Хромоножка

Глава 1
Марракеш


Душная ночь Марракеша. Воздух тягуч и давит в груди. Высоко в небе горит неземным светом « железный гвоздь » -- Полярная звезда. Но час демонов еще не настал, все еще впереди...

* * *
- Сейдук, открывай, к тебе гости! Да пошевеливайся, мне что, всю ночь здесь торчать?!
- Иду, иду, начальник, не сердитесь... Все, все - открываю!
- Ну наконец-то! А то я уже думал зайти утром, когда ты проснешься...
- Обижаете, начальник! Глаз не смыкал!
- Оно и видно - рожа заспанная, глаза как щелки, стоишь шатаясь - ну просто свеж как утренняя роза!
- Смеетесь, начальник, над бедным Сейдуком, а за что? Разве я виноват, что Аллах наградил таким лицом...
- Да уж... Аллах наградил, так наградил - смотреть тошно. Ладно, хватит болтать, принеси факел!
-----------
- Вот, начальник, и факел!
- Держи повыше. Так. Эй вы, ведите сюда франков!
- Франки, начальник? Откуда?
- Дэв его знает. Хм-м-м... Пять франков: четыре здоровенных мужика, из которых один ранен... и один дохля... Держи факел выше!... Хм-м-м! Одна дохлячка.
- Дохлячка, начальник?
- Женщина, болван! Факел ближе! Так...
- О, Аллах акбар!
- Согласен. Весьма неплохо. Посмотрим, какие у нее волосы... Дэв побери! Да держите вы их крепче!... Сейдук, где факел?
- А-а-ах, начальник... Этот франк меня ударил!
- Поделом.
- Больно!
- Ничего... потерпишь. Нечего засматриваться на чужих невест.
- Так этот бешеный франк ее жених, начальник?
- Иногда, Сейдук, ты бываешь просто поразительно догадлив!
- Спасибо, начальник. А может... брат?
- С таким взглядом? Ты когда-нибудь смотрел так на свою сестру?
- Я понял, начальник. А куда их?
- Мужиков вниз, а женщину... женщину в темницу аль Гасаада.
- Начальник? 
- Что еще?
- Вы не хотите взять ее себе?
- Э-э-эх, Сейдук. Запомни мой девиз: «Ничего для себя - все для государства.» Понятно?
- Потрясающе, начальник!
-----------
- Начальник!
- Что еще, Сейдук?
- Видите ли, начальник...
- Короче!
- Я вспомнил - темница аль Гасаада уже занята.
- Как так?
- Вчера ибн Фазух привез какого-то бродягу.
- Бродяга, и в аль Гасаада?!
- Но ибн Фазух приказал...
- Понятно. Что еще ждать от этой жирной свиньи... Ладно, ты не виноват, Сейдук. Что за бродяга?
- Хромой, оборванный. Как привели в темницу, лег и заснул. Ибн Фазух сказал - не кормить, через два дня его казнят.
- Завтра значит?
- Да, начальник.
- Так, так... Отлично. Оставим женщину с ним. Жил по-собачьи, хоть умрет как человек - после ночи, проведенной с прекрасной женщиной, в роскошной обстановке и... Сейдук, подашь ему хороший ужин...

* * *
Ночь. Стрекочущая степная, с запахом ковыли и воронца - южная ночь.
Мансур сидел неподвижно, глядя на звезды. Его черный бурнус шевелил ветер, игриво забирясь в складки и беспокойно там елозя. Обветренное лицо воина чуть заметно тронула легкая улыбка. Он ждал.
Вот и они. Пятеро казаков - дозор. Кони бредут шагом. Сечь совсем рядом - казаки спокойны, но настороже; воины с детства; осторожность инстинктивная, звериная; зверь ли, человек рядом - кинутся разом, как волки. Волки и есть...
Конь чубатого, с непокрытой головой, казака, всхрапнул, почуяв Мансура. Казаки встрепенулись. Вожак махнул рукой - проверьте.
Мансур ждал...

