А вот молока он почему-то нам не дал. Да оно и правильно. Им со старухой самим нечего было есть.
Потом пришла старушка, и что-то нам еще принесла. Что - не помню. Мы поели и легли спать. Не помню, сколько спали, но проснулись от шума. Немцы стреляют, кричат, собаки лают. Они начали  окружать деревню, чтобы сжечь оставшиеся дома. Выскочили мы из хаты и видим, к нам  едет немец, верховой, уже пожилой, в очках. Увидел он нас. А что мы? Мальчишки. Но все равно страшно, так как немцы без разбору всех стреляли. Мы - бе-жать.
За домом были отхожие места, и там был сложен лен. Сложен он как большие снопы, так что туда можно было спрятаться. Я побежал туда, залез под лен, накидал  его на себя и смотрю. Немец подъехал к копне, с ним была собака. Она подбежала почти к самому снопу. А кругом вонища. Так что там она могла учуять?  Ничего. Собака подняла ногу,  пописала и убежала. Немец постоял, посмотрел кругом. И верно, здесь ничего не было хорошего. Как обычно, в те времена, за сараями и другими постройками в деревнях были отхожие места. Да, так вот он посмотрел, посмотрел кругом, дал очередь из автомата и  уехал. Мы спаслись и были  страшно рады. В конце войны, когда они начали терпеть поражение, они не заду-мывались, расстреливали тех, кто  просто казался им  возможным противником.
Согнав народ, немцы подожгли деревню. Теперь все их внимание было на пожар и людей. Мы потихонечку, ползком  выбрались из огорода и  подались в лес. Стахолюд  ре-шил идти искать  место, куда нам деться, а я соорудил  что-то наподобие постели и остался. Как неловко мне сейчас говорить, что я был  обессилен окончательно, так что не мог  дви-гаться. Страхолюд тогда так и не вернулся. Что с ним случилось, я не знаю, так как никогда в жизни его больше не встречал и ничего о нем не слышал. В то время человек мог запросто пропасть, так как иной немец убивал даже детей, ради удовольствия. Убивал - и все. А я знал  Страхолюда его по кличке, а спросить фамилию не додумал. Не до этого было.
Я поспал немного потому, что было холодно. Встал, чуть попрыгал, чтобы согреться. Посмотрел кругом, но никого нигде не видно...
Я шел, сам не зная куда. Мне  хотелось перейти линию фронта. Тогда  мы уже знали, что Красная  Армия близко. Люди не советовали идти по шоссе, ибо немцы убивали там, даже не спрашивая, кто ты  такой и куда идешь. К вечеру я набрел на остатки какой-то де-ревни. Она вся была сожжена. Я не могу сейчас  передать, как это было больно и страшно. Ведь здесь жили люди. Что с ними сталось? Живы ли они? И опять, как всегда, был вопрос:
- За что? Что такое  они сделали немцам, что эти подонки так глумились над нами?
На  окраине деревни я увидел какой-то сарай. В нем оказалось немного соломы. Я за-брался на нее, вернее, почти зарылся в солому, чтобы согреться. И хотя замучился страшно, я долго не мог уснуть, так как был очень голодный. За целый день я не имел во рту ни крошки. А ранняя весна, это не лето, когда можно было найти ягоды или съедобную траву. Нигде ничего не было. Так я долго и лежал, постепенно согреваясь собственным теплом, пока не заснул. За эту войну я узнал, что сухая солома лучше всего сохраняет тепло, и, кро-ме того, в ней мягко и удобно, как в гнезде.
Прошло уже три года. Три года страшной войны. Сколько всего чудовищного случи-лось, сколько я испытал! Я потерял все. И родителей, и дом, и, в конце концов, всех своих родственников и друзей. Ведь со многими я был дружен. И вот я один, без ничего, в забро-шенном сарае, в старой, но, слава Богу, сухой соломе. Я вам рассказал несколько эпизодов, а, сколько всего было за эти три года! И как было  тяжело. И все время преследовал голод, холод и  страх, так как я слишком уж много в эти годы видел гибели людей. Немцы иногда  убивали  ни за что, наверное, для того, чтобы  их боялись или для того, чтобы просто со-рвать свою злость на нас, на простых людях.
Хотя я был еще маленький, я уже тогда начал задумываться над жизнью. Ведь вырас-ти человеку не так просто. Даже можно сказать трудно. Когда он маленький, за ним нужен уход, его нужно кормить, ухаживать, беречь. Потом он становиться взрослым, трудится, дружит с людьми и для чего-то живет. Ведь жизнь не простая  штука. Для чего-то Бог соз-дал нас всех и наказал любить друг друга. И Он сказал, что жизнь священна. Ну, правильно все это, ведь ее нельзя  создать самому. Так какое они имеют право убивать, глумиться над людьми...
Утром я обошел оставшиеся несколько пустых, полуразрушенных домов и в одном доме, в старом шкафу, нашел  кусочек старого, уже пожелтевшего сала. Хлеба не было ни крошки. Но сало это все-таки  была какая-то пища. Сел я около одного разрушенного дома, так чтобы было видно дорогу и что на ней происходит, но в то же время устроился так, что-бы  меня не было заметно. И так я, медленно жуя, постепенно съел весь кусок. Во рту было не совсем приятно, но в желудке появилось ощущение сытости.
Я пошел опять по краю шоссе в сторону фронта. Кое-где мне навстречу попадались люди. Один человек подсказал мне, что недалеко есть деревня, где еще живут люди. Я по-благодарил его и пошел туда, куда он показал. Шел я еще километров шесть и увидел дей-ствительно деревню, в которой были люди. Но они готовились к эвакуации в лес. Слух про-ходил, как по беспроволочному телеграфу. И люди уже  заранее знали, что немцы озверели и несут смерть. Хотели спрятаться  и от немцев, и чтобы не попасть под огонь возможного сражения.
У одного дома  грузила свое имущество на телегу одна женщина. У нее было двое де-тей. Старший сын моложе меня года на три, еще - меньшая девочка и с ней старая бабка. У них была лошадь и корова. Мне так надоело скитаться в опасной и трудной неизвестности, что я подумал и решил попроситься к ним. Даже не пойму, что меня потянуло к ним. Я ре-шил, что приложу все силы, но останусь с ними. Все-таки я буду не один. И я сказал этой женщине:
- Разрешите мне помогать вам.
- А кто ты такой? Не надо мне никаких помощников.
А бабуля говорит, что он,  похоже, честный человек. Пусть помогает нам. - Молодая женщина, наверное, это была ее дочь, промолчала. А я взялся помогать. Запряг лошадь, привязал корову. Я, конечно, был голодный, но работаю и молчу, ничего не прошу. А жизнь научила меня многому и я умел обращаться  с лошадьми.
Помог я им, и мы поехали проселками, подальше от шоссе и деревень, которые горели и были видны издали, так как в небо поднимались столбы черного дыма. Мы пробирались в лес, а это было  трудно. Плохая дорога, по которой давно не ездили, и она была размыта  талым снегом и дождями. Лошадь была тощая, старая, и ей было тяжело тащить воз со скарбом. Кругом было страшно. Теперь это не передать. В тот период немцы, чувствуя свое поражение, зверели: дома и постройки сжигали, а людей убивали. Они совершенно потеря-ли человеческий облик. Как так можно? Хладнокровно убивать всех, детей и стариков, женщин и больных калек. Что они им сделали? Я о тех днях вспоминаю и сейчас. Это ни-чем нельзя вытравить из сознания. И хотя я стал взрослым, много видел, читал, но никак и сейчас не могу понять той их жестокости, которая не укладывается ни в какие  понятия о человеке, о цивилизации. Так это все было дико.
 Мы устроились в лесу. Был уже конец мая. Все зеленело, расцветало, стало тепло.  Выросла трава, и мы уже ее ели. Была какая-то травка, называли ее заячья трава, кисленькая и съедобная. Конечно, она не очень сытная, но все же  удавалось желудок чем-то набить, и не так  угнетал голод.
 Нас в этом лесу собралось несколько семей. У кого-то было сало, у кого - бульба. Бы-ла и пшеница из старых запасов. Люди жили дружно, помогали друг другу, обменивались продуктами. В общем, у нас была одна община. Трудно было кормить коров, так как трава была еще маленькая, и мы доставали из несгоревших стогов старую траву, солому. Время шло, и я сросся с  этой семьей и почувствовал, как молодая хозяйка стала относиться  ко мне с уважением.

