Розыгрыш

              Апрельский день был по-летнему жарким. Витрины магазинов блаженно щурились от яркого солнечного света. Лужи, квакающие под оступившимися зеваками, высыхали с катастрофической быстротой. Ветви, чёрные и сморщенные от зимней спячки, словно старая негритянка на диете, торопливо выпускали молоденькие почки. Воробьи, совершенно обалдевшие от неожиданного тепла, прыгали по пробивающейся изумрудной травке, хватали козявок и хвастались друг перед другом добычею. Народ, уставший от перепадов погоды, как от капризов престарелой дамы, на ходу сбрасывал куртки и демисезонные пальто. У всех было одно желание: бросить к чёрту все дела и растянуться вот тут, рядом с воробьями, на траве.
Ах, этот жаркий апрельский день! Генриетта, чувствуя себя на десяток лет моложе, почти вприпрыжку неслась домой. В голове приятно шумело, тёплая погода не давала выветриться остаткам вина, и даже квакающие лужи, куда она с завидным постоянством
оступалась, вызывали неподдельное умиление. Сегодня ей исполнилось сорок. Но благодаря потрясающей погоде и своему характеру, она чувствовала себя почти девчонкой.

О характере Генриетты можно писать диссертацию. Или слагать легенды для потомков. Или затаить на неё злобу и склонять на все лады. Это как вам нравится. Потому что характер у неё был положительный и добропорядочный. За исключением одного. Генриетта обожала разыгрывать людей. А то, что розыгрыши были дурацкие и не остроумные (это ведь как музыкальный слух, либо он есть, либо, сами понимаете), над которыми потешалась лишь сама она, то это ничего. Главное, ещё никто не сумел отыграться. Она всегда начеку. Счёт  всегда 1:0 в еёпользу.
 
         Сегодня она, конечно же, ожидала подвоха и была всесторонне к нему готова. Похихикивая и причмокивая от удовольствия губами, она прикидывала, кто же на сей раз осмелится потягаться с ней? Деверь Колька? Генриетта в очередной раз въехала каблуком в лужу. Кольку она разыграла ещё два года назад. Зная Колькину слабость к грудям размера египетских пирамид, она прислала ему по Интернету фотографию итальянской порнозвезочки под видом русской одинокой…, ну и так далее. Месяц она нежно и страстно вздыхала по телефону, потом назначила встречу в очень популярном, а потому дорогом, кабаке, зная при этом, что Кольке придётся год откладывать свою тренерскую зарплату на этот кабак. Ей было очень любопытно, как он себя поведёт? Прикинет возможные траты и успокоится, или кинется занимать денег у всех подряд только для того, чтобы увидеть чужие сиськи? Деверь не обманул её ожиданий. Он повёл себя, как настоящий кобель, извините, мужчина. И столик заказал, и с веником томных хризантем припёрся. И сел, потирая потные ладошки да поскуливая от нетерпения. Ладошки потели у него всегда, какое-то вегетативное нарушение. И оно, это вегетативное нарушение, враз кончилось, когда напротив, в умопомрачительном наряде, присела его счастливая плоскогрудая жена. Генриетта сообщила ей, что Колька, муж её, учудил, решил пригласить свою жену, как раньше, по молодости, в кабак. Да чтобы в красивом платье, при причёске и макияже. А её, Генриетту, просил быть своего рода амуром. Только без стрел. Но с конвертом. Вот Генриетта и передаёт ей мужнино приглашение. А она пусть передаст Кольке конверт. Когда Колька сухими, на всю оставшуюся жизнь, ладошками вскрыл конверт, то любопытная жена так и не смогла допытаться, что означала надпись на белоснежном, пахнущем цветочными духами, листе: «Генриетта–Николай1:0»