Кони пошли рысью. Запорожцы рассыпались цепью - передовые посты дальше в степи; отряд не пройдет, разве что повезет одиночке... Такого впятером возьмут легко.
Мансур неторопливо поднялся на ноги, распрямляя плечи. Еще не старый, гибкий и сильный, как барс, он любил войну, а больше того схватки один на один, клинок на клинок, предпочитая равного противника.
Казаки заметили высокую черную фигуру и молча, наставив пики, поскакали к ней. Чубатый, как вожак, держался чуть позади остальных.
Мансур стоял не шевелясь.
Казак, подскакавший первым, остановил коня и легонько ткнул шейха концом пики в грудь:
- Кто такой? - грозно спросил он.
Остальные подъехали почти вплотную, обхватывая черную фигуру кольцом. Острия пик смотрели Мансуру в грудь, в лицо, метили в спину между лопаток, касались затылка.
Мансур спокойно посмотрел в лицо спрашивающему и промолчал.
- Ты кто? - повторил казак, нагибаясь, чтобы разглядеть лицо шейха.
И вот тут-то все и началось...
- Шайтан!! - страшно, прямо в лицо запорожца, крикнул Мансур, выдернул нож у казака из-за пояса, и вонзил по рукоять. Ударили пики, дико заржал раненый конь. Бездыханное тело запорожца вывалилось из седла бешено и обреченно рванувшегося жеребца, и земля оросилась кровью.
Мансур рывком вылетел из-под брюха коня, куда нырнул, прячась от пик, чудом увернулся от удара копытами, перекатился под ноги другому. С силой оттолкнувшись от земли, подпрыгнул, хватаясь обеими руками за пику, дернул вниз. Упал на землю. Рядом тяжело, с хрустом, ударило в землю человеческое тело. Звук выбитого из разбитых легких дыхания был страшен.
Еще один, подумал Мансур, потянувшись схватить саблю мертвеца, но тут тупой удар в плечо развернул его. Он услышал треск разрываемых мышц, и почувствовал раскаленную кровь, забрызгавшую руку.  Капли попали и на лицо. Инстинктивно моргнув и схватившись правой рукой за рану, он увидел перед собой ногу в стремени и мутно-серый бок коня.
Поднял голову и встретил взгляд ошалелых глаз молодого безусого казачка. Пика взметнулась, чтобы довершить начатое. И тогда Мансур со страшной силой пнул прямо в раздутое, тяжелое брюхо мерина. Успел увидеть брызнувшую из оскаленной пасти грязную воду; он сделал коню больно, очень больно. Тот безумно дернулся, сбрасывая седока, упал на колени и стал заваливаться набок. Крик, полный боли, казался донельзя человеческим; остальные кони испугались - всадники пытались удержаться в седлах. Раскинув руки, безвольно, неестественно поджав ногу, лежал казачок; вылетевшая из его рук пика описала в воздухе дугу, и воткнулась в землю в опасной близости от Мансура.
Он видел размытое движение чубатого запорожца - метнуть нож. Сейчас все будет кончено - тот не промажет, понял Мансур.
И - шагнул вперед.
...Удар пикой наотмаш вышиб запорожца из седла...
С последним казаком он справился совсем легко - зарубил того его же собственной саблей.
... Крови он потерял довольно много - не сразу удалось остановить. Перетянул плечо повыше раны тряпкой, затянул узел зубами и огляделся.
- Плохо. - сказал он. Ни стона, ни вскрика, ничего.
Недовольство собой - неприятная штука - не все сплавишь на судьбу и волю Аллаха. Он позволил ранить себя какому-то мальчишке, не воину. Что воин! Сам Хромец не смог задеть его ни разу, а отметин получил целых четыре... Дэв побери! - подумал он, - Сегодня не мой день! Старею, старею... Ладно , надо поторапливаться, кто-нибудь мог услышать крики. Не оставить следов - вот сейчас главное... Как сказал Хромой? «Помни, ты - призрак.» Я призрак?  Ха-ха-ха...