   И вдруг начался артиллерийский налет. Как ударило... ай, яй, яй.
   Кто, откуда стрелял, неизвестно. Снаряды падали  беспорядочно, сея смерть. Гул выстрелов, взрывы снарядов оглушили нас и напугали. Да как было не бояться, когда с неба сыпался град осколков, да снаряды взрывались рядом и могли убить в любую минуту.
    Один снаряд попал в какую-то лошадь. Меня тоже оглушило, так что  я ничего не соображал. К счастью, обстрел скоро кончился. Кто-то предложил  разделать  лошадь, брать мясо жарить и есть, так как  хранить его не было условий. Половину его мы съели, а остальное протухло, так как у нас даже соли не было, чтобы его засолить.
  Наступила тишина. Мы по-прежнему жили в лесу и группами ходили в разведку.  Для меня  это было привычным, так как  в той или иной степени, я прошел хорошую  пар-тизанскую школу.  Деревня моих новых друзей была полностью сожжена. Я не знаю, как это передать. Это же было их родным гнездом, где жили и трудились многие поколения. И вот немцы предали все огню. За что? Что им сделали эти невинные люди, которые поколе-ниями только и думали  о труде, о пашне, о детях, о самом простом счастье и никогда не были агрессорами. Даже в учениях и Белорусской  философии никогда не было ничего о насилии, о захвате  других земель и порабощении народов. Это был мирный,  удивительно трудолюбивый и добрый народ.
    Мы как-то были в этой деревне, в которой жители искали закопанное добро, и вдруг увидели, что едет мотоцикл с коляской. А в коляске сидит фашист, а за рулем другой мужчина, в непонятной одежде. Он слезает и кричит нам.
      - Товарищи!  - А мы думаем, кто это такой «гадюка». Сейчас мы выйдем, а нас немцы перестреляют. Попрятались в кусты и с опаской  выглядываем. А он снова кричит:
  - Товарищи! Война для вас, считайте,  закончилась! Сейчас мы уже будем под Витеб-ском. Там  будет фронт.
    Мужики толкают меня и говорят, давай, мол, выходи, поговори с ними. Всех пугал немец в мундире, который сидел в коляске. Мы  начали выходить и  смотрели на этих лю-дей. Но они приветливо кричали нам:
    - Давайте выходите, не бойтесь. Все для вас закончилось. Давайте восстанавливайте свое хозяйство, обрабатывайте землю. Не бойтесь.
  Тогда я крикнул ему:
  - А это кто, тот, что в форме?
  - Это наш человек. Не бойтесь. – Наверное, это был разведчик, который работал в тылу у немцев. Я, к сожалению, тогда не спросил, кто это такой, потому что  было не до этого.
 К нам  постепенно начала приходить радость. Наконец-то кончились все страхи, все мучения. Объявив нам эту радостную весть и поняв, что мы  поверили, мотоциклисты  уе-хали.
Обрадованный этим известием, я побежал в лес, чтобы рассказать своей хозяйке. Ко-гда я крикнул, что немцы бегут, пришла  Красная Армия, она ахнула, затем закричала: «На-конец-то»!  А потом  вдруг заплакала. Я подошел, начал ее успокаивать, а она говорит:    
- Все хорошо, Миша. Это я от счастья. Теперь бы только мне своего Ивана дождаться.  Эх, если придет, то рожу ему пятерых детей! - Она сказала это так серьезно, что я поверил и даже не улыбнулся.
Действительно, после победы вернулся ее муж, Иван Горбачевский и она родила ему еще пятерых детей. Но пока еще шла война... и до конца ее было еще ой как далеко.

