Выйти в Утро

(из сборника "Магия и Безумие.")

Я проснулся от головной боли. Она колыхалась в моем мозгу из правого полушария в левое, как водка в неверной руке алкоголика. С трудом расклеив веки, я открыл глаза. Мой взгляд уперся в грязную стену с узким решетчатым окном. «Так вот почему у меня болит голова. Меня же вчера били следователи, желая узнать кому и за сколько я продал свою душу. А я, кажется, смеялся и кричал, что мне плевать на монополию государства на души. И они меня били. Очень умело. Ну и дурак...» Я сел на нарах и осмотрел свою камеру. Что-то в ней смутно напоминало мою комнату: сквозь серую краску на стенах просвечивали фиолетовые орнаментные обои, белая деревянная дверь была копией моей с той разницей, что теперь она была заперта на огромный замок, а на уровне груди было прорезано отверстие глазка. Вдруг задвижка на нем отодвинулась, и в глазок глянул желтый кошачий глаз с узкой щелочкой-зрачком, за дверью раздалось неприличное хихиканье, и задвижка опустилась. Бурый от грязи и крови коврик, лежавший около нар, зашевелился, и из-под него в разные стороны брызнули крысы, которые исчезали, едва коснувшись стены. Я прислонился к стене и закрыл глаза, но камера не исчезла, только теперь в центре ее стоял человек, и, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать, я открыл глаза. С этой стороны глаз все было по-прежнему, только за окном было темно, шел дождь, и сверкали зеленоватые молнии. Я закрыл глаза. Человек стоял на своем прежнем месте.
- Hi, - сказал он.
- Hi, - ответил я.
- Как жизнь?
- Да ничего, только вот голова болит.
- Хм, а ты как думал? Трансвудкэризм - это тебе не гвозди забивать.
- Какой еще трансвудеризм? - не понял я.
- Да пошел ты...
И он, сделав неприличный жест рукой, провалился сквозь пол.
- Fuck you ass! - только и успел крикнуть я.
Раздалось бульканье, пол сошелся над его головой, и по нему пошли круги. «Странно, - подумал я, - Я не пил, LSD не принимал, от чего же так болит голова?» Кто-то коснулся моего плеча. Я открыл глаза. Надо мной склонился человек в белом халате.
- Hi, - сказал он.
- Hi, - ответил я.
- Как жизнь?
- Да ничего, только вот голова болит.
- Хм, а ты как думал? Трансвудкэризм - это тебе не гвозди забивать.
- Стоп. Я знаю, что ты теперь скажешь.
Он вздрогнул, и в его печальных глазах я прочитал отчаянье.
- Да пошел ты...
Но он не провалился сквозь пол, а вылетел в окно. И я не стал ничего кричать ему вслед - очень болела голова. Закрыв глаза, я перешел в эту же камеру, но только с потолка свисала моя люстра, а на неизвестно откуда взявшейся тумбочке рядом с нарами стоял пузырек с надписью «Выпей меня». «Ну, это уже слишком, причем здесь Алиса?!» - мелькнула мысль. Мгновение я колебался, но через него я взял пузырек, выдернул пробку и вылил содержимое в рот. Вкус был знаком, но давно забыт - вкус далекого детства. Некоторое время я ничего не ощущал. Потом в мозгу раздался щелчок, как у тумблера, и боль выключилась. Но вместо нее пришла пустота. Ощущение было таким, как будто череп раздули, как воздушный шарик, и запихали в него города, моря, континенты, небо. Я сидел на нарах и чувствовал, как в моей голове стаи птиц летят на юг. А потом все кончилось, захлопнулось, как книга на недочитанной странице. Или на ненаписанной... С минуту я сидел, оглушенный всем этим. А затем меня захлестнуло дикое желание убежать, спрятаться куда-нибудь, забиться в угол и все забыть, не помнить, выкинуть из головы. Но бежать некуда... И я сбежал, открыв глаза. За окном была ночь. Не за узким тюремным окошком, а нормальным окном из моей комнаты. Решетки остались (правда, они приобрели какую-то вычурную художественную извитость). И ночь за окном была не просто ночью, а черной беспросветной бездной ночи. Хотя, может быть, окно просто заколотили снаружи. Противоположная стена вдруг вспыхнула, и на ней появился огромный человеческий глаз. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Злость накатила на меня.