          Сбоку послышалась незлобивая перебранка, словно ругаться было лень, а надо. Генриетта на ходу оглянулась. Толстая, с лоснящимся от пота лицом, молодайка в тёплом пуховике вяло облаивала парнишку, скорее всего, студентика, который топтался рядышком, со скромным букетиком непонятных цветов. Молодайка торговала «французскими» духами местного разлива, а паренёк заслонял своим худеньким тельцем её импровизированный прилавок, состоящий из колченого, постоянно норовившего упасть, табурета. Генриетте очень хотелось дослушать, чем дело кончится, но процесс перебранки был неспешным и, махнув на это дело рукой, она поспешила дальше. Толстая молодайка напомнила ей соседку, которая живёт этажом выше. Такая же корова, и такая же ленивая. Соседка Светка тоже числилась в победном списке разыгранных Генриеттой. Была она незамужняя. По возрасту, ну, не то чтобы старая дева, а так, пожилая девушка. Замуж она хотела страстно. Хоть за кого. С единственным условием: у избранника должен быть мужской голос. Ну, в смысле, бас или баритон, а не пискля, как у евнуха.
- Ой, Генька, - мечтательно говорила она Генриетте, - У меня от низкого голоса мурашки в одном месте.

Претендента на Светкину руку Генриетта подыскивала долго, со вкусом, беспощадно отбраковывая тех, кто не соответствовал её личному представлению о будущем счастливчике. Он не должен был испортить ей удовольствие от предстоящего розыгрыша. После долгих поисков счастливчик был найден. Тридцатилетний менеджер небольшой, но успешной торговой фирмы. Высокий, стройный, начитанный, и, что по - нынешним временам большая редкость, завзятый театрал. А ему, высокому и стройному, мерещилась толстая и очень уютная жена, которая божественно готовит и не претендует на совместные походы в театры. Для этого у него своя компания.
            Словом, всё было готово для встречи. Как - бы случайно, Генриетта, сидя со Светкой в небольшой кафешке, увидела знакомого менеджера. Как - бы случайно, она затащила его за столик, и, не давая обоим открыть рта, представила их друг другу. Светке на ухо умудрилась шепнуть, что мужик очень начитанный и дур не любит. Лучше сидеть с умным видом и помалкивать. Менеджер уже знал, что такой роскошной женщине, как Светлана, нравятся многозначительно молчащие мужчины. В общем, каждый старался произвести на другого наиболее благоприятное впечатление. Молчание затянулось. Генриетта, предчувствуя кульминационный момент, отлучилась на минутку. Светка уже млела, представляя, как он стиснет её в объятиях, и от его голоса побегут мурашки, ну, там, где всегда бегают. Менеджер, глядя на огромное белое чудо, мерно колышущееся в Светкином декольте, уже таял от предчувствия вкусных домашних ужинов. Пора брать быка за рога. Он продолжительно, низким голосом, откашлялся. Светка от счастья закрыла глаза.
- А что, Светочка, - вдруг неожиданно высоким, срывающимся на фальцет, голосом, проникновенно сказал менеджер, - Не обойтись ли нам без Генриетты?
- Генриетта, - завопила, покрываясь вся малиновыми пятнами, Светка, - Генриетта!
- Извините, - подошла к ним молоденькая официантка, - Это вам, - и она поставила перед Светкой белую тарелочку с золотистым ободком.
На тарелочке лежал белоснежный, пахнущий цветочными духами, листок с надписью: «Генриетта – Светлана 1:0».

                Вот и любимый кондитерский киоск. Здесь Генриетта всегда покупает себе миндальное пирожное. Только здесь оно очень нежное, покрытое твёрдой корочкой. И с невообразимо приятным запахом. Собственно, зачем ей сейчас пирожное, когда дома, наверняка, родные приготовили кучу сладостей? Но Генриетта не могла отказать себе в этом маленьком удовольствии. Всё-таки у неё сегодня день рождения. Может она себе позволить кусочек любимого лакомства?
              Генриетта выстояла небольшую очередь (только что завезли новую порцию выпечки), щёлкнув замочком, открыла сумочку, чтобы достать кошелёк, и озадаченно уставилась во внутрь. Вот неприятность! Она взяла вместо своей сумочки Натальину. Они у них как сёстры- близнецы. Потому как были куплены на одном вещевом рынке в одно и то же время. Бежать назад, на работу, бесполезно. Наталья ушла вместе с нею, пообещав прийти на день рождения немного попозже. Звонить ей домой, и извиняться, тоже нет смысла - Наталья ещё не добралась домой. Да и пирожного хочется.
- Вы как, будете только нюхать запахи или что-нибудь купите в придачу к ним? – ворвался в полёт её мыслей ехидный голос продавца.
- Да, да, извините, одно миндальное, - Генриетта, решив, что дома вложит истраченную на