   Ну, а немцы? Я видел, как они бежали и в прямом, и в переносном смысле.
Они  стоя  заполняли весь кузов машины, сидели на  кабине, стояли на крыльях. А к машине была привязана  веревка. Те, кто не поместился на машине, держались за веревку и бежали за машиной. Один старик смотрел на это и говорит:
  - Э,... далеко вы так не уйдете! - Михаил Васильевич не выдержал этой комической картины, которая, наверное, надолго сохранится в его воспоминаниях, и громко рассмеялся.
Приехали мы в деревню. Все там  было сожжено. Бабка моя заголосила. «Как же мы будем жить», - кричала она. Действительно, сколько нужно было всего сделать. И дом по-строить, и хлев, и огород поднять...
- Мы построим землянку. Выкопаем на старом дворе, - успокоил я ее. Я тогда уже во многом разбирался и понимал, что единственный и самый простой  выход из положения - это построить  теплую и большую землянку.
- А где мы найдем бревна? - спросила, сквозь слезы  моя хозяйка.
- Найдем, - успокоил я ее. Мне уже было больше 14 лет и, пройдя суровую школу не-взгод и опасностей, я чувствовал себя взрослым. Не думаю, что я был излишне самоуверен-ным, нет. Просто я видел, как люди начинали  что-то делать из ничего, и в конце концов добивались того, что задумали. Я считаю, что это великая вещь, задумать что-то, принять решение и начать  делать! Главное начать или как говорят, решиться!
Хозяйка была умной женщиной и к тому же предусмотрительной. Она перед бегством  в лес спрятала жито в бочку и закопала ее в огороде. Конечно, с течением времени жито задохлось, чуть- чуть спрело, но в то время его можно было  есть.
Так я остался в этой семье до конца войны, и они относились ко мне как родному. По-том я узнал, что хозяйку  звали Марией Горбачевской, а бабулю - баба Таня. В сентябре 1944 года умерла их дочь, скорее всего от скарлатины. Вскоре  умерла и баба Таня. Я к ним привык, как к родным, и страшно переживал. Мне пришлось копать им обеим могилы, так как в деревне мужчин не было. Они продолжали воевать и гнать немцев из нашей страны. Я так и остался у них до конца войны и помогал вести хозяйство.
Почти все партизаны призывного возраста, были зачислены в состав частей Красной Армии. Мой брат Николай был у партизан командиром группы и часто  руководил боевыми операциями. Наверное, ему что-то было дано от природы. Какое-то интуитивное предвиде-ние развития событий, понимание  той или иной тактики боя, которая могла вести к успеху.  Совершенно  неожиданно для меня у него начали формироваться командные навыки, и за это его уважали. Когда его призвали в армию, то сразу же  назначили командиром взвода и присвоили  воинское звание лейтенант. От него мы получили только одно письмо, когда он воевал в Литве, освобождая  ее от немецких  захватчиков. А в январе мы получили извеще-ние, что капитан Николай Васильевич Шинкевич погиб, в боях за Кенигсберг. Для нас это была тяжелая утрата. Как он беспокоился обо мне! Как помогал стать народным мстителем! Ведь практически он меня спас, когда я попал в гестапо. И вот сам погиб в боях за нашу Советскую Родину. Так не стало моего старшего брата. Я никого из его сослуживцев после войны, не встречал. Но мне кажется, что воевал он хорошо, раз за полгода прошел путь от лейтенанта до капитана, от командира взвода, до командира роты.
А пока я  жил у Горбачевской и помогал ей вести ее хозяйство. Помогал строиться, сажать картошку, овощи, ухаживал за скотиной. В общем, стал настоящим крестьянином.
Потом, через много лет я приезжал к ним из Ленинграда, где учился в Академии, и они встречали меня со слезами радости, действительно как родного сына.
 Когда мне исполнилось  18 лет, меня вызвали в военкомат. Должен сказать, что я пе-режил много, и война научила меня мыслить по-взрослому, принимать  самостоятельные решения и взвешивать их. Это был как подарок судьбы за нелегкую, трудную, но честную жизнь.
За это время я видел  много больных, раненых и искалеченных людей. Я всегда очень переживал, когда они умирали, и у меня постепенно зародилась мысль помогать и служить этим людям. И когда я пришел в военкомат, то заявил, что хочу врачевать.
Перед этим я беседовал с одним майором, и он мне подсказал,  что если удастся, то  можно пойти учиться в военную медицинскую академию.
И когда в военкомате меня спросили, куда я хочу идти служить, я ответил, что хочу в академию и на этом  уперся. Школу я окончил только на  «отлично», и мой опыт, мое ми-ровоззрение и хорошие отметки помогли мне поступить в Ленинградскую военно-медицинскую академию.
- Защищать  свою любимую Родину во все времена истории было самым благородным делом! - закончил эту  беседу Михаил Васильевич. Он прослужил в вооруженных силах 34 года и еще сейчас, уйдя в отставку, трудится, продолжает работать.  Как он говорит, враче-вать!
Кроме того, он активно участвует в общественной  работе в Совете ветеранов Север-ного департамента г. Москвы. И там он проявляет заботу о людях, консультируя  их по раз-личным, совсем не простым для них медико-социальным  вопросам, помогая им выжить  в трудных условиях, в которых оказалась наша страна.
От автора.
Слушая  Михаила Шинкевича, я думал, что он исключительный человек. Что мы мо-жем в свои 12 лет? Какой выбор мы делаем в жизни? Задумываемся ли мы над тем, что та-кое Родина и для чего мы живем? И как нужно жить? Что дает современная  школа, кроме элементарных знаний? Какой  пример мы взрослые  показываем современным детям? Чему учим их?  Высокой нравственности? Труду? Или в бессилии махнули рукой, отдаем их на откуп американскому безнравственному телевидению
Нет!
Сейчас телевидение по указке сверху учит жить настоящим, пропагандируя секс, спе-куляцию, насилие и беспечность.
Не часто в нашей жизни мы встречает таких прекрасных людей, которые всю свою жизнь посвятили служению народу. От своего и от вашего имени, читатель, я скажу:
« СПАСИБО ВАМ, Михаил Васильевич, за все ваши добрые дела, за то, что вы беско-рыстно служили и служите людям. Доброго Вам здоровья.»
Когда я писал эту повесть, я вспомнил о своих детях. Вспомнил дочь, у которой жил и которая меня выгнала, так как я стеснял ее в трехкомнатной квартире более 75 квадратных метров. Она сделала у себя евроремонт, потратив на это баснословные суммы, а отцу жалела тарелку  супа. Пока у меня были  накопления, меня терпели и называли «папочкой», а по-том она не разрешала мне даже готовить на ее итальянской плите обед из моих же продук-тов. Она же, т.е. плита, итальянская... Ругала меня, когда я «не вовремя заходил в ванную комнату. «Ты, говорила она, не умеешь жить в коммунальной квартире». Ты пенсионер, не работаешь, так не путайся под ногами. Сейчас она стала жить еще «беднее», она  разменяла квартиру: себе с сыном - трехкомнатную, мужу - однокомнатную. А что им отец? Отобрав у отца все деньги, он стал ей не нужен. Вот такие  мы стали. И я и все те, кто служил в те су-ровые годы в армии, никогда не думали, что так будет. Что дети будет говорить:
«Когда же ты, старый, умрешь?»

И еще. Михаил Васильевич, отдавая вам эту напечатанную мною повесть, мне стыдно, что я не сумел добиться ее издания. Это не модно. Один генеральный директор издательст-ва сказал, что если на первых 50 страницах нет убийства или насилия, то мы ее дальше и не читаем. А в другом издательстве девушка прочитала три странички и заявила, что это не наш профиль. Мы издаем «фантази». Слово то какое. Раньше я его и не слышал.
И еще. Признаюсь вам, что мне приятно было встретить в своей жизни Вас, Михаил Васильевич, Человека с большой буквы. Человека, который поставил своей целью «враче-вать» людей. Вы это делаете прекрасно!
Я уверен, что у вас много друзей и еще больше людей, уважающих вас. Я присоеди-няюсь, ко всем им и поздравляю вас с семидесятилетием. Доброго вам здоровья и счастья. И несите, как прежде, добро людям!
И еще. Пока у тебя есть силы, борись со злом и безнравственностью людей. Нельзя допустить, чтобы погибала в прошлом такая великая страна, как наша с тобой Россия. Я не могу не сказать тебе об этом в твой праздничный день, так как  вижу, в какую пропасть на-силия, ненависти, зла и бездуховности падает наша Отчизна.




                ТАНКОВАЯ АТАКА
                Историческая справка.