-Что уставился?! Что тебе надо?! Убирайся отсюда! - орал я.
Глаз обиделся. Это меня смягчило.
- Ну ладно, извини, я сорвался.
Он посмотрел на меня с надеждой. Я подмигнул ему, он подмигнул мне, и в нем засветилось такое счастье, что мне стало неловко. Мы с улыбкой смотрели друг на друга. Вдруг тоска всплыла из его глубин, и слеза упала на пол, разбившись на миллионы брызг. Он взглянул на меня последний раз и исчез в появившейся радуге. Я опустил голову, и усталость бросила меня в сон. И мне снилось, что я стоял в долине, где когда-то плескалось море, пытаясь создать Homo Sapiens, а рядом со мной была девушка с розовыми волосами, ее крылья были сложены за спиной и она улыбалась заходящему солнцу. Я не помню ее имя, но чувствую его, как можно чувствовать прикосновение губ или зазубренную стрелу, пронзившую сердце. Ее имя, как ветер, легко и неуловимо: оно шумит в кронах деревьев, и его можно прочесть в зыби на чистых озерах. Но я не помню ее имя, я лишь чувствую, что знаю его. И там, во сне, мне казалось, что если я вспомню его, позову ее, все изменится, и мне уже не надо будет мечтать о смерти и страдать от отсутствия связи между причиной и следствием. Но имя ускользает, и мы стоим и смотрим, как зажигаются первые звезды в черно-фиолетово-сине-голубо-зелено-желто-оранжево-красном от заходящего солнца небе. И мы были вместе в эту ночь: крылатая девушка с розовыми волосами и бескрылый наследник голубой крови королей, нищих и бродяг. Я проснулся и долго не мог придти в себя. Я закрывал глаза и видел ее, и читал в ее синих глазах такую боль, что хотелось плакать, и я стонал, повторяя: «Кто же ты? Я люблю тебя!» А кто-то хохотал за дверью. И время остановилось для меня. Тысячи лет пролетали мимо, гибли и рождались цивилизации, гасли звезды, рассыпались в пыль планеты, Владыки Хаоса торжествовали. Когда я открыл глаза, все было по-прежнему, но теперь с двери исчезли глазок и замок, а я лежал на своей кровати с памятным кровавым
пятном на синем покрывале. И в камере кружились тысячи бабочек. Они касались крыльями моего лица, оставляя следы своей пыльцой. В воздухе витал едва ощутимый запах полыни и тающего снега. Солнце светило в окно, на решетках которого распустились стальные листья, и бабочки танцевали танец Начала, купаясь в его лучах. Они слетались все плотней, и превратились в живой висящий в воздухе шар, который вспыхнул и мгновенно превратился в голубоватый пепел, добавив запах черных роз и свинца. Я встал с кровати, подошел к окну и, заглянув в него, увидел... Небо. Было только небо. Синее. С редкими белыми ватными облаками сверху и снизу. И солнце. Желтый шар висел напротив окна. Что-то зашуршало у меня за спиной. Я оглянулся. Камера окончательно превратилась в мою комнату. Фиолетовые тисненые обои на стенах, бардовая дорожка от кровати до двери, кровать, шифоньер, зеркало у двери. Я посмотрел в окно. Решетки исчезли, теперь меня отделяло от неба только стекло, и в нем я увидел свое призрачное отражение. Я подошел к зеркалу. Да, это не было игрой света. Длинные розовые волосы спадали на мои плечи и на сложенные за спиной белые крылья. И тут моего слуха коснулся нежный зов труб. Там, за окном, я увидел белокрылых людей, которые плавно парили среди облаков и дули в серебряные трубы. И среди них была она... Дверь распахнулась передо мной, и, пробежав по коридору, я остановился перед дверью, которая в моем доме вела наружу. На ней, чуть повыше окуляра глазка, висела медная табличка с надписью «Утро». Я улыбнулся и
вышел в Утро.

09.1994.