* * *
...Надо бежать! -- мысль беспокойно бьется в горячей голове, не давая расслабиться ни на миг.
Лунный свет освещал противоположную от окна стену камеры, играл на дорогих подушках - о, это камера не для простых воров. Здесь ожидали суда и казни многие знатные и богатые узники, некоторые из которых пошли отсюда не на смазанный горячим жиром кол, и оттуда на небо... Нет. Кое-кто из сиживавших на этих подушках ныне стали большими вельможами...
Табитина, по мальчишески гибкая и проворная в мужской одежде, резким движением отбросила за спину копну рыжих волос. Надо бежать! Сейчас не помогут отец и брат.  Не поможет и жених, могучий и красивый, как лев, Марко.  Даже он не сможет сломать стену, тем более в подземелье, где стены укреплены толщей земли... И...он не убежит без меня. 
Табитина представила проломленные стены, трупы сарацинов, лежащие друг на друге, кровь течет рекой, а в центре - Марко с огромным мечом, рубящий врага в капусту... Она выбегает на встречу, а он...
Нет. Все это мечты... Пока я здесь, у него связаны руки. А вот если меня здесь не будет..., то...  Держитесь, магометяне!
Она пробралась к оконцу, переступая через подушки, споткнулась несколько раз обо что-то. Но ее это не задевало, проходя мимо сознания, главное - мир за окном, забранный в решетку. Табитина чувствовала, что ей душно. Она ухватилась маленькими, но крепкими руками за пыльное железо.  Для этого  пришлось подпрыгнуть, но она справилась без труда; подтянулась и судорожно глотнула ртом воздух улицы - пыльный и сухой. Закашлялась от обиды и разочарования, слезы выступили на глазах.  Но тут же упрямо поджала  губы, и, пересилив себя, подпрыгнула вновь.  Изо всех своих сил затрясла железные прутья:
- Давай же! Давай!
- Бесполезно. - раздался откуда-то сзади спокойный, чуточку хрипловатый голос.
Табитина от неожиданности отпустила решетку, упала на ноги, и мгновенно всем телом развернулась в сторону двери. Сердце билось как заячий хвостик, грозя убежать в пятки.  Но дверь оказалось закрытой, охранника не было, и первый, нервный, приступ страха отпустил...
Глядя прямо на нее, на подушке сидел оборванец с красной повязкой на голове. Ноги он сложил по-магометянски, а глаза его отсвечивали в темноте, как у кошки.
- Кто ты? - только и смогла сказать Табитина. Она не знала арабского, и поэтому разговор Сейдука с начальником остался для нее секретом. Но даже она поняла, что обычно плененных девушек не сажают в одну камеру с бродягами...
 Обычно - нет.
- Кто ты? - переспросила Табитина, задавая себе вопрос - а вдруг незванный гость не понимает по-норманнски?  Но нет, не может быть - он же окликнул ее, причем с хорошим произношением...
Бродяга устало закрыл глаза, напоминая в лунном свете статую. Отвечать он , похоже, не собирался.
- Кто ты?! - в третий раз переспросила Табитина, уже почти крича. Появилась непонятная злость на безмолвного бродягу, ничем, конечно, не оправданная - ну не хочет человек разговаривать, так это его дело и ничье больше...
В ответ - молчание. Табитина топнула ногой, вымещая злость на ни в чем не повинном камне. Ее, привыкшую быть в центре мужского внимания, просто бесило такое безразличие. И мучил вопрос - откуда взялся таинственный гость, ведь когда ее втолкнули в камеру, никакого бродяги здесь не было? Или она не заметила его в темноте?
Но подумав, Табитина решила, что для нее же лучше, если «гость» к ней равнодушен. В свои годы она прекрасно понимала, какие чувства вызывает у мужчин, но до сего дня ограждал от приставаний Марко, а до него отец с братом. Сейчас же она была беззащитна...