   Советские войска неожиданными ночными  действиями и стремительным выходом танков на коммуникации западнее и юго-западнее Киева, сломили оборону захватчиков и, сея в их рядах панику, устремились к центру Киева. В О часов, 30 минут 6 ноября над сто-лицей Украины Киевом взвился Красный флаг.
Нацистское командование предприняло экстренные меры. Под Киев  срочно перебра-сывается танковая дивизия СС  «Рейх», 3-я танковая, 10 моторизованная и 196 пехотная дивизии. Из Франции прибыла 25 танковая дивизия и т.д. Гитлеровскому командованию удалось сосредоточить на Житомирско-Киевском  направлении 15 дивизий, в том числе 7 танковых и одну моторизованную.
Но наступление  немцев было сорвано, и к 25 ноября Советские  войска на Житомир-ском направлении продвинулись на 40 километров.
… «На совещании в ставке Гитлера  (19 ноября), особо отмечалась губительность ог-ня Советской противотанковой артиллерии.
«Вопреки очевидным фактам, ход событий под Киевом извращается американским историком Р. Иксом, который в работе «Известные танковые сражения» договаривается до нелепого утверждения, будто в ходе предпринятого контрнаступления «Киев был взят нем-цами». Описание истории ВОВ американцами  вообще беспардонна. Так, Б. Колльер в тру-де «Вторая мировая война» посвятил битве за Днепр всего одну фразу: «К концу октября Смоленск, Чернигов, Кременчуг, Днепропетровск и Запоожье были в руках русских». А в трудах  Х. Болдугена, А. Кларка, К. Сульбергера, нет даже упоминания о битве за Днепр.
 … «Буржуазная историография в освещении битвы за Днепр не выходит за рамки своих обычных приемов и методов, сводящихся к фальсификации истории, ее  грубым из-вращениям»… Хотя за  указанный период Советские войска атаковали противника по фронту протяженностью  более 500 километров и отбросили противника на 120 километ-ров!
«История  второй мировой войны», тома  7 и 8.

                Рассказ комбата
       Мы познакомились в исполкоме горсовета, куда он, как и я, пришел по  поводу получения квартиры после увольнения из кадров Вооруженных Сил. Я запомнил гвардии полковника Павлущенко Дмитрия Павловича, хотя прошло 30 лет. Он оказался настойчи-вым, инициативным и общительным человеком, прошедшим громадную армейскую школу. Вторично мы столкнулись в военкомате, где он настойчиво начал уговаривать меня  согла-ситься возглавить комитет содействия офицерского состава при военкомате.
    Мы должны помогать военкомату готовить кадры, проводить сборы с молодыми офицерами запаса, делиться своими знаниями и так далее. Он приводил настолько убеди-тельные доводы, что я согласился. Он какими-то методами, мог убедить человека и так просто, с таким уважением, что  было приятно выполнить ту или иную его просьбу. Потом мы начали встречаться на различных мероприятиях по случаю празднования славных дат нашей армии и ее побед.
- Ты - флот, а я – армия, - говорил он. - Будем выступать вместе.
И действительно, мы много раз выступали вместе, что трудно представить, так как он мог говорить часами, и мне не оставалось времени, чтобы замолвить о флоте словечко.
- Ты меня дергай за китель, чтобы я остановился. - Приходилось дергать несколько раз, чтобы оставить себе минут десять из часового регламента.
Я часто бывал у него дома, где большую часть времени мы проводили в воспомина-ниях о великой Отечественной войне и обсуждении нашей действительности. А у Дмитрия Павловича был большой боевой путь.
Он участвовал в освобождении Киева от немецких фашистов. Об этом я много читал, а в то время в 1943 - радовался этой  победе нашей армии, как и все Советские люди. Од-нако меня поразил его рассказ о танковом бое, который произошел после взятия Киева, ко-гда немцы бросили  громадные силы чтобы вернуть столицу Украины обратно. Возможно, это бы и прошло мимо моего внимания, ведь так было много грандиозных, широкомас-штабных боев во время Великой Отечественной... Но я вспомнил об этом, когда прочитал монографию одного  американского щелкопера, который подтвердил сообщение немецкой пропагандисткой машины о том, что немца вновь захватили город Киев и отбросили наши войска. Наверное, ему много заплатили, как нашим телевизионщикам, за пропаганду власти угодной информации. Я не хочу переписывать описание  масштабных боевых действий, так как об этом много говорится в фундаментальном труде, десятитомнике  истории второй мировой войне. Как говорится, там все, от А до Я.
Противотанковый батальон, которым командовал Павлущенко,  оказался на дороге, идущей на Житомир, по которой  немцы хотели направить войска для окружение  города Киева с юга.
После  переправы через Днепр и штурма  Киева,  от моего батальона осталось меньше половины, - рассказывает Дмитрий Павлович. - Когда операция по освобождению Киева  была окончена и немцы отброшены от города больше двухсот километров, мы решили, что нам дадут возможность отдохнуть и укомплектовать батальон. Но вдруг пришел приказ не-медленно перекрыть шоссе на Житомир и не дать пройти немецким танкам.
Конечно, после триумфального шествия нашей армии, многое изменилось и мы, не-смотря на большие людские потери, были готовы остановить немцев. Но танковая атака, это было очень серьезно.