пирожное десятку, открыла кошелёк и вновь замерла. Кошелёк был полон теми вожделенными бумажками, которые в народе принято уважительно называть «баксами»
             Терпение у народа в очереди закончилось очень быстро. Всем хотелось быстрее домой, и Генриетта услышала от вполне приличных и не очень людей варианты мнений о её поворотливости. В другое бы время Генриетта не преминула бы вступить в дискуссию. Но сегодня, сейчас, ей было не до того. Задумчиво глядя в кошелёк, она вышла из очереди и остановилась. Что-то мир поскучнел…. Нет, ей, конечно, не завидно, но откуда у Натальи, простого театрального кассира, столько денег? Генриетта, завернув за угол киоска, достала пачку долларов и пересчитала. Восемь тысяч сто пятьдесят пять. Нет, она ошиблась. Вот ещё две банкноты по одному доллару. Итого, восемь тысяч сто пятьдесят семь. У Генриетты был муж Сергей. Начальник тюнинга в автосалоне. Он получал достаточную сумму, правда, в рублях, для более-менее безбедного существования семьи из трёх человек, не считая огромной лохматой староанглийской овчарки по кличке Джорджи. О своей зарплате Генриетта предпочитала не вспоминать. Её хватало лишь на оплату квартиры да месячный проездной на метро. У Натальи была такая же зарплата. Здесь разницы не было никакой. Разница была в том, что у Натальи не было мужа. У неё вообще никого не было. Мать-одиночка. И вдруг восемь с небольшим тысяч долларов. 
             Неповторимая гамма чувств отразилась на миловидном лице Генриетты: от страшных подозрений до чёрной зависти. Она никак не могла определиться, с каким выражением лица вернуть ей чужое богатство. Одно было ясно – праздничное настроение испорчено безвозвратно. И в этот ответственный миг Генриетта вдруг почувствовала, как деньги уплывают из её рук. Вернее не уплывают, а выпрыгивают. Кто-то, в натянутой на глаза шерстяной шапочке (в такую-то жару!), резко выхватил пачку денег у неё из рук и большими прыжками, как кенгуру, понёсся под арку жилого дома.
             Ещё до конца не осознавая ужаса происшедшего, Генриетта рванулась следом, на ходу застёгивая Натальину сумку. Вор бежал по асфальтовой дорожке, не оглядываясь. Генриетта, потеряв от страха речь, но, приобретя остроту мысли и быстроту реакции, заработала ногами ещё быстрее и, свернув с дорожки, побежала негодяю наперерез, по газону. Воробьи, разомлевшие и потерявшие бдительность, со сдавленными воплями шарахались от неё в разные стороны. Собаки, отвоёвывавшие друг у друга территорию, удивлённо смотрели ей вслед. Вор вбежал под арку. Генриетта за ним. Вор устремился к одному из подъездов. Генриетта за ним. Мысль, что она вот-вот его настигнет, придавала ей силы. От жары и волнения пот маленькими ручейками струился по накрашенному лицу и неприятно щекотал спину. Очень хотелось пить. Вор вбежал в подъезд. Боясь не увидеть на какой этаж он уедет, Генриетта сделала последний рывок. Четвёртый этаж. Через ступеньку, оступаясь и громко ругаясь вслух, она влетела на площадку. Четыре квартиры. Слева дверь приоткрыта и играет весёлая музыка. Ничего не соображая от усталости, Генриетта рванула на себя дверь и увидела стоящего вора. С воплем она подскочила к нему, рванула с него шапочку и... услышала за спиной тихий голос: « Генриетта!». Перестав понимать происходящее, она обернулась. Перед нею стоял её муж и в руках у него был плакат, на котором огромными красными буквами было написано: «Сергей – Генриетта 1: 0».