Как свинью от кафедры спасли
Жил Панкратий Пталомеевич. И он руководил целым свинарником и на этом деле имел уважение и доброе отношение к себе. Неподалёку от свинарника жил друг Пталомеича — Райхельсон. Сам Райхельсон был русский и фамилия его была Петров, но от однообразной жизни он попросил Пталомеевича называть себя Райхельсоном. Так и договорились.
Пталомеевич и Райхельсон были давние друзья. По вечерам они собирались вместе, пили чай и сочиняли классические арии об удивительных подвигах средневековых рыцарей для оркестра Экзартца. Этот оркестр играл в сельском клубе и иногда его выступления транслировали по областному радио.
Однажды, в один из таких вечеров, когда Райхельсон с Пталомеичем разговаривали о том, как чудесно устроен мир и какие прекрасные люди их окружают, в дверь постучали. Пталомеевич дал знак Райхельсону и пошёл открывать дверь. В дверях стоял свинья Поликарпович, который заговорил человеческим голосом:
— Здравствуйте, я заговорил человеческим голосом, поэтому решил пойти к вам посоветоваться.
— Ну что ж, проходи, — сказал Пталомеевич.
— Вы ж меня знаете, — сказал свинья, — я Поликарпович.
— Да, да, конечно, — думая о своем отвечал свиновод.
— Я сегодня в полдевятого заговорил по-человечески, ну и вот решил подойти к вам поговорить.
— Ну рассказывай.
— Дело в том, что я теперь свинья говорящая. И вот думаю, может полезно было бы меня учёным показать, в институт какой отвезти? Пусть бы посмотрели на меня — как это так — свинья заговорила! Ведь не было ещё такого. Что вы думаете об этом?
— Не знаю, что и сказать, — отвечал Пталомеевич. — С одной стороны, науку стоило б поддержать, да и случай, конечно, необычный. Но с другой стороны, мне кажется в тягость это тебе будет — там и не погуляешь когда хочешь, а то, может, и рефлексы ставить на тебе начнут или ещё там чего испытывать... Только намаешься. Да и мы с Райхельсоном заскучаем. А назад тебя, может, и не выпустят больше. Так что не стоит тебе никуда ездить, жил бы как жил, в гости заходил бы почаще.
— Ну как скажешь, Пталомеич. А то я вот зашёл на всякий случай, думаю, может в академию меня сдать надо или ещё куда. Ну вам виднее. А мне то что — надо так надо, а нет — так мне ж и самому легче. Ну ладно. Пойду к себе, а то поздно уже.
И пошёл.
— Ступай, Поликарпушка, — сказал вслед свинье Пталомеевич, неторопясь закрыл дверь, сел в своё кресло у камина и налил чаю.
— Хороший свинья Поликарпович, — наконец заговорил Райхельсон.
— Да, — отозвался Пталомеевич, — свинья солидный, основательный очень.
— Панкратий, а может арию по этому случаю напишем? Случай-то незаурядный!
— А что, хорошая идея, давай попробуем, — согласился Панкратий Пталомеевич, — И назовём эту арию "Великий подвиг очага науки ради!"
А Райхельсон поправил:
— "Великий подвиг строит поколенья и кафедре науки — колыбель!"
Свидетельство о публикации №201072500034