Справа от шоссе был  небольшой лес, вернее не лес, а  просто росло несколько  рядов деревьев, которые переходили в садовый питомник. К тому же листва опала, так что мас-кировка была неважная. Там мы расположили одну батарею, а слева – поле. Верно, невда-леке был большой стог. Мы поставили там одно орудие, с тем, чтобы после двух-трех вы-стрелом, расчет мог его спустить в небольшой овраг, где его можно было скрыть от танко-вого огня. Я надеялся, что удар с боку, по самым уязвимым местам у танков, может вывес-ти сразу же два-три единицы. Боковая броня слабее. Но практически все силы мы располо-жили  на  дороге, перерезав путь  танкам. Как могли мы замаскировали их и я решил уда-рить по танкам прямой наводкой. Сколько будет танков, мы не знали, но думали, что не один десяток.
Передав, что все стрелять после двух зеленых ракет, мы стали ждать врага. Но это было необычное ожидание. Все работали, как заведенные, чтобы успеть врыться в землю, сделать для себя окопы, насыпать бруствер перед орудиями и как-то их замаскировали, чтобы нас не обнаружили бы в первое мгновение. После первого залпа немцам все будет ясно. Но нужно время, чтобы подготовиться  к первому выстрелу. Он должен быть точным и дать максимальный эффект, тем более, что для немцев он будет неожиданным.
Эх, подсчитал бы кто-нибудь, сколько солдаты перерыли земли за войну! От Волги до Берлина, от Черного моря, до Баренцева. Это же невообразимое количество. А сколько она родная спасла  жизней. Теперь это понятно любому солдату.
Я позвонил в дивизию и попросил помочь нам авиацией. Это решило бы многие зада-чи. Но НШ ответил, что рассчитывать нужно на свои силы, ты, мол, не один, но, в крайнем случае - поможем. На Украине, в правобережной части, поля перемежаются балками. И до-роги идут то вверх, то вниз. Так что мы сначала услышали гул от работы  двигателей, а уж потом  из балки выполз  тяжелый танк, потом второй, третий. Я, да и наверное все, непро-извольно начал считать: раз, два, четыре, семь. А они все ползли и ползли. Я смотрел в би-нокль и старался определить расстояние. Это было  особенно важным, так как нужно было ударить по ним на дистанции 600 метров. Танки возможно и увидели нас, но пока не стре-ляли.
Вдруг танки увеличили ход. Это было видно и по выхлопам и резкому усилению зву-ка. Значит, они обнаружили нас, а до линии, когда  мы должны были начать стрельбы, ос-тавалось еще метров  сто, а это секунд 10 ходу.  Но пока они наши орудия, справа и слева не видели. Это точно, так как ни один танк не  среагировал на наши фланговые батареи.
        - Ракету, - крикнул я и сразу же, - огонь.
Все орудия выстрелили одновременно. Первый танк съехал с дороги в кювет и оста-новился. Из  него открыли огонь. В средине загорелось два танка. Колонна немцев начала перестраиваться и повела  по нашим позициям убийственный огонь. Залп  накрыл наши по-зиции и два расчета вывел из строя. Кругом гремели взрывы, кричали командиры орудий, заглушая голоса раненных. Уже горело 7 танков, но  враг, оставляя свои разбитые машины, вводил все новые танки и беспрерывно стрелял по нашим позициям.
Бой продолжался около часа, с нарастанием силы удара. Уже было подбито 11 танков. Грозные черные столбы дыма горящих танков радовали нас. Но наши силы тоже таяли. Кругом был какой-то ад. Земля перемешалась с кровью и дымом, на зубах скрипел песок. Уже большинство  солдат были в белых повязках. Никто не думал уйти из боя. Все, кто мог, бились с врагом, в твердой уверенности, что танки не пройдут. Просить  помощи было не у кого. Мы запросили авиацию, но она, наверное, работала на более тяжелом участке.
Неожиданно бой стал затихать, и я увидел, как  вражеские танки начали разворачи-вать и уходить.
Мы выстрели вслед уходящим машинам, но это просто так, все равно, победа была уже за нами.
Я окинул взглядом наши позиции, и сердце мое содрогнулось. Вот эти все мои това-рищи и друзья, с которыми я форсировал Днепр, сейчас почти все беспомощные лежали, или сидели на земле. Кто погибший, а кто раненный. Радость разгромы немецкой танковой атаки была просто несовместима с тем, что я видел и мне хотелось плакать. Сколько  дорог я с ними прошел, сколько рек форсировал, сколько раз мы громили немцев. Рука об руку, не жалея жизни. И всегда с одним словом на устах, За Родину.
Доложив в дивизию, что атака отбита, я построил тех, кому выпало счастье остаться целым. Их оказалось 22 человека. Я вспомнил, как командир дивизии сказал, что всех представить к награде и двоих, особо отличившихся,  к званию героя Советского союза. А кого  двоих? Они же все, все эти 22 солдата, сержанта и офицеры – герои.
На другой день пришел батальон нам на смены, а мы пошли на формирование и от-дых.
Так это было, а ты говоришь, что кто-то из американцев писал, что мы сдали  Киев. Врут они, иуды. После войны они постоянно занимаются дезинформацией, превышают роль фашистской армии. Правда, не все, есть там много и хороших, честных ребят.
Взяв черновик рассказа, я поехал в Воскресенск, к Дмитрию Павловичу. Хотелось его обсудить с ним, и расширить более красочными мазками. Но Дмитрий Павлович был очень стар. Я включил диктофон, но он теперь уже с трудом вспоминал тот бой и рассказ его длился всего-то минуты  четыре-пять.
Я обнял его, поцеловал и пожелал доброго здоровья. Эх, как оно нужно нам!
- Прощай, Дима. Я все запомнил. И тебя, героя великой Отечественной, и то, как я  провел те страшные и тяжелые, но легендарные четыре года, нашей, именно нашей Вели-кой Отечественной.