- Беззащитна?! - от такой мысли Табитина фыркнула, как котенок. Беззащитной она себя не считала, обладая неженской силой и недюжинной ловкостью с оружием. Лошади ее слушались, слуги - тоже, не раз убеждаясь в полном превосходстве хозяйки над собой. Она умела приказывать так, что не исполнить приказ становилось невозможным - отец, воин сурового пограничья, воспитал ее сам, без матери, привив свое умение понимать людей, и поступать по совести.  Люди уважали и любили как отца, так и дочь. Сын, к сожаленью, удался не в отца, а в мать, и  внешностью и характером - его не жаловали, называя то квашней, то тряпкой, хотя был и росл и красив - волосы русые, глаза карие, косая сажень в плечах, строен и гибок...
Табитина села, прислонившись спиной к стене. Тяжелые волны усталости давили на тело. Она закрыла глаза...
И провалилась в сон.
Разбудило ее тихое пение. Первое, что она увидела, открыв глаза - грязную ногу у своего лица. Противно. И пахнет - увы! - не розами.
Возмущенно фыркнув, Табитина вскочила на ноги, и - замерла. Обладатель пресловутой конечности, вися на руках, как раз вынимал из окна прутья. Те самые, что успешно сопротивлялись ее натиску...
Стараясь не слишком шуметь, незнакомец осторожно тянул прут на себя. Тот сопротивлялся, но в конце концов выскочил из паза и был брошен на пол.  Мягкая подушка погасила звук удара.  Продолжая что-то неразборчиво напевать, незнакомец, потянулся к следующему из трех оставшихся в окне прутьев, раскачал его и с гулким металлическим хлопком выдернул. Занялся следующими. Последний прут он взвесил в руке, усмехнулся озорно и, уже не заботясь о шуме, швырнул через окошко на улицу.  Металлический звон способен был, по мнению Табитины, разбудить мертвого и весь Марракеш в придачу, но... Похоже во всем городе остались только она, да обнаглевший взломщик темниц. Зажмурившись было, Табитина широко распахнула глаза...
Так не приглянувшаяся ей нога уже исчезала в оконном проеме...
Раздался треск разрываемой ткани, шум падения, удара о землю , и  через некоторое время до темницы донеслось: Мать! Причем по-норманнски.
Табитина не ошиблась - незнакомец действительно владел этим языком, и владел в совершенстве. Похоже, он знал также еще и несколько других... Некоторым из его оборотов позавидовал бы пьяный сапожник.
Судьба столкнула ее не только с прекрасным лингвистом, но и с весьма умным человеком - уже через минуту она услышала, а высунувшись в окно, и увидела, как незнакомец, не тратя времени даром, направился прочь, по пути деловито подобрал железный прут, и скрылся за углом.
Удивление Табитины было с примесью страха - незнакомец запросто вышел из тюрьмы, легко убрав со своего пути решетку, проигнорировал высоту, на которой расположена темница,не пострадал при падении ( хотя ему могло просто повезти ), а ведь лететь ему было не меньше четырех ростов взрослого мужчины. Но самое главное - это полнейшее его равнодушие к ней и ее красоте! Она не считала себя неотразимой ( доля самокритики и внутреннего кокетства ), но не заметить ее было трудно. Ее замечали все - мужчины восхищались, женщины завидовали. А этот... просто не обратил внимания...
Табитина даже не догадывалась, что двое, вроде бы не обративших на нее внимание, влюбились с первого взгляда. И Мулей Исмаил, ироничный начальник Сейдука, и ее странный знакомо-незнакомец - оба, причем еще не понимая этого, попали в древнейшие на земле сети - те, что расставляет женщина...

to be continued