 




    ДОСАДНАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ
                Рассказ разведчика
Мой сосед по комнате, Иван Васильевич Колчин, мне нравился. Спокойный, опрят-ный и настолько предупредительный, что мне как-то неловко было беспокоить его своими просьбами. Так как он жил недалеко от санатория, то часто уходил домой. Обычно в суббо-ту и воскресенье его не бывало. Я был доволен этим, так как никто не мешал мне работать над корректурой только что законченного романа. Он был научно-фантастическим, с боль-шим количеством приключений, которые происходили на Земле, так что читатель забывал о том, что это фантастика, наоборот, читатель думал, что это происходит в нашей действи-тельности. Когда мне об этом сказал один ученик 9 класса, я даже обрадовался, так как считал это похвалой моего творчества.
Когда Иван Васильевич  не уходил домой, то мы вспоминали наше прошлое, и я про-сил его рассказать о своих военных приключениях. Он почему-то не хотел, по-моему, стес-нялся, так как его военный путь был героический, а он, кажется, не хотел хвастаться. Как-то я ему сказал об этом, и он вдруг рассказал мне об одной превратности судьбы.
       - Вы говорите о каких-то  героических делах. Об этом столько написано, что получает-ся, что мы тогда чуть ли не все были героями. У меня было много интересных случаев, где  сопутствовала удача. Так вот мне не повезло, и я бы сказал по досадной случайности. Я хо-дил в разведку и успешно  двадцать раз. Вы можете это представить. Всегда  темной ночью, в плохую погоду, чаще всего в дождь, ветер или снежный буран. Вот так, как говорится ни-какой героики, просто идешь с товарищами по оружию, потому, что этого требовала война. Идешь, чтобы выполнить приказ, который был и необходимым и очень нужным. Ты пони-мал это, но также и то, что шел в пекло врага и любой неосторожный шаг мог привести к гибели.
Так я услышал интересную, но не очень любимую  журналистами историю, которая по сути дела была неудачной.
Как-то, во время непродолжительного затишья, меня вызвал командир полка. Я при-был к нему, доложил о себе. В общем все, как учили. У него были начальник штаба и ко-мандир роты разведки дивизии.
- Ты Иван, говорят везучий. Начальник штаба докладывал, что ты уже двадцать раз ходил в разведку и все успешно. Так, да?
- Было дело, - отвечаю ему.
- Вот мы подумали и хотим послать тебя через  линию фронта с ответственным зада-нием. Нам стало известно, что к противнику прибыл из их ставки офицер с большими пол-номочиями. Ожидается наступление  фашистских войск. Нам нужно знать, что планирует враг. Мы должны упредить удар. Тебе подробно все расскажет начальник разведки диви-зии, но пока учти, что если ты доставишь нам этого  гитлеровского представителя, то счи-тай, Золотая звездочка тебе будет обеспечена. Я думаю, что ты этого заслужил.  Какой раз идешь за языком?
- 21-й. 
- Вот и прекрасно. Счастливое число.         
 Начальник разведки подробно рассказал о задаче, о том, где расположен  их штаб ди-визии, о том, что эти сведения передали нам из партизанского отряда и, главное, что нас там будет ждать их товарищ, который покажет дом, где расквартирован этот фашист.
    Ночь была лунная. Светло было, как днем, и никуда не спрячешься. Даже если бы удалось проползти через линию фронта туда, то обратно, с языком, ну ни в какую. Мы проползли до проволочного заграждения, осмотрелись и вернулись. Любой снайпер по-щелкал бы нас всех, до единого.
   На второй день вызвал меня НШ и выругал. Дело срочное и мол, без риска не обой-тись. Надо и точка.
   Пошли мы на ночь, подползли к ограждению и замерли, тихонько ворочаясь на хо-лодной земле. Дождались, когда тучка закроет луну, и благополучно  вошли в село. Точно в условленном месте встретили связного из этой деревни и начали ждать. Многое зависело от того, будет ли его сопровождать охрана или он будет один.  Хозяин дома был ненадежный, это тоже было плохо. Мы сидели между забором и кустарником, и  обсуждали всевозмож-ные варианты.
Мы с Евгением Колмыковым должны были брать офицера, его нужно брать живым. Бучков убирает сопровождающего, а Сорокин и Леонтьев работают с водителем. Вроде все было ясно, но…
Подъехала машина, офицер и  еще один фриц вышли из машины. Но вместо того, чтобы сразу идти в дом, офицер что-то начал говорить водителю, и тот сразу начал разво-рачиваться, чтобы ехать назад, Офицера мы взяли сразу, как только он вошел во двор, а  Бучков смертельно ранил сопровождающего, но тот успел закричать. Шафер, услышав крик, погнал машину к штабу.      
Связав фрица и засунув ему кляп, мы огородами побежали к линии фронта. Это было километра два. Мы торопились, так как услышали сзади выстрелы. Пока что это были  в деревне. Послав  вперед Леонтьева, чтобы он как-то обеспечил нам переход, я дал команду Сорокину и Бучкову идти в охранении сзади, если будет погоня. Началась перестрелка, и, когда мы были  около нейтральной линии, нашего немца ранило.
- Женя, прикрывай меня, я его дотащу сам, и, взвалив  немца на спину, я пополз к нашим окопам. Огонь со стороны противника усилился. И уже по всей линии окопов нача-ли отвечать наши солдаты. Я добрался до бруствера своего окопа, и в этот момент почувст-вовал, что еще одна пуля попала в немца. Как выяснилось, это был смертельный выстрел. Немец был мертв.
Нас встречал начальник разведки. Выслушал мой рассказ, посмотрел на немца и только сказал:
- Ну, что же ты?
А что я мог ему ответить. Ничего. Ведь это просто  досадная случайность.
- Товарищ капитан, там  остались двое наших ребят. Они прикрывали нас. Разреши-те  вернуться к ним, может быть, нужна наша помощь.
       - Идите.
   Мы быстро нашли наших ребят, и я вздохнул с облегчением. И  Сорокин и Бучков были легко ранены и лежали в небольшой ложбине, пережидая, пока кончится огонь про-тивника. Было темно, скоро прекратилась стрельба, а  мы, перевязав раненых,  благополуч-но  вернулись к себе.
 Потом ребята меня  успокаивали, но мне было стыдно. Не знаю почему. И вот я вам первому это рассказал, так, как хотя мы и рисковали и досталось  нам, а вроде ляпсус полу-чился. Вот тебе и 21. Так что  звездочки я не получил, и вообще об этом командование молчало. Так как и хвалить нельзя, да и ругать не за что.
В первые дни после этого я часто анализировал нашу вылазку, старался найти ошиб-ку. Все искал другой, «правильный вариант», но не получалось. Как говорится, на ошибках мы учимся. Не в том случае по другому никак не получалось. Нельзя было идти в тот день, раз предчувствие нас предупреждало. А мы не могли  его послушать, так как был приказ. Срочно и никаких «нельзя».
         В оставшиеся  два года войны я еще, пожалуй,  раз 20 ходил в разведку. Разное бывало, но этот случай остался незабываемым.

                РВЕТСЯ СВЯЗЬ ПОКОЛЕНИЙ


Через  58 лет я приехал в город Курск, прошелся по широкой и красивой улице Лени-на, зашел в госпиталь, в котором встречал день Победы в 1945 году, а потом использовал все свое свободное время, чтобы рассказать молодому поколению о войне. Выступал в школах № 6 и 27, в педагогическом колледже, в государственном университете, Доме пио-неров, а  9 мая я был на линейке в школе № 27. И вот там мне стало стыдно. В городе, где 17 тысяч ветеранов, на школьной линейке, посвященной Великой Победе, я был один. А я уверен, что дети ждали, что к ним придут участники  Отечественной войны. Я в этом уве-рен, так как они пришли с цветами для них. Когда я закончил говорить, дети бросились ко мне и завалили меня цветами.  Я не смог удержать их в руках, они бросали их сверху. Вот тогда мне стало стыдно, так как эти цветы для многих людей. Так где же они?
 А 19 мая, увидев  афишу о празднике организации «Вертикаль» и узнав, что там  время с 11 до 12  часов будет посвящено воинам, павшим в Великой Отечественной войне, я пошел на это празднество. На трибуне сидело 5 или 6 ветеранов. Никто  не пригласил их выйти на стадион и сказать молодым мальчишкам и девушкам несколько слов о славе ве-ликого советского воинства, о том, что наши люди избавили мир от коричневой  чумы, и мы должны хранить в нашим сердцах память о тех, кто за нашу свободу  отдал свои жизни. Не просто отдали, а для того, чтобы жила и процветала наша Родина, чтобы наши люди были свободными, а страна - самостоятельной. Слава им в веках, вечно молодым героям.… Вышла какая-то женщина, в красивой новой форме, что-то сказала…Я слушал ее и пони-мал, что она говорила не то. Не так. Что ее слова не доходят до души ребят. Нужно было вспомнить всех, всех, кто погиб, поднимаясь в атаку, кто был задавлен танком в окопе, кто направил свой горящий самолет в скопление врага, кто погиб в студеных водах Атлантики или, сражаясь на Черном  море, кто погиб,  прыгая с парашютом в небе Европы, освобож-дая народы  стран, покоренных фашистами. Кто погиб в лесах Белоруссии и на Брянщине, подрывая немецкие эшелоны и уничтожая немецкие комендатуры. Нужно было вспомнить, как люди стояли насмерть под Москвой,  в разбитом, но непокоренном  Сталинграде. И, наконец, о самом большом сражении в Великой  Отечественной – Курской  битве. И все погибали они со словами на устах: «За Родину!»
И я задумался над тем, почему рвется связь поколений? Четыре  долгих года весь на-род нашей великой  страны  боролся с фашизмом. Воевала вся страна. Воины на фронте с оружием в руках, а люди, от мала до велика, у станков ковали оружие, танки, самолеты для победы. И мы победили. Об этом говорил весь мир! Но Победа  далась нам  большой ценой и об этом должно знать  нынешнее поколение.
Тысячи наших горожан пришли на мемориал, чтобы отдать долг погибшим героям. Да, это хорошо. Прекрасно, что мы помним своих однополчан, друзей и ушедшее от нас поколение. Но этого же мало. Что о них, да о нас, старых ветеранах, знает молодежь? Что она знает о том, как воевала наша страна? Как развивались тогда гигантские по масштабам события? Какая международная обстановка сложилась перед второй мировой войной? Ведь перед немецким фашизмом пали все страны Европы. В течение одного месяца потерпела поражения великая держава, Франция. А Советский союз выстоял!
Люди должны о Великой Отечественной войне знать и понимать, понимать, что это было ой как не просто.  Люди должны любить  свою Родину, а это можно, если они будут знать, какими были их деды, их предки.
Все очень сложно.Когда я задумался над связью поколений, я вдруг вспомнил  войну царской России с Японией. Там было о чем рассказать: например, о героическом сражении в Порт Артуре, о подвиге экипажа «Варяга», о гибели канонерской лодки «Кореец» и т.д.  И хотя  нам, участникам ВОВ, в 36-38 годах было столько же лет, как и сейчас семи или восьмиклассникам, мы узнавали об этой войне из сжатого описания этих событий в учеб-никах  по истории. Потому, что никто к нам не приходил, не выступал перед нами, не рас-сказывал об этой страшной войне. Но этому есть и объяснение, причем самое простое. На-род, солдаты,  воевавшие в той войне, были неграмотными, и они не могли проводить бесе-ды, читать лекции. Вот так оборвалась тогда наша с ними связь. То есть были  причины, приведшие к этому разрыву.
А сейчас совершенно другое дело. Наш народ стал грамотным. Почему мы боимся прийти в школу, в колледж да и в институт и выступить перед молодежью? Простите меня, но некоторые господа, перед  телекамерой не могут сказать,  в какой стране закончились бои с фашистской армией в мае 45-го. Кто подписал  от имени нашей страны пакт о безого-ворочной капитуляции гитлеровской Германии? Что Гитлер покорил всю Европу, а это 300 миллионов населения, тысячи промышленных гигантов и военных заводов! И все это было направлено против нас. Я уверен в необходимости нашей живой работы по воспитанию патриотизма именно путем непосредственных контактов старого поколения с молодежью. Всей молодежью.
И нечего бояться того, что они более грамотные, чем мы. Да, что-то они знают лучше нас, но не нашу жизнь. Вот, например. Честно говоря, я не испытывал уверенности, когда шел в Курский педагогический  университет. Тем более что никто меня не посылал. Я пришел как проситель. Мол, разрешите мне выступить перед вашим коллективом. Никто меня туда не посылал. Городской совет ветеранов направил меня в совет ветеранов цен-трального района, а там мне сказали, что никаких направлений мы не даем. Кстати, когда я обратился в  фармацевтический колледж, там мне сказали, что они заняты делом и в моих беседах не нуждаются. Вот так. А если бы я пришел  к ним с направлением совета ветера-нов, то уверен, они  бы меня не отфутболили.
В университете я говорил «две пары», как выражаются в ВУЗах. Меня «терпели» 80 минут, но я видел по лицам студентов, что меня слушают. И когда я шел после беседы, ру-ководительница, присутствовавшая на этой беседе, сказала: «Вы не подумайте, что они у нас такие тихие студенты. Они очень бойкие ребята». Я  воспринял это как похвалу моей лекции…
Я бы не стал писать эту заметку, если бы у нас было все прекрасно. Если бы наше те-левидение уделяло хотя бы часть времени на воспитание патриотизма, привитие любви к нашей  великой Родине. У нас славное прошлое. У нас великие достижения во всех облас-тях науки и техники. У нас красивая страна, с замечательными, красочными районами, для отдыха и туризма. А мы приглашаем всех за границу. Восхваляем все чужое, как будто мы сироты, «без царя в голове».
И неудивительно, что когда во исполнение решения президента РФ  о развертывании патриотического воспитания на совещании по данному вопросу нет выступающего  заслу-женного ветерана Великой Отечественной войны. Или в преддверии великого праздника Победы в колледже не находят времени, чтобы собрать студентов на встречу с ветераном северного флота, участником ВОВ. Я говорил  о проведении воспитательной работы в со-ветах ветеранов и с представителями местных властей, и они ссылались на то, что ветераны уже старые и им тяжело проводить такие  встречи.  Что им ответить? Ведь не обязательно читать лекции. Можно просто прийти в класс или группу ребят и рассказать о своей боевой жизни. Ну, пусть 10-15 минут! Это же живое общение, и дети с интересом воспримут такую встречу.
Нет, причина не в этом, а в том, что у тех или иных руководителей нет подхода к лю-дям, они не могут организовать это важное дело. Они не способны даже просто выразить благодарность ветерану за то, что он провел беседу, встречу или выступил с лекцией перед молодежной аудиторией. Как будто это чье-то личное. Мол, хочешь – иди, а не хочешь, не надо, тебя же никто не заставляет. Интересная позиция, только  она некрасиво выглядит. Это выглядит как какое-то одолжение. Иди, мол, в школу, учебные или молодежные орга-низации и выступай. А если ветеран вдруг сообщит о том, что он  провел беседу, то ему су-хо ответят, что мол, хорошо.
Анализируя все эти факты, легко убедиться в том, что высокопарные речи важных господ с «высоких трибун»  по телевидению и в устах местных властей о патриотизме – только пустая формальность. На деле же никто из них не прилагает должных усилий, чтобы организовать работу по воспитанию патриотизма у молодого поколения. Возможно, это резко, но уж такое  впечатление осталось у меня от этой работы в предпраздничные дни.

      


                ОШИБКА

               Письмо  участника Великой Отечественной войны своим друзьям,
               Наташе и Виктору Косовцам.

 В жизни бывают такие удивительные случаи, что их  трудно придумать, так они парадоксальны. И так как совершил эту не простую ошибку я сам, то у меня  какое-то чувство вины, хотя я думал о хорошем. Слишком хорошем, для нашего  страшного времени. Просто я внутренне выражал чувство благодарности плохому человеку, со-всем не тому, кто этого достоин.
   Я такой старый, что сам удивляюсь, как я дожил до этих лет. Все накопления, сделанные за большую жизнь, у меня выманила дочь,   и после этого я стал неугоден. Дочь отказалась брать мою пенсию, чтобы я не ел с общего котла, начала  придирать-ся по любому мелкому случаю и с садистским  намерением  читала нотации, за ту или иную оплошность.  За такую мелочь, на  которую нормальные люди и внимания не обращают. Из «папочки», когда  у меня были деньги, я превратился в папу, а потом - в никого.
Ну, таким в наше время никого не удивишь.
Однажды, после ее очередного «воспитания», у меня случился сердечный при-ступ и меня увезли на «скорой помощи» в больницу и положили в реанимацию. Как-то это случилось так, что стыдно говорить об этом. В момент, когда врач измерял мне давление, я начал терять сознание и, как говорится, поехал вниз... Ни сын, ни дочь меня не навестили. Хотя в прошлом я и сына и дочь клал в больницу, где работал в прошлом главным инженером. Больница считалась одной из лучших в городе.
Я рассказал о таком  отношении моих детей некоторым моим знакомым, и мо-жет быть, до дочери дошло (я так думал), что  ее жестокость по отношению к отцу это безумие.
Через некоторое время, мои «дорогие родственнички» заявили, что к зятю при-езжает его знакомый японец и они хотят приютить его в своей квартире, то есть в комнате, в которой я живу. Таким образом, я должен им освободить комнату,  так как для них это не малые деньги, порядка 1000 долларов за 20 дней. А я, мол, только за-нимаю место и мешаю им жить. Идти  мне было некуда, и я поделился своим поло-жением с главным врачом больницы, с которой у  нас сложились хорошие отношения, еще в то время, как я у них работал. И она предложила мне лечь в кардиологическое отделение и подлечить сердце.
Так я попал в больницу МЗ РФ при ВДНХ второй раз. Через неделю я почувст-вовал себя хорошо, и можно сказать, уже выздоравливал. Май, погода прекрасная, я вышел погулять в парк, расположенный рядом с больницей. Когда я вернулся в пала-ту, то там лежал громадный кулек, в котором были печенья, шоколад, фрукты, какие-то пирожки, фруктовая вода и запеченная  рыба, завернутая в фольгу. Боже мой, я даже растерялся. Мой  сосед по палате сказал, что ко мне приходили  молодой  муж-чина, с женой.
Думаю, не нужно объяснять, что я был доволен и с удовольствием съел эти уго-щения. Их хватило на неделю!
 Мне было вдвойне приятно, так как я думал о том, что мои дети поняли свои ошибки и решили  переменить ко мне отношение. Наверное, кто-нибудь из хороших знакомых, поговорил с ними, и до них дошло, что они ведет себя неправильно, или, мягко говоря, некрасиво. Когда я пришел домой из больницы, то поблагодарил зятя, первого, которого встретил дома. Он что-то пробурчал. Естественно, я и не думал о том, что он бросится ко мне с объятьями и поздравит с выздоровлением.  Я просто подумал, что значит, дети  одумались и решили как-то привести в нормальный вид наши отношения. Я понимал, что это процесс медленный, или вернее сказать, дли-тельный. Увы….

Прошло некоторое время, я успел побывать в санатории, и как-то позвонил сво-им хорошим знакомым. Какие-то казенные слова –«хорошие знакомые». Не будет преувеличением сказать, что они прекрасные люди, внимательные, заботливые, чут-кие…. Случайно, просто для того, чтобы поговорить. И вдруг его супруга, Наташа, мне рассказывает, как они приходили навестить меня в больницу, а я в это время  гу-лял в парке, и принесли... Я уже говорил об этом.
Вы знаете, мне стало стыдно. Стыдно, что я не поблагодарил их. Это же не про-сто так. Значит, я был о них не такого уж хорошего мнения. А они оказались лучше, внимательнее, заботливее моих родных детей, которым я отдал все, что у меня было. Более того, муж Наташи позвонил моей дочери и высказал то, что он о ней думает. Только он не мог понять, что у нее один Бог - деньги и не наши, а зелененькие. Ко-нечно, моя дочь, услышав, что речь идет обо мне, не захотела его слушать, так как считала, что это я уговорил его позвонить ей. Он все же  успел ей сказать: «Вы, на-верное, это поймете только тогда, когда до вас дойдет могильный холод  ушедшего из этого мира вашего отца.»
Я пошел в гости к Косовцам, замечательным, добрым и внимательным людям и просил у них прощения, хотя они никак не хотели меня понять. Они настолько хоро-шие, я бы сказал, порядочные люди, что в их сознании не может уместиться нена-висть к отцу, который всю жизнь отдал им. Как можно  надругаться над тем челове-ком, который отдал им всю жизнь?
И я хочу еще и еще раз повторить, что тот, кто дает, он излучает свет! А я его не увидел в глазах моих друзей. Плохой я стал, старый... От таких людей излучается благодать, или как говорят физики – поле доброты, внимания и заботы. Простите ме-ня, что не нашел других, более светских слов.
 И пусть, вдруг узнав об этом, не думает что ее «добрые» поступки, с целью за-воевания показного авторитета и уважения сослуживцев и знакомых в какой-то мере похоже а истинную доброту. Помню, когда она выманила у меня последние 600 дол-ларов, она устроила две вечеринки, где угощала своих знакомых. Я сидел в соседней комнатушке рядом с кухней, голодный и слушал дифирамбы, хвалебные слова гостей в адрес моей дочери. «Ах, как  вкусно. Какая вы прекрасная хозяйка. В жизни лучше-го ничего не ела. Какая вы милая, Наташа». А я думал, вот  сейчас выйти бы и ска-зать, что эти угощения  она сделала за мои деньги, а я сижу голодный...
Да, дочь моя «очень хорошая» и никто не поверит, что она садистка.

Меня выгнали с квартиры моя дочь и зять. И им наплевать, где и как я живу. Как-то  «воспитывая» меня, дочь говорила:
- Ты никогда не жил в коммунальной квартире и не знаешь, что это такое и как нужно себя вести.
Ну, последнее правильно, так как я считал, что живу с родными, а не в коммунальной квартире. А уж жил я и в общежитии, и землянке и в палатке, и в казарме и на кораблях. Я помню в войну, считал счастьем залезть на ночь в стог сена и выспаться! Жил на далеком севере в холодном щитовом доме, где приходилось беспрестанно топить печь, при этом с соседями (надо полагать, что это считается коммуналкой). Но у нас там не было такого вы-ражения - в коммуналке. Мы служили Родине. И так 29 лет. Я много думал о своей жизни, взаимоотношении с родными, но ничего изменить не мог, так как  там зло и ненависть тво-рила ее мать, с которой я развелся, уличив ее в сожительстве со своим начальником. И ко-гда люди поймут, что зло и ненависть разрушает жизнь?
Сейчас я живу в коммуналке, в дешевой (1100 рублей), но грязной квартире. Моя комнатка - 16 метров. Нет ни радио, нет ни антенны для телевизора. На кухне лохмотьями висит краска. А в ванной комнате почему-то разбита стена и там посели-лись крысы. А я их боюсь. Нет телефона и это плохо, так как есть у меня еще друзья, и хочется с ними поговорить. Может быть хоть, словом им помогу в наше не простое  время.

Дорогие мои Косовцы! Дорогие  Виктор и Наташа, спасибо, что вы есть. И, на-верное, вас ко мне послало провидение, чтобы сгладить жестокость  моих родных, ко-торыми руководит их мать, желчная и безрассудная в своей жестокости женщина. Тридцать лет назад, я с ней расстался, но она не отстает от меня. Она никак не может мне  простить, и будет мне  мстить до конца жизни, коверкая жизнь даже собствен-ных детей, увлекая их в бездну зла.

Счастья вам и благополучия. Несите добро людям. Это самая тяжелая, но благо-родная ноша. С искренним  уважением               










 










             ОГЛАВЛЕНИЕ


!. Секретный пост  - 120 стр

2. Сын Белоруссии -   40

3. Танковая атака         5

4 Досадная случайность- 5
 
 5 Рвется связь поколений

6  Ошибка